Новость дня: Секс-доктор звезд разоблачен! 10 страница
Она, наконец, смотрит на меня впервые с тех пор, как я стоял позади нее перед зеркалом. Первые падающие звезды тают и сползают вниз по ее щеке, ее губы дрожат.
— Я замужем, Джастис! Поэтому все очень плохо. Я не какая-нибудь там... шлюха... которая просто целуется с парнями, которые не являются ее мужьями. Это не про меня! Все это... все это не про меня!
На этот раз я хватаю ее за плечи, привлекая ее внимание.
— Элли, это ты. Ты та, кто ты есть. Рядом со мной ты можешь быть неуклюжей, глупой и бестолковой, да какой угодно. Мне плевать на то, что твои волосы не всегда выглядят идеально, или на то, одежду каких марок ты носишь. Мне наплевать, какие у тебя связи или в какую школу ты ходила. И мне определенно насрать полностью на Эвана, который не знает, что такое верность и честь, и не изменится, даже если к его голове приставить гребаный пистолет. Так что, пошел он к черту. И я чувствую себя охрененно виноватым из-за того, что не смог обуздать свои желания. Ты хотела поцеловать меня, Элли. Ты хотела поцеловать меня так же безумно сильно, как и я тебя.
— Нет, — говорит она, непреклонно качая головой. Она убирает мои руки и отворачивается. — Я не хочу этого. Я не хочу быть изменщицей.
— Ты хороший человек, Элли. Нет ничего страшного в том чувстве, что ты сейчас испытываешь.
Она снова качает головой и почти выбегает из моей спальни. Я срываюсь за ней, чуть ли не наступая на пятки, не давая ей выбросить трепещущие, дышащее желание, которое возникло между нами с первого дня.
— Ты не можешь убежать от этого. Ты не можешь делать вид, как будто между нами ничего не происходит.
Она нагибается, чтобы забрать свой кардиган, все еще качая головой, отказываясь смотреть мне в глаза. Она не просто списывает со счетов поцелуй, она списывает со счетов меня. Она рвет со мной. И теперь я даже не удостаиваюсь ответа или взгляда. Я был списан со счета ее окружения. Больше она во мне не нуждается.
Боль, перемешанная с яростью, закипает прямо под моей кожей, и я остаюсь стоять позади нее, когда она пытается проскользнуть к двери.
— Серьезно, Элли? После того как все время мы сидели здесь, прямо здесь, в этой чертовой гостиной, разговаривали, смеялись и просто были вместе, ты хочешь вести себя так, словно я для тебя пустое место? Как будто то, что мы оба чувствовали, не имеет значения? Скажи мне, что это не имеет значения, Элли. Повернись, черт возьми, ко мне и скажи, что ты не хотела того, что там произошло!
Она кладет руку на дверную ручку и наклоняется вперед, прижимая лоб к гладкой поверхности. Ничего не могу поделать. Я не могу выдерживать расстояние, разделяющее нас. Я не могу потерять этого ангела, хотя бы только из-за того, чтобы не быть навечно в одиночку ввергнутым в ад. В приступе отчаяния и безумия, я обнимаю ее, полностью накрывая своим телом. Я хочу ее так же, как наркоман, подсевший на иглу, только моим наркотиком в данном случае стала она.
— Пожалуйста, Элли. Просто останься, — немедленно шепчу я, целуя ее ухо. — Останься или скажи мне, что ты не хочешь этого. Что я дурак, раз желаю тебя так сильно.
Я слышу щелчок поворачивающейся дверной ручки и надеюсь, что осколки, как у разбитого стекла, упадут на землю разбитой мечтой и украденным моментом. На землю, где улыбка Элли ярче, чем солнце, и ее смех и все это входит в саундтрек чистого, незапятнанного счастья.
— Ты дурак, — с трудом говорит она, вырываясь из моих рук. От меня. — И я не хочу этого.
Часть меня стоит у двери, ожидая ее возвращения. Надеясь, что она изменит свое решение и выберет меня. Выберет нас.
Другая же — тонет на дне бассейна, в то время как миллион крошечных звезд с жалостью смотрит на меня.
15. Страдание
— Сегодняшний урок, по сути, очень прост. Так что, давайте, сразу перейдем к делу, согласны? Откройте кейсы, лежащие перед вами.
Я ожидаю услышать звуки щелчков металла и одиннадцать шокированных вздохов, но ни на кого из них не смотрю, ни с кем не встречаюсь взглядом. Не сегодня.
— Что мы должны будем с этим делать? – спрашивает Лоринда. А, может, Мэриэнн. Или... да похрен, мне наплевать, кто именно.
— Сосать их.
— Что? — раздается от еще одной миссис Доставшей фон Недоходчивости.
— Вы будете учиться тому, как сосать их, — говорю я громче, мой голос разносится по всему помещению.
Я закрываю глаза и считаю до десяти, в попытке справиться с тем дерьмом, что меня тревожит.
— А теперь, будьте так любезны, вытащите фаллоимитаторы из ваших кейсов и прикрепите их присоской к столу перед собой, и мы сможем начать.
— Неужели вы, правда, ожидаете, что мы это сделаем? — еще одна задает вопрос, ее плаксивый голос раздражает меня. — Это отвратительно и унизительно.
— И это именно тот ход мыслей, который вынуждает член вашего мужа отправиться в рот вашей няни.
— Это отвратительно!
— Это чертовски правильно, — я массирую свой затылок и выравниваю дыхание. Вокруг абсолютная тишина, за исключением звука непрерывных ударов у меня в голове.
У меня похмелье.
И нет, не легкое похмелье.
У меня очень сильное похмелье.
Плюс, я дерьмово выгляжу. Я не побрился, успел только ополоснуться в горячем душе, перед тем как началось занятие. Мои простые бежевые брюки и белая льняная рубашка не поглажены, по волосам я провел пятерней, а во рту привкус сырых устриц, которые весь день провалялись под солнцем в пустыни.
Как я сказал, выгляжу я дерьмово. Вполне вероятно, что от меня несет алкоголем и, судя по тому, как сейчас он просачивается через мои поры, можно подумать, будто я искупался в бутылке «Джека», вместо того чтобы выпить ее.
Я сглатываю, чтобы избавиться от сухости во рту, но безрезультатно.
— Послушайте, если вы хотите научиться, как делать это дерьмо, и делать его правильно, я научу вас. Если вы слишком зацикливаетесь на стереотипах, или думаете, что Иисус не будет любить вас за то, что вы возьмете головку члена в рот, то выход вон там. Так как же вы поступите, дамы? Вы хотите, чтобы ваш муж смотрел на вас только, как на домохозяйку? Или, как на свою собственную, личную шлюху? Вам выбирать.
Никто не отвечает, но все остаются сидеть на своих местах, уставившись на восхитительно-ужасный восьмидюймовый фаллоимитатор телесного цвета, стоящий перед ними.
— Хорошо, — киваю я, скривив лицо. Черт, это больно. — Давайте начнем.
*
— Не бойся его, Мэриэнн. Он тебя не укусит.
Я наблюдаю, как почтенная женщина скользит дрожащими губами по кончику силиконового члена. Ее розовый язык немного его облизывает, перед тем как она опускает свою голову вниз и берет его полностью в рот.
— Хорошо. Очень хорошо. Позволь ему коснуться задней стенки горла и легонько посасывай, пока будешь медленно его извлекать.
Она подчиняется, глядя на меня большими карими глазами в ожидании моего подтверждения. Я хлопаю ее по спине и киваю, прежде чем направиться к следующей домохозяйке.
— Шайла, детка, используй свой язык, — приглушенно говорю я, размещая свою руку на ее плече и опускаясь рядом с ней на корточки. — Облизывай кончик, когда продвигаешься вперед. Кружи языком вокруг головки. Представь вкус тех маленьких капелек предэякулята. И тогда ты поймешь, что он готов; что ты делаешь ему очень приятно. А теперь, когда ослабишь хватку губами, сожми его снизу рукой.
Как и Мэриэнн, Шайла делает все в точности, как я говорю, даже закрывает глаза, когда представляет горячий, пульсирующий член, скользящий между ее губ. Я почти с гордостью улыбаюсь, когда слышу урчащий стон, вырывающийся из ее глотки. Она тоже это чувствует. Мысль о том, чтобы поставить мужчину на колени с помощью своего рта, ее возбуждает. Черт, это даже меня немного возбуждает.
Позади Шайлы, Лэйси пытается всосать выданный ей напрокат член.
— Притормози, Лэйси. Помедленнее. Чувственнее. Не спеши, — я кладу руку ей на затылок и медленно подталкиваю ее, вынуждая действовать в нужном темпе. — Медленее, дорогая. Вот так. Попробуй на вкус каждый дюйм, смакуй его. Возьми его как можно глубже в свой рот, детка. Да... до задней стенки горла.
Я слегка сжимаю ее волосы, когда она издает приглушенный стон.
— Хорошо, теперь немного быстрее. Соси его сильнее, детка, но по-прежнему нежно. Возьми его полностью своим прекрасным, влажным ртом.
Потянув ее немного за волосы, я стараюсь сделать так, чтобы Лэйси двигала головой вверх-вниз с определенным темпом. Она берет фаллоиммитатор и начинает с энтузиазмом массировать его рукой, продолжая сосать, я делаю шаг назад, любуясь тем маленьким чудовищем, которое создал.
Я активно принимаю участие в занятии женщин, пока они исследуют искусство орального секса, явно получая истинное удовольствие от своей очевидной неловкости и неопытности. Это именно то, что мне необходимо, чтобы отвлечься от давления в висках и ярости, которая скопилась в моем затылке. Не говоря уже о пустяковой боли в моей груди. Я ее просто не замечаю. Я запечатал все это как можно глубже, концентрируясь только на своей работе. В конце концов, черт побери, мне давно следовало все это сделать. Не ублажать дуру, которая льет слезы по поводу измены ублюдка-мужа и неудачного обманного замужества. Не сидеть, просматривая бессмысленное количество серий полной бредятины, и есть всякое дерьмо, пока она прижимается ко мне, как «динамщица», какой на самом деле и является. И не позволять ей заставлять меня поверить, что я нечто большее, чем человек, нанятый для оказания помощи, что, мать его, почти равносильно лучшему другу-гею навеки вечные.
Как же я дошел до этого? Как, черт возьми, я так легко позабыл о том, кем являюсь на самом деле, и за что боролся?
Я даже не могу всерьез винить ее. Она проста, неинтересна и поверхностна. Она не могла копнуть глубже в своих поверхностных мыслях. Поэтому я не могу переложить на нее ответственность за то состояние, в котором сейчас нахожусь. Я позволил этому случиться. Я разрешил этому случиться, хотя поклялся, что подобное никогда не произойдет. Мне не следовало узнавать ее лучше. Я знал, к какому типу людей она относится, с того самого дня, как она дала четко понять, что я был посторонним. Никем. Не достаточно хорошим даже для того, чтобы быть со мной честной. Я был блестящей новой игрушкой, которую потом выбросили, потому что ей надоело со мной играть.
Мои мысли ведут меня к столу из красного дерева, за которым она сидит, но я не смотрю на нее. Я узнаю, что это она, только по ее по обуви, тем же босоножкам, что шлепали по дорожке, когда она вторгалась в мое времяпровождение у бассейна по вечерам. Те же босоножки, которые она сбрасывала перед тем, как положить ноги под попу и свернуться рядом со мной.
Я ненавижу эти проклятые босоножки. Мне следовало сказать ей об этом. Никто не захочет женщину, которая носит босоножки. Мужчины хотят женщин, которые носят обувь с каблуками. Платформы, туфли на шпильке. Каблуки, которые выглядят чертовски сексуально, когда лежат на наших плечах или обернуты вокруг талии. Нет никакой дерьмовой сексуальности в босоножках. Они на одном уровне с вьетнамками, которые находятся всего в шаге от кроксов.
Гребаных кроксов.
— Вы делаете это неправильно, — резко выпаливаю я, прежде чем мои рефлексы говорят мне не впутываться в неприятности.
— Что?
Я все еще не смотрю на нее. Я продолжаю удерживать взгляд на ее босоножках и маленьких розовых кончиках пальцев, которые из-под них выглядывают. Даже ее пальчики прелестны.
Хм. Прелестны.
Я никогда не был поклонником прелестного. Пухленькие младенцы прелестны. Щенки прелестны. Иногда даже старушки по имени Этел. Ничего из перечисленного не приравнивается к сексуальному. Значит, и она не должна.
— Я сказал, что вы делаете это неправильно, — строго говорю я.
— Я это слышала, — ее голос тихий и грустный. Такой же, как и она сама. Тихая, грустная, прелестная женщина. — Что я делаю не так?
— Все.
— Все? — пораженно спрашивает она. Похоже, она хотела, слишком сильно преуспеть в этом, чтобы сделать Эвану свой первый минет, гарантирующий, что он перестанет шляться налево. Словно она хотела стать Суперлидером в Верхнем Ист-Сайде и похвастаться своими талантами на рекламных щитах Таймс-сквер.
— Да. Вы все делаете неправильно, — извини, Суперлидер младший. Для тебя в книге рекордов местечка не найдется.
Я начал поворачиваться, немного довольный собой, когда ее тихий, грустный голос останавливает меня.
— Можете научить меня, как?
Могу ли я научить ее, как?
Могу ли я научить ее, как?
Я проглатываю свой первоначальный ответ, который, наверное, состоял бы из того, куда ей следует пойти и как именно, вместе с тем, что втолкнется в ее упругий, фригидный зад, и я пользуюсь этим моментом, чтобы сделать вздох перед тем, как сформулировать более профессиональный ответ.
— Если вы нуждаетесь в дополнительной помощи, миссис Карр, я предлагаю вам записаться на прием в рабочее время.
— На прием? — в ее голосе я могу услышать смятение и боль.
— Да. Предварительно записавшись. Так делают клиенты, когда обнаруживают, что им требуется больше помощи, чем обычно. Из-за их неопытности, которая мешает им прогрессировать. Я не могу уделять вам дополнительное внимание просто потому, что вы в нем нуждаетесь, и отнимать драгоценное время класса, лишая тем самым внимания других. Такое поведение было бы несколько глупо с моей стороны, вам не кажется? — лаконично отвечаю я, вернув ей ее же собственные слова.
Ее лицо искажается, как будто я только что ударил ее, глаза становятся в два раза больше, и она сидит, разинув рот.
— Что ты делаешь? — шепчет она, хотя уже слишком поздно. У нас появилась аудитория. И прямо сейчас эти сплетницы почуяли запах свежего дерьма, чтобы разнести его, предварительно перемолов. Тем не менее, я наклоняюсь к ней ближе, вторгаясь в ее личное пространство, и даже втягиваю воздух, которым она дышит. Я хочу, чтобы ей было так же не по себе, как и мне. Хочу, чтобы она была такой же униженной и оскорбленной, каким был я.
— Я делаю свою работу, миссис Карр. Именно ту, за которую ваш муж заплатил мне.
*
К тому времени, когда я отпускаю дам, я чувствую себя уставшим, как морально, так и физически. Все болит. Я не могу не думать о каждой части своего тела, которая бы не болела от каждого шага, пока бреду обратно в убежище своего дома. И это чувствует не только мое тело. Я слишком напряжен, слишком взвинчен. Я чувствую, что могу взорваться в любой момент.
Я знаю, что облажался в классе с тем, как разговаривал с Элли, но, черт, она это заслужила. Она должна была увидеть, кто я на самом деле... и что она растоптала меня. И как бы сильно мне это не нравилось, стоит признать, что она вызвала беспорядок, в котором я нахожусь прямо сейчас. Так что, браво, Эллисон Эллиот Карр. Ты в одиночку изгадила мой день и сделала мои шары синими. И напомнила мне о том, почему я презираю таких людей, как ты... почему я ненавижу этот мир, из которого ты пришла, и почему я освободился от него.
Спасибо, Элли. Суки, похожие на тебя, создают ублюдков с холодным сердцем, вроде меня.
— Эй!
Я снова слышу шлепанье этих проклятых босоножек, и моя кожа становится липкой и горячей. Я стараюсь не подавать виду и продолжаю идти, не обращая внимания на ее приближение.
— Я сказала, эй! Не хочешь сказать мне, что, черт возьми, с тобой не так?
— Запишитесь на прием, миссис Карр, — рычу я, не оборачиваясь, пока вожусь с замком в своей двери. Черт побери, у меня нет времени на это дерьмо.
— Я не собираюсь записываться к тебе на прием, Джастис. Почему ты так себя ведешь?
Ее голос прямо здесь, прямо позади меня. Я почти чувствую ее теплое дыхание на своей спине. Она так близко, что ее тепло смешивается с моим, и я не способен ответить. Я слишком устал от всего этого. Слишком обессилен, чтобы даже попытаться понять, что произошло между нами. Может быть, я все себе придумал. Может быть, Элли слишком невинна и испытывает ко мне платонические чувства. Я мог неправильно понять ее сигналы. Черт, может быть, она действительно смотрит на меня, как на друга-гея на веки вечные.
— Эй, — говорит она мягко, кладя руку на мою вспотевшую спину. — Поговори со мной.
Я не понимал, как сильно мог скучать по простому прикосновению, пока ко мне не прикоснулись. Так просто впустить ее назад. Разрешить ей ерзать в моих объятиях и улыбаться мне, словно она солнце, а я каждая звезда на ее небе.
Когда вы проводите свою жизнь в темноте, глядя вверх и безумно желая чего-то лучшего, чего-то яркого, вы просто не понимаете, насколько вы одиноки. До тех пор, пока не засветит солнце, проливая свет на все пустые пространства, и наполняя их прекрасным теплом. Но когда солнце покидает вас, все кажется темнее и холоднее, чем раньше.
Более пустым.
Одиноким.
Я заставляю себя толкнуть дверь и сделать шаг внутрь, не до конца уверенный в том, останется ли она стоять на пороге. Когда я оборачиваюсь, она стоит в моей гостиной. Я хочу, чтобы она осталась; я хочу видеть ее улыбку и услышать маниакальный смех, ее дрянные шутки. Но не хочу испытывать ту боль, что развернется в полную силу, когда она снова уйдет. Я могу сделать это только один раз в своей жизни, так что при всех намерениях и целях, я собираюсь поступить правильно.
— Чего ты хочешь, Эллисон?
Она колеблется, оглядывая комнату, как бы ища помощи. Я отворачиваюсь и начинаю двигаться в сторону своей спальни.
— Ты знаешь, где выход.
— Подожди, — кричит она. — Я просто... пожалуйста, Джастис. Я не могу оставить все вот так.
Я чувствую вспышку гнева, и мое раздражение очевидно так же, как и напряжение, повисшее между нами.
— Как что?
— Я знаю, тебе больно, и…
— Мне не больно.
— О, — она выглядит удивленной, будто ожидала увидеть меня оскорбленным. Будто просто знала, что была охрененно важна для обеспечения моего счастья. Она кивает, как будто бы понимая, что это не так. Даже близко. — Ну, мне не следовало давать тебе надежду, что мы... что между нами может быть что-то большее, чем дружба.
Я с насмешливой ухмылкой делаю шаг в ее сторону.
— Так вот, что ты думаешь, это было?
— Что ты имеешь в виду? — хмурится она.
— Ты думала, что я был твоим другом? Ты думала, что действительно нравишься мне? Что я хотел, чтобы наши отношения переросли в нечто большее? — я язвительно смеюсь, звук резкий и слишком громкий даже для моих ушей. — Эллисон, ты клиент. Обязательства по договору. А не мой друг. У меня нет друзей, и никогда не было, и, конечно, я не искал в тебе друга.
— Что?
Я быстро подхожу к ней, гнев и раздражение направляют каждый мой шаг, пока не останавливаюсь в мизерном дюйме от ее лица. Искры страха скачут в этих бирюзовых глазах, она ахает от удивления, и ее мягкие, сладкие губы дрожат. Я представляю, как она покусывает их, всасывает в свой рот и пробует эту дрожь.
— Я что, мать твою, заикаюсь? Ты не мой друг, и никогда им не будешь. Ты дружишь со своей служанкой? Со своим водителем? С человеком, который ходит по пятам за твоей гребаной собакой и убирает за ней говно? Ты заплатила мне за услуги, и я их предоставил. Конец истории.
Наконец, она решается сделать шаг назад, отвращение запечатлелось на этом красивом порочном лице.
— Почему ты так себя ведешь? Как ты можешь говорить, что мы никогда не были друзьями, Джастис? Я рассказывала о всяком. О личных вещах. И ты искренне заботился обо мне. Ты был таким внимательным и милым…
— Милым? Милым? — кричу я, и пронзительный звук отдается в моем черепе. Боль есть ничто по сравнению с той болью, которая распространяется в холодном пустом пространстве моей груди. В пространстве, которого больше не касается солнце. — Я нихера не милый, Элли. Ни на долбаную капельку.
Она прищуривается, как будто видит меня впервые.
— Похоже на то.
— Хорошо, — разворачиваюсь я, надеясь почувствовать себя победителем. И все же боль опустошения просто продолжает распространяться, пока не доходит до моего горла и не начинает душить меня. Я едва могу дышать, но не могу позволить ей увидеть это. Я не могу показать ей, что она делает со мной... что она делает со мной сейчас. — Ты можешь уйти, — сиплю я, с трудом преодолевая давление на голосовые связки.
Я стою, замерев на месте, пока не слышу щелчок двери позади меня. Я выдыхаю со звуком, который кажется слишком разбитым и неровным, чтобы вырваться из моего горла. Я не чувствую себя самим собой. Такое чувство, словно самозванец вполз в мое тело, натянул мою кожу и контролирует мои кости, словно переключение передач. Он сказал все эти вещи Элли, а не я. Но это я потерпел полное поражение.
Давление от ярости в груди и в горле вызывает прилив желчи, и я быстрее сдираю одежду, отчаянно желая смыть остатки ее присутствия на моем теле. Вода в душе горячая, но я не чувствую ее. Я ничего не чувствую, и в то же время чувствую абсолютно все; все эмоции и ощущения, переполняющие меня, дошли до точки онемения боли. Этого всего для меня слишком много, чтобы можно было переварить, слишком много, чтобы сохранить лицо, сдерживая все под маской беспристрастности. Я дал слабину всего один раз, хотя всегда держался так хорошо — когда мне было на все абсолютно посрать.
Я чувствую привкус соли в воде от брызг с моего лица, и другой надтреснутый звук вырывается из моего горла. Я прислоняюсь к стене душа, представляясь больным, хотя дело не в моем желудке. Я ударяю кулаком по скользкой плитке и с трудом произношу сорвавшееся проклятие. Мне необходимо облегчение от боли. Я разрушаюсь изнутри, и если не очищу от болезни свое тело, она поглотит меня, как рак.
Я обхватываю пальцами свой член и смотрю на него глазами, залитыми водой, как он пробуждается в результате моей команды. Он твердеет почти мгновенно, и с первым движением руки я с облегчением выдыхаю. Ему хорошо, даже очень, и он способен ослабить давление других частей моего тела. В погоне за этими ощущениями, другой рукой я массирую свои шары, и из меня вырывается глубокий, гортанный стон. Я закрываю глаза и отдаюсь этому удовольствию, и ничему больше.
Мои движения начинают ускоряться и становятся отчаянными, и я громко и тяжело дышу с болезненным усилием. Я чувствую приближающееся облегчение, выстреливающее из основания моего позвоночника и заражая раскаленные мышцы. Ощущение покалывания ползет по бедрам к моему паху. Оно погружается в мои яйца и затягивает их в горячий, пульсирующий узел, воруя каждую унцию силы моего тела во время подготовки к освобождению.
Всего пару движений и я обрету долгожданную свободу. Я буду освобожден от дерьмовых чувств, которые я когда-либо испытывал к Элли. Все это должно быть скоро смыто в канализацию, пока не превратится в ничто.
Если бы я не был так поглощен чувством освобождения и своей рукой, сжимающей член, то понял бы, что был не один. По крайней мере, я бы почувствовал движение по ту сторону двери душа. Я бы почувствовал эти лазурные глаза, наблюдающие за мной в мой самый уязвимый момент через матовое стекло душевой кабинки. И я был бы готов к прохладному воздуху, коснувшемуся моей голой спины, когда позади меня открылась дверь.
16. Обладание
Я сдерживаю стон, который готов вырваться из моего горла, и открываю опухшие глаза, но не оборачиваюсь к моей незримой наблюдательнице. Я знаю, что она там, но не могу позволить ей увидеть меня в таком виде, с покрасневшими от слез глазами и членом, пульсирующим в моей руке. Она уже знает, что я грубиян — кто-то, кто развращает ее совершенное существование и замещает его чем-то диким, граничащим с психическими отклонениями. Возможно, это я и есть. Может быть, я на самом деле негодяй, который делает все это. И это не в первый раз.
Дверь медленно закрывается, и я вздыхаю с облегчением и раздражением. Она видела то, чего не должна была видеть. Она вернется к Эвану, прекрасно понимая, что ее место рядом с ним. А я... я просто временная замена.
Теплые руки обвивают мой торс, и я вздрагиваю от неожиданного ощущения нежной кожи, которая контрастирует с моей собственной. Я смотрю вниз, на ее нежные руки, которые скользят по моему животу, и на пальцы, скользящие по моему прессу. Я хочу спросить ее, что она здесь делает, но боюсь, вдруг она остановится. Я просто хочу, чтобы она касалась меня, даже если это все неправда.
Ее руки двигаются дальше, и я вздрагиваю, когда она обхватывает мой член, по-прежнему твердый, набухший от затянувшегося надолго освобождения.
— Элли, — стону я сквозь рыдания. Я не могу точно определить удовольствие это или боль.
— Ш-ш-ш, — шепчет она, ее губы путешествуют по моей коже. — Просто позволь мне сделать это. Пожалуйста.
Она целует меня в спину, пока ее рука медленно ласкает мой член. Тот дико пульсирует под ее пальцами, в то время как по напряженным венам проносится возбуждение и предвкушение. Ее пальцы ласкают головку перед тем, как она делает скручивающие движения и берет его полностью в свою руку, оказывая идеальное давление. Теплота ее кожи, выравнивающая мой разъяренный жар, горячая вода, и ее губы, путешествующие с поцелуями по моей спине — все это заставляет меня тонуть в ощущениях.
Она чувствует себя здесь так хорошо, прикасаясь ко мне, знакомясь с самыми интимными участками моего тела. Одна ее рука по-прежнему трахает меня, другая захватывает мои яйца. Она делает круговые движения рукой вокруг моего члена с каждым поглаживанием, а затем осторожно сжимает другой. Ласкает, сжимает, ласкает, сжимает. Это не больно, но смесь ощущений сводит меня с ума. От вращающегося захват ее руки на моем члене мне безумно хочется кончить, и мое семя вырывается, разбрызгиваясь по стене душа. Но она продолжает нежно сжимать его у основания, продлевая интенсивность моего удовольствия.
Я, черт побери, ошеломлен.
Потребность прикоснуться к ней, поцеловать ее становится невыносимой, и я поворачиваюсь к ней лицом. Я наблюдаю, как ее глаза округляются от удивления, пока она окидывает взглядом мое обнаженное тело, мой член гордо поднимается снова, упираясь в середину ее живота, все еще прикрытого одеждой, промокшей насквозь. Мокрая ткань прилипает к ней, как вторая кожа, и ее рыжие волосы как попало падают на лицо и шею.
— Джастис… — шепчет она, и ее взгляд пожирает каждый сантиметр моего тела. Ее губы подрагивают, то ли от страха, то ли от холода. — Ты... ты великолепен.
Я заключаю ее в свои объятия, и на мгновение мои губы касаются ее, и я чувствую, как возрождаюсь. Я не дышал с тех пор, как она покинула меня прошлой ночью. Не могу сказать был ли я мертвым до тех пор, пока ее живительная сила не коснулась меня — не вошла в меня — целуя ее губы, я пробовал на вкус надежду и прощение. Она неистово обхватывает руками мою шею, и мои руки непроизвольно начинают срывать с нее промокшую одежду, безумно желая почувствовать скольжение ее кожи на своей. Я подталкиваю ее, прижав к стене душевой кабины, и пытаюсь снять перекрутившееся и насквозь промокшее платье через голову. Ее бюстгальтер падает следующим, и крошечный клочок кружев, трусики, тут же следует за ним.
Я знаю мне следует делать все медленно, иначе я могу не получить еще одного шанса поцеловать ангела. Но чувствуя вкус Элли на своем языке и ее мягкую, гладкую кожу, прижимающуюся к моей, отдающую свое тепло, я не в состоянии думать ни о какой остановке.
Словно прочитав мои мысли, она обворачивает свои ноги вокруг моих бедер, и мы сразу же возвращаемся к тому, на чем и расстались почти сутки назад — моя эрекция между ее ног, ее щиколотки обхватывают мою талию, но теперь на нас нет одежды, и мой возбужденный член находится прямо напротив ее мягкой щели. Стоит мне немного согнуть колени и чуть-чуть толкнуться вперед, и я буду внутри нее.
Я так сильно хочу, чтобы мои яйца были глубоко между ее ног, но это будет позднее. Я хочу, чтобы Элли запомнила этот момент навсегда, даже если он закончится позором. Даже если я никогда не коснусь рая снова. Я хочу, чтобы она запомнила, как я управлял, как никто другой, ее телом, и дал ей то, чего она больше всего жаждет, то, что она никогда не получала.
С нею, сидящей верхом на моей талии, я посасываю напряженный сосок и пальцами пощипывают другой. Элли громко ахает и впивается ногтями в мои плечи. Моя другая рука поддерживает ее голую попку, и я позволяю ей соскользнуть дальше вниз, находя ее влажный вход. Мой член ритмично трется о клитор, и я вставляю кончик пальца в киску, заставляя ее вскрикнуть. Она сжимается вокруг него, и я чувствую ее пульсирование, граничащее с мольбой. Я толкаю палец дальше и начинаю медленно делать им ритмичные движения, по-прежнему дразня ее клитор своей эрекцией и лаская ее грудь своим языком.
Я прекрасно могу выполнять несколько дел одновременно, особенно таких.
Вставив второй палец, я чувствую, как ее стенки вибрируют от приближающегося оргазма. Она неистово дышит, стонет, зарывается пальцами в мои волосы и царапает плечи. Я ускоряю темп моих бедер и пальцев, и более интенсивно сосу и покусываю ее соски.
— Подожди, подожди, о, боже, — хнычет она.
— Что? — спрашиваю, посасывая сосок и немного замедляясь, но не останавливаюсь, я не могу остановиться, поэтому даже не пытаюсь.
— Что-то со мной не так. Я чувствую себя как-то странно. Ой... нет... это слишком сильно... ой.
Я продолжаю работать в том же ритме и хитро улыбаюсь, глядя на ее пылающую кожу.
— С тобой все в порядке, ты кончаешь, детка. Кончи для меня.
Я нажимаю головкой прямо на ее клитор и удерживаю, а ее напрягшаяся киска начинает пульсировать, окончательно теряя контроль. Со сдавленным криком, тело Элли сначала застывает, затем извергает поток соков, полностью пропитывающих пальцы и собирающихся в мою ладонь. Я пережидаю волны оргазма, ослабляя трение ее клитора, в то время как мой рот прокладывает дорожку вверх по ее разгоряченной коже, к ее губам, чтобы глубоко ее поцеловать, заглатывая ее тихие стоны удовольствия.