Пятница, 20 декабря – суббота, 21 декабря 3 страница
Через пять лет Арманский оказался в руководстве компании, а еще через десять лет стал исполнительным директором. Конечно, нашлись и те, кто противодействовал его карьерному росту. Но потом противникам пришлось смириться. За годы его работы «Милтон секьюрити» превратилось в одно из самых компетентных и авторитетных охранных предприятий Швеции.
В компании «Милтон секьюрити» работали триста восемьдесят штатных сотрудников и еще около трехсот надежных фрилансеров[24], которым платили за выполнение тех или иных поручений. Так что по сравнению с такими предприятиями, как «Фальк» и «Шведская служба охраны», «Милтон секьюрити» считалась небольшой. Когда Арманский только поступил на службу, предприятие еще называлось «Акционерное общество Юхана Фредрика Милтона «Общественная охрана», и его клиентами были торговые центры, нуждавшиеся в контролерах и вышибалах с мощными мускулами.
Под его руководством фирма сменила название на более удобное для международных контактов – «Милтон секьюрити» и взяла курс на освоение новейших технологий. Претерпел изменения и кадровый состав: бывшие ночные сторожа, любители униформы и подрабатывающие гимназисты сменились высококвалифицированными спецами. Арманский нанял отставных полицейских на должности оперативных руководителей; были в компании политологи, занимающиеся проблемами международного терроризма, знатоки индивидуальной защиты и борцы с промышленным шпионажем, а главное, специалисты по телекоммуникациям и компьютерам. Предприятие перебралось из отдаленного района Сольна в новое респектабельное здание неподалеку от Шлюза, в центре Стокгольма.
К началу 1990‑х годов компания «Милтон секьюрити» уже предлагала охранные услуги на вполне современном уровне и обслуживала узкий круг избранных клиентов; в основном это были средние предприятия с высоким оборотом и состоятельные частные лица – недавно разбогатевшие рок‑звезды, биржевики и главы интернет‑компаний. Почти семьдесят процентов оборота складывалось за счет того, что компания предоставляла телохранителей и обеспечивала безопасность шведских предприятий за рубежом, в основном на Ближнем Востоке. Благодаря Арманскому оборот побил все рекорды – он подскочил с неполных сорока миллионов в год почти до двух миллиардов. Оказалось, что торговать безопасностью – дело крайне прибыльное.
Работа делилась на три основных сегмента: консультации по безопасности, которые заключались в обнаружении возможных или предполагаемых угроз; меры предосторожности, – обычно монтировали дорогостоящие камеры наблюдения, охранную или пожарную сигнализацию, электронные запирающие системы и компьютерное оборудование. И, наконец, непосредственная охрана частных лиц и предприятий – от реальной или воображаемой угрозы. Именно этот сектор рынка за последнее десятилетие раскрутился и набирал обороты – он увеличился в сорок раз и завоевал новую прослойку клиентов. Ее составляли преуспевающие женщины, которым угрожали бывшие приятели и мужья. Или за ними охотились анонимные сталкеры, – то ли они влюбились в них по телевизору, то ли их покорили обтягивающие джемпера или цвет губной помады. Кроме того, «Милтон секьюрити» тесно сотрудничала с родственными предприятиями из других европейских стран и США и обеспечивала безопасность многих иностранных гостей во время их визитов в Швецию. Например, в их числе была одна популярная американская актриса, которая провела два месяца на съемках фильма в местечке Тролльхеттан[25]. Почему‑то ее агент посчитал, что во время нечастых прогулок возле гостиницы ей необходимы телохранители.
Был и четвертый, значительно менее объемный сегмент, и в нем было занято считаное количество сотрудников. Здесь занимались сбором и анализом личных обстоятельств.
Арманский был не слишком доволен именно этой стороной деятельности. Особых прибылей она не сулила, зато доставляла массу хлопот, поскольку требовала от сотрудников многих интеллектуальных навыков, а не просто умения разбираться в телекоммуникациях или монтировать аппаратуру для скрытого наблюдения. Иногда изучение личных обстоятельств означало элементарную проверку кредитоспособности, или выяснение деталей биографии при приеме на работу, или проверку причастности кого‑то из сотрудников к утечке информации или к преступной деятельности. Одним словом, ищейки выполняли важную часть оперативной работы.
Нередко клиенты обращались к Арманскому с личными проблемами, со всякой чепухой.
«Я хочу знать, что за оборванец общается с моей дочерью…»
«Мне кажется, жена мне изменяет…»
«По‑моему, мой сынишка по наивности угодил в дурную компанию…»
«Меня шантажируют…»
В таких случаях Арманский чаще всего отказывался помогать своим клиентам. Взрослая дочь имеет право общаться с любым оборванцем, а с изменами, по его мнению, супругам следовало бы разбираться самостоятельно. Вмешиваться в подобные дела означало угодить в ловушки, чреватые скандалами и юридическими препонами для «Милтон секьюрити». Поэтому Драган Арманский довольно строго контролировал подобные поручения, хотя погоды в общем обороте предприятия они не делали.
Сегодня утром, к сожалению, предстояло заниматься именно сбором и изучением личных обстоятельств. Драган Арманский разгладил рукой стрелки на брюках и откинулся на спинку своего комфортабельного рабочего кресла. Он придирчиво разглядывал сотрудницу по имени Лисбет Саландер. Она была на тридцать два года моложе его, и он уже в тысячный раз убеждался: вряд ли можно найти менее подходящего сотрудника для работы на престижном охранном предприятии, чем она. Но, несмотря на свои сомнения и противоречивое отношение, Арманский безусловно считал Лисбет Саландер самым компетентным экспертом из всех, с кем ему приходилось сталкиваться за время работы. За те четыре года, что она с ним работала, Лисбет ни разу не схалтурила и не представила ни единого бездарного отчета.
Напротив, она всегда добивалась превосходных результатов. Арманский не сомневался, что Лисбет Саландер – уникальный талант. Конечно, собрать сведения о кредитоспособности или добыть справку у судебного исполнителя мог любой сотрудник, но Саландер действовала с размахом и всегда добывала самую неожиданную информацию. Драган так и не сумел толком понять, как именно она это делает; порой ее способность добывать сведения граничила с магией. Она, как никто другой, ориентировалась в бюрократических архивах и могла отыскать досье на самых неприметных людей. А главное, умела втираться в доверие к тому, кого проверяла. Если только можно было откопать какой‑нибудь компромат, она неслась в нужном направлении, как запрограммированная ракета.
Словом, ее талант проявлялся в самых разных направлениях.
Порою досье, которые собирала Лисбет Саландер, могли полностью скомпрометировать тех, кто попадал в зону действия ее радара. Арманский до сих пор вздрагивал, вспоминая один эпизод. Он поручил ей проверить одного ученого из фармакологической компании, которую готовились выставить на торги. Работа, рассчитанная на неделю, чересчур затянулась. Спустя четыре недели после нескольких напоминаний Саландер заявилась с отчетом, где документально подтверждалось, что объект, за которым она наблюдала, является педофилом и как минимум дважды оплачивал сексуальные сеансы с тринадцатилетней проституткой в Таллинне. Кроме того, по некоторым сведениям, он проявлял патологический интерес к дочери своей тогдашней любовницы.
Некоторые качества, которыми обладала Саландер, буквально доводили Драгана до полного отчаяния. Обнаружив, что ее объект оказался педофилом, она не позвонила Арманскому, не ворвалась к нему в кабинет – мол, есть о чем поговорить. Даже не намекнула, что составила сенсационный отчет. Просто как‑то вечером положила его на письменный стол Арманскому, как раз когда он уже собирался выключить свет и отправиться домой. Он взял отчет с собой и заглянул в него только поздним вечером, когда сидел и смотрел телевизор в гостиной своей виллы на острове Лидингё и только‑только собирался выпить с женой по бокалу вина.
Как всегда, Лисбет выполняла задание по всем правилам, со сносками, цитатами и ссылками на дополнительные источники. Отчет начинался с биографических данных об объекте, затем излагались сведения о его образовании, карьере и материальном положении. И только на странице 24, под неброским заголовком, Саландер взорвала бомбу. Она описывала поездки в Таллинн так же сухо и обстоятельно, как и все остальное – о том, что он обитает на вилле в Соллентуне[26]и владеет темно‑синим «Вольво». Она приложила огромный ворох документов – в частности, фотографии тринадцатилетней девочки рядом с наблюдаемым объектом. Снимок был сделан в холле таллиннского отеля, и рука объекта находилась под свитером девочки. Каким‑то образом Лисбет Саландер удалось разыскать эту проститутку и записать на диктофон подробное интервью с нею.
В результате Арманский буквально впал в ступор.
Ему пришлось принять пару таблеток против язвы желудка. Затем он вызвал заказчика – с этим нельзя было медлить. И в конце концов, после весьма нелицеприятной беседы – вопреки категорическому нежеланию заказчика, – ему пришлось передать материалы в полицию. А обращение в полицию означало, что «Милтон секьюрити» придется выступать на суде. Если обвинение не удастся доказать или мужчину признают невиновным, возникнет опасность, что на охранную фирму подадут в суд за клевету. А вот это уже никуда не годится.
К счастью, все обошлось.
Больше всего в Лисбет Саландер его раздражала невозмутимость и полное безразличие. Но за долгие годы у «Милтон секьюрити» сложилась репутация фирмы, нацеленной на консервативность и стабильность. От имиджа зависело чрезвычайно многое. А Лисбет Саландер выпадала из этой идиллической картины – она выглядела как экскаватор на ярмарке роскошных яхт.
Арманский воспринимал почти как наваждение то, что звезда его фирмы – бледная анорексичная девица с короткой стрижкой и пирсингом на носу и бровях. На шее у нее имелась двухсантиметровая татуировка в виде осы; одна наколка‑цепочка охватывала бицепс левой руки, другая, такая же, – щиколотку. Когда Саландер заявлялась в майке, Арманский мог констатировать, что на спине у нее присутствует большая татуировка в виде дракона. Природа наделила ее рыжей шевелюрой, но Лисбет красила волосы в иссиня‑черный цвет. Она выглядела так, словно только что очнулась после недельной оргии в тусовке любителей тяжелого рока.
На отсутствие аппетита ей жаловаться не приходилось. Арманский не сомневался, что Саландер ест что попало, не считая калорий. Просто она от рождения была худая, по‑детски субтильная, стройная; у нее были изящные руки, узкие щиколотки и едва различимая под одеждой грудь. В свои двадцать четыре года она выглядела на четырнадцать.
В ее внешности доминировали азиатские черты – широкий рот, маленький нос и высокие скулы. Она передвигалась стремительно, как паук, а когда работала за компьютером, то стучала по клавиатуре почти с маниакальным упорством. С такой фигурой ей вряд ли удалось бы сделать карьеру в модельном бизнесе, но ее лицо, показанное крупным планом и с удачным мейкапом, вполне можно было бы поместить на любом рекламном щите. С эпатажным макияжем (порой она еще пользовалась ужасной черной помадой), татуировками и пирсингом в носу и бровях – она все же умудрялась сохранять какую‑то привлекательность. И это было необъяснимо.
Но еще более необъяснимым было то, что Лисбет Саландер вообще работала на Драгана Арманского. Обычно он не контактировал с такого типа женщинами и тем более не собирался предлагать им работу.
Сначала ее взяли секретаршей по рекомендации Хольгера Пальмгрена, адвоката, который раньше вел личные дела старины Ю. Ф. Милтона, а сейчас уже вышел на пенсию. По его словам, «Лисбет Саландер очень продвинутая девица, хотя и склонна к асоциальному поведению». Пальмгрен просил Арманского дать ей шанс, и тот пообещал, хотя и неохотно. Но Пальмгрен не из тех, кто мог бы смириться с отказом; в этом случае он только удвоил бы свое давление. Так что Арманскому проще было сразу согласиться. Он знал, что Пальмгрен, как адвокат, защищает асоциальную молодежь и прочих маргиналов. И в то же время не лишен здравого смысла.
Правда, Драган сразу пожалел о своем обещании, как только увидел Лисбет Саландер.
Девушка не просто казалась безрассудной – с точки зрения Арманского она являлась олицетворением безрассудства как такового. Она не посещала старшие классы школы, никогда не переступала порога гимназии, и уж тем более не приходилось говорить о высшем образовании.
В первые месяцы Саландер очень старалась – она находилась на работе целый день или почти целый; во всяком случае, регулярно появлялась на службе. Она варила кофе, получала почту и следила за копировальной техникой. При этом ее совершенно не волновали такие понятия, как рабочий график или традиционный распорядок дня.
Она просто бесила своих коллег. Ее прозвали девицей с двумя извилинами: одна – для того чтобы дышать, а другая – чтобы стоять прямо. Она никогда ничего не рассказывала о себе. Сослуживцы, которые пытались заговорить с ней, редко удостаивались ответа. Так что вскоре люди перестали к ней обращаться. Они пытались шутить – и тоже безуспешно. Саландер бросала на шутников равнодушные взгляды или же реагировала на них с откровенным раздражением. У нее резко менялось настроение, если ей казалось, что кто‑то над ней подшучивает. А случалось это довольно часто, тем более что такой стиль общения был принят в офисе.
Так что ее поведение не располагало ни к доверию, ни к дружбе, и вскоре она превратилась в белую ворону, в кошку, которая гуляет сама по себе по коридорам «Милтон секьюрити». Ее считали совершенно безнадежной.
Так прошел месяц, и Арманский вызвал Саландер к себе в кабинет, чтобы уволить. Она невозмутимо выслушала перечень своих грехов, не возражая, при этом ни один мускул не дрогнул на ее лице. Только когда он закончил выговаривать ей и осуждать ее поведение и уже собирался предложить ей попробовать себя на каком‑нибудь другом поприще и в другой фирме, где она могла бы полнее использовать свои способности, она довольно резко оборвала его. Впервые он услышал от нее связную фразу.
– Послушайте, если вам нужна просто шестерка, вы можете подобрать себе кого‑нибудь на бирже труда. А я могу раздобыть любую фигню о ком угодно, и если вы не можете использовать меня на полную катушку, вместо того чтобы ставить меня на сортировку почты, то вы попросту идиот.
Арманский никак не мог забыть, как потерял дар речи от такой наглости, а она невозмутимо продолжала:
– У вас тут один болван три недели возился, чтобы написать никому не нужный отчет о яппи, которого хотят назначить председателем правления одного дот‑кома. Я вчера вечером скопировала ему этот дерьмовый отчет, а теперь вижу его у вас на столе.
Арманский поискал отчет взглядом и почти заорал на нее:
– Вы не имеете права читать конфиденциальные документы!
– Вполне возможно. Но правила безопасности на вашем предприятии не слишком‑то строго соблюдаются. Согласно вашей директиве, он сам обязан скопировать свой отчет; но вчера он швырнул его мне, а сам отправился в шалман… Кстати, его прошлый отчет несколько недель назад я нашла в столовой.
– В самом деле? – воскликнул потрясенный Арманский.
– Спокойно, без паники. Я положила отчет к нему в сейф.
– Он сообщил вам шифр от своего персонального сейфа? – Арманский был просто в шоке.
– Не то чтобы сообщил. Он записал его на бумажке вместе с паролем для входа в систему; та бумажка лежит у него на столе под ковриком для мыши. Но дело в том, что этот ваш карикатурный частный сыщик просто нахалтурил, исследуя личные обстоятельства. Он просто поленился разузнать, что у этого типа накопились нехилые карточные долги и что он сосет кокаин, как пылесос. К тому же его девица скрывалась в женском кризисном центре, когда он распустил руки.
Саландер замолчала. Арманский тоже несколько минут сидел молча и перелистывал этот самый отчет. Он был грамотно составлен, изложен вполне приемлемым языком, снабжен множеством ссылок на источники и высказываниями друзей и знакомых объекта. Наконец Арманский поднял глаза и произнес:
– Докажите это.
– Сколько у меня времени?
– Три дня. Если до вечера пятницы вы не сможете привести убедительные доказательства в пользу своей версии, я вас уволю.
Через три дня Лисбет молча передала ему досье, в котором перечислила свои источники, – и вполне благовоспитанный юный яппи предстал как отъявленный мерзавец. За выходные дни Арманский несколько раз перечитал отчет и часть понедельника посвятил проверке сведений, которые она предоставила. Хотя он уже заранее знал, что информация подтвердится.
Драган был раздражен и зол на самого себя за то, что явно недооценил Саландер. Ведь он считал ее пустоголовой, чуть ли не умственно неполноценной. Кто бы мог подумать: девица, которая хронически прогуливала уроки и даже не получила школьный аттестат, умудрилась составить отчет, грамотно написать его, к тому же изложить неопровержимые факты… Арманский даже не мог себе представить, откуда она все это раздобыла.
Он не сомневался: никто другой из сотрудников «Милтон секьюрити» не смог бы получить доступ к конфиденциальному журналу доктора женского кризисного центра. Арманский пытался расспросить Саландер, как у нее все получилось, но она уклонялась от ответов. У нее были свои источники информации, и она не собиралась раскрывать их – ни при каком раскладе. Со временем до Арманского дошло, что Лисбет Саландер не намерена обсуждать свои методы работы, – ни с ним, ни с кем‑либо еще. Его это коробило, но перед искушением снова испытать ее он не смог устоять.
Арманский размышлял несколько дней.
Он вспомнил, что ему сказал Хольгер Пальмгрен, когда направлял к нему девушку: «Шанс надо дать каждому».
Арманский получил мусульманское воспитание; ему всегда внушали, что помогать изгоям – его долг перед Всевышним. Во Всевышнего он, правда, не верил и не посещал мечеть с юных лет, но ему казалось, что Лисбет Саландер нуждается в помощи, в поддержке. А за прошлые десятилетия он не преуспел на поприще благотворительности.
Арманский не уволил Лисбет Саландер. Напротив, он пригласил ее на конфиденциальную беседу, чтобы попытаться разобраться, что же она из себя представляет – на самом деле. Ему пришлось удостовериться, что у Лисбет Саландер действительно есть какое‑то серьезное отклонение. И все же он не мог отрицать, что она хоть и держится вызывающе, но обладает редким интеллектом. Драган считал ее не вполне здоровой и не слишком привлекательной, но тем не менее был вынужден признать, к собственному изумлению, что она ему нравится.
Так или иначе, в ближайшие месяцы Арманский взял Лисбет Саландер под свою опеку. Честно говоря, он относился к ней как к своему маленькому социальному проекту. Драган давал ей простые задания и даже подсказывал, как лучше действовать. Она все терпеливо выслушивала, а потом исчезала и выполняла задание так, как сама считала нужным. Он попросил технического директора фирмы обучить ее азам владения компьютером. Лисбет Саландер покорно просидела за партой полдня после обеда, а потом системный администратор не без некоторой досады заявил, что она, похоже, и без того разбирается в компьютерах лучше, чем большинство других сотрудников.
Арманскому скоро пришлось убедиться, что, несмотря на призывы совершенствовать работу, пройти курсы повышения квалификации и использовать всякие другие возможности, Лисбет Саландер вовсе не собиралась следовать правилам и распорядку в офисе «Милтон секьюрити». Он оказался перед нелегкой дилеммой.
Остальные сотрудники по‑прежнему воспринимали Лисбет Саландер как источник раздражения. Арманский, конечно же, понимал, что никто другой не посмел бы появляться на работе когда заблагорассудится. И при любом другом раскладе Драган ультимативно потребовал бы соблюдения дисциплины. Он также не сомневался, что Лисбет Саландер в ответ на любой ультиматум лишь пожмет плечами. Так что у него оставался выбор: либо распрощаться с ней, либо смириться с тем, что она – исключение.
А еще Арманский никак не мог разобраться, какие же чувства испытывает к этой юной женщине. Она и привлекала его, и в то же время отталкивала. Конечно же, ни о каком сексуальном влечении речи не было и в помине – так, во всяком случае, казалось Арманскому. Обычно его интересовали пышные блондинки с пухлыми губами, именно они будоражили его фантазию. К тому же он уже двадцать лет как был женат на финке по имени Ритва, которая и в зрелом возрасте устраивала его во всех отношениях. Жене он никогда не изменял. Хотя, возможно, изредка и случалось нечто такое, о чем ей лучше было бы не знать, иначе она могла бы его превратно понять. Но так или иначе, брак их можно было бы считать вполне счастливым, и у него были две дочери – ровесницы Саландер. Уж во всяком случае, девушки с плоской грудью, похожие на субтильных мальчишек, совершенно не волновали его. Просто были не в его вкусе.
И все‑таки Драган позволял себе некоторые чересчур смелые сексуальные фантазии о Лисбет Саландер – и вынужден был признать, что не может оставаться полностью равнодушным в ее присутствии. Она притягивала его потому, что оставалась абсолютно чуждым ему существом. Так, по крайней мере, считал сам Арманский. С таким же успехом он мог бы влюбиться в изображение греческой нимфы. Пожалуй, Саландер являлась представительницей некоего нереального мира, который притягивал его, но он не мог туда попасть. А если бы даже и смог, то девушка, безусловно, отвергла бы его.
Однажды, когда Арманский сидел в уличном кафе на площади Стурторгет в Старом городе, к заведению не спеша подошла Лисбет Саландер и заняла столик неподалеку. С ней были три девицы и парень, одетые таким же манером, как и она сама. Арманский разглядывал ее с любопытством. Как и на работе, Лисбет не проявляла бурных эмоций, однако девице с пурпурными волосами почти удалось ее рассмешить.
Интересно, подумал Арманский: а как отреагировала бы Саландер, если бы он однажды вздумал прийти на работу с зелеными волосами, в поношенных джинсах и разрисованной кожаной куртке с заклепками? Скорее всего, она бы просто подняла его на смех.
Саландер сидела к нему спиной и ни разу не обернулась; возможно, она и не знала, что он здесь. Но ее присутствие вывело его из равновесия, и когда он через несколько минут поднялся из‑за стола, чтобы уйти незамеченным, она вдруг повернула голову и взглянула прямо на него, словно все время знала, что он здесь и держала его в поле внимания. Ее взгляд просверлил его насквозь, и Арманский незамедлительно покинул кафе, притворившись, что не заметил ее. Она не поздоровалась, но проводила его взглядом, и только когда он зашел за угол, ее взгляд перестал прожигать дырку в его спине.
Лисбет смеялась редко, а может, и вообще никогда не смеялась. Тем не менее через некоторое время Арманскому показалось, что она стала относиться к нему чуть теплее. Она обладала, мягко говоря, своеобразным чувством юмора и порой позволяла себе лишь криво усмехнуться.
Иногда Арманский представлял себе, как он хватает и трясет ее, лишь бы прорваться сквозь ее защитную скорлупу, пробить эту броню, чтобы заслужить ее дружбу – или в крайнем случае уважение.
Единственный раз, когда она уже проработала в компании девять месяцев, Драган попытался обнажить перед ней свои чувства. Случилось это декабрьским вечером, когда в «Милтон секьюрити» отмечали Рождество, и Арманский, вопреки своим правилам, немного перебрал. Впрочем, он не преступил границы дозволенного, а просто пытался объяснить ей, что на самом деле испытывает к ней человеческую симпатию, что чувствует потребность оберегать ее и что если ей понадобится помощь, то она несомненно может обратиться к нему. Он даже попытался обнять ее – по‑дружески, само собой.
Саландер вырвалась из его неловких объятий и сбежала с праздника. После этого она не являлась на работу и не отвечала по мобильнику. Ее отсутствие стало для Драгана Арманского настоящей пыткой, почти что личной драмой. Он никому не мог доверить свои чувства и впервые ужаснулся при мысли о том, что Лисбет Саландер завладела всеми его мыслями и чувствами.
Через три недели, когда поздним январским вечером Арманский проверял годовой отчет, Лисбет Саландер все‑таки явилась. Он даже не слышал, как она проникла к нему в кабинет – просто привидение какое‑то. Он вдруг заметил, что она стоит в полумраке у двери и смотрит на него. Драган не знал, как долго она там стояла.
– Кофе хотите? – спросила Лисбет.
Она прикрыла дверь и протянула ему бумажный стаканчик, который раздобыла у кофейного автомата. И Арманский молча взял его. Он с облегчением выдохнул, но в то же время не на шутку испугался, когда она, ткнув ногой дверь, опустилась в кресло для посетителей и посмотрела ему прямо в глаза. А потом задала запретный вопрос. И тут уж он никак не мог ни отшутиться, ни уклониться.
– Скажи, Драган, я тебе нравлюсь?
Арманского словно парализовало, и он не нашелся что ответить. Поначалу ему хотелось изобразить из себя ни в чем не повинного агнца и все отрицать. Но встретив ее взгляд, он протрезвел: впервые она задала личный вопрос, причем на полном серьезе, и если он ответит шуткой, то Лисбет воспримет это как личное оскорбление. Она хотела поговорить с ним, и ему любопытно было бы узнать, сколько времени ей понадобилось, чтобы набраться смелости и задать этот вопрос. Арманский медленно положил на стол ручку, откинулся на спинку кресла и постарался расслабиться. А затем спросил:
– С чего ты это взяла?
– А с того, что я вижу, как ты на меня смотришь, а потом отворачиваешься. А еще иногда ты хочешь протянуть руку и потрогать меня, но удерживаешься.
Неожиданно Арманский улыбнулся.
– Мне казалось, что, если я прикоснусь к тебе, ты откусишь мне руку.
Ни один мускул не дрогнул на ее лице.
– Лисбет, я твой шеф, и даже если бы я увлекся тобой, то никогда не посмел бы ничего себе позволить.
Она оставалась безучастной.
– Что ж, буду откровенен. Да, порой я чувствовал, что меня к тебе тянет. Я не могу это объяснить, но это так. Сам не знаю почему, но ты мне очень нравишься. Но я бы не сказал, что питаю к тебе какую‑то страсть.
– Что ж, я рада. Потому что из этого все равно ничего бы не вышло.
Арманский вдруг расхохотался. Впервые Саландер решилась на откровенность, пусть даже это было самое негативное из того, что может услышать мужчина. Он пытался найти нужные слова:
– Я понимаю, Лисбет. Тебя не интересует старикан, которому уже за пятьдесят.
– Меня не интересует старикан, которому за пятьдесят и который является моим шефом… – Она подняла руку. – Постой, дай договорить. Иногда ты кажешься мне тугодумом и кошмарным бюрократом, меня это раздражает… Но ты, в общем‑то, вполне привлекательный мужик, и я тоже иногда чувствую… Но ты мой шеф, и я встречалась с твоей женой и хочу продолжать тут работать… Так что флиртовать с тобой было бы несусветной глупостью с моей стороны.
Арманский почти не шевелился и едва дышал.
– Я очень ценю все, что ты для меня сделал, и не хотела бы выглядеть неблагодарной в твоих глазах. Я рада, что ты преодолел свои предрассудки и дал мне шанс. Но я бы не хотела, чтобы ты стал моим любовником. Да и папанька мне тоже не сдался.
Она умолкла.
Арманский развел руками:
– Так что же нам с тобой теперь делать?
– Я хочу по‑прежнему работать на тебя. Если тебя это устраивает.
Он кивнул, а потом ответил – предельно откровенно:
– Конечно, я очень хочу, чтобы ты на меня работала. Но мне еще хотелось бы, чтобы ты считала меня своим другом. И доверяла мне.
Лисбет качнула головой.
– Ты из тех людей, которые не располагают к дружбе.
Тут ему показалось, что она собирается уйти, и он сказал:
– Я понял, что ты не хочешь никого впускать в свою жизнь, и я постараюсь тебе не досаждать. Но, если ты не против, я по‑прежнему буду хорошо к тебе относиться…
Саландер задумалась. Потом вдруг встала, обошла вокруг стола и обняла его.
Арманский был просто в шоке. Этого жеста он никак не ожидал. Только когда Лисбет отпустила его, он схватил ее за руку:
– Мы можем быть друзьями?
Она кивнула.
В первый и последний раз Саландер проявила к нему нежность и даже прикоснулась к нему. Этот миг стал для Арманского приятным воспоминанием.
За четыре года она так и не открыла ему ни единого эпизода своей частной жизни и своего прошлого.
Однажды Арманский использовал свои навыки, чтобы собрать досье на Лисбет Саландер. Он долго беседовал с адвокатом Хольгером Пальмгреном, который, похоже, отнюдь не удивился его визиту. Но после полученных сведений Драган не стал доверять ей больше или меньше, чем раньше. В разговорах с Лисбет он никогда не вспоминал о том, что копался в ее личной жизни. Так или иначе, Арманский не выказывал свою настороженность. Зато стал более бдительным.
В тот незабываемый вечер Лисбет Саландер и Драган Арманский заключили соглашение. И затем она начала собирать для него сведения на новых условиях. Ей назначили небольшую помесячную зарплату, не зависящую от того, есть у нее текущие поручения или нет. Но зато Арманский обещал оплачивать отдельно каждое из выполненных заданий. Отныне Лисбет могла работать по индивидуальному графику, но взамен принимала на себя обязательство никогда не делать ничего, что могло бы опозорить его лично или нанести ущерб репутации «Милтон секьюрити».