Помилуй Боже того, кто разлучит близнецов.
И чуть ниже на камне было написано на латыни:
GEMINI GEMINOS QUAERUNT
— Близнецы ищут друг друга, — перевел Линдрот. — Теперь вы, наверное, понимаете, что мне пришло в голову… и Давиду, кажется, тоже?
Но Давид покачал головой.
— Нет, не совсем… — сказал он.
— Нет? — Линдрот был очень доволен. Значит, он все-таки один сделал это открытие? Пастор по очереди посмотрел на всех. Ну что, пора? Или…
Он взглянул на Юнаса:
— А нет ли у тебя такой…
— Конечно, есть! — Юнас достал коробочку с «салмиаком» и угостил Линдрота.
— Ну, и что же вы придумали?
— Понимаете ли, я размышлял, как Карл Андреас… Я мысленно представил себе его, когда он стоял у этой могилы, похоронив своих малюток… Потом он сделал им это надгробие — видно, что на него ушло много сил… Возможно, он думал об Эхнатоне и его времени. И, разумеется, о статуе, которую они с другом вернули обратно, под церковный пол, в темноту, к давно умершим, далеко от жизни и солнца. А о чем же еще?
Линдрот выдержал многозначительную паузу и с воодушевлением посмотрел на ребят.
— Думаю, он чувствовал, что поступил неверно. Что действовал в панике. Необдуманно. И, возможно, у него возникло новое опасение. Опасение за своих детей, которые живы. Он испугался, что неизвестное божество снова будет мстить и отнимет у него и этих детей тоже. Прокрутив это в своей голове, несчастный в конце концов на свой страх и риск вытащил статую из темноты и переместил ее поближе к свету, поближе к солнцу.
Линдрот снова сделал паузу. Дети не сводили с него глаз. Он продолжил:
— Как следует поразмыслив, я понял, что египетская статуя лежит здесь, под этим старым камнем!
— Пастор, это гениально! Как вы догадались? — с энтузиазмом вскричал Юнас. — Вот! Возьмите еще «салмиак»! Когда будем вскрывать могилу?
Линдрот гордо улыбался, и Анника спросила:
— То есть вы хотите сказать, что это Карл Андреас во второй раз вытащил статую?
— Да, именно. Вспомните слова на камне: «Gemini geminos quaerunt» — те же слова он написал на дне гроба. Может, это небольшая подсказка потомкам, на случай, если… А ты как думаешь, Давид?
— Да, согласен. Только он сам и мог это сделать.
— То есть ты пришел примерно к тому же выводу, что и я?
Линдрот был счастлив и горд. Но Давид медлил с ответом.
— Не совсем… Думаю, мы исходили из одних и тех же предпосылок, но…
Линдрот посмотрел на Давида с удивлением. Что на него нашло? Почему он вдруг засомневался?
Возможно, Давид думает иначе и не хочет его расстраивать. Но ему-то как раз нравилось именно то, что у них разные взгляды на вещи. Его бы это ничуть не огорчило. Как трогательно, что Давид так о нем заботится! Линдрот посмотрел на него и улыбнулся, готовый слушать.
— Да что ты говоришь? Как интересно! Ты серьезно? Ты считаешь, что мы пришли к разным результатам исходя из одних и тех же предпосылок? Ну, рассказывай!
Давид облегченно вздохнул. На самом-то деле он, конечно, знал, что Линдрот не гонится за приоритетом. Он засмеялся и стал излагать свою теорию:
— Я тоже размышлял об этих близнецах, которые ищут друг друга, и о том, что означают эти слова… И допускаю, что если бы раньше увидел эту могилу, то, вероятно, рассуждал бы так же, как вы. Но мои мысли развивались немного в другом направлении…
Давид замолчал и принялся что-то искать в своей сумке. Юнас недовольно смотрел на него, жуя «салмиак». Было видно, что он пытается сдерживаться, но в конце концов его терпение лопнуло.
— Ну все! — резко сказал он. — Хватит! Я куда больше верю пастору, чем тебе и твоим теориям!
— Но я уверен в том, что говорю, — спокойно ответил Давид.
— Все, мне надоело! — Юнас был очень рассержен. И обеспокоен. Он что, хочет все испортить? Они так и не узнают, что в могиле? Даже с точки зрения Йерпе теории Линдрота куда привлекательнее. У пастора гораздо больше фантазии, чем у Давида. Больше воображения!
— Давай, Юнас, все-таки сначала выслушаем Давида, — улыбнувшись, сказал Линдрот.
— Да уж! — поддержала его Анника.
Давид держал в руках конверт с фотографиями, которые прислал Йерпе.
— На самом деле додумался не я, а Юнас! — сказал он.
— Я?.. — Юнас с сомнением посмотрел на Давида. Теперь он подлизывается, чтобы Юнас принял его сторону? Или что? Нет, так просто это у него не получится.
— Я все равно поддерживаю точку зрения пастора! — дерзко заявил он.
Линдрот ответил, что ему, конечно, это очень приятно, но он все-таки не прочь выслушать и теорию Давида — тем более что Юнас как-то к ней причастен.
— Да, Юнас удивительно наблюдателен, — сказал Давид. — Кстати, именно он догадался про слона! И благодаря этому мы нашли золотого скарабея.
Юнас просветлел. Он все еще колебался, но историю со слоном отрицать не мог.
— Ну ладно, Давид, — великодушно согласился он. — Продолжай!
— Ну вот, — начал Давид. — Во-первых, Юнас раздобыл в «Смоландском курьере» эти фотографии, и мы смогли как следует рассмотреть обе статуи, то есть шведскую копию и оригинал из Британского музея. Мы хотели узнать, в каком месте был прикреплен скарабей.
Давид протянул фотографии Линдроту.
— Как интересно… Пойдемте в контору, сядем и все обсудим.
Во главе с Линдротом они поспешили назад через кладбище. Придя в контору, скинули с себя куртки и обувь. Линдрот зажег яркую настольную лампу и достал увеличительное стекло. Он тоже ясно видел скарабея на копии, но не был уверен, есть ли он на оригинале.
— Поэтому, — сказал Юнас, — если мы раскопаем эту могилу и достанем статую, то она будет гораздо красивее, чем английская.
— Подожди, Юнас! — попросил Давид. — Я не закончил.
Он стал рассказывать о цветке лотоса. В письме Андреаса ясно говорилось, что единственное отличие английской статуи от шведской — это то, в какой руке находится цветок лотоса. У английского близнеца цветок был в правой руке. А у шведского в левой.
— И на фотографиях вроде бы так же, — Давид показал Линдроту два снимка.
— Да, конечно, — согласился тот. — Вот, тут ясно видно, да…
— Я тоже так думал, — сказал Давид. — Пока Юнас в очередной раз не проявил свою наблюдательность! Он вдруг спросил, что значит tixe. И тут я все понял!
— Tixe?.. — переспросил Линдрот.
— Ну да, посмотрите на табличку над дверью на фотографии из Британского музея. На табличке написано TIXE, с перевернутой Е. Видите?
— Да, да, вижу-вижу… — Линдрот потер брови. — Но это же…
— Вот-вот. Это EXIT, — сказал Давид.
— Exit?.. Там же написано tixe? — недовольно заметил Юнас. Он считал, что они тратят время на пустяки.
— Невероятно! — воскликнул Линдрот. — EXIT по-английски значит ВЫХОД! Понимаешь, Юнас?
— Да, да, — ответил Юнас. — И что дальше?
— А это значит, что… что…
— Что фотография перевернута. — Перебил его Давид. — Exit таким образом превратился в tixe, как ты очень верно заметил, Юнас. А это, в свою очередь значит, что цветок у статуи не в правой руке, как видно на картинке, а в левой! Но ведь в письме сказано, что статуя Патрика держит цветок в правой. А, следовательно, статуя в Британском музее — это не статуя Патрика Рамсфильда, а…
— Ну и ну! — воскликнул Линдрот. — Ну и ну… — Он все понял.
— Выходит, у них статуя Андреаса Виика! — заключил Давид.
Линдрот откинулся на спинку стула. Его глаза светились, как два солнца.
— Слушай, Давид! — сказал он. — Это потрясающая версия. Я вынужден сдаться.
— Не сдавайтесь, пастор! Не надо! — попросил Юнас. Ему теория Давида казалась абсолютно неинтересной. Было одно слово, которое Йерпе частенько повторял — «бесперспективно», и теория Давида была, по мнению Юнаса, именно бесперспективной.
— Но ты же сам принял участие в этом гениальном открытии, — сказал Линдрот.
— Все равно мне больше нравится ваша теория, — ответил Юнас. — Кстати говоря, как статуя попала в Англию? Интересно, Давид, что ты на это скажешь?
— Думаю, ее туда отвез сам Карл Андреас, — сказал Давид. — А вообще это было единственно разумное решение, если он верил, конечно, что статуи, если их разлучить, приносят несчастье. Тогда их сила оборачивалась злом. Он же написал на могиле своих детей: «Помилуй, Боже, того, кто разлучит близнецов». Для него это были не пустые слова. Он испытал это на себе.
Линдрот кивнул.
— Думаю, это самое простое и правдоподобное объяснение, — сказал он. — Я считаю, что Давид нашел правильный ответ. Тогда этот маленький золотой скарабей, которого мы нашли в гробу, принадлежит статуе из Британского музея! То есть статуе Андреаса Виика!
— Да, и, судя по фотографии, похоже, что на английской статуе скарабея нет, — добавила Анника. Она схватилась за голову и засмеялась. — С ума сойти! Ну и что мы будем делать?
Линдрот сидел, улыбаясь каким-то своим мыслям.
— Как все неожиданно, — растерянно проговорил он. — И в самом деле, что нам теперь делать?
— Может, надо как-то связаться с Британским музеем? — предложил Давид.
Юнас помрачнел. Жаль, но, похоже, что Давид прав. Юнас понимал это, но все же считал его теорию худшей. Потому что если все действительно так, то им больше делать нечего. Конец веселью. А что скажет Йерпе? Что можно выжать из этой истории? Наверное, что-нибудь да выжмешь, ведь для хорошего журналиста нет ничего невозможного. Но все-таки идея Линдрота покруче. Юнас вздохнул. Ничего не поделаешь. Пастор уже сдался.
Нет, Юнас был недоволен, но вдруг его осенило.
— А вторая статуя? — воскликнул он. — Патрика Рамсфильда? Где она? Если Андреас забрал свою статую и свалил в Англию, чтобы соединить близнецов, — то почему же они сейчас не вместе?
Он торжествующе оглядел остальных. Это была новая загадка!
— Юнас, — устало сказала Анника. — Прошу тебя…
Но Линдрот очнулся от своих размышлений. Крепко ухватившись за подлокотники, он сияющими глазами посмотрел на всех троих.
— Да, думаю, мы как можно скорее должны связаться с Британским музеем, — произнес он.
— Давайте сразу же и позвоним! — воодушевился Юнас.
— Думаете, прямо сейчас? — Линдрот посмотрел на часы. — Наверное, они уже закрылись. Придется подождать до завтра. Но завтра мы обязательно все выясним… интересно, что они скажут, когда узнают?..
ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР
На следующее утро Анника встала рано. Она хотела помыть голову и спокойно полежать в ванной. Но для этого нужно было прийти туда раньше всех, пока никто еще не проснулся. Анника тихонько проскользнула в ванную и повернула кран. Она постаралась пустить воду как можно тише, чтобы никого не разбудить.
Но Юнас услышал, что кто-то ходит по дому, и сразу встал. Обычно он любил поваляться, но сегодня ему не спалось. Он вскочил с постели и прямиком направился в ванную. Заперто!
— Подожди! Я скоро! — послышался из-за двери голос Анники.
Понятно, опять возится со своими волосами…
— Ты что, ненормальная? — сказал Юнас. — Думаешь, твои волосы увидят в Британском музее?
— Отстань, Юнас! Мне нужно вымыть голову. Что в этом такого?
— Вечно твои глупости!
— Отстань, я сказала!
Было только начало седьмого. Впереди несколько часов до того, как они смогут пойти к Линдроту звонить.
Юнас отправился на кухню и залез в холодильник, но не обнаружил ничего интересного…
Он взял газету и увидел, что Йерпе дал небольшую заметку: последнее слово в деле со статуей еще не сказано. «Следствие продолжается», — написал он, и настроение у Юнаса сразу улучшилось. Это он, конечно, намекал на Юнаса — идея, наверное, пришла ему в голову, когда Юнас просил фотографии. Как он ловко придумал — поддерживать интерес читателей маленькими заметками на случай, если всплывут какие-нибудь новые сведения. Знал бы он только!.. Но придется ему подождать, пока они до конца во всем не разберутся. А пока все же нельзя с уверенностью утверждать, что в Британском музее хранится именно рингарюдская статуя. Если на ней сохранился скарабей, то это не она. Но в любом случае следует разыскать вторую. Если у них хранится статуя Андреаса Виика, то нужно найти статую Патрика Рамсфильда. Ведь близнецы обязательно должны стоять вместе! Юнас надеялся, что и остальные думают точно так же.
Что ж, неплохо. Ситуация прояснялась.
Анника закончила мыть голову. Она вышла на кухню и поставила чайник.
— Что с тобой? Что это ты вдруг просветлел? — спросила она Юнаса.
— Ничего. — Юнас решил никому не говорить про заметку. Это только вызовет подозрения. Давид и Анника не особенно разбирались в журналистике.
Утро проходило в тишине и спокойствии. Встали мама с папой, и теперь вся семья собралась за завтраком. Время бежало быстрее, чем Юнас смел надеяться.
Без двадцати восемь зазвонил телефон. Юнас вылетел из кухни и снял трубку. Это был Линдрот.
— Здравствуйте, пастор!
— Когда же вы, наконец, придете? — нетерпеливо спросил Линдрот.
— Мы можем прийти прямо сейчас, — ответил Юнас. — Но ведь еще только чуть больше половины восьмого, а Британский музей, наверное, открывается не раньше чем в девять?
Линдрот заговорил так, словно был Санта Клаусом.
— Да, конечно, но, понимаешь ли, дорогой Юнас, между Рингарюдом и Англией есть небольшая разница во времени, так что когда здесь только восемь, там уже девять.
— Отлично! Тогда мы идем! Позвонить Давиду?
— Нет, я сам позвоню. До скорого, Юнас.
Юнас повесил трубку и закричал:
— Анника, давай быстрее! Линдрот нас ждет!
— А как же мои волосы? — Анника пощупала голову. — Они еще совсем мокрые.
— Высохнут по дороге! — отмахнулся Юнас. — Пошли!
Аннике не очень-то хотелось выходить из дома с мокрой головой, но ничего не поделаешь. Сама виновата, сказал Юнас. Полоскаться в такое важное утро — верх глупости.
Всю дорогу они без конца препирались. Когда Линдрот открыл им, Юнас как раз собирался в очередной раз съехидничать, но пастор заговорил первым:
— У меня еще не совсем высохли волосы. Пока я вас ждал, решил помыть голову…
Анника смерила Юнаса взглядом, полным превосходства.
— Я тоже помыла голову, — сказала она. — Так что у меня волосы тоже еще не высохли.
Тут примчался Давид на своем велосипеде. Он немного опоздал, так как мыл голову, когда позвонил Линдрот. Анника снова взглянула на Юнаса. У него был понурый вид.
Ребята расселись на свои места в конторе пастора. Теперь они чувствовали себя здесь как дома, у каждого был свой стул.
— Да, я так разволновался, что ночью почти не спал, — сказал Линдрот. — Так, посмотрим… Сейчас у нас начало девятого. Лучше, наверное, сразу попытаться застать их там, с утра пораньше, пока они не разбежались из своих кабинетов…
— Но, пастор, — перебил его Давид, — я тут подумал… разве у нас не на час позже? Ведь тогда в Англии сейчас только семь.
Линдрот с сомнением посмотрел на него и достал свой еженедельник.
— Не может быть. Неужели я так ошибся? Ведь я внимательно проверял… Смотрите! Здесь написано: минус один… Разве это не значит, что у нас на час раньше? И тогда они теряют час?
— Как это?
Линдрот с досадой отодвинул еженедельник:
— Вечно в этих таблицах понапишут такое — поди разбери! И как это понять простому человеку? Все равно. Давайте позвоним!
— Да, давайте! — встрял Юнас. Давид опять возразил:
— Но сейчас слишком рано, пастор. Я вам точно говорю. В Англии сейчас только начало восьмого.
— Неужели нам придется ждать еще два часа? — разочарованно спросил Линдрот. Он чувствовал себя обманутым. — Ну и что мы будем теперь делать?
Линдрот печально уставился перед собой, но вдруг глаза его снова засветились.
— Я знаю, что мы будем делать! — сказал он. — У меня же поспел крыжовник. Крупный, красный и очень вкусный! А я обещал жене, пока она будет в Даларна у нашего сына, собрать его. Она всегда расстраивается, если что-нибудь пропадает зря, а нам все равно делать нечего — можем собрать ягоды.
— Отличная идея! — Юнас обожал крыжовник. И они пошли в большой сад Линдрота. Кусты ломились от прекрасных ягод, и время прошло быстро. Им так много хотелось обсудить. А Линдрот умел и говорить, и слушать. В его компании никто не скучал.
Собрав большую корзину ягод, они вернулись. Линдрот поудобнее уселся за письменный стол и стал что-то искать в ящиках.
— Сейчас мы им все расскажем. Вот они удивятся! Такого они и представить себе не могли… Так… Может, здесь?
Выдвигая ящик за ящиком, он что-то искал.
— Прошлым летом мы с женой ездили в Англию, и нам удалось раздобыть замечательный справочник для туристов — в нем есть абсолютно все. Только вот куда я его подевал? Знаете, я думал найти там телефон Британского музея… чтобы не звонить в справочную и не ждать. А, вот он!
Пастор нашел какую-то книжечку и принялся ее листать. Его белые волосы высохли и, словно облако, обрамляли лицо. Анника смотрела на него влюбленными глазами. Он все листал и листал.
— Вам помочь?
— Спасибо, милая Анника. Но, кажется, я нашел… Да, вот… Британский музей… Грейт Рассел стрит… телефон… Ну что, звоним?
Все трое кивнули. Линдрот поднял трубку, но сразу же положил обратно.
— Юнас, это кошмар какой-то, я все время забываю купить… Нет ли у тебя, случайно, твоих горьких конфеток?
Юнас тут же достал «салмиак».
— Спасибо! Ну что ж… Давайте звонить… Я набираю… 0094…
Он ошибся, и пришлось набирать заново.
— …ноль… ноль… девять… четыре… потом… Линдрот остановился и посмотрел на Давида:
— Но что я им скажу? Наверное, Давид знает английский лучше, чем я?
— Да нет, вряд ли, — неуверенно ответил Давид.
— Тогда попробую сам… — Взяв себя в руки, Линдрот, наконец, набрал номер. Было слышно, как на другом конце произошло соединение, и после нескольких гудков кто-то ответил. Линдрот склонился над столом, плотно прижав трубку к уху. Вместо того чтобы говорить спокойно, он почему-то стал кричать.
— Hello! Hello! This is from Sweden! Sweden here! Can you hear me? This is Lindroth speaking. The vicar in Ringaryd. Lindroth, yes, yes… No, no… This is not… I don't know… Wait a minute![6]
Линдрот замолчал и беспомощно посмотрел на Давида:
— Давид, поговори ты. Кажется, они меня не понимают.
Давид взял трубку. Он больше не чувствовал неловкости. Говорить по-английски хуже, чем Линдрот, было невозможно.
— Could I please talk to somebody at the Egyptian Section of the Museum? Yes, please! Thank you![7]— уверенно произнес он.
Линдрот с любопытством смотрел на него.
— Они поняли? — спросил он.
— Поняли, но что я им скажу? Сейчас меня соединят с Египетским отделом.
Линдрот сразу оживился. Он-то знал, что Давид должен сказать. Юнас тоже знал, но Линдрот его опередил:
— Расскажи все как есть! Что мы нашли статую, о которой они спрашивали, и это та, что хранится у них. Но скарабей у нас, он здесь, у меня, в пасторской конторе в Рингарюде… и скажи им, что мы очень хотим узнать, как статуя попала к ним, когда, и все такое… Что им об этом известно?..
Линдрот перевел дыхание, а Юнас воспользовался случаем и вставил:
— Скажи еще, что скарабея мы просто так не отдадим. Это, между прочим, самое ценное… так что было бы лучше, если бы они прислали статую сюда, к нам… И спроси, где вторая? Статуя Патрика Рамсфильда… Это самое важное… скажи, что статуи должны стоять вместе… скажи им это… то есть, мы же должны…
Разволновавшись, Юнас совсем запутался, и Линдрот продолжил:
— Понятно, что это уже следующий вопрос… но все же скажи им, что нам нужен весь материал, который они смогут раздобыть…
Пока Юнас и Линдрот вот так перебивали друг друга, объясняя Давиду, что ему сказать, Давид справился с разговором сам. Он закончил и положил трубку.
— Все? — удивился Линдрот.
— Что они сказали? — спросил Юнас. — Кому достанется статуя? Где вторая? Ты не пообещал им отдать скарабея?
Давид с улыбкой посмотрел на них, потом вернулся на свое место, сел и взял несколько ягод.
— Ну как, сложно было? — спросила Анника, улыбнувшись.
— Да нет, не очень, — ответил Давид. — Я спросил, есть ли на их статуе скарабей. Им кажется, что нет, но они обещали проверить.
— Что? Они не могли сказать сразу?
— Нет, они обещали перезвонить.
— Сюда, в пасторскую контору?
Вопросы сыпались на Давида со всех сторон. И он как-то умудрялся отвечать на все сразу. Да, они позвонят в пасторскую контору.
— Ты им дал номер?
— Да.
— И они перезвонят?
— Да.
— Когда?
— Как только все узнают.
— Ведь это же недолго — проверить, есть ли скарабей?
— Нет, недолго, но они должны проверить кое-что еще.
— Что?
— Ты не забыл спросить про вторую статую? Куда они ее дели?
— Не забыл.
— И что они сказали?
— Обещали выяснить. Они перезвонят.
Давид отвечал на все вопросы по мере сил. Да. Да. Нет.
— Что ж, придется нам набраться терпения, — констатировал Линдрот, когда все вопросы иссякли.
— Да, они скоро позвонят, — сказал Давид. Вид у него был немного усталый.
Линдрот подумал, что лучше, наверное, оставить Давида одного. Пусть он немного придет в себя, и, когда они позвонят, сможет спокойно с ними поговорить.
Да, наверное, так будет лучше, согласился Давид. И Линдрот увел Юнаса и Аннику в сад. Там уже почти созрели груши…
Из Англии перезвонили через час. Давид отлично справился с разговором, и, когда беседа была окончена, вышел в сад.
Все выжидающе смотрели на него. На этот раз никто не проронил ни слова.
— Все оказалось так, как мы и думали, — в Британском музее статуя Андреаса Виика. Наш скарабей оттуда, — сказал Давид.
Анника вскрикнула от восторга и обняла Линдрота.
Когда все успокоились, Давид рассказал, что в Британском музее за этот час подняли все необходимые документы. Статую в 1823 году подарил музею достопочтенный сэр Лесли Рамсфильд, внук Патрика Рамсфильда, товарища Андреаса по путешествию.
Музей тут же связался с семьей Рамсфильдов. Фамилия эта была хорошо известна, в Лондоне проживали несколько членов этого рода.
В их семейном архиве сохранились записи, где сообщалось, что статуя попала в Англию, точнее, в дом Рамсфильдов в Корнуолле, в 1807 году. Привез ее сын некоего Андреаса Виика. Звали его Карл Андреас Ульстадиус.
То есть все было именно так, как предположили Давид и Линдрот, — пока статуи-близнецы оставались порознь, Карл Андреас не мог быть спокоен. «Gemini geminos quaerunt».
Итак, он извлек статую из-под земли. Наверняка это оказалось куда сложнее, чем в первый раз. Церковь уже отреставрировали. Вероятно, ему пришлось делать это тайно, ночью. Второпях он не заметил, как скарабей отвалился. Да и что он мог поделать? Скорее всего, он даже не знал, что скарабей остался в гробу.
Он запаковал статую и поехал в Англию, чтобы наконец соединить ее со статуей Патрика Рамсфильда и обрести покой.
Но близнецам так и не суждено было найти друг друга.
— Почему? — Юнас настойчиво выпытывал все, что касалось второй статуи. — Ты узнал, что они с ней сделали?
Да, узнал. И все это довольно странно…
В семье Рамсфильдов рассказали, что судьба статуи Патрика была похожа на судьбу шведской статуи. Она распространяла вокруг себя смерть и несчастья. Патрик Рамсфильд был вынужден переезжать с ней с места на место. И всюду повторялась одна и та же история. Из-за этой скульптуры люди возненавидели его. Он никак не мог найти покоя.
Когда Карл Андреас Ульстадиус попал в дом Рамсфильдов, статуи там давным-давно не было. От нее избавились, но никто не знал или просто не хотел говорить, что с ней стало. Патрик Рамсфильд и его дети умерли. Жив был только внук, тогда еще совсем молодой Лесли Рамсфильд. Он принял Карла Андреаса с его статуей, а в 1823 году подарил ее Британскому музею, где она хранится и сейчас. Этот подарок был приурочен к началу строительства современного здания музея.
Причинила ли шведская статуя какие-либо несчастья семье Рамсфильдов, неизвестно.
Вот что удалось узнать Давиду.
— Но они отдадут нам статую? — спросил Юнас. Нет, об этом речи не шло. Давид полагал, что музей, вероятно, считает статую своей.
— Но она же все-таки шведская!
— Точнее, египетская, — улыбнувшись, сказал Давид. — Вряд ли они ее отдадут.
— А что со статуей Патрика?
— Она пропала… ее нигде нет! — ответил Давид.
Но Юнас так не думал. Наверняка тоже где-нибудь спрятана. Главное — не сдаваться!
— Ну, а скарабей? Как быть с ним?
— Они нам сообщат, — сказал Давид. — Они еще позвонят.
Линдрот слушал ребят молча. Да, какая удивительная история…
Он хорошо понимал Юнаса и сам был немного подавлен. Как после окончания праздника, когда все ждешь продолжения…
И тут Анника вспомнила о письмах — о великих идеях Андреаса, которые Эмилия доверила потомкам — тому, кто найдет письма.
Что им делать с письмами?
Линдрот оживился.
— Да, не мешало бы об этом подумать, — сказал он. — Придется поломать голову, как с ними поступить…
— А вы как думаете, пастор, — спросил Давид, — мир готов принять идеи Андреаса?
— Не знаю… — Линдрот потер брови. — Этого я сказать не могу.
— Ну нет, — сказал Юнас и решительно покачал головой. — Мир, может быть, и готов, а я — нет. Хотя я, конечно, не такой философ, как эти двое, — Юнас махнул рукой в сторону Давида и Анники. — А вы, пастор?
Линдрот засмеялся, Давид с Анникой тоже. Потом он грустно посмотрел на Юнаса и признался, что, к сожалению, не все понял в письмах Андреаса.
— Видно, я еще не дорос…
— И я тоже, — сказал Юнас. — Пойду позвоню Йерпе!
— Это еще зачем! — возмутилась Анника.
— Почему нет, милая Анника? — не понял Линдрот.
Тут Анника разозлилась. Опять эти сенсационные известия! Да кому это нужно!
— Да ладно, что в этом плохого, — спокойно возразил Линдрот. — Ведь Йерпе изо всех сил старается придумать что-нибудь увлекательное и необычное, чтобы как-то заинтересовать читателей… И, по-моему, он неплохо справляется. Людям же нужно что-то читать летом, в выходные… и пусть уж лучше интересуются судьбами статуй, чем совершают преступления и подобные им ужасы, о которых без конца пишут в газетах.
Юнас слушал его раскрыв рот.
— Я полностью с вами согласен, пастор, — сказал он. — Пойду звонить Йерпе!
ЮЛИЯ АНДЕЛИУС
В тот вечер Линдрот пошел с ними в Селандерское поместье. Он никогда там не был, и ему хотелось на все посмотреть своими глазами: на колонну, где была прикреплена статуя, на селандриан, который дал им самый первый знак.
Ему казалось, будто он с самого начала участвовал в расследовании. Он хотел почувствовать атмосферу, которая когда-то окружала Эмилию, а также Давида, Юнаса и Аннику.
Линдрот хотел пережить все, что предшествовало появлению этих писем. Он знал, что им никогда до конца не понять этих людей — Андреаса, Эмилию и Магдалену, но хотел узнать о них как можно больше, чтобы определить свое отношение к письмам.
— Надо же, — сказал Линдрот, когда все участники этой истории стояли рядом с селандрианом, и пастор вдыхал аромат голубых цветов, которых становилось все больше и больше. — Selandria Egyptica… выходит, это цветок из нашей песни, из сюиты, которую мы сейчас репетируем в церкви. Надо же, слова сами нашли нас. «Цветик, цветик, синий цветик…»
Линдрот ходил по дому, прислушиваясь и внимательно разглядывая все вокруг. Он хотел все увидеть и прочувствовать. Он остановился и послушал, как тихо и равномерно тикают старые напольные часы.
Дети провели его наверх, в комнату Эмилии, и показали сундук, где когда-то была спрятана статуя. А Юнас приподнял половицу и показал тайник под полом, где они нашли письма.
— Вы же понимаете, какая на нас лежит ответственность, — серьезно сказала Анника. — Вот что написала Эмилия в своем последнем письме, я помню его почти наизусть: «Но если случится вдруг так, что письма увидят свет в эпоху столь же неразумную и нещадную, как моя, то пусть нашедший их, не раздумывая, положит обратно в шкатулку и спрячет».
Смеркалось. Небо за окном светилось прозрачно-голубым светом, зарождался новый месяц. Линдрот подошел к окну и выглянул на улицу.
— «…эпоха столь же неразумная и нещадная, как моя», — повторил он и вздохнул. — Это вполне могло быть написано и сегодня, милая Анника.
— Да, я тоже об этом думала, — призналась Анника.
— И я тоже, — добавил Давид. Линдрот потер брови.
— Тогда, может быть, лучше положить письма обратно, — спокойно проговорил он. — Пусть еще полежат…
Они некоторое время стояли молча, потом Анника, как бы ни к кому не обращаясь, сказала:
— Возможно, для идей Андреаса никогда не придет время… Кто знает, может, их никто никогда не сможет понять…
Линдрот взглянул на нее.
— Ну что ты, милая Анника, — сказал он, — я убежден, в них есть что-то, понятное в любую эпоху. Никто не имеет права судить свое собственное время. Это называется тщеславием. Андреас должен был доверить свои идеи современникам. Надо доверять времени, в котором живешь, даже если это не всегда просто, а иначе ты его предаешь…
Юнас озадаченно посмотрел на него.
— А вы, пастор, оказывается, философ! — сказал он. Линдрот засмеялся.
— Разве?
— Хотя, наверное, ничего страшного…
Анника стояла перед маленьким зеркалом, рядом с которым висел листок с текстом. Линдрот подошел и прочитал.
— Это написала Эмилия? — спросил он.
— Да, это изречение Линнея. Наверное, она считала, что эти слова лучше повесить рядом с зеркалом.
— «Неудивительно, что я не вижу Бога, раз я не могу даже разглядеть то существо, которое живет во мне», — прочитал Линдрот.
Он улыбнулся. Ему показалось забавным, что эти слова висят возле зеркала. У Эмилии, похоже, было чувство юмора.
— Вероятно, эта Эмилия была занятной девушкой, — вымолвил он. — Жаль, что она прожила такую короткую и такую несчастливую жизнь…
Анника серьезно кивнула.
— Здесь так одиноко, — сказала она. — Я сразу это почувствовала, как только вошла в ее комнату. Комната одинокого человека…
Линдрот вздохнул:
— Да, мы слишком мало знаем об одиночестве наших ближних…
— А вы одиноки? — спросил Юнас.
— Нет, я-то не одинок, — улыбнувшись, ответил Линдрот. — Мне удивительно повезло… К тому же я не расположен к одиночеству… и едва ли когда-нибудь буду расположен… ну, а если что, я сам себе составлю компанию.
— Не забудьте про меня! — сказал Юнас. — Если что, звоните мне. И я буду тут как тут!
Юнас и Линдрот преданно посмотрели друг на друга.
— Спасибо, Юнас, буду знать. А кстати, хочешь горькую конфетку?
Линдрот с гордостью достал из кармана коробочку «салмиака» и предложил Юнасу.
— Теперь у меня тоже есть такие конфетки!
— Это очень хорошо, потому что я забыл свои дома, — ответил Юнас. — Пойдемте в кухню. Я должен показать вам, где стоял мешок с мусором. Тот самый, с уликами!
Когда они проходили по чердаку, Юнас рассказал о подозрительном типе, который шастал по саду, и о том, как они напугали его у двери. Но зачем он ходил на чердак?
— По-видимому, когда он рылся в шкафу на первом этаже, уверенный, что в доме кроме него никого нет, он услышал шум. И решил узнать, кто вы такие, и что задумали. И хотел как следует вас напугать, но испугался сам, — предположил Линдрот.
Юнас довольно рассмеялся. Ведь это была его идея — всем вместе навалиться на дверь и тем самым спугнуть незнакомца.
— Да, хитро придумано, — похвалил Линдрот.
Юнас продемонстрировал ему шкафчик, где стоял мешок с мусором, потом показал еще кое-какие детали, которые он заметил, хотя на самом деле они не имели к этой истории никакого отношения.
Потом они пошли в телефонную комнату с шахматной доской. Фигуры стояли на тех же клетках, как в тот день, когда Юлия прервала партию. Юнас показал слона. Линдрот взял его в руки и долго рассматривал. Он сказал, что это очень красивая фигура. Потом осторожно поставил слона на место.
— Он должен стоять на месте королевы, — пояснил Давид. — Я хочу, чтобы все оставалось на своих местах, когда позвонит Юлия.
— Если она вообще позвонит, — сказала Анника.
— А почему вы не позвоните ей сами? Ведь она очень внимательно отнеслась к нашему делу. И по-своему, с помощью шахмат, помогла нам. Мне кажется, теперь ваша очередь звонить ей!
— Да, вы правы! — согласился Давид. — Так мы и сделаем!
Юнас достал старый телефонный справочник Стокгольма — он уже давно его приглядел.
— Юнас очень наблюдателен, — сказал Давид. — Без него мы бы не справились.
Анника помогла Юнасу найти номер.
— Вот! Вот она! Анделиус, Юлия…
Вдруг Линдрот задумался.
— Анделиус? — переспросил он. — Знакомая фамилия.
— Это владелица Селандерского поместья. Разве вы не знали?
— Возможно, знал, — ответил Линдрот, — но особенно не задумывался, ведь уже много лет здесь живет фру Йорансон. Но, может, я встречал эту фамилию в какой-то другой связи?.. — Линдрот потер брови и погрузился в свои мысли. Фамилия Анделиус напомнила ему что-то другое… но он никак не мог вспомнить, что именно.
— Как меня раздражает, когда я не могу что-то вспомнить, — сказал он. — А ведь вертится в голове!
Пастор порылся в карманах. Надо съесть эту горькую… Ну, где же, в конце концов?.. А, вот она!
— Юнас, хочешь?
— Да, спасибо.
— Ну, я звоню, — Давид стал набирать номер. Напротив телефона был указан адрес: Сибиллегатан в Эстермальме.
Давид подождал. После третьего гудка ему ответил мужской голос.
— Я бы хотел поговорить с Юлией Анделиус, — сказал Давид.
На другом конце провода возникла пауза.
— Это возможно? — спросил Давид.
— Нет, — ответил мужчина. — Ее нет.
— Вот как, но…
— А с кем я говорю?
— Это Давид.
— Давид Стенфельдт?
— Да, это я.
Снова возникла короткая пауза.
— Странно.
— А что в этом странного? — удивился Давид. — Не понимаю?
— Дело в том, что ваше имя упомянуто тут в одной записке, которую мы нашли среди ее бумаг…
— А нельзя ли мне самому поговорить с Юлией Анделиус? Когда она будет?
Снова пауза.
— Когда я могу перезвонить?
— Это бесполезно. Дело в том… что Юлии здесь нет.
— А где ее можно найти?
— А вы что, в самом деле не знаете, что… что…
— Нет, откуда я могу знать, где она?
— Понимаете, в этой записке говорится о золотом скарабее, который должен находиться в гробу под могильным камнем епископа Маттиаса в рингарюдской церкви. Юлия просит, чтобы Давид Стенфельдт позаботился об этом скарабее и проследил, чтобы он не затерялся. Еще там написано, что она дарит Давиду Стенфельдту шахматную доску, которая лежит в Селандерском поместье в Рингарюде. А на чердаке, в летней комнате, есть связка писем. Она просит вас забрать их оттуда и проследить, чтобы они не попали в чужие руки. Она пишет, что Давид Стенфельдт знает, что это за письма. Это так?
— Да-а… конечно… но…
— Это дополнение к ее завещанию, которое было недавно распечатано…
— Завещание?
— Да, Юлия Анделиус скончалась. Вы не знали?
— Нет… я… я… наверное, она скончалась скоропостижно? Я говорил с ней в… в… пятницу, кажется. Всего несколько дней назад…
— Этого не может быть. Она умерла 27 июня… Давид побледнел, он едва удерживал в руке трубку. Пол под ногами качнулся.
— А можно узнать ваш адрес? — спросил мужчина. — Я перешлю вам эту записку и договорюсь, чтобы вы получили шахматы.
Давид продиктовал адрес и медленно опустил трубку.
— Юлия умерла, — еле слышно прошептал он. — Она умерла 27 июня… — Ему было тяжело говорить, он не мог больше произнести ни слова.
Этого и не требовалось. Все остальные помнили, что именно в этот день они впервые пришли в Селандерское поместье, а накануне Давиду приснился селандриан. Ребята побледнели, они смотрели друг на друга широко открытыми глазами.
И тут Линдрот, который до сих пор был погружен в свои мысли, неожиданно встрепенулся.
— Я вспомнил, — сказал он. — Недавно ко мне в контору прислали урну с прахом, которую надо было похоронить здесь, на рингарюдском кладбище. Это был прах Юлии Анделиус.
Давид подошел к селандриану. Он все еще цвел, источая сильный аромат. Так он будет цвести каждое лето, быть может, еще сто лет. Помнил ли он Юлию? Знал ли он, что она умерла?
Цветок молчал.
Напольные часы тикали, в доме царили тишина и спокойствие.
Но вдруг задребезжало оконное стекло, задрожала хрустальная люстра, застучали дверцы в изразцовой печке, и вся комната словно зашевелилась. Подвески на люстре звенели, как колокольчики, движение передавалось от предмета к предмету, и стало казаться, что все ожило.
Это проехал на север поезд из Мальме.
Часы показывали 21. 23.
Вот ты держишь перед собой эту книгу.
Ты только что перевернул последнюю страницу
и читаешь эти строчки.
Тебе не приходило в голову,
что разные люди читают разные книги —
так почему же именно ты выбрал именно эту книгу, и именно сейчас?
Было ли это просто совпадением, случайностью?
Как ты думаешь?
Скоро ты отложишь книжку в сторону.
Но не забудь,
что одна из статуй-близнецов
так и не найдена,
и если ты когда-нибудь попадешь в Англию,
в Корнуолл, то внимательно смотри, куда летит в сумерках
навозный жук!
И еще не забудь:
если увидишь, что навозный жук
лежит на спинке,
поскорее переверни его,
чтобы он не принес тебе несчастья!
ПЕСНЯ ЭМИЛИИ
Музыка: Арне Ульсон
Слова: Мария Гриппе
Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru
Оставить отзыв о книге
Все книги автора
[1]Крипта — в первые времена христианства капелла в катакомбах, служила для погребения святых мучеников и для богослужения. Впоследствии — особое сводчатое помещение в храме для погребения знати.
[2]Аменхотеп IV правил в 1370 — 1352 гг. до н. э. Принял имя Эхнатон («угодный Атону»), пытался ввести единобожие — поклонение богу Солнца Атону. Женой Эхнатона была знаменитая Нефертити
[3]Сакристия — часть католического храма, сбоку или впереди алтаря; здесь хранятся священные сосуды, облачения и т. п.
[4]Музей корабля «Ваза» — музей в Стокгольме, где хранится шведский военный корабль «Ваза», затонувший при первом спуске на воду в 1628 году. В 1961 году он был поднят на сушу и восстановлен
[5]Здесь и далее перевод стихотворений А. Гриднева
[6]Алло, алло! Я звоню из Швеции. Это из Швеции! Вы меня слышите? Говорит Линдрот. Священник из Рингарюда. Линдрот, да, да… Нет, нет… Это не… Я не знаю… Подождите минутку! (англ.)
[7]Будьте любезны, можно поговорить с кем-нибудь из Египетского отдела музея? Да, пожалуйста! Спасибо! (англ.)