или КУДА УЛЕТЕЛ ТОПОЛИНЫЙ ПУХ...

ОСТАНЬТЕСЬ СО МНОЙ

ЛЕНИНГРАДСКАЯ МОЗАИКА

Светлой памяти

моей бабушки Анастасии

Даниловны Быковой

посвящаю.

Ленинградский прозаик Михаил Веллер с горечью писал, что Ленинград мы потеряли навсегда. Но "времена не выбирают..." Да, многие ленинградцы ушли навсегда, но память тех, кто ещё остался зачастую возвращает их в те времена, когда на улицах города грохотали двухвагонные трамваи "американки", а в парикмахерских стоял устойчивый запах одеколонов "Шипр" и "Красная Москва".

"Тополинный пух, жара, июль..." Тополинный пух казалось был везде. Уже в конце июня он нежным ковром устилал ленинградский асфальт и ветер разносил его почтальоном по широко раскрытым форточкам и окнам. Пух щекотал ноздри и забирался в уши. Камень домов и асфальт щедро отдавали накопленное тепло по вечерам, на улицах города пахло пылью и ещё чем-то необьяснимо ленинградским, особенно после короткого летнегодождя. Возможно это и был запах детства...

Шестидесятые годы запомнились первыми полётами наших космонавтов. У меня и по сей день сохранилась коллекция марок с портретами прославленных героев космоса: "... улетайте до самого Солнца и домой возвращайтесь скорей". В то мартовское утро 1968 года самый первый космонавт Земли не вернулся из обычного тренировочного полёта. Бабушка моя ушла в магазин, а радиоточка всегда была включена. И вдруг радио замолкло. Через некоторое время раздались тревожные позывные и голос диктора с металлическими нотками сообщил о трагедии: "Работают все радиостанции Советского Союза, срочное сообщение ТАСС..." Ком подступил к горлу, от слёз помутилось в глазах. Бабушка застала внука плачущим наврыд: "Гагарин погиб!.."

Лето прошло на даче в Левашово. Бабушка варила манную кашу на керогазе

в сенях. А за керосином с битончиком в керосинную лавку бегал внук. Каша тогда

казалась особенно вкусной, не такой, что варилась на газовой плите. В сельской лавке уютно пахло хлебом. Иногда бабушка давала мне деньги на обожаемые мной шпроты. Баночка "деликатеса" стоила целых 70 копеек. А вот кино было самым доступным в те годы развлечением. За 10 копеек можно было купить билет на утренний сеанс. В сельском клубе был небольшой экран, не то, что

в нашем городском ДК "имени Первой пятилетки", да и не было привычных кресел. Вместо них - деревянные лавки. Но фильмы тех лет завораживали: "Щит и меч", "В огне брода нет", "Республика ШКИД" и даже "Обыкновенный фашизм". При выходе бабушка тогда спросила: "Мишенька, фильм тяжёлый, ты не устал, у тебя голова не болит?" Многие годы спустя этот потрясающий документальный фильм Михаила Ромма пересматривал неоднократно. Навсегда запомнился его неповторимый голос и комментарии, иногда даже с некоторой долей иронии в адрес главарей фашизма.

"В огне брода нет" - тогда мне показался не особо понятным, но запомнилась главная героиня - её роль исполняла тогда ещё юная Инна Чурикова. "Щит и меч" смотрел открыв рот. За сеанс показывали одну серию, на другой день - следующую. "С чего начинается родина..." и Йоган Вайс в чёрной униформе - заполняли детское сознание. А в августе газеты сообщили о контрреволюционном мятеже в братской Чехословакии. Танки Варшавского договора на улицах Праги. Но мои мысли тогда были о велосипеде. К концу лета мечта сбылась, материализовалась велосипедом "Орлёнок" с никелированными крыльями, бирюзового цвета рамой и мамой,

что наконец то к нам приехала на электричке. Да ещё и с долгожданным велосипедом. "Мама мыла раму..." Раму прямо на платформе освободили от промасленной бумаги, накачали колёса и за руль. Первое лихачество. Ночью долго не мог заснуть. В темноте тускло поблёскивали крылья "Орлёнка" и тихое счастье сжималось в груди. В ту августовскую ночь я не мог и подозревать, что вскоре бабушки, моей любимой бабы Насти, не станет. Она умерла в сентябре. В самом конце. В больнице.

За сорок лет до этого бабушка закончила курсы медицинских сестёр в городе Карачеве, а в годы войны работала в эвакогоспитале в городе Кирове. Всего за девять дней до начала блокады военный госпиталь был эвакуирован из Ленинграда. Многих раненных она вернула к жизни, но никогда не вспоминала о войне при мне. Берегла. В мирное время бабушка работала медсестрой в детском саду, а позднее в "Комнате матери и ребёнка" на Варшавском вокзале. Вспоминаю огромный ковёр на полу, запах карболки и множество игрушек. Особенно полюбилась мне инерционная гоночная машинка розового цвета. Она каталась по ковру с совершенно жутким жужжанием.

В те времена как-то не принято было баловать детей. Все жили более-менее одинаково. Но как-то раз бабушка купила мне "Волгу ГАЗ-21". Не настоящую, конечно. Но выглядела она как настоящая. Это была действующая модель внушительных размеров производства ГДР. У неё открывались все двери, капот и багажник. Включались фары и габаритные огни. А самое главное она двигалась. При помощи электрического двигателя. Вперёд и назад. Вправо и влево, а ещё и на разворот. Управление велось с дистанционного пульта. Особенно интересно было управлять ею в тёмном коридоре при свете фар. Бабушка была немногословной, в отличие от любознательного внука. До сих пор удивляюсь её терпению и мудрости. И ещё кругу вопросов, задаваемых дошкольником: о войнах и религиях, о преступлениях и наказаниях, о природе и жизни... Вот так. Не больше и не меньше.

- Что сильнее, зима или природа?

- Жизнь.

Заметив медный крестик на груди:

- Вот ты веришь Богу во всём? А если он скажет, что будет война, ты тоже поверишь?

- Вырастешь, сам всё поймёшь.

- А в тюрьмах чем кормят?

Этот вопрос был задан на коммунальной кухне во время приготовления обеда.

- Хлеб, соль и вода.

Мудро сказано. Нынче вот…

Но не будем о грустном. Читать меня бабушка научила к пяти годам. Писать к шести. Первая книжка – «Сборник русских сказок». Оранжевая обложка, а на ней - лисичка со скалочкой. Как это не покажется странным – жили мы тогда в Ленинграде в «бывшем Доме Сказок», что на углу улиц Декабристов (Офицерской) и Маклина (Английской). Почему в бывшем? Когда-то на этом месте находился один из красивейших домов Петербурга – Ленинграда, фасады которого украшали мозаичные панно на темы Сказок Пушкина. Но во время блокады в него угодила фашистская авиабомба. После построили «сталинку». Внизу на самом углу был магазин «Ткани».

Теперь — универмаг «Дом сказки».

Почти напротив – Дом Блока. Но в те времена музея писателя в нём не было.

А была обыкновенная коммунальная квартира. Зато на Театральной площади

была аптека. Та самая: «Дом, улица, фонарь, аптека…» Неоднократно там

покупались самые бесхитростные медикаменты: аспирин, йод, эфедрин.

Существует она и поныне. А вот Дом культуры имени Первой Пятилетки снесли.

Кроме кинотеатра там находился малый кинозал, концертный зал, зал танцевальный. Совершенно потрясающий зооуголок с террариумом и множеством аквариумов, пальмами и фикусами. Тихий и уютный. А ещё при ДК существовало множество детских бесплатных кружков и секций. Так наш класс в течение года дружно ходил в хореографический кружок. Лихо девочки и мальчики отплясывали польку и мазурку под аккомпанемент на чёрном рояле. Но сначала учились балетному шагу и балетным стойкам: «позиция номер два, позиция номер пять…».

Наступили «лихие девяностые» и из динамиков понеслась уже совсем другая музыка. Хриплый голос выводил: «позишн намба ту…» Но это было потом.

А пока в фотокружке шло занятие по фотопечати. Там я неожиданно встретил своего друга детства, и как оказалось друга на всю оставшуюся жизнь, Витьку. Мы с ним дружили уже пять лет. В том возрасте это полжизни! Познакомились возле песочницы в нашем дворе. Подумалось тогда, что вот ходит в кружок, а мне не говорит. Витька многое что мне не говорил. Тому, наверное, было много причин. Дружили десятки лет. Но так до конца и не знали друг друга.

Сегодня он мне приснился. Сад на холме, большой участок распаханной земли и яблони. Зелёные, без плодов. А внизу — море. Бескрайнее и чистое. Витьки не стало несколько лет назад. Ему было немного за пятьдесят. Ни жены, ни детей. Обычная для нашего времени ситуация. Пил. Чёрные риэлторы...

«Ты снишься мне тревожными ночами...» Эта песня теперь и про него. Но осталась память. Добрая и светлая. Там были марки, диоды и транзисторы, занятия в фотокружке и печать первых фотографий, самодельные гитары и ещё ламповые магнитофоны. «Песняры» и «Юрай Хипп». Радиосвалки, мопеды, лазание по крышам, прыжки с парашютной вышки, да много чего ещё.

В фотокружке мы задержались недолго. Как и в радиокружке. Он тоже находился в Доме культуры имени Первой пятилетки. Теперь нет ни пятилеток, ни пионерских кружков, ни самого ДК. На его месте новое здание. Вторая сцена Мариинского театра. Для избранных ценителей оперы и балета. Должно быть там хорошо. Высокое искусство. Для высоких людей.

Витька был беззлобный. К нему тянулись люди. И если есть Рай, то сейчас он там. Катается на мопеде и радуется жизни. Но. Не выросли его яблочки. Не взошли его всходы.

В радиокружок мы ходили, как говорил Витька, ради радиодеталей. Собирали радиоприёмники, усилители низких частот - детали выдавал руководитель кружка. Стоили они тогда недёшево. А вот если самостоятельно собрать? Влетаешь в копеечку. Иногда старую аппаратуру, телевизоры находили на помойке. Но это было такое старьё!.. Как-то раз нашёл телевизор. Пайка была свинцовой. Надо было детали, резисторы и конденсаторы, выкусывать кусачками. Но кто знал? Я не знал. Потому вооружился паяльником и честно выпаивал. Четыре часа. После второго часа почуствовал лёгкое головокружение. А после четвёртого стало плохо. Шатаясь поплёлся через двор к Витьке. Он то и сказал, что надо было «выкусывать». Накоси, выкуси... Поздно. Но урок запомнил на всю оставшуюся жизнь. На свалку ездили с кусачками, отвёртками, пасатижами. Всё это складывали в мешки для школьной обуви и вперёд!

Свалку от звода по производству телевизоров имени Козицкого (судьба) мне показали ребята с подготовительных курсов радиомеханического техникума, что на Васильевском острове. На курсы я ходил в восьмом классе и держал это от одноклассников в секрете. Но после оказалось, что большинство их и поступили как раз именно в техникумы. Класс был сильный, а школа — восьмилетка.

Свалка находилась на самой оконечности Васильевского острова. Дальше — Финский залив. Точнее Маркизова лужа. Романтика! Высокий забор, будка сторожа, злые собаки. Всё это было. В щели мы заглядывали на большие кучи раздавленных телевизоров. Они шли «по утилизации». Но были и «новенькие». Из брака. Цветные. За ними шла настоящая охота. Те, у кого были деньги, взрослые дядьки, давали сторожу «на лапу», на бутылку, и их пускали «в святая святых» - за забор. А мы, пацаны, прыгали туда нелегально. Кто посмелей. Перебрасывали через высокий забор то, что под руку подвернётся и сигали сами. А там налетали друзья. Остальным доставалось уже то, что оставалось. Закон джунглей. По заливу ходили прогулочные суда и суда на подводных крыльях «Метеоры». Шли и сухогрузы. Вечерами на закате это было особенно красиво. Рядом дымилась свалка фабрики имени Урицкого (тоже судьба), разносился сильный запах табака. Туда свозили мешками брак — табачную пыль (разбирали садоводы) и сигареты (разбирали бомжи). Сигареты «Аврора» были даже не нарезаны. Помню, как пытались раскурить огромную «сосиску». Обрывали, обрывали, дошли так до пяти сигарет. «Сигарета» раскурилась, но тянулась плохо. Так с друзьями курили, валялись на старом диване и глядели на вечереющее сентябрьское небо и на суда, проходящие по фарватеру. На горизонте догорал закат. Зажигались городские огни. В мешках из-под обуви было по полтора, два килограмма радиодеталей: резисторов, потенциометров, конденсаторов, транзисторов, диодов, трансформаторов и ламп, да ещё динамиков для самодельных колонок. Это было богатство! А ещё свежий воздух, близость моря и юность! Наша юность. «Не надо печалиться, вся жизнь впереди!..».

На свалку ездили в любое время года и в почти любую погоду. Однажды с Витькой поехали накануне Нового года. А дело было так. Школьные занятия закончились, а до праздника было ещё далеко. Сидим у Витьки на диване. Слушаем «Песняров». Делать нечего. Предлагаю прогуляться на свалку. Витька, как всегда, говорит, что он «домосед». «Я — домосед!», затягивется папиросой и лукаво так смотрит на меня. Я гну свою линию. И так часа два. Витька ломается, но в конце концов соглашается. На дворе уже сумерки. Не май месяц. Садимся на трамвай. Приезжаем уже в полной темноте. Бродим вокруг забора в полном одиночестве. Кругом валяются остовы телевизоров, разобранные до железа и припорошенные снегом. Жуткий ветер и холод. Витька слезящимися от ветра глазами смотрит на меня и спрашивает:

- Ну, как тебе твоя идея?..

- А давай ещё и пописаем против ветра, а? - предложил я.

В июле месяце поехали на свалку с Гешей. Геша по кличке Кот жил в соседнем с Витькой доме. Геша - Кот был по всем признакам котом, к тому же любил помойки, подвалы и чердаки. Свалка? А почему бы и нет? Радиолюбительством Геша не занимался, но был, как и мы, неисправимым романтиком. На Свалке мы сколотили плот! Самый настоящий. Из подручных материалов. Но пропыть получилось немного.

Плот был неустойчив, норовил опрокинуться. Раз мы с Витькой уже пытались проплыть на таком плотике, но нас чуть не унесло в Финский залив. Когда Витьку охватила паника и багры не доставали до дна, меня разобрал смех. Вспомнил рассказ о ленинградских мальчишках, которых спасли финскине рыбаки. И как их финская женщина на хуторе отпаивала парным молоком. Здорово же! Но Витька не хотел попадать в газеты. Меня же осенила мысль — использовать багры как вёсельные рычаги. Упираться в борта, края плота и грести плоской частью. Так мы довольно быстро причалили к берегу.

Но был ещё случай в самом начале учебного года. Тогда я уже учился в техникуме, радиополитехникуме, что был на базе НПО «Светлана», чем в тайне гордился. Сбылась мечта! Витька же учился тогда на втором курсе ПТУ связи. И вот мы поехали на Свалку за романтикой. Взяли на прокат лодку, там на Шкиперском протоке, на озерце, была лодочная станция. И поплыли. Куда? Конечно же в залив!

Пересекли фарватер и... Сломалось весло. Лодку уносило течением. За кормой оставался Ленинград. Что делать? До ближайшего острова под названием Белый (это мы потом по карте посмотрели) было метров триста. Я разделся до трусов и прыгнул за борт. Расчёт был прост. Глубина была по грудь. И я просто стал толкать лодку перед собой. Чуть позже присоединился и Витька. Пустую лодку мы легко дотолкали до острова. Остров оказался необитаем. Бетонные берега, бетонный парапет, песок и... строительная техника. Воскресенье, вечер. Сломанное весло (Мишка слишком сильно грёб) и полная безнадёга. До берега, до Шкиперского протока и лодочной станции довольно далеко. А грести надо через фарватер, по которому постоянно идут суда. Солнце заходило за горизонт. Начало холодать. Витька присел на бетонный поребрик с видом на залив и закурил. Вдалеке стоял бульдозер. Витька взглянул на меня и прищурил в улыбке глаз:

- Люблю ночевать в бульдозерах. В деревне, помнится...

- Ты что сдурел? Мне завтра в техникум! - я представить себе не мог прогула без уважительной причины. А мать?..

Решительно пошёл прочь. И вот — удача! Лопата, а рядом гвозди. Огромные!

Весло вскоре было «восстановлено».

- Ты греби, а я буду подгребать, - сказал Витька осторожно берясь за это сломанное весло.

- Ты глянь, уже и звёзды включились! - заторопился я налегая на своё целое.

- Осторожней, набрался сил в своей Прибалтике, не то и это сломаешь! - это Витька припомнил мне отдых в Юрмале. Но об этом позже.

В полной темноте причалили к берегу. Светилась будка сторожа. Вёсла мы вынули и бросили на дно лодки. К счастью, сторож не выходя из будки отдал нам ученические пропуска, под залог которых и была взята лодка. А стоило это удовольствие тогда всего 10 копеек в час! Одни в пустом двухвагонном трамвае-американке мы счастливые возвращались по домам. На часах было около одиннадцати. Билетов не брали. А зачем?

Середина семидесятых. Страна отмечала 30-летие Победы. «Этот праздник со слезами на глазах...». Прошло ещё сорок лет. Сколько родилось людей! Но скольких и не стало. И не только убелённых сединой ветеранов. Ушли в историю государства.

На улицах, проспектах всего мира в автомобилях преобладает «пирожковский дизайн». Войны стали «гибридными». Но гибнут люди, уходят от нас ежедневно, эти миры, неповторимые миры покидают нас, оставаясь с нами, в нас, в нашей памяти.

Кто о них вспомнит? Только мы. Вспоминать их и сладко и больно. Они приходят к нам во снах. Мы мечтаем написать о них. Но не у каждого получается. Страемся не думать. Но они живут в нас, независимо от нас. И не заешь, и не запьёшь. А может, надо почаще обращать внимание на тех, кто ещё с нами. Их глаза, посмотрите в них.

В них надежда и жажжда любви и востребованности. Каждый человек любит и ищет любви и признания. Ищет тех, кто его любит. Иногда на это уходит вся жизнь.

Хомячки, коты и собаки, они тоже наши попутчики. Они нас любят и надеются на ответную любовь. Так и идём по жизни. С какой целью? Для чего? А может не надо искать никакого смысла? Смысл жизни заключается в ней самой. Точно также как Бог растворён во всём сущем. И не надо искать. Надо просто жить полной жизнью. По законам Любви и Справедливости. И тогда найдут тебя и твои друзья и все те, кто будет тебе близок и дорог. Но как быть с теми, кто ушёл? Они уже никогда не вернутся? Нет. Вернутся. Вернутся в наших воспоминаниях, в наших ощущениях, в нас самих, в наших морщинках, в наших слезах и нашем смехе. Вернутся, хотя бы во снах...

В августе 1974 года мы с мамой отдыхали в Прибалтике. У отца к тому времени была другая семья. После двух смен в пионерском лагере — Юрмала! Майори, Дзинтари, Булдури! Ресторан над берегом моря «Юрас Перла» - «Морская волна». Там выступала и пела Лайма Вайкуле. А ещё — Кемери и Яун-Кемери. Там были рыбацкие деревушки, отдыхающие ездили туда за вкусной копчёной рыбкой. В Дзинтари располагался чехословацкий Лунапарк! Этот осколок капитализма и совершенно другого мира.Там различные аттракционы, которых не было даже в Ленинграде, там можно было выиграть вкусные конфеты и даже жевачку! Звучала музыка, крутились карусели, мигали разноцветными огнями игровые автоматы. Нподалёку от Лунапарка — пивбар на открытом воздухе. «Вигвам» из цельных ошкуренных брёвен, покрытых лаком. Такие же столы и стулья. Чешское бочковое пиво по советским ценам и за советские рубли и копейки! А на закуску — сухой сыр с тмином и много ещё чего. Пиво брали вёдрами.

Море в августе уже холодное, но множество лежаков и всяческих пляжных приспослоблений. Много отдыхающих. Почти «западный сервис» по советским ценам. В плохую погоду можно поехть а Ригу, побродить по узким улочкам, подремать в прохладе Домского собора под органный концерт. «Ночью в узких улочках Риги жду я, жду я, вновь тебя жду я». «Орган в ночи»! Что может быть величественней? Что может быть лучше?

Так на пляже в Юрмале мы повстречали Арвида. Лысеватый мужчина расположился неподалёку от нас на полотенце. Так мы приходили и встречались с ним на одном месте изо дня в день. Познакомились. Он поведал свою историю. Его отпускали из психиатрической лечебницы на море. Своего рода душетерапия и ветрофорез. Четыре раза его жена сдавала его в психбольницу. Почему? Не ладили. Скандалы. Тогда это мне было не интересно. Интересен был сам человек. Арвид. Наполовину латыш, на половину — белорус. А какие ОНИ? В том возрасте в мне было всё интересно. Лёгкий акцент. Непохожесть на моего отца, да и вообще ни на кого из знакомых.

Несколько позже, в сентябре, мы с Витькой были в бане на Фонарном. Это неподалёку от Фонарного моста. Потому и название. После парилки отчаянно тёрли мочалками друг другу спины.

- Напитался солнцем в своей Прибалтике! Потише, полегче, - просил Витька. Но я не унимался и нажимал ещё сильней.

- Сейчас я из тебя красного каманча сделаю, - сказал Витька, когда наступил его черёд.

- Ой-ой-ой, - покрикивал я, на самом деле радуясь такому массажу. А потом в парилку и бессейн!