Уладзімір Дубоўка – пераклад Шэкспіра

Цена стихотворения

http://pda.sb.by/post/41755/

 

Стихотворение «Пасеклi наш край папалам...» было прямым преступлением.

1929 год. На стол первого секретаря ЦК КП(б)Б Гамарника легла докладная записка о том, что «в интеллигентских кругах Минска, главным образом среди писателей, ходит по рукам какое–то антисоветское стихотворение».

А стихотворение действительно было антисоветское. В нем комментировался раздел Белоруссии, часть которой отошла к панской Польше, а часть вошла в состав СССР, осталось всего «шэсць паветаў, дзякуй i за гэта», как писал Янка Купала...

Пасеклi наш край папалам,
Каб панскай вытаргаваць ласкi.
Вось гэта — вам, а гэта нам,
Няма сумлення ў душах рабскiх.

Эти строки читали и за столом у Янки Купалы, и в университетских коридорах. «Не смеем нават гаварыць i думаць без крамлёўскай вiзы...» Вскоре органы НКВД выявили автора. Вот отрывок из отчета одного из агентов: «...когда я обратился к Купале при ближайшей встрече — с укором — что он, дескать, автор безобразных антисоветских стихов, тот обиделся, заявив, что он может быть недовольным тем или другим, но таких вещей он не делает, и сразу же назвал автора — А.Дударя».

Думаю, сведения были получены не только от Купалы. Многие знали, что в этих строках звучит голос одного из самых известных и авторитетных, несмотря на молодость, поэтов эпохи Алеся Дудара. Удивляться было нечему: Дудар уже давно был на заметке у властей...

А ведь начиналось все на горячей вере и энтузиазме!

«Ну, а я малады — мне весела!»
Национальная культура, веками сдерживаемая, замалчиваемая, вдруг выплеснулась бурным потоком, тысячами талантов. Алесь — часть этой жизни. Шли 20–е годы. Он выступает как актер в спектаклях труппы под управлением Владислава Голубка, участвует в создании литературного объединения «Маладняк», работает в газете «Савецкая Беларусь», учится в университете... В 1925 году выходит первая книжка... Интересное это было время... Еще чувствовались последствия разрухи, еще приходилось с выступлений в пригородных деревнях возвращаться пешком — но какое это имело значение, если строился новый мир, белорусское слово звучало на всю страну и верилось, что вот–вот настанет светлое будущее! К тому же поначалу удачно складывалась личная жизнь — женой Дудара стала красавица–поэтесса Наталья Вишневская.
Увы, на смену романтически–возвышенным эпохам, как правило, приходят иные...

Дело в шляпе!
В 1928 году в первом номере стенгазеты педагогического факультета университета, которая носила боевое название «Кузня Асветы», был помещен фельетон «Фрагменты из жизни 2–го курса литературного отделения». «Прицельный огонь» велся по студентам–писателям, которые «всюду и всегда говорили по–белорусски», носили галстуки, шляпы и очки и поклонялись кумирам вроде Максима Богдановича, «разочарованного интеллигента, хлюпика и нытика». Отщепенцев предлагалось сослать «в места не столь отдаленные и с литературным ароматом». 4 декабря 1928 года в газете «Савецкая Беларусь» публикуется «Лiст 3–х». Герои фельетона, носители шляп и белорусской идеи Андрей Александрович, Алесь Дудар и Михась Зарецкий заявляли в знак протеста против прозвучавших оскорблений о своем уходе из университета.
Рисковали все трое, но больше всех — Алесь Дудар. Не так давно он под псевдонимом Тодар Глыбоцкий опубликовал несколько острых статей о репертуаре белорусских театров, в которых становилось все меньше национальных пьес. «Лiст 3–х» озлобил начальство. К разбору подключился Центральный контрольный комитет партии. Срочно созываются партийно–комсомольские и факультетские собрания, бюро партийного коллектива, ректорат и т.д. Провинившихся сурово клеймят и разоблачают. От имени молодых писателей Петрусь Бровка заявляет: «Лiст — палiтычны памфлет, якi ганьбiць БДУ i нашу нацыянальную палiтыку. Аўтараў трэба з партыi выгнаць». А председатель Центрального правления профсоюза работников образования нарком А.Плытун требовал «ударить так, чтобы у того–сего перья посыпались»...
Видимо, «перья» таки «посыпались»... Потому что трое бунтарей пишут новое — покаянное — письмо в «Савецкую Беларусь». Но раскаяние звучит там с оговорками. Да, они поспешили, уйдя из университета. Нужно было остаться и вместе с партийными органами бороться против проявлений «мещанской мелкобуржуазной стихии».

«Сёння лепшы таварыш можа цябе прадаць»
Между тем борьба с «национал–демократами» ожесточалась. «Маладняк» реорганизовали в БелАПП — ассоциацию пролетарских писателей. Алесь Дудар отзывается на это так: «Усё прайшло, i следу больш няма — i мяцежны шлях, i перазвоны...» Иллюзии насчет мировой революции и гуманной власти исчезали одна за другой.
Но стихотворение «Пасеклi наш край папалам...» было прямым преступлением. На такое осмеливались единицы — например, в Москве Осип Мандельштам в стихах о «кремлевском горце». Дудара вызывают в НКВД. Он оправдывается тем, что... был пьян: «Стихотворение написано в невменяемом состоянии, не является характерным для моего творчества и органически с ним не связано...»
Приговор сравнительно мягок: высылка из Беларуси. Еще не настал пик репрессий. Опального поэта, хотя и редко, продолжают печатать, друзья поддерживают с ним связь... После отбытия ссылки он возвращается в Минск. Пишет стихи, поэмы. Много переводит: Пушкина, Блока, Шиллера, Гейне, Гете, Пастернака... Разумеется, теперь поэт взвешивает каждое написанное слово. На партийном совещании 1932 года Дудару даже дают возможность выступить с речью по поводу борьбы с «замаскированной нацдемовщиной». Но маятник раскачивается все больше. Ночью 31 октября 1936 года в двери квартиры N 2 дома по Проводной улице постучали...
Алеся Дудара расстреляли в «черную ночь» белорусской литературы, 29 октября 1937 года, вместе с двумя десятками других лучших представителей белорусской творческой интеллигенции. Точное место его могилы неизвестно. Что ж, он, как в свое время и Мандельштам, заплатил жизнью за одно стихотворение, которое стало одиноким голосом эпохи.

Автор публикации: Людмила РУБЛЕВСКАЯ Дата публикации: 09.02.2005

 


Уладзімір Дубоўка – пераклад Шэкспіра

(санеты 1-154)

Стамлёны ўсім, я лепш сустрэў бы смерць,

Чым занядбаных бачыць жабраванне,

І здзек пустапарожнасці цярпець,

І найчысцейшай праўды зневажанне,

 

І бачыць пыху ў залатых страях,

І цноту, згвалчаную хіжай сілай,

І для бязглуздасці пачэсны шлях,

І моц, якую немач паланіла.

 

І мастакоў нізкапаклонны зброд,

І недарэк мастацтвазнаўцаў з імі,

І ісціну, якой затулен рот,

І зло, што верхаводзіць над усімі.

 

Стамлёны ўсім, сумую па труне,

Ды як жа друг мой будзе без мяне?

 

 

Пра Зарэцкага мовай эпохі:

 

Врастая своими социальными корнями в мещанско-обывательское предместье провинциального города, З. художественно воспроизвел все характерные черты обывателя (Лесницкий, Халима, Яроцкий); но правдиво показав настоящее его лицо, писатель однако не отнесся к нему критически и принял его как должное. Вот почему специфически мещанский налет так чувствуется в значительной части его творчества. В современной действительности писатель не находит материала, на основе которого мог бы создать созвучный нашему времени образ.
Эволюция Зарецкого как художника привела его к своеобразному нигилизму, к неприятию советской действительности («Ой, ляцели гусі») и обусловила тот крайний национализм, ярким выражением к-рого является недавно выпущенное произведение З. — «Крывічы». В последнее время Зарецкий выступил как открытый певец кулацко-националистической идеологии в очерках «Подорожжа на новую зямлю».

 

Литературная энциклопедия. — В 11 т.; М.: издательство Коммунистической академии, Советская энциклопедия, Художественная литература. Под редакцией В. М. Фриче, А. В. Луначарского. 1929—1939.