На выставке и у телевизора.
Недавно одна из ведущих лондонских газет в отделе платных объявлений поместила любопытную благодарность: «Я хотел бы сердечно поблагодарить вора, который на прошлой неделе унес мой телевизор. Теперь я знаю, сколько свободного времени может быть у человека». Людям, получившим повреждение теменных областей мозга, нет нужды прибегать к помощи похитителей частной собственности. Они просто теряют способность пользоваться телевизором.
Чтобы понять изображение на картинке, а тем более, чтобы ею насладиться, недостаточно проанализировать все детали изображения и выделить из них главное. Воспринятые по отдельности, они теперь должны быть объединены. Однако правое полушарие, в чьи обязанности входит мысленный синтез деталей, может со своей задачей и не справиться. Ему совершенно необходимо разобраться в их пространственном расположении. А на экране телевизора все движется с достаточно большой скоростью.
В пространственном анализе самое непосредственное участие принимают теменные области больших полушарий. При их выключении трудно заметить нарушение зрения. Испытуемый быстро и точно узнает нарисованные предметы, если они изображены в наиболее привычных, традиционных положениях. Но стоит картинку с гусем перевернуть вверх ногами, а ведро на бок, и испытуемый теряется, совершенно не понимая, с чем имеет дело. Длительное, без ограничения времени, изучение рисунка не помогает, а перевернуть его человек не догадывается.
При двустороннем выключении теменных областей невозможно разобраться в карикатурах. На рисунке изображен курильщик, стоящий под проливным дождем и прикрывающий сигарету крохотным зонтиком. Испытуемый может правильно оценить картинку, как изображение человека, попавшего под дождь. Поэтому зонтик воспринимается как вполне естественный атрибут. А то, что он слишком мал да к тому же находится не над головой, совершенно не осознается испытуемым, и рисунок не кажется карикатурой.
На другой карикатуре – человек под душем. Струи воды падают ему на голову и потоками вырываются из ушей. Рисунок правильно оценивается испытуемым, как изображение человека, принимающего душ, а сделать пространственную оценку положения водяных струй он не может, и потоки воды из ушей человека, стоящего под душем, не удивляют.
Выключение функций теменных областей мешает понять смысл шуточных рисунков. Поместите дымовую трубу не на крыше, а пририсуйте ее сбоку к одной из стен дома, и испытуемый увидит на рисунке танк, реактивный миномет «катюшу», молотилку, транспортер для перегрузки картофеля – все, что угодно, но только не дом. Искажение кажется небольшим и непринципиальным, но оно становится непреодолимой преградой для правильного восприятия смысла искаженных рисунков.
Чтобы увидеть и узнать детали предмета и разобраться, какая из них важнейшая, теменные области не нужны. Однако из-за нарушений пространственных представлений испытуемые не догадываются, где эти детали искать. Вот почему для опознания самых обыкновенных рисунков требуется много времени, а если значимость признака зависит от его пространственного положения, догадаться, что изображено на рисунке, невозможно.
Нарушение процесса синтеза обнаружить легче всего. При повреждении теменных областей нельзя понять изображение, разобщенное на отдельные фрагменты. Испытуемый не может догадаться, какая деталь главная, и ему совершенно непонятно, как соединить детали, чтобы получить изображение. Пользуясь каталогом строительных блоков, испытуемый не в состоянии «построить» дом. Просмотрев все фрагменты разобщенного рисунка и в конце концов опознав предмет, не может изобразить его на бумаге. На рисунке окажется все тот же набор беспорядочно разбросанных деталей, «синтезировать» из них предмет испытуемый не в состоянии.
Если теменные области выключены достаточно полно, нарушаются самые простые виды синтеза. Взрослый человек не в состоянии сложить из детских кубиков рисунок, подобрать такую последовательность картинок, чтобы из них получился связный рассказ, а если рисунки уже систематизированы, написать на их основе небольшое сочинение. Элементарные синтетические акты выполняются мозгом непринужденно и не отражаются в нашем сознании. Только когда это затруднено, мы замечаем, как они нам необходимы.
Функции теменных областей правого и левого полушарий имеют больше сходства, чем симметричные участки других отделов, о которых уже говорилось. Все же некоторые различия есть и здесь. При выключении правого полушария больше страдает способность из воспринятых деталей изображения воссоздавать его целостный портрет.
При инактивации левого полушария нарушается умение оперировать последовательно поступающей информацией. Левое полушарие оценивает последовательность, а правое – продолжительность любых событий, в каком бы виде информация о них ни поступала в мозг.
В ведение теменных областей входит функция опознания пальцев рук. В этой деятельности специализируется левое полушарие. Без его участия испытуемый не может показать названные пальцы. Особенно трудно бывает отличить указательный палец от четвертого – безымянного. Информация о расположении остальных частей тела хранится главным образом в теменной области правого полушария. Его повреждение приводит к нарушению такой чисто человеческой функции, как способность одеваться.
На территории теменных областей больших полушарий находятся корковые отделы кожно-двигательного анализатора. При их повреждении больной не может с закрытыми глазами определить место легкого прикосновения к своему телу и догадаться о его направлении. Если на ладони больного, а тем более на его спине начертить пальцем цифру или букву, он на основе чисто осязательного восприятия не сможет узнать написанное. Более того, без участия кожно-двигательного анализатора невозможно узнавать предметы на ощупь даже после длительного манипулирования ими.
Без помощи теменных областей трудно выбрать правильное направление движения, не свернуть невзначай налево там, где необходимо идти направо, трудно придать по инструкции определенное положение своей руке, правильно постелить постель, составить из спичек геометрические фигуры, особенно асимметричные. Трудно пользоваться часами, «немыми» и имеющими на циферблате цифры. Невозможно понять разницу -между тремя и девятью часами, между без 20 минут десять и без 10 минут восемь. Трудно заметить разницу между обычной цифрой или буквой и ее зеркальным изображением. Эти нарушения обычно наблюдаются при одновременном повреждении теменных областей обоих полушарий, но известны случаи, когда они возникали при заболеваниях одного правого полушария.
Образная память – функция правого полушария. После его выключения она расстраивается. Испытуемый без удивления будет смотреть на корову без хвоста и на лошадь с висячими, как у спаниеля, ушами. Просто не заметит на рисунках несоответствия. Испытуемому трудно запомнить сложные фигуры, если для них нельзя подобрать названий, зато он отлично удержит в памяти набор фраз, слов или стихи.
Еще труднее разобраться в сложных рисунках, составить из них полностью идентичные пары. При попытках классифицировать рисунки или предметы испытуемые редко опираются на их внешние признаки. Им, несомненно, доступнее абстрактные представления. Как уже говорилось, левополушарный человек, сортируя таблички с римскими и арабскими цифрами, в одну кучку сложит пятерки, а в другую десятки и не обратит внимания на их начертание. Правополушарный субъект поступит иначе: он объединит арабские цифры с арабскими и римские с римскими. Для него важнее их внешний признак.
После инактивации правого полушария большинство зрительных задач вызывает затруднение. Трудно отыскать глазами на полке нужный предмет, трудно удержать на нем взгляд, совершенно невозможно проследить за движущимся предметом. Даже самый восторженный почитатель футбола в момент инактивации правого полушария теряет интерес к спортивной игре. Он не сядет к телевизору, так как не сможет разобраться в происходящем на экране, а значит, не получит и удовольствия. Зато прослушать спортивного комментатора не откажется. В словесном виде информация легко найдет дорогу в его мозг.
Палитра.
Что способно увидеть животное? В жизни многих организмов зрение не имеет существенного значения. Рыбы и саламандры, киты и дельфины, летучие мыши и кое-какие птицы превосходно ориентируются в полной темноте. У них для этого есть приспособления, вполне заменяющие глаза. Чрезвычайно острым зрением обладают дневные птицы, умеющие к тому же во время полета различать отдельные изображения, сменяющие друг друга с большой скоростью. Но многие, даже очень зоркие звери не владеют цветоощущением.
Цветное зрение мы получили в наследство от наших предков. В какой-то мере им обладают многие насекомые, высшие раки, осьминоги и кальмары. Среди позвоночных животных цветное зрение есть у рыб, амфибий, дневных и водяных рептилий и, конечно, у птиц. Имея превосходно развитое зрение, пернатые не могли отказаться от многообразной информации, которую дает им мир красок.
Цветное зрение оказалось совершенно необходимо водным животным. В воздушной среде различия в яркости изображения в какой-то мере компенсируют отсутствие цветоощущения. И хотя в воде мир красок по мере погружения в глубину быстро меркнет, еще быстрее и значительнее уменьшается разница в яркости окружающих предметов, и на ее основе уже невозможно получать необходимую информацию.
Из млекопитающих по-настоящему владеют цветным зрением только люди да обезьяны. Большинство наших четвероногих братьев, в том числе кошки и собаки, ночные или сумеречные животные. Умение различать цвета им ни к чему, и если они им и владеют, то в весьма слабой степени. Зато для тех, кто может оценить мир красок, их чарующее колдовство неодолимо.
Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, как совершенствовалось у наших предков цветное зрение, но, несомненно, совершенствовалось. В- языке древних греков не было слова «голубой». Как-то они без него обходились, называя различные его оттенки серым цветом. Это тем более удивительно, что голубой цвет самый распространенный в природе. Одно небо часто занимает около половины нашего поля зрения. Скорее всего они прекрасно отличали голубой цвет от синего и серого, но не испытывали особой потребности четко их разграничить. Процесс цветоощущения, хотя и медленно, продолжает совершенствоваться, а количество названий цветовых оттенков постепенно увеличивается, правда, увеличивается медленно. У немцев и англичан, как и у древних греков, нет слова «голубой», и они, видимо, так к этому привыкли, что нет надежды на его возникновение в ближайшем обозримом будущем.
В языке ндембу (Африка) основными цветами считаются белый, красный и черный. Все прочие цвета передаются производными терминами или описательными и метафорическими выражениями. Нередко те цвета, которые европеец счел бы отличными от белого, красного или черного, у ндембу лингвистически отождествляется с ними. Синяя ткань, например, описывается, как черная, а желтые и оранжевые предметы объединяются под одной рубрикой красных.
Возникновение названий цветовых оттенков, как и появление других слов, зависит от потребности общества. В африканской стране Азанде, находившейся на территории современного Заира, при короле Мангбету Мунза знали всего три краски. Черно-красную изготовляли из крови, желтую – из железистой охры, белую – из собачьего помета. Нужно ли удивляться, что в языке народов Азанде было мало названий цветов?
Масть северных оленей имеет множество оттенков – от белого, светло-серого и бежевого до темно-коричневого. Для жителя средней полосы эти градации несущественны. Он не смог бы рассортировать оленьи шкуры на такое число оттенков, для которых у народов Севера имеются особые слова.
Способность различать цвета – чрезвычайно важный дар человека. Помимо огромного количества информации, которую доставляет нам мир красок, он является для нас источником эстетического наслаждения. Недаром черно-белые фильмы, еще иногда появляющиеся на наших экранах, несмотря подчас на высокие достоинства, пользуются гораздо меньшей популярностью, а черно-белые телевизоры, хотя и стоят не слишком дорого, покупаются менее охотно, чем цветные.
До самого последнего времени у ученых не было достаточной ясности, какое полушарие командует цветоразличением. Считалось, что в этом они равны. Лишь совсем недавно были замечены различия.
Выключение левого полушария не мешает распознавать цвета светового спектра, их яркость и насыщенность. Обычно это делается даже точнее, чем при совместных усилиях, во всяком случае, если речь идет о красных и красно-желтых тонах. Видимо, левое полушарие не дает правому в полной мере проявить свои способности. Зато выбрать из набора цветных карточек названные цвета правополушарному человеку трудно. С этим заданием он часто не справляется.
Без правого полушария беднеет не только мир звуков, гаснет, тускнеет мир красок. Испытуемый начинает путать цвета, а уловить различия в их яркости и насыщенности оказывается еще сложнее. Простой на первый взгляд тест: испытуемому показывают цветную карточку и просят найти точно такую же из набора (включающего 32 цветовых оттенка), в беспорядке разложенных перед ним на столе. Задача совсем не сложная, и ни у кого из испытуемых в обычном состоянии не вызывает серьезных затруднений. А у левополушарного человека при решении этой задачи бросается в глаза неуверенность и явная медлительность.
В конце концов он найдет идентичный цвет, если ему разрешат прикладывать предложенную для опознания карточку к каждой из лежащих на столе, однако и в этом случае он будет сомневаться в правильности сделанного выбора. Зато при запрещении сближать сравниваемые карточки испытуемый путается, выбирает из набора две-три, но далеко не всегда в их числе оказывается карточка нужного цвета.
К числу красивейших явлений природы, несомненно, относятся полярные сияния. Их прелесть не поддается словесному выражению не только из-за многообразия цветовых эффектов, но и в силу беспомощности нашего языка. Не так уж много цветовых оттенков имеют специальные названия. Да и теми, что существуют, мы пользуемся не совсем уверенно, особенно мужчины.
Учитывая, что цветоощущение связано с правым полушарием, а речь с левым, можно ожидать, что выключение любого из них непременно отразится на точности обозначения цветов. Предположение полностью оправдалось. Правда, называние чистых насыщенных красных, синих, зеленых и желтых цветов практически не нарушалось. Зато с названиями промежуточных оттенков после выключения одного из полушарий справиться оказалось трудновато. Обычно люди, плохо знающие названия цветов, могут их уточнить, или дав им характеристику по насыщенности – ярко-красный, светло-зеленый, темно-коричневый или, воспользовавшись названием любого предмета, цвет которого нам хорошо известен: огуречный, телесный, кирпичный, цвета слоновой кости.
После выключения левого полушария испытуемые теряют способность правильно называть промежуточные тона. Причем правополушарные люди перестают уточнять их по насыщенности, яркости и цвету знакомых предметов. От розового до темно-красного цвета все промежуточные оттенки получают простое название «красный», а от салатного до темно-зеленого обозначаются словом «зеленый». Напротив, у левополушарных испытуемых, ощущающих явные затруднения в определении цветов, появляется неожиданно большое разнообразие названий, в том числе таких, которых в нормальных условиях от них не услышишь: «бирюзовый», «палевый», «терракотовый», «маренго», «электрик», «ультрамарин». А удивляться нечему. Просто раскрепощенное левое «болтливое» полушарие, пытаясь как-то компенсировать затруднения с анализом цветов, дает изощренные обозначения, извлекая из глубин своей памяти все, что знает о названиях цветов.
В ответах левополушарного человека усиливается доля предметно отнесенных названий, но при этом полностью утрачивается связь с истинными физическими характеристиками цветного раздражителя. Вот как один из испытуемых обозначил предъявленные ему цвета до функционального выключения и в период восстановления функций правого полушария. В первом случае цвета получили вполне конкретные названия: желтый, темно-синий, светло-синий, бледно-коричневый, зеленый, бледно-желтый, темно-белый, темно-зеленый, темно-коричневый, бледно-зеленый, фиолетовый. При правополушарной недостаточности те же тона удостоились новых обозначений: лунный, морской воды, прибрежный, кирпичный, небесный, пляжный, волнистый, травы, кирпичный тины, овечий. И хотя среди них многие связаны с цветом конкретных предметов, они стали менее точными и носят весьма абстрактный характер, так как цвет этих предметов достаточно изменчив, а такие названия, как «прибрежный», «пляжный», «волнистый», вообще не связаны с каким-либо цветом.
У левополушарного человека коренным образом меняется представление о значении названий цветов. Испытуемых попросили из набора, содержащего 32 оттенка, отобрать карточки цвета травы и свеклы. В первом случае, кроме зеленых тонов, испытуемые предъявили желтые и синие, резонно объясняя, что трава бывает до желтизны выжжена солнцем, а морская может иметь и синий оттенок. Во втором случае, кроме синих и красных карточек, предъявили белые и бледно-желтые, так как, кроме столовой, существуют еще кормовая и сахарная свекла, имеющая беловато-желтый цвет. Левое полушарие не способно смотреть на мир так конкретно и так упрощенно, как принято у правого. Оно воспринимает мир во всем его многообразии, никогда не забывая, что из каждого правила существуют исключения, и не позволяет себе их игнорировать.
Левополушарный «болтливый» человек легко использует любые новые названия цветов. Так как и нормальные люди не способны назвать 32 оттенка, в стандартных наборах они для удобства пронумерованы. Если испытуемым в ходе эксперимента называли номера цветных карточек, те при затруднениях с названием оттенка переходят на использование номеров, а в качестве уточнения уже от себя вводят дробные названия, обозначая некоторые оттенки как пятнадцать с половиной или семь с четвертью.
Правое полушарие заведует образным видением мира. Вот почему при угнетении функций левого собрата, при полном или, во всяком случае, значительном нарушении речи и связанных с ней дефектов мыслительных процессов у больных сохраняются художественные способности. Так, известный венгерский скульптор Бени Ференци, потерявший речь вследствие неполадок с кровообращением в левом полушарии, сопровождавшихся параличом правой руки, продолжал работать левой. В его рисунках и акварелях, правда, чувствовалась некоторая неуверенность линий, несомненно, обусловленная недостаточным двигательным развитием левой руки, но выполнение скульптурных работ осталось на прежнем уровне.
Безграмотный грамотей.
100 лет назад газета «Киевское слово» активно интересовалась жизнью США. Ее внимание привлекли выходящие там периодические издания. Собранные библиографические сведения представляют несомненный интерес. В 1881 году в стране распространялись следующие издания: «Газета для несчастных влюбленных», «Орган торговли змеями», «Архив страдающих бессонницей», «Модный журнал для гробовщиков», «Еженедельник для неграмотных». Хочу обратить внимание на последнее издание. Каким несуразным ни кажется его выпуск, но за рубежом оно и сейчас не потеряло актуальности. Непонятно, почему газета прекратила свое существование.
По сообщению ЮНЕСКО, выпущенному к Международному дню распространения грамотности, сейчас на земле более 800 миллионов не умеющих читать и писать, и с каждым годом их число возрастает. Это положение касается и европейских стран. По сведениям газеты «Гардиан», на Британских островах свыше двух миллионов неграмотных. Почти половина из них – люди моложе 25 лет.
Нет оснований предполагать, что в ближайшее время положение изменится к лучшему. Недавно группа социологов Оксфордского университета завершила изучение района трущоб Лондона, Ливерпуля, Бирмингема и других городов. Было проверено 9 тысяч детей в возрасте 11 лет. Выяснилось, что каждый пятый не может ни читать, ни писать. Особенно мрачная картина в кварталах, населенных эмигрантами из бывших британских колоний. Здесь неграмотность детей школьного возраста достигает 60 процентов.
Правое полушарие человека немо, не умеет читать и не в ладах с арифметикой. Ему вполне подошла бы газета для неграмотных, кроме заголовка, цены и адреса издателей, не содержащая никаких буквенно-цифровых обозначений. Это утверждение справедливо с одной-единственной оговоркой, что буквенная система письма не является ни самым первым, ни единственным видом письменности. Человечество придумало немало способов фиксации своих мыслей на камне, глине, папирусе, бумаге. Но как ни странно, не все они оказались по зубам нашему левому грамотному полушарию. И вообще, первую письменность создал наш безграмотный «тунеядец».
К числу наиболее древних видов письменности относится предметное письмо. Когда хотели, чтобы друг отведал курятинки, посылали ему курицу. И каким бы малограмотным ни был адресат, он легко улавливал смысл послания. Чрезвычайно важное преимущество подобной письменности состоит в том, что она лучше других годится для международной переписки. Чтобы овладеть предметным письмом, не нужно изучать иностранные языки. Предметное письмо будет понятно всем людям нашей планеты, на каком бы из 2,5...7 тысяч языков они ни говорили.
Предметное письмо, несмотря на свою примитивность, дожило до наших дней. Первые европейские путешественники, побывавшие в сердце Африки, встречали в Азанде вывешенные на веревке поперек тропинок следующие объявления: початок кукурузы, куриное перо и стрела. В переводе на современные языки объявление звучит следующим образом: «Кто, придя в нашу страну, сорвет початок кукурузы или украдет курицу, найдет здесь неминуемую гибель». Не правда ли, достаточно доходчиво?
В современных городах тоже можно встретить предметные объявления. Сапожник не мудрствуя лукаво вывешивает над входом в свою мастерскую башмак, а владелец магазина выкладывает на витрину все, что может привлечь прохожих. Однако, несмотря на кажущуюся простоту и всеобщую доступность подобной «письменности», она нередко дает повод для разночтения.
Вот один из примеров. За 600...700 лет до нашей эры в степях Причерноморья появились скифы, свободолюбивый кочевой народ скотоводов, не строивший городов и не обрабатывающий землю.
Скифы не имели письменности. Главное, что о них известно, рассказано греческим историком Геродотом, посетившим Северное Причерноморье в середине V века до нашей эры.
В те времена у скифов были еще свежи воспоминания о том, как в 512 году они подверглись нападению семисоттысячной персидской армии. Дарий I, незадолго до того захвативший персидский трон, решил, что успешный и, как он был совершенно уверен, легкий поход и захват новых богатых земель самым лучшим образом упрочит его власть.
Когда персидская армия оказалась на территории современной Украины, скифские цари отправили Дарию «послание»: воробья, мышь, лягушку и пять стрел. Учитывая, что воробей обитает вблизи человеческого жилья, мышь роет норы, строя свой дом в земле, а лягушка живет в воде, Дарий решил, что скифы складывают перед ним оружие и отдаются ему с землей и водой, обещая постоянно быть при нем, как воробьи при человеке.
Советник царя Гобрий был не согласен с таким толкованием послания. Он «перевел» на персидский язык скифское «письмо» как ультиматум: «Если вы, персы, не умеете летать, как птицы, прятаться в земле, как мышь, или в воде, как лягушка, то не вернетесь к себе назад, сраженные нашими стрелами!»
Прав оказался Гобрий. Скифы не дали персам генерального сражения, но, отступая, засыпали колодцы, устраивали степные пожары, наносившие захватчикам значительный ущерб, смело нападали на авангарды и обозы, безжалостно их уничтожая, и, не ожидая подхода более крупных сил, исчезали в степи. Армия Дария таяла, как снег на солнце, и персы вынуждены были начать поспешное отступление, подгоняемые тучами скифских стрел.
Кстати, владея достаточной для того времени письменностью, персы не порвали с предметным письмом. Отправляясь в поход, Дарий отдал своему наместнику шнурок с 60 узелками, велев ежедневно развязывать один, чтобы на родине знали, когда его ждать обратно. К сказанному хочется добавить, что, хотя Дарию пришлось спешить, особенно на обратном пути, бесславный поход занял гораздо больше времени, чем царь предполагал, покидая азиатские берега.
Следующим видом письменности, созданным человеком в доисторические времена, было рисунчатое письмо. Наскальные рисунки предназначались не для украшения мрачных подземных жилищ. Они использовались для передачи информации. Серия стилизованных рисунков-пиктограмм могла передавать сложное сообщение. Пиктограммы и в наши дни используются широко. Они легко стали международным языком и окружают нас повсюду.
Наиболее распространены дорожные пиктограммы. Перечеркнутое красной чертой изображение автомобиля, человек, спускающийся по лестнице, водопроводный кран, стрелки поворотов понятны каждому без специального разъяснения. Пиктограммы используются при создании топографических планов, электронных схем, всевозможных указателей. Курочка или петушок на дверях общественного туалета понятны даже детям, еще не овладевшим письмом.
Пиктографические символы хранятся в правом полушарии, и при его повреждении понимание их может оказаться нарушенным. Без его участия нельзя создать или прочесть рассказы на картинках – пиктографические «тексты».
Главная зрительная функция правого полушария – синтез восприятия деталей изображения. При его инактивации эта функция нарушается. В еще большей степени страдает синтез «фраз» из.отдельных слов предметного письма или пиктографических символов. Без помощи нашего «тунеядца» прочесть «написанные» с их помощью тексты невозможно. Подобные виды письменности – прерогатива нашего неграмотного правого полушария.
Просчет расистов.
В 1950 году в Париже, на родине Брока, собрался очередной конгресс невропатологов. Он проходил под знаком серьезных достижений в развитии психофизиологии речи. Со времени первых, ставших давно классическими исследований ученые проделали огромный путь. Врачи сумели убедиться, что у истинно праворуких людей все речевые функции – устная речь, чтение, письмо – неразрывно связаны с левым полушарием. На конгрессе было представлено немало докладов, посвященных различным формам нарушения речи и словесного мышления при повреждениях в доминантном полушарии. Прошедшая война позволила собрать обширный уникальный материал, и конгресс удовлетворенно отмечал успешное развитие идей основоположников учения о высших психических функциях мозга.
Диссонансом прозвучал лишь доклад молодого китайского делегата. Посланец Китая плохо владел французским языком, и многие положения его сообщения слушатели не поняли. Однако суть уловить было нетрудно. Он тоже не имел недостатка в пациентах, но в его клинике больные с ранениями левого полушария в районе речевых центров не теряли способности к письму и чтению, а потерю устной речи он объяснял параличом голосовых органов и тем самым полностью опровергал Вернике и Брока.
Доклад не вызывал дискуссии. Языковой барьер помешал всесторонне обсудить сделанные наблюдения. Однако он оказался полезным, привлек внимание исследователей к интереснейшему разделу физиологии речи. Постепенно крепла уверенность, что наблюдения, сделанные в Пекине, должны получить разумное объяснение.
Открытия Брока и Вернике неожиданно для поклонников их учения взяли себе на вооружение мракобесы самого отвратительного толка – расисты. Поводом послужили наблюдения над пациентами из Восточной Азии.
В отличие от европейцев чтение и письмо китайцев, японцев и вьетнамцев оказалось теснейшим образом связанным с деятельностью правого полушария. Налицо явные расовые различия, и расисты за них ухватились, как за прекрасную иллюстрацию неполноценности азиатских народов. Почему расширение функций правого полушария должно свидетельствовать о неполноценности обладателей такого мозга, остается только гадать.
Создатели расовых теорий особенно не утруждают себя поисками правдоподобных объяснений. Расисты любого толка всегда исходят из априорного превосходства своей народности, нации или расы и считают ее эталоном совершенства.
Наблюдения китайского нейрохирурга вовсе не были плодом ошибки молодого и неопытного исследователя и тем более не являлись следствием расовых различий в строении мозга и организации его функций, как успели раструбить некоторые буржуазные философы. Мозг у пекинских пациентов был самым обычным. Разница в симптоматике между европейцами и азиатами при сходных ранениях мозга связана не с особенностями локализации их речевых центров, а с различиями систем письменной речи.
В настоящее время на земле распространено два вида письменности: буквенное (звуковое) и иероглифическое письмо. Первое – более молодое. В Европе оно получило прописку благодаря грекам. Иероглифическая письменность относится к числу наиболее древних. По своему происхождению она связана с пиктограммой. Особенно значительное развитие эта система письма получила в Древнем Египте.
Египетская рисунчатая вязь, «священные знаки» – иероглифы, на которые с трепетной почтительностью взирало не одно поколение европейцев, предполагая в них таинственную чародейскую силу, несколько тысячелетий оставалась неразгаданной. И не мудрено – египетские иероглифы оказались куда более сложной письменностью, чем буквенное письмо современных народов.
Они содержат три типа знаков.
Первый тип – словесные знаки, или идеограммы, в стилизованном виде передают предмет или живое существо. Так, изображение глаза означает глаз, маленькой птички – воробей, фигурки человека с луком и стрелами – воин, схематическое изображение человеческих ног – ноги, сгорбленного человека с посохом – старость. Китайское словесное письмо почти целиком состоит из таких знаков. Если они не чересчур стилизованы, написанный с их помощью текст понятен любому человеку. Знание самого языка для этого совершенно необязательно. Вьетнамский и китайский языки имеют серьезные различия, но письменные тексты, составленные в любой из названных стран, понятны и тем и другим, так как используются одни и те же иероглифы.
Второй тип знаков – тоже рисунки, только они означают не сам изображаемый предмет, а сходное по звучанию слово. Бывают такие слова, которые трудно передать рисунком. Какой знак мог бы подойти для слов «граница», «здоровье», «большой»? В этом случае египтяне рисовали предмет, название которого по своему звучанию было бы ближе к нужному слову. В русском языке такими парами слов могли бы стать: молот – молод, ров – рев, муха – мука. Русскими иероглифами для передачи слов «молод», «рев», «мука» вполне могли бы.быть рисунки, изображающие молоток, ров, муху. Полного совпадения в звучании этих слов нет, но египтяне и не добивались абсолютного звукового соответствия.
Третий вид знаков – детерминативы. Сами по себе они не читаются, так как служат лишь для уточнения значения рядом стоящего знака. Так, изображение мужчины ставилось после мужских имен, изображение женщины – после женских, знаки города, растения, птицы, жидкости сопровождали соответствующие слова. Из сказанного понятно, что детерминативы с изобразительной точки зрения обычные иероглифы и их смысл легко угадать: изображение ножа, например, являлось детерминативом слова «резать», а очертания обнесенного стеной города с двумя перекрещивающимися улицами – детерминативом города. Слова египетской письменности, за редким исключением, имели такие детерминативы.
Экскурс в египетскую письменность предпринят здесь для того, чтобы показать, что, хотя в ней использовалось три типа знаков, серьезно отличающихся по своему значению с изобразительной точки зрения, все они являются рисунками, изображениями предметов или явлений, которые они обозначают. И как бы далеко ни ушло начертание современных иероглифов от изображения реальных предметов, они все же остаются рисунками, а следовательно, их опознание должно входить в сферу деятельности правого полушария. Поэтому у людей, в одинаковой степени овладевших двумя видами письменности, при инактивации левого полушария страдает буквенное письмо и чтение, но сохраняется иероглифическое, а при выключении правого полушария нарушается лишь понимание иероглифов, а буквенное письмо и чтение не страдают. Из всех азиатских народов китайское иероглифическое письмо менее других связано с фонематическим (речевым) слухом. Неудивительно, что эффекты выключения полушарий мозга проявляются у китайцев в наиболее чистом виде.
Восприятие иероглифов связано с работой затылочно-теменных отделов мозга. При их повреждениях на первый план выступают нарушения зрения. Больные не узнают нарисованных предметов. Рассматривая портрет, находят нос, рот, глаза, но синтезировать и опознать рисунок не в состоянии. Целое для них остается неясным, и они очень неуверенно говорят, что, вероятно, нарисован человек. Если человек на портрете имеет усы, больной может сделать вывод, что нарисован кот. Неудивительно, что способность понимать текст, написанный с помощью иероглифов, у таких больных полностью нарушена. Если при этом понимание букв как менее сложных знаков сохранено, то чтение и письмо на европейских языках не страдает.
Таким образом, дело не в расовых различиях строения человеческого мозга, а лишь в используемой человеком системе письма. Привлекая данные по физиологии мозга, чтобы подкрепить свои бредовые идеи, европейские расисты серьезно просчитались.
Перечисленными выше особенностями не исчерпываются так называемые «расовые» различия человеческого мозга. В 1981 году на симпозиуме в Афинах японский ученый Т. Цунода сообщил о своих многолетних исследованиях. Он разработал оригинальную методику, позволяющую у здоровых людей определять доминантность полушарий при восприятии различных звуков.
Звуки любого языка можно разделить на две группы: гласные и согласные. Гласные возникают благодаря колебанию голосовых связок, как бы имитирующих струны, а потому напоминают звуки струнных музыкальных инструментов.
У каждого языка свой набор звуков. В русском языке используются 34 согласных звука и 6 гласных. Примерно такое же соотношение у многих европейских народов. А вот в языке черкесской народности абазинцев 65 согласных и лишь два гласных: «а» и «ы». До 100 согласных насчитывается в некоторых диалектах саамов, живущих на Кольском полуострове.
Есть языки с другим соотношением звуков. Островитяне с Рапануи (крохотного клочка суши, затерянного в просторах Тихого океана) используют всего 9 согласных и 5 гласных. Сходный набор звуков во многих полинезийских языках и в языке маори. Большое значение имеют гласные звуки в японском языке. Для языков этих народов характерны слова из одних или почти из одних гласных вроде Эиао, О'у, Соуи, Маипауиа, Тубуаи, Оахо, Уиао. Это личные имена и географические названия.
Маленькие дети совершенно не в состоянии выделить в слове гласные звуки. Они не умеют отделить их от согласных. На вопрос, из каких звуков состоит слово «лопата»; малыш ответит из «л», «п», «т» или из «ла», «па», «та». Дело тут не только в возрасте. Умение разлагать слова на составляющие их звуки развивается одновременно с обучением чтению и письму. Без этого нельзя овладеть грамотой. Неудивительно, что китайцы, умеющие пользоваться только иероглифическим письмом, тоже не отдают себе ясного отчета о гласных звуках в словах родного языка. Этого не умели делать и древние народы в момент возникновения у них буквенной письменности.
Изучение истории письменности народов нашей планеты показало, что все древние алфавиты, в том числе финикийский, который греки скопировали, создавая свою письменность, состояли из одних согласных. Гласные звуки, как не являющиеся речеразличительными, а потому и обязательными, при письме опускались.
Для гласных звуков буквы были впервые придуманы греками, а из греческой азбуки они перекочевали в алфавиты всех остальных европейских народов. Однако их значение для европейцев по-прежнему невелико. Они остались вспомогательными звуками. Для понимания речи гласные звуки не так важны и необходимы, как согласные. Другое дело, когда гласные звуки преобладают количественно, как это имеет место в японском и многих полинезийских языках. Здесь без точного учета гласных, входящих в состав слова, понять его невозможно.
Используя разработанную им методику, Цунода сумел выяснить, что в восприятии многих гласных звуков, характерных для японского языка, а также сходных с ними звуков естественного происхождения, таких, как смех, плач, стрекотание сверчков, голоса птиц и звуки японских музыкальных инструментов, доминантным является левое полушарие. У всех обследованных до сих пор людей, а для участия в эксперименте были привлечены испытуемые со всех континентов, говорящие на 20 языках, левое полушарие отвечало главным образом за восприятие согласных звуков. Анализ гласных у подавляющего большинства народностей нашей планеты может осуществляться и в правом полушарии. Только у людей, с детства владеющих языками маори, тонга или восточносамоанским, мозг организован по японскому образцу.
Подобное распределение функций в мозгу не является врожденной особенностью японцев. Профессор Цунода выяснил, что дети второго и третьего поколений японских эмигрантов, для которых родным языком стал испанский, португальский или английский, имели мозг, организованный по западному образцу. Напротив, мозг детей американских и корейских эмигрантов в Японию перестроился на японский лад.
Таким образом, дело не в каких-то расовых особенностях мозга. Его функциональная организация зависит лишь от языкового воспитания человека. У большинства народов в качестве главных речевых звуков используются согласные, они, естественно, и анализируются в речевом полушарии. А поскольку в языках маори, тонго и японском возросла роль гласных, оправдан и повышенный интерес к ним левого полушария.
Передача гласных звуков в ведение левого полушария повлекла за собой повышение у него интереса к эмоциям. В эмоциональных звуках человека, «охах» и «ахах», гласные несут большую нагрузку. А раз они у японцев анализируются в левом полушарии, ему невольно приходится вникать и в сущность эмоций. Оказалось вполне рациональным закрепить за левым полушарием и эту функцию.
Переписчик нот.
За левым полушарием закрепилось название речевого. Это не совсем справедливо. Если бы Брока родился японцем, возможно, не было бы долгого периода третирования нашего правого полушария.
В распределении речевых функций между нашими двойняшками еще много таинственного, непонятного. Например, значение слов, в том числе названия предметов, хранятся в правом полушарии, а в левом только звуковые образы этих названий. Левое полушарие умеет расчленять их на отдельные составляющие части. Его сфера деятельности – знаковые системы, какими бы сигналами они ни кодировались: звуковыми (фонемы), зрительными (буквы), двигательными (мышечное чувство). Вот почему речью глухонемого человека, который обучен пользоваться пальцевой азбукой, где каждой букве соответствует специальный жест, по-прежнему заведует левое полушарие.
Однако левому полушарию неподвластны системы, используемые человеком для общения и передачи информации, где названия предметов даны не словами, а какими-либо символами вроде иероглифов, нерасчленимыми на отдельные составляющие. Вот почему жестикуляционной речью глухонемых, пользующихся жестовым языком типа амслена, где каждый жест обозначает определенный предмет, действие или понятие, руководит правое полушарие. При его повреждении эта речь оказывается нарушенной, а использование пальцевой азбуки не страдает.
Подчиненность любых коммуникационных систем человека соответствует данному правилу. Во французских Пиренеях лежит затерянная среди ущелий и скал небольшая деревушка Аас. Это своеобразное селение жителю равнин скорее всего показалось бы кучкой хуторов. Хотя дома разбросаны недалеко друг от друга, они находятся на разной высоте и отделены кручами, ущельями, глубокими пропастями. Люди живут друг у друга на виду, но в гости не ходят. Сделать визит соседу все равно что предпринять опасное путешествие. Естественную тягу к общению они удовлетворяют, не покидая собственных усадеб. При этом аасовцы не кричат, не надрывают до хрипоты свои голоса. Кроме каталонского языка, на котором они разговаривают дома, жители Аас для общения с соседями изобрели особый свистовой язык. Свист легко покрывает большие расстояния и меньше поглощается завыванием ветра и шумом водопадов. По своей структуре это настоящий язык, представляющий собой цепочки свистовых звуков, и поэтому отвечает за него левое полушарие.
На земле существует несколько подобных необычных языков. Все они, в том числе и азбука Морзе, связаны с левым полушарием. Точки и тире, короткие и длинные звуковые посылки, которыми кодируются буквы, используются и в проводной и в радиосвязи. Опытный связист легко воспринимает текст и зрительно и на слух, а при инактивации левого полушария вместе с речью утрачивает и способность пользоваться азбукой Морзе. Напротив, запись музыки с помощью нотных знаков и, естественно, чтение нот находятся в ведении правого полушария. Уже упомянутый Равель, в период болезни лишенный устной и письменной речи, по-прежнему пользовался нотами и сам записывал нотными знаками произведения, сочиненные в этот период.
Может показаться странным, что, умея разбираться в иероглифах и нотных знаках, правое полушарие оказалось неспособным запомнить буквы. Это не совсем так. Однако их опознание с помощью принятых правым полушарием методов зрительного анализа – процесс медленный и совершенно не годится для беглого чтения. Прежде чем опознать букву, правое полушарие должно внимательно рассмотреть все ее элементы. Если с помощью тахитоскопа резко ограничить время изучения, можно проследить все этапы этого процесса.
Вот как у правополушарного человека протекало опознание буквы «ж»: «Что-то есть... Как «к», только наоборот... Нет, еще горизонтальная линия... Еще одна вертикальная. Но ведь это не «н»?.. Еще перекладина. «К» наоборот и перекладина, покажите еще... Было бы два «к» в разные стороны, но здесь еще связка... Я узнал. Это не «к» и не «ш», это буква «ж».
Способность узнавать буквы необходимое, но далеко не достаточное условие для овладения письменной речью. Медлительность – не единственное препятствие, мешающее правому полушарию стать книгочеем.
Левое полушарие опознает буквы эталонно. Оно ориентируется на их наиболее характерные признаки. Это тоже может вести -к ошибкам. Левополушарные люди способны принять букву «ю» за «о», «д» за «л», «п» за «г». Из буквы, имеющей сложное начертание, улавливается отдельный компонент, и, если ему может соответствовать более простая буква, опознание подчас дает осечки.
Инактивация правого полушария не нарушает устный счет. Человек без труда подсчитает число находящихся перед ним предметов, решит в уме несложную задачу. Количественная оценка окружающего мира – сфера деятельности доминантного полушария. А письменное изображение чисел, независимо от того, какое они имеют начертание, римское или арабское, ближе к иероглифам, и потому память о них хранится в правом полушарии. Без его участия счетные операции на бумаге производить невозможно.
Мысли без слов.
Физиологи всегда относились к психологии животных с известным недоверием. Считалось, что проникнуть в мысли существ, не имеющих языка, а ни одно животное – ни молчаливые интеллигенты моря дельфины, ни талантливые имитаторы звуков болтливые попугаи, – речью овладеть не смогло. Речь причисляется к главным, важнейшим отличиям человека от животных. И хотя время от времени находятся ученые, берущиеся или обучить четвероногих обитателей нашей планеты языку, или отыскать среди них такие высокоразвитые существа, которые тайно от нас, людей, давно пользуются речью, поколебать скептицизм им ни на миг не удалось. Даже когда на страницах газет замелькали заметки о «говорящих» обезьянах и начался невообразимый журналистский бум, высокие академические сферы остались холодно-равнодушными. Обучение шимпанзе языку оказалось столь ненаучной проблемой, что не возникло желания выступить с опровержением по поводу возникшей шумихи.
В 1859 году Ч. Дарвин закончил важнейший труд своей жизни «Происхождение видов». Его главной задачей было показать общность между животными разного уровня развития, а также между животными и человеком. Для этого Дарвин собрал уникальный материал, подтверждающий сходство в строении тела, в поведении и психике.
Конечно, существуют и различия. Недаром последователи Дарвина, убежденные в происхождении человека от животных, давно свыклись с мыслью об огромной пропасти между нами и нашими меньшими братьями, которая образовалась, когда наш далекий предок слез с дерева и начал учиться ходить на двух ногах. Эта версия вполне устраивала христианскую церковь. По мнению ее столпов, она неопровержимо свидетельствовала о божественном происхождении человека и полностью дискредитировала дарвинизм.
«Говорящие» обезьяны оказались не в состоянии сломить этот барьер. Между тем шимпанзе за весьма короткий срок накапливали словарный запас, сопоставимый с объемом слов, которыми располагают двух-трех-летние дети, и овладевали навыком построения фраз из двух-трех и большего количества слов. Обезьяны оказались способными сами придумывать новые слова, понимать метафоры и даже ругаться, самостоятельно подбирая для этого подходящие выражения, и все же они не смогли убедить большинство специалистов в том, что усвоенную ими систему коммуникации можно считать языком.
Не вдаваясь в детали возникшей по этому вопросу дискуссии, скажу, что, с точки зрения учения И. Павлова о высшей нервной деятельности, успехи шимпанзе нельзя назвать не чем иным, как начальным этапом овладения языком, так что и по этому показателю между животным и человеком нет непреодолимой пропасти. Шимпанзе самым недвусмысленным образом дали отповедь церковным догмам на своем обезьяньем языке.
Успехи по обучению обезьян разговорной речи пришли не сразу. Со звуковым языком они не справились. Зато когда догадались использовать.жестовый язык, дело пошло на лад. Мы уже знаем, что разговором на языке жестов у человека руководит правое полушарие. Как организована речь в мозгу шимпанзе, пока никому не известно. Быстрота, с какой обезьяны усваивают названия предметов и действий и обобщают их, распространяя на все однородные предметы и действия, показывает, что многие обобщения достаточно высокого порядка существовали в их мозгу задолго до начала обучения.
Нет повода сомневаться, что обобщения и некоторые понятия формируются и в мозгу глухонемых, никогда не обучавшихся никаким- речевым навыкам. Но в каком полушарии необученного глухонемого хранятся эти понятия и обобщения, тоже пока неизвестно. Они должны основываться на зрительных образах, а значит, можно ожидать, что их продуцирует «тунеядец».
Выключение функции правого полушария не нарушает ориентировки во времени, испытуемый прекрасно помнит год, месяц и число, а взглянув на циферблат часов, даже если на нем нет цифр, по положению стрелок скажет, который час. Все эти сведения хранятся в речевой памяти. Зато ориентация в обстановке по ее конкретным признакам нарушена настолько, что разобраться в цветных пейзажах испытуемому становится трудно. Вместо того чтобы просто сообщить, что на рисунке зима, он ответит, что раз лежит снег, то, по всей вероятности, сейчас зима.
Еще сильнее нарушена ориентировка в пространстве. Хотя испытуемый отлично помнит, что он находится на излечении в больнице имени Н.А. Семашко и помещен в седьмую палату третьего отделения, самостоятельно вернуться в нее из процедурного кабинета не сможет. Бессмысленно было бы расспрашивать его о том, как можно туда пройти, или попросить набросать план.
При локализации очага заболевания в правом полушарии больные забывают планировку своей квартиры, тем более не способны ориентироваться в новой для них обстановке больничного отделения. Даже собственную койку в палате они подчас самостоятельно найти не могут. Совершенно не способны набросать план давно знакомого помещения, нарисовать по памяти такие обычные предметы, как чайник или очки, с детства хорошо знакомых животных вроде собаки или лошади.
Особенно резко нарушается ориентировка в пространстве, находящемся слева от больного. Никаких впечатлений о том, что там находится, у него не возникает. Если его просят сосчитать присутствующих в комнате людей, больной не замечает лиц, оказавшихся слева. В поисках нужной книги он просматривает на стеллаже лишь правые части полок, свой костюм будет искать в правом отделении шкафа, а посуду в правом отделении серванта. В общем, для больного перестает существовать левая половина окружающего мира и левая половина собственного тела.
Левополушарный испытуемый утрачивает способность производить оценку времени. Он не знает, сколько времени находится в процедурном кабинете. На любой вопрос он чаще всего ответит, что прошло полчаса, а на самом деле может оказаться, что его только пять минут назад привели сюда или, наоборот, он находится в процедурной больше часа.
При поражении теменных областей правого полушария нарушается такая специфическая функция, как опознание индивидуальных признаков знакомых предметов. Больному становится трудно по внешнему виду определить, из какого материала сделан предъявленный ему предмет: из стекла, дерева, металла, ткани. Лесник, всю жизнь проработавший в подмосковном хозяйстве, заболев, перестал узнавать породы деревьев. Не смог даже ель отличить от березы, пока не дотронулся до ветки и не укололся об иглы. Интересно, что такие больные способны срисовывать картинки, но рисовать по памяти не могут и часто не узнают того, что сами рисуют.
Юмор – чисто человеческое достояние. Психологи относят его к одному из важнейших проявлений высокоразвитого интеллекта. Больные с поражением правого полушария, рассматривая карикатуры, часто не видят в них ничего смешного, даже если способны достаточно хорошо и полно охарактеризовать изображенную ситуацию. Подписи любого характера, сопровождающие рисунки, значительно облегчают возможность уловить юмористический характер изображения. Но анализ текстов, их смысла и содержания – функция, принадлежащая исключительно левому полушарию. Так что эмоциональная оценка карикатуры в этом случае полностью обязана помощи лингвистически подкованной половины нашего мозга.
Способно ли правое полушарие к мыслительной деятельности, к абстрагированию? Безусловно, способно, только его абстракции не связаны с логическими построениями, не облечены в слова. Как и все правополушарное, они носят образный характер. Если нам необходимо создать обобщенный образ предмета, имеющего настолько сложную форму, что для нее не подобрать словесных обозначений, эта операция совершается в правом полушарии.
На основании зрительных образов и обобщений правое полушарие прогнозирует и экстраполирует дальнейший ход событий. Переходя загородное шоссе и видя приближающийся автомобиль, «тунеядец», основываясь на анализе нашей собственной скорости и скорости движущегося по шоссе автомобиля, экстраполирует, где каждый из нас окажется через 3...4 секунды, и делает заключение, переходить дорогу или сначала пропустить автомашину.
Способность по небольшому отрезку кривой экстраполировать всю окружность тоже обеспечивается правым полушарием. Благодаря его деятельности, ознакомившись со строительными деталями разборного домика, мы можем представить, как будет он выглядеть в собранном виде. Это оно помогает нам выбрать в магазине подходящий отрез и достаточно точно представить, как будет выглядеть сшитый из него костюм. Абстракции и обобщения правого полушария чрезвычайно плохо поддаются описанию словами. Вот почему мы так мало о них знаем и так трудно о них рассказать.
Образное мышление кажется нам менее плодотворным для аналитического восприятия мира. Для логического осмысления и прогнозирования дальнейшего хода событий оно имеет еще один недостаток – тенденцию видеть мир в черных красках. Наше правое полушарие вполне заслуженно может именоваться «рыцарем печального образа». Недаром после его функционального выключения настроение испытуемых резко улучшается. Они становятся веселее, улыбчивее, с большей доброжелательностью начинают относиться к окружающим, у них появляется склонность к шуткам.
Поразительно влияние временного выключения правого полушария на формирование настроения. После правостороннего электрошока первая улыбка нередко появляется у испытуемого еще до того, как к нему вернулось сознание. Насколько важно подобное действие электрошоков, можно судить по тому, что среди пациентов, которые нуждаются в таком способе лечения, немало людей с различными формами депрессий. В сочетании с медикаментозным лечением электрошок дает устойчивый положительный эффект.
Один из наиболее обычных симптомов правостороннего повреждения мозга – эйфория, повышенное радостное настроение, чувство довольства и благополучия, сопровождающееся оптимистической оценкой окружающего, не соответствующее объективным обстоятельствам. Больные благодушны, они, видимо, не сознают тяжести своего заболевания, во всяком случае, это не вызывает у них неприятных ощущений. Вообще глубоких трагических переживаний, вызывающих у здоровых людей страдания, эти больные не испытывают. Возникновение у больного встревоженности или озабоченности врачи воспринимают как благоприятный симптом, свидетельствующий о возможности выздоровления.
Люди друг от друга сильно отличаются по характеру, темпераменту, общему эмоциональному настрою, да и каждому из нас приходилось не раз испытывать смену настроения, подчас, казалось бы, совершенно беспричинную. Видимо, наш эмоциональный настрой определяется преобладанием тонуса одного из полушарий. В зависимости от того, кто из двойняшек берет верх, заказывается веселая, оптимистическая или грустная, печальная музыка, и под ее сопровождение течет наша повседневная жизнь.
У некоторых больных бывают галлюцинации. Интересно, что зрительные и слуховые чаще возникают при поражении правого полушария, а обонятельные и вкусовые при поражении левого полушария вообще никогда не наблюдаются. Да и характер зрительных галлюцинаций значительно отличается от аналогичных видений, возникающих при заболевании левой половины мозга. В них нет определенности. Больные рассказывают, что видели каких-то людей, показавшихся им знакомыми, но кто это, не поняли. Если галлюцинации приносят видения каких-нибудь пейзажей, помещений, интерьеров, больные не могут описать их с достаточной точностью, не способны решить, видят ли они эти картины впервые или у них есть аналог в реальном мире. В общем, зрительные галлюцинации чаще всего расплывчаты, неясны, неопределенны.
Чтобы взяться за изучение правого полушария всерьез, необходимо было перешагнуть психологический барьер, преодолеть представление, что оно полнейший бездельник. Действительность превзошла всякие ожидания. В результате правое полушарие было реабилитировано и уравнено в правах, со своим левым собратом.
Да, правое полушарие не обладает многими важнейшими чисто человеческими функциями. Да, правое полушарие немо! Но как выразительно оно умеет молчать! Какую живость, яркость и убедительность способно сообщить речам своего левого собрата! Как музыкален, богат звуками, поэтичен и красочен его мир! И бессмысленно задавать вопрос, какое полушарие мозга для нас важнее. Болт и гайка только при совместных усилиях способны приносить пользу. Поодиночке они беспомощны. По отдельности в них мало смысла.
Стальная блоха.
В старые времена у всех народов отношение к людям с ведущей левой рукой было несколько пренебрежительным, как к не вполне полноценным. Видимо, не случайно известный русский писатель Н. Лесков сделал левшу героем своей сатирической повести «Левша». Выбором героя Лесков, вероятно, хотел подчеркнуть, что ежели и левша может оказаться таким высококвалифицированным мастером, то каких же высочайших вершин мастерства способны на Руси достигать праворукие люди.
Нельзя сказать, что среди левшей не встречаются таланты или их попадается крайне мало. Левшами были Микеланджело, Пикассо, И. Павлов, Чарли Чаплин. За ярко выраженную леворукость получили известность римский император Тиберий и английский король Георг II. Упомянем и такого гениального художника и ученого эпохи Возрождения, каким был Леонардо да Винчи. Он представляет собой редчайший в истории пример всесторонне развитого гения. Кроме ставших бессмертными произведений живописи, таких, как «Тайная вечеря» на стене трапезной миланского монастыря Санта Мария делла Грацие и портрет Джоконды, он работал как ученый во многих областях наук: в математике, астрономии, физике, химии, геологии, палеонтологии, анатомии, физиологии, ботанике, сделав за свою не слишком длинную жизнь целую серию открытий и изобретений. Трудно поверить, но он был зачинателем даже в таких отраслях знаний, как гидроакустика или вертолетостроение, сложившихся лишь в наше время.
Подобные примеры были известны издавна, но человечество до последнего времени единодушно считало левшей неполноценными людьми и всегда старалось их переучивать. В школах не разрешалось писать левой рукой, в общественных местах ею считалось неприличным есть. Весь уклад жизни строился так, чтобы он был удобен правшам. Все приборы, механизмы, ручной инструмент изготовляются лишь в расчете на работу правой рукой. Все писаные и неписаные правила поведения и этикета рассчитаны на правшей, на их удобства, и нх нарушения одобрения не вызывают. Солдат армии любого государства, решившийся левой рукой отдать честь своему генералу, должен быть готов к дисциплинарному взысканию.
Современные руководства и учебники в один голос утверждают, что распределение функций в мозгу левшей прямо противоположно особенностям асимметрии праворуких людей. Нужно сказать, что это прочно укоренившееся мнение не имеет серьезных доказательств. Специальных исследований мозга левшей относительно немного. Большинство из них, выполненных в последние годы, не подтверждает существующих представлений. Лишь у 25...35 процентов левшей речью руководит правое полушарие, но создается впечатление, что там она редко бывает представлена в полном объеме и редко полностью исчезает из левого полушария. Только у людей, получивших в раннем детстве обширное повреждение традиционных речевых зон, правое полушарие вынуждено выполнять двойную работу. Так что речевые функции обычно бывают перераспределены между полушариями лишь частично, что в конечном итоге скорее снижает степень асимметрии мозга, чем создает ее новый вариант.
Ученые сходятся на том, что уменьшение функциональной асимметрии мозга ухудшает эффективность мозговой деятельности и может даже привести к снижению интеллектуальных способностей людей. Об этом свидетельствуют эксперименты по опознанию человеческих лиц. При существенном ограничении времени, отпущенного на выполнение задачи, меньше всего ошибок делали ярко выраженные правши, несколько больше ярко выраженные левши. Хуже всего задание выполняли слабо выраженные левши. Это подтверждает предположение о том, что полушарная асимметрия является выгодным приспособлением для решения многих психологических задач. Необходимость четкой межполушарной асимметрии для овладения наиболее сложными профессиями можно считать доказанной.
В наш век технического прогресса все большее значение приобретает операторская деятельность. Она является ведущим звеном в таких распространенных на первый взгляд простых профессиях, как шофер или комбайнер, и в таких, которые требуют длительной профессиональной подготовки, как, например, диспетчер энергетических систем или управления воздушным движением.
Оператор должен уметь и максимально концентрировать свое внимание, и мгновенно переключать его, если это потребуется. Он должен быстро собирать и запоминать информацию, прогнозировать развитие событий на ближайший отрезок времени, оценивать степень их аварийности. Ему необходимо обладать развитым чувством пространства и времени. В общем, нужно иметь гармонически развитый мозг.
Оказалось, что им в большей степени обладают люди с ярко выраженной доминантностью левого полушария. Исследователи разделили членов большого операторского коллектива на три группы: лиц, хорошо справлявшихся со своей работой, лиц, работавших хуже, и операторов, не сумевших самостоятельно предотвратить аварийную ситуацию. Оказалось, что в первой группе лучших операторов было 92 процента ярко выраженных правшей, во второй – 48, а в третьей группе плохо справляющихся операторов настоящих правшей оказалось только 11 процентов. Остальные операторы относились к людям с преимущественно развитой левой рукой и с одинаково развитыми руками.
Левши способны достигать высоких показателей в любой сфере деятельности, не требующей напряженной ориентировки в постоянно меняющейся ситуации. Видимо, интеллект, словарный запас, объем накопленной информации, глубокие знания в любой области могут достигать у левшей самого высокого уровня. Есть наблюдения, что в некоторых профессиях, например в архитектуре, а также в спорте, левши добиваются лучших результатов, чем их праворукие коллеги. Так, трое из четырех чемпионов Олимпиады-80 по фехтованию «дрались», держа рапиру в левой руке. Известно также, что боксер-левша особенно опасный противник. Нейрофизиологи высчитали, что команды мозга быстрее достигают мышц левой половины тела, а следовательно, у левшей, работающих левой рукой, должны быть более быстрые реакции.
Блюстители этикета.
Правила этикета – страшная вещь! Его неукоснительные требования, если взглянуть на них непредвзято, со стороны, могут порой показаться нелогичными и даже нелепыми. Удивительными и непонятными кажутся нам правила поведения далеких нам народов и культур. Но меня в этикете поражают не столько их внешние формы проявления, сколько та энергия и та непримиримость, с которой кое-кто борется за его пунктуальное выполнение.
Американская руководительница театра дельфинов на Гавайях К. Прайор рассказала о том, как она знакомила со своими питомцами короля Бельгии Леопольда. Для Соединенных Штатов, страны, являющейся республикой с момента своего возникновения, незнание правил придворного этикета вполне простительно. Увлекшись рассказом о своих любимцах, Прайор присела на ступеньку лестницы. Она забыла, что в присутствии коронованных особ сидеть не полагается, да вряд ли вообще придавала соблюдению этикета сколько-нибудь серьезное значение. Ведь они были с Леопольдом вдвоем в совершенно неофициальной обстановке.
Иной точки зрения придерживался король. Чтобы соблюсти этикет, Леопольд поспешно сел на пол. Вот какова сила усвоенных с молоком матери правил поведения! Прайор отмечает, что король сделал это очень ловко, хотя и подозревает, что сидеть на полу ему пришлось впервые.
Положение левшей в среде праворуких людей весьма напоминает ситуацию, возникшую в океанариуме Прайор. Попробуем разобраться, в чем причина так широко распространенного у людей желания, чтобы мы все поголовно были праворукими.
Вопрос о необходимости переучивать левшей весьма существен. Еще недавно он ни у кого не вызывал сомнений. Прилагались титанические усилия и административные воздействия, как правило, дававшие определенный эффект, чтобы человечество стало целиком праворуким. Казалось вполне логичным, что гармоничное развитие обеих рук, кроме пользы, ничего дать не может. Поэтому некоторые праворукие люди стремились развить свою левую руку, ну а левшам просто вменялось в обязанность быть как все.
Треволнения этикета вели к различным социальным коллизиям. Еще десять лет назад в Японии трудно было найти левшу, и, конечно, не потому, что их здесь не было. Статистика утверждает, что леворуких людей в стране не меньше 5 процентов. А дело все в том, что на левшу японцы привыкли смотреть как на неполноценного человека. Поэтому ребенка-левшу уже с детства заставляли все делать правой рукой. Став взрослым, он на работе и в общественных местах вынужден себя вести как правша и только дома, где никто посторонний не видит, позволяет себе расслабиться и свободно пользоваться левой рукой.