КРАТКОГО РУКОВОДСТВА К КРАСНОРЕЧИЮ КНИГА I, СОДЕРЖАЩАЯ РИТОРИКУ 4 страница

5 Напротив, вступление и заклю­чение напоминают. Если мы примем такое деление, <это будет примерно то>, что делали ученики Феодора, <и у нас будут разделы>: повествование, отличное от него повествование (έπιδιήγησις), предповествование, а также опровержение и по-опровержение. Но следует вводить новое обозначение только для <особого> вида. В противном случае обозначение получается пустым и вздорным, как делает Ликимний в своей «Ритори­ке», вводя слова: «попутное плавание», «отклонение», «развет­вления».

1 <Вступление.> XIV. Вступление — это начало речи, как про­лог у стихов и прелюдия при игре на флейте. То, и другое, и третье — начало, как бы приуготовляющее путь последующе­му. Прелюдия подобна вступлению в эпидейктическом <роде>: как флейтисты наперед собирают в зачине все, что могут хоро­шо сыграть, так надо сочинять и <вступление для> эпидейктических <речей> — тотчас изложить и собрать то, что намерен <развивать>. Это все и делают. Пример — вступление к «Еле­не» Исократа; ведь нет ничего общего между эристикой и Еле­ной. С другой стороны, если сделать отступление, это тоже по­дойдет, лишь бы не вся речь была однообразной.

2 Вступления эпидейктических <речей> могут включать похвалу (έπαινος) и хулу (ψόγος): так поступает Горгий в «Олимпийской речи»: «Вы заслуживаете дани восхищения от многих, о эллины!» — он хвалит тех, кто установил <всеэллинские> празднества; Исок­рат же, напротив, хулит <их за то>, что телесную доблесть они почтили дарами, а за силу ума не установили никакой награды.

3 <Может оно включать> и увещание, например, что надо почитать честных <людей> , и потому-де сам он хвалит Арис тида;

1415а — или тех, кто «бесславен, но не лишен достоинств, и в доблести своей безвестен», как Александр, сын Приама. Тот, <кто говорит так,> увещевает.

4 <Другая топика берется> от судебных вступлений, то есть от <обращений> к слушателю с просьбой о снисхождении, когда <предмет речи> парадоксаль­ный, или трудный, или избитый, как <это делает> Хэрил:

 

Ныне у каждого поля — владелец...

Вот, стало быть, из чего составляются вступления к эпидейк­тический речам: из хвалы, из хулы, из уговаривания (έκ ποτροπής), из отговаривания (έκ άποτροπής), из <обращения> к слушателю. Зачин должен быть либо чужд <самой> речи, либо сроден ей.

5 Что касается вступлений к судебным речам, важно понять, что сила у них такая же, как у прологов к драматическим сочине­ниям и у вступлений к эпическим. Напротив, <вступления> к дифирамбам подобны <вступлениям> эпидейктическим

 

Ради тебя, и твоих даров, и твоей добычи.

6 Но в драме и в эпосе <вступление> — это изъяснение <предмета последующей> речи, чтобы <слушатели> заранее знали, о чем речь, и чтобы мысль их не блуждала в недоумении; ведь неопределенное озадачивает. Тот, кто дает <нам> как бы в руки начало, помогает нам следовать за речью. Отсюда:

 

Гнев, богиня, воспой...

Муза, скажи мне о том многоопытном...

Слово иное начни, о том, как в пределы Европы

От азиатской земли война великая вторглась.

Трагические поэты тоже разъясняют <суть> драмы, если не сразу, как Еврипид, то где-нибудь в прологе, как Софокл:

 

Отец мой был Полиб...

То же самое и с комедией. Самое же необходимое и свойствен­ное дело вступления состоит в том, чтобы разъяснить цель, ради которой <вся> речь; а потому если дело коротко и ясно, вступ­ления не нужно.

7 Остальные виды <вступления>, к которым прибегают <иногда>, являют собой вспомогательное средство и общи <для раз­ных родов речей>. Они бывают взяты <1> от говорящего, <2> от слушателя, <3> от предмета и <4> от противника. От самого <говорящего> или от противника — то, что относится к устра­нению или распусканию дурной славы (διαβολη). Но это <надо делать> по-разному: когда оправдываешься, начинать с того, что относится к дурной славе, а когда обвиняешь, кончать этим. Причина ясна: когда оправдываешься и надо представить <слушателям> себя самого, необходимо устранить помехи, так что приходится начать с опровержения дурной славы; а распуска­ющему дурную славу надо делать это в заключении, чтобы луч­ше запало в память. От слушателя — то, что относится к распо­ложению его в свою пользу и возбуждению в нем гнева, а иног­да — к привлечению его внимания или наоборот. Не всегда полезно привлекать внимание, и потому многие <ораторы> ста­раются рассмешить <слушателя>. Все <искусство вступления>, если угодно, сводится к тому, чтобы предрасположить к усвое­нию мыслей и выставить себя заслуживающим доверия: ведь такого лучше слушают.

1415b <Люди> бывают внимательны к пред­метам великим, или затрагивающим их, или удивительным, или приятным; поэтому нужно внушить, что речь идет о чем-то в этом роде. Если же <надо сделать их> невнимательными — что <предмет> мал, или не касается их, или огорчителен.

8 Притом не надо забывать, что все это — постороннее относительно <самой> речи: <рассчитано это> на ленивого слушателя, кото­рый прислушивается к бездельным вещам, а если бы он не был таков, не было бы нужды во вступлении: разве что как пере­числение пунктов предмета (τό πράγμα είπεϊν κεφαλαιωδώς), что­бы, так сказать, у тела была голова.

9 <3адача> сделать <слушателя> внимательным — общая для всех частей, как только явит­ся нужда: ведь внимание расслабляется повсюду больше, чем в начале. Поэтому смешно прикреплять это к началу, когда все слушают с наибольшим вниманием. Чуть представится случай, надо говорить: «слушайте меня со вниманием, ибо дело касает­ся меня ничуть не больше, чем вас», или:

 

Я расскажу вам то, чему подобного

Вы слыхом не слыхали... —

— страшное или удивительное. Это то, о чем говорил Продик, когда слушатели задремывали: «я подброшу им <учение ценой> в пятьдесят драхм».


XIV, 8 «Чтобы, так сказать, у тела была голова» — игра слов: κεφαλη — «голо­ва», κεφαλαϊον — «итог», «тезис», «пункт», «суммирующее сокращение» (по-русски можно было бы использовать однокорневые слова «голова» — «глава» — «оглавление» — «главное» и т.п.). «Правильное» вступление должно было бы обращаться к уму.

XIV, 9 «Я расскажу вам то...» — цитата из неизвестной трагедии. — Продик —знаменитый софист V в. до н.э. — «<Учение ценой> в пятьдесят драхм» — то, что Продик нормально сообщал только особенно щедрым ученикам.

10 Ясно, что <это относится> к слушателю не постольку, поскольку он слушатель.

Все во вступлениях силятся устранить дурную славу или опа­сения:

 

...По правде не могу я, государь, сказать,

Что будто я спешил сюда...

...К чему ты начинаешь с околичностей?

И еще <к вступлениям прибегают> те, чье дело либо постыдно, либо кажется таковым, — ведь им выгоднее говорить о чем угодно, только не о деле. Поэтому рабы не отвечают на вопрос, а ходят вокруг да около и тянут вступление (προοιμιάζονται).

11 Выше было сказано, как надо располагать <слушателя> в свою пользу, и прочее в том же роде.

 

Дружбу мне дай и жалость сыскать у народа феаков... —

к этим двум <целям> и надо стремиться. А в <речах> эпидейктических надо создавать у слушателя представление, что по­хвала относится также к нему самому, или к его роду, или к его обыкновениям, или еще как-либо, потому что верно <слово> Сократа: «не велик труд хвалить афинян перед афиняна­ми; другое дело — перед лакедемонянами».

12 <Вступления к речам> совещательного <рода> берутся отсудебной речи, но, впрочем, по природе менее всего <в ходу>: ведь и то, о чем <говорится, слушатели> знают, и дело ничуть не нуждается во вступлении, разве что насчет самого <говоря­щего, либо насчет возражающих, либо если считать <дело> не таким важным, каким желает <оратор>, но либо важнее, либо маловажнее, или распространять дурную славу, или рас­сеивать ее, и либо прибавлять, либо убавлять веса <делу> (ή αΰξήσαι ή μειώσαι). Итак, вступление нужно бывает ради этого, или для украшения, потому что без него <речь> покажется скоропалительной

1416а — как Горгиево похвальное слово элейцам: не помахав кулаками, не раззадорив <слушателей>, он сразу начинает: «Элида, блаженный город».

<XV>.Что касается дурной славы, один <способ самозащиты> — это <довод>, при посредстве которого может быть опро­вергнуто неблагоприятное подозрение, причем безразлично, вы­сказано ли оно кем-нибудь или нет; такой <способ> — всеоб­щий.

2Второй способ — идти навстречу спорным <вопросам>: «этого нет», или «от этого нет вреда», или «<есть>, но не ему», или «<вред> не столь велик», или «нет состава преступления», или «<преступление> невелико», или <дело> не бесчестит», или «<оно> не важно». Ведь спор — по этим <вопросам>, вроде того, как Ификрат <отвечал> Навсикрату: он заявил, что сде­лал дело и нанес вред, но преступления не совершал. Если же <говорящий> совершил преступление — уравновесить чем-ни­будь, <например>: «<дело> наносит вред, но не роняет чести», «достойно сожаления, но связано с пользой», или еще что-ни­будь в том же роде.

3 Третий способ — что <поступок>-де ошибка, или злая судьба, или злая необходимость, вроде того, как Софокл возражал об­винителю (ό διαβάλλων), что дрожит не для того, чтобы предста­виться стариком, а по злой необходимости; не своей охотой он стал восьмидесятилетним. Или выставить другой мотив <деяния>: «хотел не вред нанести, а совсем другое, не то, что пред­полагается дурной славой, но по случайности вышел вред». «Справедливо было бы ненавидеть меня, если бы я действовал, желая такого исхода».

4 Четвертый способ — впутать обвинителя, будь то в прошлом или настоящем, его самого или кого-нибудь из близких.

5 Пятый — впутать таких людей, которые, по общему мнению, выше дурной славы, например: «если тот, кто следит за внеш­ностью — уж и прелюбодей, как же имярек?»

6 Шестой — если другие люди были оклеветаны тем же или дру­гим <клеветником>, или без клеветы подозревались в том же, в чем теперь <говорящий>, а потом были признаны невинов­ными.

7 Седьмой — обратить дурную славу на самого обвинителя: неле­по, мол, если человек сам не заслуживает доверия, а слова его найдут доверие.

8 Восьмой — если приговор был вынесен, <ссылаться на него>. Так <ответил> Еврипид Гигиэнонту, который в деле об обмене состояниями обвинил его в нечестии за стих, подстрекающий давать ложные клятвы:

 

Язык поклялся, сердце ж не клялось мое…

«Несправедливо, — сказал он, — выносить на суд то, о чем был вынесен приговор на Дионисовых состязаниях. Там я отдал от­чет во всем, а могу и отчитаться <здесь>, если <ему> угодно меня обвинять».

9 Девятый — обвинять клевету, <говоря>, сколь великое это <зло>, и как она заставляет судить не по существу и не верить самому делу.

Общее место о знаках (σύμβολα) принадлежит обоим, тому, кто обвиняет, и тому, кто защищается. Так, в «Тевкре» Одиссей <обвиняет Тевкра>, что тот-де Приаму свой человек; ведь Гесиона — сестра <Приама>. А тот <отрицает, указывая >, что Теламон, отец его, — враг Приама, и что <сам он> не донес на соглядатаев.

10 Другое <общее место> принадлежит только обвиняющему: про­странно похвалив за пустое, кратко высказать серьезную хулу, или, выставив на вид многие хорошие <свойства противникам похулить его лишь в том, что относится к делу. Такие <обвинители> — самые искусные и самые нечестные, ибо они норо­вят обратить <противнику> во вред его хорошие <свойства>, подмешивая к ним дурное.

11 < Общее место, пригодное > тому, кто распространяет дурную славу, и тому, кто ее рассеивает: одно и то же может быть сделано по многим мотивам, а потому обвиняющему надо чернить, беря наихудшую <возможность>, а защищающему­ся — наилучшую. Скажем, если Диомед избрал Одиссея; пер­вому <надо говорить>, что он счел Одиссея самым доблестным, второму — что нет, но <Одиссей> трус и потому для него не соперник.

1 XVI. Итак, речь шла о дурной славе.

<Повествование.> Что до повествования, то в <речах> эпидейктических оно идет не подряд, а по частям, ибо остановиться надо на тех деяниях, которые образуют <материал> для речи. Ведь речи слагаются из того, что вне искусства (ибо не говоря­щий — виновник деяний), и того, что от искусства; а послед­нее — в том, чтобы показать, что <предмет речи> существует, если он неправдоподобен, либо — сколь велик, либо — все это вместе взятое>.

2 Потому иногда и не надо вести повествование подряд, что так делается трудно удержать в памяти показывае­мое. <Скажем>, из того-то <видно, что герой речи> мужест­вен, а из того-то — что <он> мудр или справедлив. Притом та речь не в меру простовата, а эта — с разнообразием и не плос­кая.

3 Известное <только> напоминать, и потому многое вовсе не нуж­дается в повествовании. Если Ахиллу хочешь сказать похваль­ное слово — <повествования не нужно>; ведь все знают его деяния — но воспользоваться ими следует. А если Критию — <повествование> нужно: немногие знают...

4 Нынче в ходу смешные разговоры, будто повествование должно быть быстрым. Это как некто на вопрос хлебника, замесить ли тесто круто или жидко, возразил: «А хорошо замесить не можешь?» Так и здесь. Не нужно растягивать повествование, как не нужно тянуть ни со вступлениями, ни с доказательства­ми. Но ведь и там «хорошо» — не быстро и не кратко, а в меру, то есть говорить <ровно столько, сколько требуется, чтобы разъяснить дело

1417а или заставить судей думать, что дело было, или что нанесен вред, или что совершено преступление, и про­чее, как будет желательно; а для противоположной <стороны> — противоположное.

5 Попутно следует включать в повествование все, что подтверж­дает твою добродетель (например, «я всегда внушал ему спра­ведливое поведение, увещевая не бросать детей»), или чужую порочность («а он мне отвечал, что где он будет сам, будут у него и другие дети», как, по словам Геродота, ответили взбун­товавшиеся египтяне), или все, что понравится судьям.

6 У того, кто защищается, повествование короче. Ведь он в споре доказывает либо, что дела не было, либо, что в нем нет вреда, либо, что оно не преступно, либо, что состав преступления не столь велик, — а потому о вещах, признаваемых обоими, рас­пространяться не стоит, разве что они так или иначе льют воду на его мельницу, подтверждая, например, что пусть даже он сделал дело, но справедливости не нарушил.

7 Дела надо расска­зывать как уже отошедшие (разве что, быв разыграны, они вызовут либо жалость, либо ужас). Пример — рассказ у Алкиноя, когда он для Пенелопы сокращен до шестидесяти эпичес­ких стихов; то же — Файл с киклом и пролог к «Ойнею».

8 Далее, надо, чтобы повествование выражало нрав, а это будет, если мы знаем, как нрав изобразить. Во-первых, через обнару­жение воли (προαίρησις): какова воля, таков и нрав, а воля тако­ва, какова цель. Поэтому математические речи не содержат в себе нрава, ибо не <содержат> воли; в них отсутствуют мотивы. Другое дело — сократические <диалоги>; они о таком и толкуют.

9 Что вытекает из того или иного нрава, выражает нрав, как-то: «говоря, он одновременно шагал» — обнаруживается нрав буйный и грубый. И говорить не от рассудка, как <делают> теперь, но от <решения> воли: «Я пожелал так»; «я сделал такой выбор»; «уж пусть я на этом ничего не выгадал — так достойнее». Одно <свойственно> благоразумному человеку, дру­гое — хорошему: благоразумному — в следовании пользе, хо­рошему — в следовании чести (τό καλόν). А если <поведение> покажется неправдоподобным, тогда добавить основание, как делает Софокл; пример — что Антигона больше думала о брате, нежели о муже или о детях: те, мол, снова явятся на место утраченных, —

 

Но коль в Аид сошли мои родители, —

Другого брата не произрастит земля.

Если же основания привести не можешь, <скажи>, что тебе, мол, отлично известно, что слова твои неправдоподобны, но та­ков уж ты от природы; ведь люди находят неправдоподобным, что можно по своей охоте делать что-либо, кроме выгодного.

 
 


XVI, 8 «Нрав» — «этос», центральная категория аристотелевской «этики», на­званной так именно от «этоса» и совмещающей в себе как этику в нашем смысле слова, так и психологию, характерологию и т.п. — «Воля» — слово «проайресис» означает, собственно говоря, акт выбора, отсюда — выбранную в этом акте нрав­ственную позицию и самое волю, совершившую выбор. — «Мотивы» — мораль­ные мотивы акта выбора. — «Сократические <диалоги>» — диалоги, возникав­шие в лоне «сократических» философских школ и посвященные моральной про­блематике. Диалоги Платона и Ксенофонта, в которых Сократ выступает одним из собеседников, сохранились; диалоги других сократиков утрачены.

XVI, 9 «Говоря, он одновременно шагал» — не удостаивая собеседника остано­виться для разговора с ним. — «Не от рассудка... но от <решения> воли» — мы сказали бы «от сердца». «Как делает Софокл» — «Антигона», ст. 911—912. — «О муже и о детях» — которые у нее могли бы появиться, если бы она осталась жить.

 

10 Кроме того, можно говорить о страстях, вводя в повествование как всем известные их проявления, так и особые черты, прису­щие как самому <говорящему>, так и противнику. «Он удалился, злобно оглядев меня исподлобья».

1417b Или, как Эсхин — о Кратиле: «шипя и потрясая кулаками». Подобные вещи убеж­дают, ибо известное становится ручательством за неизвестное. Многое в этом роде можно найти у Гомера.

 

Так говорила она, и старуха закрыла руками

Очи...

 

Действительно, <люди>, готовясь заплакать, закрывают глаза <руками>.

Сразу же выставь себя в определенном свете, чтобы <впредь> смотрели на <тебя> и твоего противника именно так; но делай это неприметно. Что это легко, можно убедиться, когда нам приносят новости; мы <еще> ничего не знаем, но сразу начина­ем что-то подозревать.

Повествование должно быть в различных местах <речи>, и по­рой вовсе не в начале.

11 В речи для народного собрания повествование реже всего, ибо никто не повествует о будущем. Если там все же есть повествование, оно должно быть о делах минувших, дабы, припомнив их, мы лучше вынесли решение о том, что придет позднее. Или ради <создания> дурной славы, или ради похвалы — но тогда совещательный оратор делает не свое дело.

Если <в повествовании> есть что-нибудь неправдоподобное — обещать привести обоснование, и построить <доводы>, как слу­шатели захотят. Так, Иокаста в «Эдипе» Каркина все время отвечает обещаниями на расспросы того, кто разыскивает ее сына. То же — Гемон у Софокла.

1 <Доказательства.> XVII. Доказательства должны быть аподиктическими. Поскольку спор может идти о четырех <предметах>, доказывать нужно так, чтобы доказательство шло к спор­ному <предмету>. Так, если оспаривается, было или не было, то при судебном разбирательстве нужно вести доказательство прежде всего сюда; если <оспаривается>, нанесен ли вред — сюда; или, что не такой большой <вред>, или, что без наруше­ния справедливости, — тогда это становится <предметом> спо­ра.

2 Не следует забывать, что лишь в споре по вопросу «было или не было» один из двух по необходимости бесчестен; здесь причи­ной не может быть неведение — как это возможно, если спорят о справедливости <поступка>. Потому в этом споре надо оста­навливаться <на общем месте, состоящем в утверждении, что один из двух бесчестен>; в других — нет.

3 В эпидейктическом роде большая часть <доказательства>, что <определенные вещи> благородны и полезны, — амплифика­ция; дела приходится брать на веру. Изредка и для них приво­дятся доказательства, если они неправдоподобны, или еще по какой-либо <особой> причине.

4 В речах перед народом можно спорить либо о том, что чего-то не будет, либо, что оно хоть и воспоследует <от действий>, предлагаемых <противником>, но будет не по справедливости, либо, что без пользы, либо, что не так значительно. Нужно обратить внимание, не позволяет ли себе <противник> какой-либо лжи вне этого дела, что показалось бы порукой, что он лжет и в остальном.

5 Примеры больше подходят к совещательному роду, энтимемы — к судебному:

1418а ведь первый касается будущего, так что необходимо брать примеры из прошлого, а второй — того, что есть или чего нет, и здесь в наибольшей степени возможны доказательство и принудительность; ибо в случившемся есть принудительность.

6 Энтимемы не надо пред­лагать подряд, но перемешивать; в противном случае они вре­дят одна другой. Есть же предел и количеству.

Столько, о друг, ты изрек, сколько может молвить разумный, —

 

7 а не <просто> то, что может молвить разумный. И не для вся­кого <предмета> следует искать энтимему. В противном слу­чае ты будешь делать то, что делают некоторые из занимаю­щихся философией, когда сочиняют силлогизмы о вещах, более известных и бесспорных, чем их посылки.

8 И когда тебе нужна страсть, не предлагай энтимему; она либо изгонит страсть, либо пропадет впустую. Ведь одновременные движения пред­ставляют друг для друга помеху и либо уничтожают, либо ос­лабляют друг друга. И тогда, когда речь выставляет нрав, не нужно одновременно искать энтимему; ведь доказательство не содержит в себе ни нрава, ни воли.

9 А вот афоризмами надо пользоваться и в повествовании, и в обосновании; в них содер­жится нрав. «И я дал, хоть и знал, что доверять не следует». А если со страстью: «Пусть я потерпел, но я не раскаиваюсь; на его стороне — выгода, на моей — справедливость!»

10 Совещательный род труднее судебного, потому что <речь идет> о будущем; а в других — о прошлом, которое ведомо даже про­рицателям, как сказал Эпименид Критский (ведь он прорицал не о будущем, но о прошедшем, которое неясно). Притом и за­кон — опора для судебных <речей>; кто имеет, с чего начать, легко найдет доказательство. Притом <совещательный род> не допускает так много отступлений, как-то: <говорить> о про­тивнике или о себе, либо вызывать страсть; этого меньше, чем во всех <других видах красноречия>, разве что <оратор> вый­дет за пределы <своего рода>. При недостатке <материала> надо делать то, что делают афинские ораторы и Исократ: в со­вещательной речи он прибегает к обвинению — против лакеде­монян в «Панегирике», против Харета в речи «О мире».

11 А в речах эпидейктических надо вводить вставные похвальные сло­ва, как делает Исократ; уж он всегда что-нибудь вставит. И <это имел в виду> Горгий, говоря, что ему всегда есть что ска­зать: ну как же, если он говорит об Ахилле, то хвалит Пелея,

 
 


XVII, 10 Эпименид Критский — легендарный прорицатель VI в. до н. э. Замеча­тельно, что под его именем сохранена злая насмешка над прорицателями вооб­ще. - «Прорицал не о будущем, но о прошедшем» — напр.. объяснил чуму как последствие «Килоновой скверны» (святотатственного убийства приверженцев Килона). — Харет — афинский полководец, чье поведение порицается в речи Исократа «О мире», хотя его имя ни разу не названо.

XVII, 11 Пелей — отец Ахилла, Эак — его дед, бог Зевс — прадед; восхвалить предков в похвильном слове потомку — с античной точки зрения необходимое общее место.

 

затем Эака, затем бога, равным образом мужество, потом это, потом то — один и тот же <прием>.

12 Тому, кто имеет в руках доказательства, следует говорить, то живописуя нрав (ήθικώς), то выставляя доказательство (άποδεικτικώς); а если энтимем у тебя нет — живописуй нрав.

1418и Притом человеку уважаемому пристойнее выказать себя порядочным, нежели точным в речи.

13 Из энтимем опровергающие нравятся больше, чем показывающие, ибо во всем, что связано с опровержением, силлогизм виднее; ведь противоположности лучше распознаются, если их поставить рядом.

14 <Отвечать> противнику — не какой-то особый вид; напротив, <часть> доказательства — опровергать <его доводы>, отчасти встречными доводами, отчасти силлогизмами. Как в совеща­тельном, так и в судебном роде <надо> начать с того, чтобы раньше высказать свои доводы, а затем ополчиться на против­ные, опровергая <их> и наперед делая смешными. Если, одна­ко, против нас будет много разных <мнений>, начинаем с про­тивного, как сделал Каллистрат в народном собрании у мессенян: сперва он предвосхитил, что скажут <противники>, а потом сам высказал <свое мнение>.

15 И кто говорит вторым, дол­жен сначала ответить на противную речь, опровергая <ее доводы> и выдвигая встречные силлогизмы, — в особенности же, если <доводы противной стороны> встретили одобрение; ведь как душа закрыта для человека, если он заранее опорочен, так и для речи, если показалось, что противник говорил хорошо. Надо, стало быть, расчистить речи путь, а для этого — устра­нить <впечатление от речи противника>. А потому, сразившись со всеми <доводами противника>, или с особенно подейство­вавшими, или с <особенно> уязвимыми, <следует> затем вы­двигать свои доводы.

Сперва богинь я призову в союзницы:

Не думаю, что Гера...

В этих словах затронут для начала самый неумный <довод про­тивной стороны>.

16 Итак, это о доводах. Что до <ссылок> на нрав, то говорить про себя некоторые вещи заключает в себе нескромность, или ши­роковещательность, или задор, а о другом — злоязычие или грубость, а потому нужно влагать это в чужие уста, как делает Исократ в «Филиппе» и в речи «Об обмене состояниями», и как высказывает хулу Архилох, ведь он выводит в своих ямбах отца, говорящего о дочери:

 

Можно ждать чего угодно, не ручайся ни за что...

И еще плотника Харона — в ямбах, начинающихся словами:

О многозлатном Гигесе не думаю...

И у Софокла Гемон говорит в защиту Антигоны перед отцом, <представляя>, будто говорят другие.

17 Иногда стоит изменять энтимемы, превращая в афоризмы, как-то: «Умные люди должны соглашаться на мир, пока им везет; так они добьются наибольших выгод». А по образу энтимемы: «Если соглашаться на мир следует тогда, когда он будет наибо­лее выгодным и полезным, <значит>, надо соглашаться <на него>, пока везет».


1 <Вопрос> XVIII. Что касается вопроса, его уместнее всего за­давать тогда, когда <противник> уже сделал одно допущение, так что достаточно добавить один вопрос, чтобы вышла неле­пость. Так, Перикл спросил Лампона о том, как справляются таинства Спасительницы; тот возразил, что об этом нельзя слы­шать непосвященному; тогда он спросил, знает ли о них тот, и, получив утвердительный ответ, <задал последний вопрос>: «А каким образом, раз ты не посвящен?»

2 Второй <случай>, если одна <предпосылка> ясна, и очевидно, что вторую даст <сам противник> в ответ на вопрос. Нам сле­дует спросить о второй предпосылке, умалчивая об очевидной, и затем вывести заключение. Так, Сократ, будучи обвинен Мелетом в том, что он будто бы не верит в богов, <спросил>: «При­знаю ли я существование чего-либо демонического?» Получив утвердительный ответ, он спросил, не суть ли демоны дети бо­гов или нечто божественное. Когда тот согласился, он сказал: «Так как же, возможно ли, чтобы некто верил, что дети богов существуют, а богов отрицал?»