Страна Муравия Твардовский 4 страница
Наука ненависти Шолохов
Рассказчик, приехавший на фронт, разговаривает с лейтенантом Виктором Герасимовым, который неожиданно болезненно реагирует на проходящих мимо него пленных немцев. Рассказчик узнаёт, что лейтенант был в немецком плену. При двух последующих встречах Герасимов рассказывает ему о себе.
До войны потомственный рабочий Виктор Герасимов работал механиком на одном из заводов Западной Сибири. Был женат, растил двоих детей. Вместе с ним жил его отец-инвалид. Жена и отец провожали его на войну с патриотическими наставлениями, и даже секретарь райкома партии, обычно "очень сухой, рассудочный человек", сказал ему несколько слов напутствия, что даже "очки у него будто бы отпотели..." и он не казался "таким уж сухарем".
Уже в июле 1941 года Герасимов принял участие в первых боях. Отступая, его часть взяла в плен пятнадцать немцев, которым бойцы Герасимова даже симпатизировали, давая им еду, табак и называя «камрадами». Опытный боец-кадровик окоротил остальных, коротко сказав о том, как немцы, в отличие от них, обращаются с нашими пленными и мирным населением.
Вскоре часть перешла в наступление, и бойцы увидели всё своими глазами. Больше всего Герасимову запала в память изнасилованная и убитая немцами одиннадцатилетняя девочка, которая шла в школу. Рядом с ней валялся учебник физической географии Баркова и Половинкина для 5 класса. Точно такой же был у дочери Герасимова — пятиклассницы. Чуть позже они увидели место казни красноармейцев: на куче крупно нарубленного мяса стопкой лежали восемь красноармейских пилоток. «Все мы поняли, что имеем дело не с людьми, а с какими-то осатаневшими от крови собачьими выродками».
В сентябре в бою Герасимов был ранен осколками мины, потерял сознание и был взят в плен.
История[править | править вики-текст]
По свидетельству главного редактора газеты «Красная звезда» Давида Ортенберга, газетная, журналистская работа Михаила Шолохова, которой Шолохов в целом тяготился, не считая себя журналистом[1], была инициирована именно им, Ортенбергом:
Михаил Шолохов (1938)
— Михаил Александрович, как вы отнесётесь к такому предложению: ездить по фронтам и писать только то, что вам будет по душе?
Он посмотрел на меня своими синими, лучистыми глазами, кивнул головой. И отправился моложавый полковой комиссар по фронтам, как бы сейчас сказали, в автономное плавание, к героям своих будущих произведений, сражавшихся за Родину.
Нам, конечно, хотелось, чтобы об увиденном Шолохов рассказывал сразу, но всё же мы не торопили писателя. Пришло время, и вот сегодня опубликована его «Наука ненависти».[1]
Однако, впервые рассказ, написанный Шолоховым в июне 1942 года в Камышине, был опубликован 22 июня 1942 года в газете «Правда» и только на следующий день, 23 июня — в «Красной звезде». Далее публикация появилась в журнале«Политпросветработа» (№ 22 за 1942 год), затем рассказ был издан отдельной брошюрой в серии «Библиотека "Огонек"» (№ 35) издательств «Воениздат» и «Правда». До конца Второй мировой войны рассказ переиздавался несколько десятков раз.[2]
Прототип главного героя рассказа[править | править вики-текст]
В основу рассказа Шолохова легла история плена политрука Юго-Западного фронта 26-й армии 27-й отдельной роты медицинского усиления Зиновия Яковлевича Фердмана. Фердман попал в плен 21 сентября 1941 года возле села Денисовка Полтавской области, был помещён в лагерь военнопленных в селе Боканка, 26 сентября бежал из лагеря и 21 ноября вышел в расположение советских войск.
У Шолохова, который во время войны почти не бывал на линии боёв[источник не указан 849 дней], вероятнее всего, не было живой беседы с Фердманом[источник не указан 849 дней]. Об этом свидетельствует[источник не указан 849 дней] и документ, хранящийся в фонде КП-233 Государственного музея-заповедника М. А. Шолохова — несколько страниц из шолоховского блокнота под названием «Опрос политрука Юго-Западного фронта 26-й армии 27-й отдельной роты медицинского усиления Фердмана Зиновия Яковлевича...». Повествование в опросе ведётся от первого лица. Фактически это — показания Фердмана сотруднику особого отдела[источник не указан 849 дней], которые названы опросом вместо допроса по причине еврейскогопроисхождения Фердмана: немцы не выпускали евреев из плена живыми. Фердман не мог хотеть попасть в плен, не мог быть завербован немцами как диверсант и мог только сбежать из плена. Это автоматически снимало с него все возможные обвинения в измене и освобождало от последующих репрессий со стороны НКВД[источник не указан 849 дней].
Стилистика записанных Шолоховым показаний Фердмана свидетельствует о том, что Шолохов либо присутствовал на опросе, либо переписал протокол показаний Фердмана в особом отделе.[3]
Среди прочего Фердман дал следующие показания:
...Попал я в плен вместе с рядовыми, без знаков различия, и потому остался жив, а командиров, которые не успевают снять знаков различия, сразу берут отдельно, очень сильно издеваются и потом сразу же расстреливают.
Привели нас вечером в лагерь, а на утро вокруг себя я увидел тысяч 20 людей, которые копошились в грязи, тесноте, оборванные и избитые. Многие, ослабевшие от голода, валялись под ногами. Хотя есть давали каждые сутки, — всем не хватало. Менее сильные физически не ели по 4—5 дней. Кормят просом и подсолнухом. От этого очень многие умирают от запора. Каждый день выносили по 10—15 мертвых.
Часто пленные сами, заметив, что некоторые сильно ослабли, под видом мёртвых перебрасывали их через забор. На утро проверяли, но их не было. Очевидно, их кто-то спасал.[4]
Русский характер Толстой
Будь человеком, сын мой!
Где бы ты ни был, будь Человеком!
Всегда оставайся человеком!
Ч. Айтматов
Алексей Николаевич Толстой — талантливый художник, на долю которого выпало немало испытаний: революции, эмиграция, первая и вторая мировые войны, но он не только пережил эти события, а сумел осмыслить и отразить в своем творчестве.
Уже в конце жизни Толстому пришлось пережить едва ли не самое сильное потрясение — Великую Отечественную войну. Писатель ни мгновения не сомневался, что Россия выстоит и победит в этой страшной трагедии, но скорбел о тех жертвах, которые пришлось принести на алтарь Победы. В этот период Толстой пишет рассказы, впоследствии объединенные в цикл под названием “Рассказы Ивана Сударева”. Остановимся подробно на рассказе “Русский характер”.
Используя хорошо известную в литературе форму “рассказ в рассказе”, Толстой повествует о замечательных русских людях: Егоре Дремове, его родителях — Егоре Егоровиче и Марье Поликарповне, о невесте Кате. Каждое действующее лицо рассказа — личность.
Сам лейтенант Дремов смелый, но скромный человек. Звезда героя и ордена говорят сами за себя, но лейтенант никогда не выпячивается вперед, не гордится перед товарищами своими подвигами. “Про военные подвиги он не любил разговаривать”. “О таких делах вспоминать неохота!” “Нахмурится и закурит”. Но случилось несчастье с лейтенантом, горел в танке и сильно изменился лицом. “Через восемь месяцев, когда были сняты повязки, он взглянул на свое и теперь — не свое лицо. Медсестра, подававшая ему маленькое зеркальце, отвернулась и заплакала. Он тотчас ей вернул зеркальце:
— Бывает хуже,— сказал он,— с этим жить можно”.
Действительно, он не потерял зрения, мог продолжать воевать, и делал свое дело достаточно хорошо и умело. Награжденный отпуском, Дремов поехал домой, но, не прожив там суток, вернулся в часть. Кажется Дремову, что стал он чужой родителям и невесте — красавице Кате.
Иван Сударев скажет о ней: “Даю честное слово — есть где-нибудь еще красавицы, не одна же она такая, но лично я не видел...” По молодости и неопытности подумал Дремов, что откажется от него невеста, что испугаются его родители. Сердце матери подсказало ей, что сын это приезжал. А вот отцу никак не понять, что может мужчина стыдиться такого лица: “Таким лицом, как у этого, кто к нам приезжал, гордиться нужно”,— скажет Егор Егорович, оценивая подвиг солдата.
Да, родителям не важно — красив или нет их сын, нужно, чтобы честен был, жив остался. Но и для невесты оказалась важнее внутренняя красота Дремова. Катя приехала на фронт (можно себе представить, сколько ей стоило усилий добиться этой поездки!), чтобы подтвердить жениху свое слово: “Егор, я с вами собиралась жить навек. Я вас буду любить верно, очень буду любить... Не отсылайте меня...”
Устами своего героя — Ивана Сударева писатель восхищается русскими характерами, стойкими и верными, любящими и нежными. В суровое время выпало жить этим людям, но они достойны своей судьбы.
Название рассказа символично. Этот очерк повествует о героях, но сколько их еще на русской земле?! Всем строем рассказа автор доказывает, что такой народ победить невозможно. С особым пафосом звучат заключительные строки рассказа: “Да, вот они, русские характеры! Кажется, прост человек, а придет суровая беда, и поднимается в нем великая сила — человеческая красота”.
Дни и ночи Симонов
Война изображается как каждодневный упорный труд с полной отдачей всех сил. В повести К. Симонова «Дни и ночи»(1943 – 1944 гг.) о герое сказано, что он ощущал войну, «как всеобщую кровавую страду». Человек работает – вот его главное занятие на войне, до изнеможения, не просто на пределе, а выше всякого предела своих сил. В этом его главный военный подвиг. В повести не раз упоминается, что Сабуров «привык к войне», к самому страшному в ней, «к тому, что люди здоровые, разговаривавшие, шутившие с ним только что, через десять минут переставали существовать». Исходя из того, что на войне необычное становится обычным, героизм – нормой, исключительное переводится самой жизнью в разряд обыкновенного. Симонов создает характер сдержанного, несколько сурового, молчаливого человека, ставшего популярным в послевоенной литературе. Война по-новому оценила в людях существенное и несущественное, главное и неглавное, истинное и показное: «…люди на войне стали проще, чище и умнее… Хорошее у них выплыло на поверхность оттого, что их перестали судить по многочисленным и неясным критериям… Люди перед лицом смерти перестали думать, как они выглядят и какими они кажутся, – на это у них не осталось ни времени, ни желания».
Молодая гвардия
Под палящим солнцем июля 1942 г. шли по донецкой степи со своими обозами, артиллерией, танками отступающие части Красной Армии, шли детские дома и сады, стада скота, грузовики, беженцы... Но переправиться через Донец они уже не успели: к реке вышли части немецкой армии. И вся эта масса людей хлынула обратно. Среди них были Ваня Земнухов, Уля Громова, Олег Кошевой, Жора Арутюнянц.
Но не все покидали Краснодон. Сотрудники госпиталя, в котором осталось более ста неходячих раненых, размещали бойцов по квартирам местных жителей. Филипп Петрович Лютиков, оставленный секретарём подпольного райкома, и его товарищ по подполью Матвей Шульга тихо осели на явочных квартирах. Комсомолец Сережа Тюленин возвратился домой с рытья окопов. Случилось так, что он принял участие в боях, сам убил двух немцев и был намерен убивать их впредь.
Немцы вошли в город днём, а ночью сгорел немецкий штаб. Поджёг его Сергей Тюленин. Олег Кошевой возвращался от Донца вместе с директором шахты № 1-бис Валько и по дороге попросил его помочь связаться с подпольщиками. Валько и сам не знал, кто оставлен в городе, но был уверен, что найдёт этих людей. Большевик и комсомолец договорились держать связь.
Кошевой вскоре познакомился с Тюлениным. Ребята быстро нашли общий язык и выработали план действий: искать пути к подполью и одновременно самостоятельно создавать молодёжную подпольную организацию.
Лютиков тем временем для отвода глаз стал работать у немцев в электромеханических мастерских. Пришёл в давно знакомую ему семью Осьмухиных — звать на работу Володю. Володя рвался на борьбу и порекомендовал Лютикову для подпольной работы своих товарищей Толю Орлова, Жору Арутюнянца и Ивана Земнухова. Но когда речь о вооружённом сопротивлении зашла с Иваном Земнуховым, тот сразу стал просить разрешения привлечь в группу и Олега Кошевого.
Решающее совещание произошло в «бурьяне под сараем» у Олега. Ещё несколько встреч — и наконец все звенья краснодонского подполья замкнулись. Образовалась молодёжная организация, названная «Молодой гвардией».
Проценко в это время был уже в партизанском отряде, который базировался по ту сторону Донца. Вначале отряд действовал, и действовал неплохо. Затем попал в окружение. В группу, которая должна была прикрывать отход основной части людей, Проценко в числе других направил комсомольца Стаховича. Но Стахович струсил, удрал через Донец и ушёл в Краснодон. Встретившись с Осьмухиным, своим товарищем по школе, Стахович сообщил ему, что сражался в партизанском отряде и официально послан штабом организовать партизанское движение в Краснодоне.
Шульгу моментально выдал хозяин квартиры, бывший кулак и скрытый враг Советской власти. Явка, где скрывался Валько, провалилась случайно, но полицай Игнат Фомин, проводивший обыск, сразу опознал Валько. Кроме того, в городе и в районе были арестованы почти все не успевшие эвакуироваться члены большевистской партии, советские работники, общественники, многие учителя, инженеры, знатные шахтёры и кое-кто из военных. Многих из этих людей, в том числе Валько и Шульгу, немцы казнили, закопав живыми.
Любовь Шевцова загодя была выдвинута в распоряжение партизанского штаба для использования в тылу врага. Она закончила военно-десантные курсы, а затем курсы радистов. Получив сигнал, что должна ехать в Ворошиловград и связанная дисциплиной «Молодой гвардии», доложила о своём отъезде Кошевому. Никто, кроме Осьмухина, не знал, с кем из взрослых подпольщиков связан Олег. Но Лютиков отлично знал, для какой цели Любка оставлена в Краснодоне, с кем связана в Ворошиловграде. Так «Молодая гвардия» вышла на штаб партизанского движения.
Яркая внешне, весёлая и общительная, Любка вовсю заводила теперь знакомства с немцами, представляясь дочерью шахтовладельца, репрессированного Советской властью, а через немцев добывала различные разведданные.
Молодогвардейцы принялись за работу. Они расклеивали подрывные листовки и выпускали сводки Совинформбюро. Повесили полицая Игната Фомина. Освободили группу советских военнопленных, работавших на рубке леса. Собирали оружие в районе боев на Донце и крали его. Уля Громова ведала работой против вербовки и угона молодёжи в Германию. Была подожжена биржа труда, и вместе с ней сгорели списки людей, которых немцы собирались угонять в Германию. На дорогах района и за его пределами действовали три постоянные боевые группы «Молодой гвардии». Одна нападала преимущественно на легковые машины с немецкими офицерами. Руководил этой группой Виктор Петров. Вторая группа занималась машинами-цистернами. Этой группой руководил освобождённый из плена лейтенант Советской Армии Женя Мошков. Третья группа — группа Тюленина — действовала повсюду.
В это время — ноябрь, декабрь 1942 г. — завершалась битва под Сталинградом. Вечером 30 декабря ребята обнаружили немецкую машину, гружённую новогодними подарками для солдат рейха. Машину обчистили, а часть подарков решили сразу пустить в продажу на рынке: организации нужны были деньги. По этому следу и вышла на подпольщиков давно искавшая их полиция. Вначале взяли Мошкова, Земнухова и Стаховича. Узнав об аресте, Лютиков немедленно отдал приказ — уходить из города всем членам штаба и тем, кто близок к арестованным. Следовало прятаться в деревне или пытаться перейти линию фронта. Но многие, в том числе Громова, по молодой беспечности остались или не смогли найти надёжного убежища и вынуждены были вернуться домой.
Приказ был отдан в то время, как под пытками Стахович стал давать показания. Начались аресты. Уйти смогли немногие. Стахович не знал, через кого Кошевой осуществлял связь с райкомом, но случайно вспомнил связную, и в итоге немцы вышли на Лютикова. В руках палачей оказалась группа взрослых подпольщиков во главе с Лютиковым и члены «Молодой гвардии». Никто не признался в своей принадлежности к организации и не показал на товарищей. Олег Кошевой был взят одним из последних — нарвался в степи на жандармский пост. При обыске у него обнаружили комсомольский билет. На допросе в гестапо Олег сообщил, что являлся руководителем «Молодой гвардии», один отвечает за все её акции, а потом молчал даже под пытками. Врагам не удалось узнать, что Лютиков был главой подпольной большевистской организации, но они чувствовали, что это самый крупный человек из захваченных ими.
Всех молодогвардейцев страшно били и пытали. У Ули Громовой на спине вырезали звезду. Полулёжа на боку, она выстукивала в соседнюю камеру: «Крепитесь... Все равно наши идут...»
Лютикова и Кошевого допрашивали в Ровеньках и тоже пытали, «но можно сказать, что они уже ничего не чувствовали: дух их парил беспредельно высоко, как только может парить великий творческий дух человека». Все арестованные подпольщики были казнены: их сбросили в шахту. Перед смертью они пели революционные песни.
15 февраля в Краснодон вошли советские танки. В похоронах молодогвардейцев принимали участие немногие оставшиеся в живых члены краснодонского подполья.