Гамма-сапиенс фон Петренко

 

Тихо на улице, Чисто в квартире. Спасибо реактору Номер четыре.

Такие вот веселенькие стишата пошли гулять по Киеву в мае 1986 года, когда эшелоны увозили детей из города, когда матери плакали, провожая своих драгоценных Оксанок и Васылей в пионерские лагеря, когда в городе царили тревога и смятение.

Авария на АЭС отозвалась не только болью сердец и состраданием к тем, на кого обрушилось несчастье, она породила не только ряд научных документов, журналистских статей разной степени искренности и литературных произведений разного уровня правдивости. На атомную вспышку в Чернобыле Киев и Украина ответили прежде всего мощной вспышкой юмора, анекдотических историй, пародий, пересудов и легенд. Особенно ценилось острое слово среди тех, кому довелось работать в Зоне. Как и на войне, смех здесь был очень нужен.

Появилась масса частушек, коломыек, как называют озорные припевки на Украине, - откровенных, с приперченным словцом, где всё впрямую. Родилось множество анекдотов и смехотворных притч.

Шутки на любой вкус: от народных присказок в стиле Штепселя и Тарапуньки («украiнцi горда нацiя, iм до лампи радiацiя») - до сверхтонкого «черного» юмора из серии «физики шутят».

Прямо на наших глазах, изо дня в день (по некоторым шуткам можно точно определить время их «запуска») рождался фольклор, о котором мы привыкли почему-то думать в прошлом времени. Не ожидая, пока скажут свое слово литераторы, первым среагировал народ. Прямо по М. М. Бахтину - проснулась мощная смеховая культура, родилось свободное от всех казенно-пропагандистских ограничений, порою скабрезное народное слово, произошло смещение привычных иерархий, «верха» - патетической, ложной, оглушительной публицистики - и «низа» - демократического, «швейковского» осмысления событий.

Почему - смех? Не кощунственно ли это? Далеко не всем, даже очень внутренне свободным людям, нравилась сама идея смехового пира во время атомной чумы. Но смех был необходим. Он стал немедленным народным ответом на стресс, на тревогу, даже на панику. На отсутствие правдивых сообщений. На бодрые заверения органов массовой информации о полном радостном спокойствии всех благонамеренных граждан.

И чуть ли не первым появился анекдот о душах двух умерших, вознесшихся в те дни на небо. «Ты откуда?» - спрашивает один. «Из Чернобыля». - «Ты от чего умер?» - «От радиации. А ты откуда?» - интересуется другой. «Из Киева». - «А ты от чего умер?» - «От информации»...

Острословы рассказывали о рекламном призыве, будто бы звучавшем в те дни во всех туристских агентствах: «Посетите Киев! Вы будете поражены...»

Вокзальная атмосфера давки и нервотрепки, спекуляция билетами и непреодолимое желание многих побыстрее убраться из Киева родили ироническое объявление диктора на Киевском вокзале Москвы: «Внимание! На первый путь прибывает скорый поезд Киев - Москва. Радиация вагонов с головы поезда».

Ну а как было узнать среди приезжающих в другой город киевлянина? «Лысый импотент с «Киевским» тортом в руках», - язвили одни. «Киевлянин теперь не только «гомо сапиенс», но и «гамма-сапиенс», - добавляли другие.

- Кто виноват в чернобыльской аварии? - вопрошал некий философ. И отвечал: - Кий. Зачем основал Киев так близко от реактора?

Уже в начале мая рассказывали, что будто бы состоялся фестиваль «Киевская весна». Первая премия была присуждена за песню «Не вiй, вiтре, з Украiни», вторая - А. Пугачевой за песню «Улетай, тучка, улетай», третья - В. Леонтьеву за песню «...И все бегут, бегут, бегут...».

Предлагали на вершине четвертого блока поставить памятник Пушкину и написать: «Отсель грозить мы будем шведу» или так: «Здесь будет город заражен».

Тогда же родилась идея плаката: «Мирный атом - в каждый дом».

- Какая река самая широкая? - вопрошали пессимисты. И отвечали: - Принять. Редкая птица долетит до середины...

Когда киевляне бросились «вымывать» радионуклиды с помощью красного натурального вина «Каберне», в изобилии завезенного в город, кто-то изрек: «В городе началась кАбернетическая эра». И тут же родился анекдот. Врач-лаборант рассматривает под микроскопом пробу крови. И сообщает пациенту, ждущему с замиранием сердца ответа: «В вашем каберне лейкоциты не обнаружены». «Был новый выброс, - таинственно сообщали «знатоки». - На Крещатике выбросили «Каберне», на Владимирской - водку».

- Нам уже становится невМАГАТЭ! - страдальчески кричал один мой знакомый, измученный паническими слухами. И словно в ответ ему родилась такая присказка: «Як на гульках щось не те - все вали на МАГАТЭ».

Предлагали обращаться к киевлянам так: «Ваше сиятельство!» А к каждой фамилии советовали добавлять приставку «фон»: фон Петренко, фон Иваненко.

Для быстрейшего прохождения рентгеноскопии остряки советовали пациенту стать между двух киевлян. А в одной из поликлиник на вопрос: «Где у вас рентгенкабинет?» - докторша раздраженно бросила: «У нас теперь везде рентгенкабинет!»

- Что такое «радионяня?» - спрашивали в те дни. И отвечали: - Это няня, приехавшая из Чернобыля.

Старая бабушка в троллейбусе рассказывала: «Сьогоднi на Киiвському морi така радiацiя, така радiацiя! Пливе аж на три пальцi, сама бачила».

Давая «высокую» оценку средствам массовой информации, люди задавали вопрос: «Чем будут питаться киевляне в будущем году?» Ответ гласил: «Той лапшой, которую вешают им на уши радио, газеты, телевидение».

Естественно, на рынке острословия появилась водка «Чернобыльская» крепостью 40 рентген, а за самые большие глупости, сочиненные об аварии, стали присуждать Чернобыльскую премию с выдачей лауреату 500 рентген. Из соображений благопристойности не буду затрагивать огромной массы анекдотов и пословиц, посвященных - как бы это поделикатнее сказать? - сексуальной теме и вопросам сохранения потенции. Весьма популярным стал лозунг: «Если хочешь быть отцом, оберни себя свинцом».

Характерно, что многие анекдоты носили явную научно-интеллектуальную окраску. Ядерный фольклор полностью соответствовал эпохе НТР. Нижеследующий анекдот из «черной» серии, вероятно, родился в среде генетиков: XXI век. Дед с внуком, родившимся после аварии. «Что здесь было, внучек?» - спросил дед, показывая на холмы. «Киев». - «Правильно, внучек», - и гладит его по голове. «А здесь что было?» - показывая на безжизненное русло. «Днепр». - «Правильно, мой умненький», - и дед нежно поглаживает его вторую голову...

Широко распространялись по городу различные иронические «рекомендации» и «памятки» вроде этой:

«В связи с неотвратимым улучшением радиационной обстановки в Киеве и его окрестностях рекомендуется соблюдать следующие меры индивидуальной защиты и правил поведения:

- на лице каждого киевлянина должна быть приятная, доброжелательная улыбка. Это придает уверенности в себе и дезориентирует гостей города в понимании происходящего;

- мокрая тряпка у дверей вашей квартиры укрепит ваш авторитет среди соседей по лестничной клетке, т. к. это в сложившейся обстановке явится свидетельством вашей интеллигентности;

- освежат интерьер и придадут неповторимый уют вашему дому мокрые тряпки на окнах, дверях и мебели;

- мягкую мебель необходимо чистить при помощи пылесоса, после чего его следует выбросить или сжечь, но в другом районе;

- ковры рекомендуем стирать ежедневно. Более эффективным средством является выбирание тяжелых металлов из ворса ковров при помощи пинцета;

- воду для питья необходимо кипятить не менее 7-8 раз в открытой посуде, после чего ее следует слить в канализацию, соблюдая меры предосторожности;

- из молока, подвергшегося тщательному радиометрическому контролю, рекомендуется готовить творог. После приготовления его следует закопать в землю в свинцовой таре на глубину не менее 1 м;

- молочная сыворотка из творога является радикальным средством для борьбы с мышами и тараканами. Хранить его следует в местах, недоступных для детей и домашних животных;

- из фруктов и ягод нынешнего урожая советуем приготовить варенье: на 1 кг фруктов - 1 кг сахара и 1 кг йодистого калия. При укладке в банки слои варенья советуем чередовать со слоями активированного угля;

- консервы из фруктов и овощей домашнего приготовления нужно закрывать свинцовыми крышками и употреблять в пищу через 25-30 лет, после полного распада радиоактивных веществ;

- для повышения защитных свойств вашего организма рекомендуется ежедневное употребление красного сухого вина типа «Каберне».

Первым признаком облучения является непреодолимое отвращение к работе и обострение похмельного синдрома.

Более подробные инструкции по самолечению и бесконтрольному применению лекарственных средств, приводящих к нарушению состояния здоровья, вы можете получить у ваших товарищей по работе и соседей по дому.

Ежедневное 5-кратное принятие душа на протяжении всего периода повышенного радиоактивного фона займет ваш досуг и отвлечет от нежелательных мыслей. Купание в открытых водоемах и принятие солнечных ванн без респираторов, комбинезона и резиновых сапог крайне нежелательно.

Если у вас выпадают волосы, не следует переживать - через год они начнут расти в самых неожиданных для вас местах. Если вы устали от ежедневной стирки ковров и тряпок, рекомендуем взять отпуск и провести его в санаториях Колымы, на побережье Баренцева моря или Гавайских островов.

Следует максимально сократить пребывание на воздухе домашних животных. По возвращении домой их следует тщательно вытряхнуть и прогладить утюгом через влажную тряпку, развернуть среди них широкую разъяснительную работу с целью предотвращения контактов с особами, не подвергшимися дозиметрическому контролю и не имеющими справку с печатью «проверено».

Анекдоты и пародии на то и существуют, чтобы преувеличивать, заострять до абсурда какие-то характерные черты изображаемого явления. Быть может, кое-что из приведенного выше покажется читателю безвкусным, пошловатым, мрачным. Как бы там ни было, но это - неотъемлемая, живая черта тех трудных дней, клоунская гримаса на трагической маске Киева. Ее тоже надо запомнить.

Острили не только анонимные анекдотологи и виршеплеты. Один киевский большой начальник на представительном совещании примерно так успокаивал собравшийся народ: «Опасности для Киева не существует. К СЧАСТЬЮ, во время взрыва ветер дул не в сторону Киева».

Ветер дул в сторону Белоруссии...

Можно вспомнить все вольные и невольные шутки весны 1986 года и посмеяться.

Только смеяться почему-то не хочется...

 

«Благополучная сторона»

 

Василий Иванович Войтюк, председатель колхоза имени Петровского Народического района Житомирской области:

«Наши люди восприняли аварию на диво спокойно, потому что практически были неосведомлены. Никто не знал - что это, почему. Хотя атомная станция от нас совсем недалеко - километров 60 по прямой. И выброс прошелся по нашей земле. Я считаю, что гражданская оборона не сработала. Да они, наверно, и сами не имели достоверной информации. Нас ежемесячно собирали на семинары по гражданской обороне, а даже самого простого дозиметра в колхозе не оказалось. Было всего четыре дозиметра на весь район. Один с батарейками и три - без батареек.

Мы мужики, или, как говорят в России, крестьяне, мы вообще все спокойно воспринимаем. Особенно сейчас. Сейчас много развелось таких «спокойных» - пожар горит, а он будет стоять и думать, догорит или не догорит. Чернобыль - это все казалось так далеко, и ничего угрожающего не было: ни зарева, ни дыма, ни копоти. Но потом через наше село бросились удирать - у нас тут рядом Киевская область. Перед аварией мы построили мост через речку Уж. Речка не очень широкая и глубокая, но редко-редко когда трактором ее переедешь, не то что легковой... После двадцать восьмого апреля пошли машины оттуда. А приблизительно третьего - пятого мая в день по пятьсот «Жигулей» селом нашим проезжало. Это те, кто бежал из Полесского и Иванковского районов. Некоторые даже деньги зарабатывали, из тех, кто имел свои машины: брали по 50 рублей, чтобы доставить в Коростень на вокзал, и 30 рублей - в Овруч. Едут селом, нагоняют пыль. Знаете, как этот «Жигуль» пылит, когда едет со скоростью 80 километров в час - ему же надо быстро проехать туда и вернуться обратно, чтобы второго клиента забрать, третьего, четвертого... Пыль страшная. Я звоню в райком: «Дайте машину хоть какую-нибудь поливать!» Асфальта у нас тогда не было, позже появился. Была сошейка (шоссейка. - Ю. Щ.).

Мне в райкоме посоветовали перекопать перед мостом дорогу, чтоб не ехали. Мы поставили экскаватор - он выкопал траншеи, и в те траншеи опустили бетонные сваи, наподобие противотанковых надолбов. За день все сделали. Утром выхожу на наряд в шесть утра, смотрю - снова машины идут. Мой инженер по технике безопасности говорит: «А они уже всю ночь идут». Все то, что мы за целый день сделали с помощью техники, они за ночь ликвидировали: соберется двадцать частников с лопатами, траншею землей забросают и дальше едут. А на мосту срывать настил жалко было - нам самим надо было на ту сторону...

- А почему они ехали через ваше село, а не на Киев?

- Там посты были, туда не пускали. А мы - Житомирская область, мы вообще глухая сторона. Считалось, что мы - благополучная сторона... Можно представить себе, как эти люди нервничали, с какой интенсивностью они удирали, раз так работали ночью. Ну и на колесах они нам много радиации навезли. Представьте - я из Мотиек своих приезжаю в Житомир, а там пост стоит, меряет. И спрашивают: «Вы не оттуда?» - «Оттудова», - говорю. «Идите на мойку».

Если за 250 километров радиация не раструсится, что ей 60 километров от Чернобыля или Припяти?

Такая в целом обстановка была оттуда, с той стороны.

А мы здесь работали.

Коровы у нас уже тогда на лугу были. И через несколько дней приехали к нам работники райкома и дали нам непосредственные указания: там, где можно, не выпасать коров. Грозили выговорами, такие внушения были. Не знаю, откуда они сориентировались, но лично Анатолий Александрович Мельник, наш первый секретарь райкома, сюда приехал и меня чуть из партии не выгнал и с работы не снял. Потому что коровы паслись не там, где положено. Я сначала по-крестьянски думал: где лучший луг - держим на сено, а на худшем - пасем. А на худший луг как раз больше всего радиации упало. Цифры, конечно, мы узнали уже потом, когда нам приборы дали. Ну а вначале пасли где попало. Молоко продавали государству, его, насколько мы знаем, отдельно принимали, сохраняли и перерабатывали.

Коровы, принадлежавшие людям, тоже паслись. Ну, потом через неделю-другую утряслось все, людям выделили более-менее благополучные выпасы. И начали нам в магазин завозить молоко. Сначала завезли - а его никто не покупал. Все привыкли к своему. Привозное скисло. Это же лето. Потом начали ездить комиссии из Киева, Житомира. И по линии гражданской обороны, и врачи, и райком партии, и райисполком, и агропром - и таки заставили людей пить государственное молоко. А свое - сдавать. Недели через три это было в основном отрегулировано.

- То есть если семья имела свою корову, то они еще две-три недели пили от нее молоко?

- Тут психология, понимаете... В селе так привыкли: свое молоко - это свое молоко. Привозят откуда-то молоко - там и жирность не та, и вкус не тот. Село это село, это же доярки. А доярка знает, как это молоко доится. И думает: «Нам такое же молоко везут откуда-то... Лучше пить свое».

Очень трудно было переломить психологию человека, заставить его не пить свое молоко, а пить привозное. Пока люди поверили, что нам возят хорошее молоко. А то думали - мы сдаем молоко, и его возят в Овруч и Коростень, а нам - оттуда, хотя там такая же обстановка. Потом нам сказали, что возят молоко из Радомышля... В целом мы заставили людей. Перестали пить свое молоко.

А их молоко мы собирали. Дважды - утром и в обед. У нас были тогда рекордные нормы по молоку: как Стаханов когда-то на Донбассе, так и мы по молоку рекорды били. Платили людям хорошо - где-то 30 копеек за литр. С яйцами хуже было. Люди вынуждены были их закапывать, потому что их потом не принимали. Кое-кто варил яйца свиньям, кто-то курам отдавал. Люди перестали их есть. Но, конечно, нужно сказать, что имеются у нас и такие, кто с самого первого дня и посегодня как пили свое молоко, так и пьют. Правда, детям не дают. Здесь у нас была такая семья - они ловили рыбу, ели, молоко свое пили и очень быстренько все получили высокий уровень и к врачам попали. И когда все увидели, что в больницу их забрали, то люди немного испугались. Мы собрали сельский сход и объяснили людям на примере этой семьи.

Партийные собрания проходили - чтобы люди молока не пили, выступали в коллективах - на фермах, перед механизаторами, разъясняли. Люди по-разному реагировали. Один сразу поверит, а другой говорит: «Что они там агитируют? Молоко на вкус нормальное, ничего в нем не плавает». Особенно упирались старые люди, малообразованные. Пока в молоке гвоздь плавать не будет - он не поверит.

Йод нам тоже давали, где-то между пятнадцатым и двадцатым мая. Но его мало кто пил. Я лично не пил. Прислали студентов Винницкого мединститута, а они больше паники посеяли, чем доброе дело сделали. Потому что они сами ничего не знали, а рассказывали такие вещи... И на вопросы не могли ответить.

А люди тем более ничего не знали. В конце апреля нам сказали, что к нам в колхоз будут эвакуировать людей из Чернобыля. А село разнородное по мышлению, по психологии. Почти треть села сразу отказалась брать эвакуированных. У них было такое представление, что радиация передается, как чума или чесотка. Я вам так скажу: когда-то село было бедное, но проще и доступнее... А сейчас люди стали лучше жить - и стало труднее. Вот тот мост, о котором я вам рассказывал, его военные строили. С большим трудом нам удавалось солдат устраивать на ночлег. Никто не хочет - хлопоты, обуза.

Где это видано, чтоб на Украине такие обычаи? А теперь люди попривыкли:

вечером двери закрыть, включить свой телевизор, еще раз пощупать свои деньги в матраце, ага, есть - значит, все в порядке... И спокойно ложиться спать, а если чужой человек в хате, это, знаете... Поэтому мы сейчас строим двухэтажную гостиницу на сорок человек.

Я уже восемь лет председатель колхоза. Ох, как мне надоели эти хождения по хатам. Село стало трудным. Мы, конечно, знаем это философское выражение «роскошь губит людей» - оно в полной мере касается и крестьян. А ведь я помню войну, как отступали. Бывало, в каждой хате по двадцать и по тридцать душ - и военные, и штатские, все помещались, и картошку последнюю варили, вместе ели, а сейчас? Слава богу, отменили к нам эвакуацию.

Если честно говорить про то время - это был кошмар, а не жизнь. Я выжил только потому, что это был мой долг, надо было жить здесь и организовывать людей. Это было что-то такое... полунеуправляемая стихия. У нас двадцать пять доярок. Представляете - одиннадцать доярок выехали с детьми в июне, когда детей вывозили. Государство вывозило трехлетних детей с мамами. А старших детей сами мамы вывозили. Выехали. Половины доярок у нас нет, пастухов нет. Мы тут с моим заместителем Василием Ивановичем по очереди телят пасли. Некому было пасти.

С доярками еще труднее. Я часов до пяти вечера расправляюсь с колхозными делами, а потом хожу по селу, ищу доярку. Чтобы она на следующий день утром заступила. С четырех часов утра. Вот так и хожу: девять вечера - не нашел, десять - не нашел, одиннадцать ночи - не нашел. Я уже шофера давно отпустил, потому что он такого темпа не выдерживает. И говорю заведующему фермой или бригадиру: «Все. Если до двенадцати ночи не найдем, то пойдем спать. А утром в три или четыре часа встанем и снова будем искать. Ну и где-то около полуночи найдешь Ганну, Мотрю или Оксану... будишь, потому что она уже легла спать... Это были пенсионерки, еще трудоспособные. Начинаешь просить. А из них не каждая пойдет и в хорошее время. А на коровах тогда знаете сколько миллирентген было, на шерсти? А ведь надо еще под нее сесть и подоить. Хотя их и мыли, но все же... Доярки жаловались на головные боли. Корова к тому же еще нагревается, это же масса четыре - шесть центнеров. И если у человека температура тридцать семь градусов, то у такой махины все пятьдесят. Плюс радиация. Жара тогда была страшная. Нам дождя не давали два месяца, самолеты разгоняли дождь... Ну а когда никого не нашел - тогда свою жену беру, сажаю в машину и говорю:

«Поехали доить!» Ну, уже когда доярки видят, что председательша доит коров, тогда и сами с полдороги возвращаются, сядут и так-сяк раздоят коров.

Бывало так, что уже сил нет. Звоню в райком: «Анатолий Александрович, все. Больше не могу. Умираю. Приезжайте успокоить людей». Анатолий Александрович берет с собой хорошего врача - был у нас в Народичах доктор Крижановский, берет дозиметры, приезжает. Собирали мы людей в сельсовете, или на ферме, или на улице - проводили оперативные митинги. Люди видят, что из района приехал секретарь райкома и врач - им и полегчало.

Был даже такой эпизод: услышали, что водка лечит при радиации. Давай им водку! А тогда уже сухой закон вышел. Сначала сухой закон, а потом радиация. Требуют у меня люди: «Давай горилку для лечения». Должен был завезти ящиков десять водки в колхоз. Выдали мы нашим передовикам, в основном женщинам. По три бутылки - этой, этой, этой. Женщины пьяницам нашим не давали - сами пили по двадцать граммов. Кто в чай, кто так. А потом как в округе узнали - начали ко мне ездить из Полесского района, из-под Чернобыля, будили меня ночью: «Давай водку!» В два часа ночи приезжает какой-то полковник или капитан, ГАИ, милиция - там ведь разные люди есть, тоже не святые, что говорить. Так я продал мужественно последние литры или декалитры и сказал: «Все, лучше умереть от радиации, чем от перегрузок с той торговлей». Да я еще и проторговался, понимаете, рублей сорок у меня не хватило...

Психология у людей после аварии переломилась. То они молоко только пили, а потом начали минеральную воду пить. Берут по двадцать-сорок бутылок минеральной воды, у нас теперь ее хватает, даже «Тархун» возят... И смотришь - каждый из магазина по селу сетками несет минеральную воду, а бутылки тарахтят, как когда-то цыганские подводы немазаные. А своих коров начали продавать и уже не хотят приобретать коров: легче пойти в магазин и купить молоко. Сначала нам масло возили развесное. А потом еще лучше - в пакетах, в фольговой упаковке, лучшего качества. Так уже развесное не берут. Сметану в маленьких баночках берут. Съел - и за хатой выбросил. Как их потом приучишь держать коров? А ведь корова - главный регулятор сельской жизни. Она дисциплинирует - заставляет в пять часов утра вставать и вечером поздно ложиться. В соседних селах, где вообще позабирали коров в связи с этой радиацией, люди говорят: «Вот мы были глупые, сейчас хорошо жить. Спим до восьми часов, ложимся в десять». Но я сам держу корову, мой заместитель тоже. Молоко мы продаем государству. Если мы сдадим - скажут: «Видишь, как сам - то сдал, а нас учит...»

Радиация подбросила нам проблем... У нас после аварии семей десять из села выехало. Часть возвратилась, а три семьи так и не вернулись. Две семьи выехало в Волгоградскую область, с детками полностью, с внуками, хаты продали. С выездами была такая история. Сначала одна семья выехала, вторая, остальные начали паковать чемоданы. Многие насобирались выезжать. А тут, на нашу радость, выехала одна наша молодая доярка - такая симпатичная, пригожая, хоть Венеру с нее рисуй. Нина Петровна Кищенко. Выехала куда-то на Кубань. Мужа забрала с большим скандалом, детей взяла, все деньги с книжки забрала. Выезжала она через райком, потому что я не хотел ее отпускать. Я просил ее: «Не уезжайте, я знаю, что такое Кубань. Там жара, там черноземы, земля к ногам липнет». К такой земле наши люди не привыкшие, у нас ведь Полесье - прохладно, земля песчаная, леса. Через несколько месяцев она возвращается обратно. Бедная, ободранная, без денег и еще везет с собой доярку с мужем. Уговорила к нам приехать. Как пошла по селу пропаганду делать: «Люди добрые, никуда не уезжайте, что вы себе думаете, нигде нет такого добра, как у нас».

Она взяла с собой три тысячи, а приехала без копейки, последние копейки на автобус потратила. И дети ее вот такие, как жучки худенькие пришли. Понимаете, там жара - 35-40 градусов. Это же не каждый из наших лесных людей выдержит.

И сразу все выезды прекратились. Как рукой сняло. А то, бывало, тракторист где-то выпьет, норму не выполнит, ты на него накричишь, а он:

«Что? Не нравится? Я завтра же выеду!» Вроде он мне большую честь делает.

После аварии на здоровье люди начали нарекать. Трое от рака умерли - рак легких, печени, гортани. Многие кашляли, и в горле хрипота. Ну это ясно - ОНО же в воздухе - как растворимый кофе, дышишь ИМ, ОНО в бронхи садится, горло, легкие. Я немного меньше кашлял - у меня нос длинный. А голос у меня и так... альт. Очень большой фон был на овцах, на шерсти. Очень трудно было их стричь - на что уж я, физически здоровый, бывший шахтер по профессии, и то - как зашел в кошару - тошнит и голова болит, вроде я наркотиков нахватался, все плывет перед глазами. Женщины отказались стричь овец. Нашли в другом селе нескольких пенсионеров, старых стригалей.

А возьмите вы проблемы с оплатой. Все села района разделили в зависимости от зараженности - в одном доплачивают человеку тридцать рублей в месяц - так называемые «гробовые», а в другом нет. У нас в трех километрах отсюда есть выселенные села. Под боком в километре есть село, которое хотели выселить. Чудом осталось. А в нашем селе не платят. В соседнем, рядом, - платят. Почему же не платить всем? Колхоз один, а платят по-разному.

Радиация - это же не ежик колючий: дырку закрыл, и он уже не вылезет. Мы же все в лес ездим заготовлять - а он заражен. Сегодня ветер туда подул, завтра - сюда. За 1986 год мы людям дополнительно заплатили восемьдесят тысяч рублей. Колхоз уже в убытке. Меня на всех совещаниях ругают, что не умею хозяйничать, словно я эту радиацию выдумал».