РАЗВИТИЕ РОССИЙСКОЙ СЕМЬИ В ХХ ВЕКЕ
1. Демократизация внутрисемейных отношений.
2. Первый период семейной политики советского государства.
3. Период репрессивного законодательства в отношении семьи.
4. Семья и смягчение законодательных практик.
5. Быт и его эволюция.
В третьей теме мы рассматривали православную и светскую модели семьи, которые существовали в России вплоть до ХVIII века. Однако с первой четверти ХVIII века и до начала ХХ века шел интенсивный процесс изменения форм организации семейной жизни. Сначала дворянство, затем интеллигенция, а за ними и другие социальные слои российского общества прошли путь от составной, сложной семьи к малой, нуклеарной. Уже к концу ХIХ века малая семья в России стала основной, а по мнению некоторых исследователей – единственной формой организации семейной жизни в городе. Среди крестьянства малая семья стала преобладать лишь после эпохи Великих реформ 60-х гг. ХIХ в. В целом же к началу ХХ в. малая семья в России стала распространенной, легитимной формой семейной жизни. Однако ее становление в очень небольшой степени меняло характер внутрисемейных отношений. Они по-прежнему основывались главным образом на патриархально-авторитарной системе, которая характеризовалась господством мужчин над женщинами, старших над младшими и приоритетом семьи как целого над индивидуальными запросами и интересами ее членов.
Демократизация внутрисемейных отношений, как и эмансипация женщин и детей, происходили крайне медленно. К началу ХХ в. среди дворянства и интеллигенции внутрисемейные отношения также во многом сохраняли традиционные черты. Даже для образованных людей индивидуализм, соблюдение частного пространства личности не были в это время распространенной повседневной практикой.
А теперь обратимся к реальной практике развития семейно-брачных отношений в советской России. Семья в советской России представляла собой институт, с одной стороны, унаследовавший прежний авторитарно-патриархальный стиль внутрисемейных отношений, а с другой – стремительно модернизировавшийся под воздействием трансформационных импульсов нового государства. При этом у советского государства, по мнению ряда исследователей, не было системной, целостной и целенаправленной семейной политики. Был, однако, целый ряд преднамеренных и непреднамеренных воздействий, серьезно повлиявших на российскую семью. Эти воздействия строились на идеологии равенства (классового и полового) и неприятии буржуазных форм брака и семьи, сосредоточивались на регуляции брачно-семейных отношений работающих женщин и на вопросах охраны и материальной поддержки материнства и детства [14, C. 167]. Исследователи социальной истории семьи выделяют в семейной политике советского государства несколько периодов принципиально разных по своей направленности и влиянию на внутрисемейные отношения и на структуру семьи.
Первый период (1917 – середина 1920-х – начало 1930-х гг.).Его часто называют временем радикального переустройства института семьи и сексуальной революции в России [14, C. 168].
История распорядилась так, что практическое переустройство семьи на коммунистических началах началось в России. Оно включало изменение формы брака, переустройство быта, решение «женского вопроса», организацию коллективного воспитания детей и многое другое. В это «другое» входит, прежде всего, уход в историческое прошлое дворянской семьи с ее неповторимой культурой, традициями, стилем жизни, гибель буржуазной семьи, исчезновение на долгие годы духовенства с его семейным укладом. Крестьянская семья в ходе коллективизации была лишена собственности и утратила свою привязанность к земле и традиционный семейный уклад. Была разрушена семья мещан и ремесленников. Семья, по образному выражению А. Толстого, была обречена на «хождение по мукам» в условиях гражданской войны, голода, эпидемий, всеобщего хаоса, ненависти и террора. Эти процессы дополнялись революционными новациями в организации отношений между полами в целом и семейно-брачных отношений в частности.
Этот период характеризовался либеральным законодательством и легитимизацией ряда запрещенных в имперский период индивидуальных, в том числе сексуальных прав и свобод. Уже в декабре 1917 г. в революционной России была отменена судебная ответственность за гомосексуальную связь, от чего на Западе отказались много позже. Эта ситуация сохранялась все первое десятилетие советской власти. Сексуальная свобода была объявлена политическим достижением советской власти, ее пропаганда велась под звучным лозунгом: «Дорогу крылатому Эросу!», провозглашенным А. Коллонтай – признанным теоретиком партии в женском вопросе (в 1920 г. она была назначена зав. женским отделом ЦК ВКП(б).
Помимо сексуальных меньшинств «сексуальная свобода» затронула традиционные сексуальные отношения, брак и семью. А. Коллонтай было введено в оборот понятие «половой коммунизм» [22]. Но если быть точными, то еще К. Маркс и Ф. Энгельс говорили о свободе секса в будущем коммунистическом обществе. Правда, они не имели в виду беспорядочные, случайные связи. Они рассуждали примерно так: буржуазный брак – это брак по расчету, а пролетарский – по любви. В будущем коммунистическом обществе главным в отношениях двоих должно быть их взаимное чувство. Брак и семья станут необязательными, второстепенными. Дети же будут с самого раннего возраста воспитываться обществом – в яслях, в детских садах. Об этом писали, если помните, и другие утописты. На практике же получился своеобразный вариант «общности жен». Жены и дочери бывших угнетателей были названы «трофеем народа» и было заявлено об особых правах победителей-революционеров на их любовь [22].
«Половому коммунизму» способствовала и изменившаяся форма брака: переход от брака церковного к гражданскому. Дореволюционная Россия не знала гражданского брака. Юридическую силу имел исключительно церковный брак. Но 18 декабря 1917 г. специальным Декретом он был лишен этой силы и единственным законным браком стал гражданский, оформленный лишь в органах ЗАГСа. Поместный Собор русской православной церкви осудил этот Декрет, усмотрев в нем стремление новой власти подорвать не только религиозные, но и моральные основы семьи. С такой оценкой трудно спорить, поскольку Декрет дополнялся соответствующими юридическими документами. Кодекс РСФСР 1918 г., закреплявший брачное, семейное и опекунское право, признавал, например, многоотцовство. В случае, если до рождения ребенка женщина одновременно сожительствовала с несколькими мужчинами, суд мог посчитать всех их ответственными за его рождение и обязать каждого платить долю алиментов.
Постепенно брак становился все более простым и безответственным делом. По Закону о браке, семье и опеке (1926 г.) регистрация и расторжение брака стали чисто статистическими процедурами учета созданных и распавшихся пар. Чтобы развестись, например, достаточно было заявления одного из супругов даже без объяснения причин. Брак тут же расторгался, и другой стороне посылалась по почте копия записи о прекращении брака. Это максимальное упрощение юридических основ брака привело к тому, что, по словам одного из героев И. Эренбурга, люди «забегали в ЗАГС как на почту – сегодня распишутся, а завтра – берут развод». В результате катастрофически росло число разводов и абортов, множилась безотцовщина [22].
Советская Россия стала первым в европейской истории государством, легализовавшим аборты. Постановлением Наркомата здравоохранения и Наркомата юстиции от 18 ноября 1920 года было разрешено искусственное прерывание беременности в медицинских учреждениях. Этот факт был, бесспорно, значимым шагом в процессе эмансипации российских женщин, позволившим им самостоятельно контролировать собственную сексуальность и фертильность. Аборт производился бесплатно. В тех условиях он был благом, поскольку в послереволюционный и послевоенный (после гражданской войны) период большинство женщин жили в нужде, страдали от сложностей быта и отсутствия постоянного и надежного партнера [14, C.169].
К 1927 г. по официальной статистике в стране насчитывалось более 0,5 млн. детей, никогда не видевших своих отцов (реально их было гораздо больше). Прокормить их государство не могло, оно было в состоянии обеспечить не более 1% этого количества. Власти спохватились. Начались призывы уже членов президиума ВЦИК к гражданам угомониться в своих земных страстях. До этого о пагубности «свободной любви» говорили агитаторы, профсоюзные деятели. На одном из совещаний агитаторов, проходившем в Москве, председатель губернского союза текстильщиков Марков заявил: «Я предупреждаю, что на нас надвигается колоссальное бедствие – «свободная любовь». От этой свободной любви коммунисты натворили ребятишек. Коммунистов потом мобилизовали, а на иждивении завкома осталось чуть ли не 2 тыс. ребятишек. И если война дала нам массу инвалидов, то неправильное понимание свободной любви наградит нас еще большими уродами» [22].
В центральной печати развернулась бурная дискуссия по поводу последствий свободной любви. А. Коллонтай предложила создать специальный фонд, средства от которого пошли бы на содержание внебрачных детей. Она полагала, что если каждый взрослый гражданин страны Советов внесет в этот фонд лишь 2 руб. в год, то общей суммы должно хватить на содержание всех потенциальных подкидышей [22]. Некоторые исследователи полагают, что в этой идее таятся истоки появившегося потом налога на бездетность, взимавшегося с мужчин с 18 летнего возраста – одного из нелепейших поборов в истории человечества.
Одновременно выявились элементы неравенства разведенных женщин и мужчин. Согласно Семейному кодексу 1918 года, брак не создавал общности имущества супругов. В случае развода неработающая женщина, а в 1920-х гг. таковых было большинство, не имея собственных доходов и имущества, не получала права даже на часть семейного имущества, заработанного мужем в период их нахождения в браке. Ситуация изменилась только в 1926 году, когда был принят новый Кодекс о браке, семье и опеке (КЗоБСО), согласно которому супруги, не имевшие самостоятельного дохода, получали права на часть имущества семьи. Помимо этого, вводился единый брачный возраст для женщин и мужчин – 18 лет, придавалось правовое значение фактическим брачным отношениям. Однако введение последней нормы привело к правовой неопределенности, так как допускало законность и зарегистрированного брака, и фактического сожительства. При этом вопросы параллельного существования нескольких фактических сожительств или параллельного существования зарегистрированного брака и фактического сожительства оставались неотрегулированными [14, C. 170].
В целом, как считают российские исследователи, семейная идеология этого периода характеризовалась двумя важнейшими принципами: 1) декларированным стремлением к достижению равенства как возможностей и мужчин, и женщин в профессиональном плане, так и их ответственности в семейной жизни и родительстве; 2) принципиальной открытостью публичных дискуссий о семье, любви, сексе. Однако это было лишь декларированное равенство, ибо реалии семейных практик при облегчении процедуры развода вели к полному переносу ответственности за детей на женщин [14, C. 170].
Конец политики сексуальных свобод и социального экспериментаторства в сфере семьи был ознаменован появлением статьи директора института Маркса-Энгельса Д. Рязанова «Маркс и Энгельс против «вульгарного коммунизма» и половой вседозволенности» (1927 г.). В этой, а затем и в других официальных публицистических статьях, осуждались сексуальная свобода, разврат, невоздержанность; поднимались вопросы защиты прав матерей с несовершеннолетними детьми.
В сторону ужесточения моральных норм и ограничения сексуальных свобод эволюционировала и услуга бесплатного аборта. Уже в 1926 году были полностью запрещены аборты женщинам, забеременевшим впервые, а также женщинам, перенесшим эту операцию менее полугода назад. Следующим шагом, ограничивающим доступность аборта, стало введение платы за эту операцию. Плата была немалой и постоянно росла. Это обусловило резкий скачек числа криминальных абортов.
Масштаб востребованности абортов (достаточно дорогостоящей для государства социально-медицинской услуги) был таков, что советское государство стало постепенно отказываться от ранее декларированной и гарантированной им свободы контроля над фертильностью. С одной стороны это было связано с отказом от необеспеченной ресурсами и во многом потому утопичной социальной политики первых лет советской власти. С другой, как полагают исследователи, степень востребованности абортных операций оказалась неожиданной для настроенных вполне традиционно в отношении семьи первых советских законодателей [14, C. 171-172].
В середине 1920-х - начале 1930-х гг. начался второй период в истории советской социальной, в том числе семейной, политики, продолжавшийся вплоть до середины 1950-х гг.Исследователи характеризуют его как период введения репрессивного законодательства в отношении семьи, сексуальности и ответственности женщин и мужчин за сексуальные отношения и родительство.
27 июня 1936 г. было принято Постановление ЦИК и СНК СССР «О запрещении абортов, увеличении материальной помощи роженицам, установлении государственной помощи многосемейным (т.е. многодетным), расширении сети родильных домов, детских яслей и детских садов, усилении уголовного наказания за неплатеж алиментов и о некоторых изменениях в законодательстве о разводе». Постановление содержало требование, что все беременности должны заканчиваться родами; сам аборт объявлялся запрещенной медицинской услугой, за которую предусматривалась уголовная ответственность и для самой женщины, и для врача, и для лиц, выполнявших посреднические функции [14, C.172]. По мнению ряда отечественных и зарубежных исследователей, введение репрессивных мер в семейную политику было связано с необходимостью увеличения рождаемости, поскольку семейная политика предыдущего периода способствовала ее значительному снижению.
Другим исследователям представляется, что помимо этого собственно «демографического» объяснения подобной социальной политики существовало и другое – «стратегическое». Оно состояло в формировании у граждан убежденности в приоритетности интересов государства перед интересами индивидов и их семей. Государство при этом резервировало за собой право активно вмешиваться в семейные отношения.
Семейная политика советского государства эволюционировала в сторону ужесточения законодательства, по пути «принудительной стабилизации семьи». В июле 1944 г. указом Президиума Верховного Совета СССР «Об увеличении государственной помощи беременным женщинам, многодетным и одиноким матерям, усилении охраны материнства и детства, об установлении почетного звания «Мать-героиня» и учреждении ордена «Материнская слава» и медали «Материнство» было утверждено, что «только зарегистрированный брак порождает права и обязанности супругов». Всем лицам, вступившим в фактические брачные отношения в период с 1926 по 1944 гг., предписывалось зарегистрировать брак, в противном случае он объявлялся недействительным. С этого Постановления ужесточалась и процедура развода:
- было введено обязательное судебное разбирательство при разводе с процедурой примирения в народном суде и решением дела по существу только в вышестоящей судебной инстанции;
- брак расторгался лишь в случае признания судом необходимости его прекращения;
- делам о разводе стала придаваться широкая огласка (публичное судопроизводство с привлечением свидетелей, обязательная публикация в местной прессе объявлений о слушании бракоразводных дел) [14, C. 173].
Кроме того, указ запрещал установление отцовства в отношении детей, рожденных вне брака. После отмены имперских законов в 1917 г. фактически вновь вводилось понятие «незаконнорожденный», ибо дети, рожденные вне брака, не могли получить фамилию отца, даже если последний давал на это согласие. Ребенку присваивалась фамилия матери, а в свидетельстве о рождении (метрике) в графе «отец» ставился прочерк.
Это наносило неизмеримый моральный ущерб матерям-одиночкам и рожденным ими детям [14, C. 173; 22]. Кроме того, это означало, что вся ответственность за внебрачную близость ложилась на женщину и впоследствии на ее ребенка. Государство снимало ее с мужчин-отцов, перекладывая на женщин-матерей и частично на себя, обязавшись выплачивать ежемесячные пособия на каждого рожденного вне брака ребенка. Таким образом, государство решало вопрос воспроизводства населения в военные и послевоенные годы.
Такие изменения в законодательстве о семье выполняли одновременно две чрезвычайно важные и амбивалентные задачи в области семейной политики. Первая, практическая, была связана со стимулированием рождаемости в условиях войны и ликвидацией демографического перекоса полов (нехватки мужчин). Вторая – идеологическая. Она обусловливалась потребностью стабилизации общества и постулированием семейных норм жизни малой семьи. Эти задачи решались с минимальными для государства материальными затратами.
Третий период в истории советской социальной политики вотношениисемьи начался после 1953 г. и продлился до распада СССР в 1991 г.Для него характерно постепенное «смягчение»практик государственного нормирования семейных и внутрисемейных отношений. Так, Указами Президиума Верховного Совета СССР в 1954 г. сняли уголовную ответственность за подпольный аборт, а в 1955 г. был разрешен аборт по медицинским и социальным показаниям. Тогда же увеличился отпуск по уходу за ребенком и составил 56 дней до и 56 дней после родов, введен оплачиваемый больничный лист по уходу за заболевшим ребенком и т.д.
В таком виде законодательство о семье просуществовало вплоть до 1968 г., когда были приняты Основы законодательства о браке и семье Союза ССР и республик. В 1969-1970-е гг. с опорой на них были разработаны и приняты республиканские Кодексы о браке и семье. Новое законодательство значительно упростило процедуру развода (через ЗАГС, в спорных случаях – через суд), узаконило аборт по личному выбору женщины, признало право установления отцовства, как в добровольном, так и в судебном порядке, подтвердило режим общей собственности для супругов, регулировало алиментные отношения [14, C. 173-174].
В 1980-е гг. были реализованы вполне «социал-демократические» меры социальной политики в отношении женщин-матерей: введены единовременные пособия на каждого ребенка, частично оплачиваемый отпуск по уходу за ребенком до года, ряд производственных льгот работающим матерям. В 1980-х – начале 1990-х гг. увеличен до- и послеродовой отпуск до 70 дней; продлен до 1,5 лет частично оплачиваемый отпуск по уходу за ребенком; введен отпуск по уходу за ребенком с 1,5 до 3 лет без сохранения содержания, но с зачетом этих лет в рабочий стаж (для пенсии) и без утраты рабочего места. Эти действия государства можно определить как реализацию варианта социал-демократической модели социальной политики с высоким уровнем занятости и низким уровнем бедности, универсальным правом всех граждан на государственное социальное обеспечение и протекционистскими мерами по защите интересов работающих матерей и несовершеннолетних детей [14, C. 174].
Подводя итог, исследователи отмечают, что, начиная с середины 30-х гг., в СССР сложился особый подход к семье, который просуществовал вплоть до начала 1990-х гг. Его характерные черты состояли в следующем:
- семья понималась как важнейший институт советского общества, поэтому находилась под контролем государства и партии;
- материнство рассматривалось как важная социальная и государственная функция женщины, поэтому государство поддерживало ее материально и морально;
- государство брало на себя существенную долю ответственности за воспитание, образование и охрану здоровья детей;
- женщины-матери несли ответственность за семью и семейный быт;
- женщины-матери несли ответственность за детей: за их здоровье, учебу, успешную социализацию.
Этот подход свидетельствовал о том, что в советской семье, как и в семье дореволюционной, сохранялась гендерная асимметрия, но она обрела новые черты. Главная из них состояла в том, что основной фигурой в советской семье стала мать. Женщина-мать отвечала за рождение, воспитание, образование и здоровье детей, а также за быт и психологический климат семьи. Одновременно она работала, поддерживая, а иногда и в основном обеспечивая своей зарплатой материальное благополучие семьи. Основным и в большинстве случаев более надежным партнером женщины-матери становилось государство, а не муж и отец ребенка.
Семья в России, как и во всех модернизированных обществах, на протяжении всего ХХ в. становилась малодетной и детоцентристской. Конфигуация ее социального партнерства в воспитании детей схематично можно представить как равносторонний треугольник, повернутый основанием вверх. Внутри него – объект воспитания – ребенок или дети. Вершины у основания – государство и женщина-мать, а опущенная вниз, одинокая вершина – мужчина-отец [14, C. 175].
А теперь обратимся к эволюции российско-советского быта и влиянии этого процесса на семью и положение женщины. Первый Всероссийский съезд работниц, проходивший в ноябре 1918 г., постановил: «.. теперь, при переходе к социализму, домашнее хозяйство является вредным пережитком старины… Отсталое кабальное домашнее хозяйство должно исчезнуть…немедленно же и в самых широких размерах осуществить ту сеть мероприятий и насадить те учреждения, которые перекладывают на пролетарское государство все прежние обязанности работниц» [23, C.165]. Речь по сути шла о коллективизации быта, освобождении женщин от роли домохозяек, от двойной нагрузки на работе и дома, а также о более продуктивном вовлечении их в профессионально-производственную и общественную деятельность. Теоретики партии, в том числе и женщины, активно формулировали идеи организации нового быта в новой стране. И. Арманд, например, в статье «Освобождение от домашнего рабства» пришла к категорическому выводу, что необходимой задачей при социализме является ликвидация индивидуального домашнего хозяйства и замена его общественными кухнями, общественными столовыми, общественными прачечными и т.д. «Таким образом, - писала И. Арманд, - работница отделается от последних пут, еще сковывающих ее» [23, С. 164].
На основе коллективизации быта предполагалось освободить семью не только от хозяйственно-бытовой и экономической, но и от воспитательной, социально-статусной, первичного социального контроля и др. функций. Вот как об этом говорилось в книге безымянного автора «Семья и коммунистическое государство», изданной в 1920 г. в Ташкенте: «…Уборку домашних помещений будут производить специальные бригады рабочих, которые будут обходить жилища по утрам и убирать. Общественные столовые заменят приготовление пищи в домашних условиях. Центральные прачечные заменят домашнюю стирку белья. Точно так, как отмирает домашнее хозяйство, так все меньше остается таких обязанностей в семье по отношению к детям… Общество вскормит ребенка, даст ему воспитание, не отрывая от тех родителей, которые хотят участвовать в воспитании детей… Теперь сознательная работница-мать должна дорасти до того, чтобы не делать разницы между твоими и моими детьми и помнить, что есть лишь наши дети, дети коммунистической Трудовой России… Семья перестанет быть нужной… На месте прежней семьи вырастет новая форма общения между мужчиной и женщиной – товарищеский и сердечный союз двух свободных и самостоятельных, зарабатывающих, равноправных членов коммунистического общества… Все материальное, денежный расчет, который так портит и калечит семейную жизнь, исчезнет из брака» [Там же, C. 164-165]. Таким образом, здесь развивалась не только идея о коллективизации быта, но и об исчезновении при социализме самой семьи.
Предполагалось, что коллективизация быта приведет к исчезновению рабства женщины и детей, грубости нравов, хулиганства и распущенности. Индивидуальная жизнь будет растворяться в коллективных формах, поглощаться ими. Другой автор 20-х гг. в книге «Как жить по-новому» заявлял, что «жизнь коллектива будет все, а жизнь личная будет иметь все меньшее значение» [Там же, C.165]. С поглощением личной жизни коллективистскими формами жизнедеятельности связывалось исчезновение противоречия между семьей и обществом, как самостоятельными структурами, имеющими специфические цели и функции, растворение семьи в обществе. А. Коллонтай в тезисах о коммунистической морали в области брачных отношений отмечала, что выделение брачной пары в обособленную ячейку не отвечает интересам коммунизма [23, C. 165].
Концепция обобществления быта вырабатывалась в связи с составлением первого пятилетнего плана. Она отражена в материалах заседаний Всесоюзной ассоциации работников науки и технического содействия социалистическому строительству (ВАРНИТСО). В 1929 г. был выработан проект создания новых социалистических поселений и организации быта. План переустройства был расчитан на 15 лет. Этот срок считался достаточным для построения социалистического общества. Предполагалось заново построить все поселения, не оставив «камня на камне от существующих городов и деревень». На их месте должны были возникнуть крупные поселения – комбинаты, объединяющие промышленное и сельскохозяйственное производство.
Экспериментальные города-комбинаты проектировались в объединениях Донуголь, Автострой (Н. Новгород). Основная идея – сближение промышленных предприятий с крупным сельскохозяйственным производством. Предполагалось, что таким образом будет покончено с деревенским индивидуальным бытом, исчезнут различия между городом и деревней, появится единый тип поселения. Основной тип жилого дома планировался как гостиница, где каждому работнику предоставлялась бы отдельная комната-спальня. Общего проживания мужа и жены с детьми не предусматривалось. Мебель, постельное белье, посуда не являлись личной собственностью и даже предметами индивидуального пользования. В личном распоряжении оставалась только одежда.
Предполагалось, что дети с рождения должны жить отдельно от родителей в детских городках, в приятных климатических условиях. Там бы они росли, учились, отдыхали, а с 16 лет переводились во взрослые поселения. Таким образом, семья, город, деревня постепенно бы исчезали.
Сторонники этой концепции были так уверены в своей правоте, что потребовали юридического запрещения ведения домашнего хозяйства. В этот фантазийный, но небезопасный процесс вмешался ЦК партии. В 1930 г. им было принято специальное постановление «О работе по перестройке быта», в котором говорилось о несвоевременности и необоснованности столь радикальных преобразований быта, о необходимости сосредоточить все ресурсы на индустриализации страны. Это постановление приостановило принудительную ликвидацию домашнего хозяйства, индивидуальной семьи и искусственное насаждение бытовых коммун в городе и деревне. После выхода постановления стали поощрять создание огородов, разведение коров, свиней, птицы рабочими и крестьянами. И это было плюсом. Но, с другой стороны, в постановлении забота об оптимизации быта была объявлена второстепенным делом по сравнению с развитием производства. Тем самым был заложен остаточный принцип развития бытовой сферы.
Для полноты картины отношения властей к быту обратим внимание на тот факт, что концепции ликвидации индивидуального быта была противопоставлена идея жилищной кооперации. Теоретиком этого направления был Ю. Ларин – тесть Н. Бухарина. Ю. Ларин активно поддерживал и продвигал идею жилищной кооперации. По его инициативе были созданы Всесоюзный совет жилищной кооперации и Наркомат коммунального хозяйства. Ларин резко выступал против утопических уравнительных идей насильственного обобществления быта и считал их «отзвуком настроений определенной части неквалифицированных рабочих и деревенских выходцев» [23, C. 170]. Особый интерес в практике кооперации представлял опыт создания бытовых коллективов. Они получали от государства кредит, обеспечивались материалами и оборудованием, получали право ремонта и перепланировки помещений. Бытовой коллектив брал у государства аренду на пользование и управление домами. Такой коллектив объединял не более 300 человек. Кооперативное заведование каждым домом осуществлялось на договорных началах с местным советом. Коллектив жильцов мог объединить несколько квартир, весь дом или несколько домов. Такой коллектив мог нанимать кухарок, нянь, уборщиц из числа живущих в доме или со стороны, т.е. одновременно с решением бытовых проблем создавались рабочие места. Концепция Ларина предусматривала развитие жилищной кооперации и на селе при сохранении индивидуальной усадьбы. В бытовой коллектив в деревне объединялось соответствующее количество домов для создания службы общественного бытового обслуживания кооперативного типа с общими яслями, детским очагом (что-то промежуточное между детским садом и продленкой, дети после 2 и до 10 лет), пекарней и прачечной. Была предусмотрена система финансирования жилищной кооперации. Ее источниками должны были стать 10% отчислений от квартплаты, взносы каждой семьи, в среднем 15 руб. в год, и ссуда соцстраха. Как вид, проект Ларина резко отличался от идеи ликвидации индивидуальной семьи [23, C. 172].
Небольшой опыт существования бытовых коллективов был весьма обнадеживающим. Дома, взятые в аренду жилищными кооперативами, находились в гораздо лучшей сохранности, чем дома, находящиеся в государственном ведении. Но Ю. Ларин в 1932 г. умер и можно сказать, что с ним, не получив дальнейшей поддержки, умерли и его замечательные идеи. Бытовые коллективы, жилищная аренда, жилищная кооперация постепенно исчезли, а само упоминание о них было заперто в спецхранах.
Оживление многих утопических представлений 20-х гг. произошло в конце 50-х – начале 60-х гг. в связи с принятием партийным руководством страны курса на форсированное строительство коммунизма. В программных установках КПСС утверждалась необходимость отмирания хозяйственно-экономической функции семьи. Предполагалось, что семейные отношения очистятся от материального расчета и будут целиком строиться на чувствах взаимной любви и дружбы. Этот подход развивали и социологи. Выступая на ХII Международном семинаре по проблемам семьи (1972 г.), они заявили, что современные тенденции развития семьи связаны не с равномерным распределением рабских функций между членами семьи, а с полным уничтожением домашнего хозяйства как социального института [23, C. 175]. Таким образом, вместо того, чтобы поднимать насущный общественный вопрос о создании индустрии быта, отечественное обществоведение направляло усилия на дискредитацию семейных хозяйственных функций.
Однако стойкая ориентация семьи на домашние, традиционные формы обслуживания сохранялась. Показательна в этом отношении история «Дома нового быта» – ДНБ, построенного в Москве в 60-е гг. по замыслу энтузиастов, которые искренне верили, что он послужит образцом новых бытовых условий, раскрепощающих семью от «домашнего рабства». Архитекторы разместили в доме столовую, кафе, кафетерий, отдел кулинарии, прачечную, парикмахерскую, клуб. В квартирах не были предусмотрены кухни, был сделан лишь небольшой закуток для маленькой плиты «на всякий случай». Предполагалось, что семья не будет тратить время и силы на домашнее приготовление пищи. Идея оказалась утопической. Жильцы стали готовить обеды в "закутке". Дом пришлось превратить в студенческое общежитие.
Современные процессы, происходящие в семье, показывают, что тенденция к индивидуализации семейного быта не ослабевает, а усиливается. Исследователи предполагают, что занятие домашним хозяйством будет эволюционировать в сторону его большей рационализации и технической оснащенности. Ведение домашнего хозяйства в цивилизованных формах позволит обеспечить индивидуальные основы быта, сохранить неповторимость очага, его уникальность. При благоприятных условиях некоторые виды домашнего труда будут развиваться, дав простор творческой деятельности: например, садоводство, огородничество, различные виды рукоделия, столярничество, домашнее моделирование и т.д. Объективная необходимость ведения домашнего хозяйства сегодня и в будущем связана с удовлетворением усложняющихся индивидуальных потребностей семьи.
В то же время здесь, в отношении людей к организации своего быта, наше общество столкнулось с серьезной проблемой – их пренебрежительно-неуважительным отношением к хозяйственно-бытовой деятельности. Основы его были заложены официальной политикой еще в советское время, но успешно как опыт передаются новым поколениям. Чтобы поднять престиж хозяйственной деятельности по обслуживанию семьи, социологи и социальные психологи настойчиво рекомендуют сегодня формировать общественное мнение, поощряющее творческое занятие домашним хозяйством. Решению этой задачи служит целый ряд появившихся не так давно телевизионных передач. Но проблема чрезвычайно остра. Во многих семьях супруги не готовы заниматься домашним трудом, они ненавидят кухню, стирку и это является причиной постоянных семейных конфликтов. В целом же проблема гораздо многограннее. Рассмотрим ее через образную характеристику, данную В. Шестовым в статье «Без гнева о быте»: «Есть в поруганной всеми «бытовщинке» своя привлекательная сторона. Это нравственно-трудовой воспитательный процесс. Никакие нравоучительные беседы о труде не привьют человеку любовь к нему, пока не откроет он в себе и для себя радость созидания. В семье, в ее домашне-бытовом укладе, в незримом переходе от игры к труду и формируется эта потребность. Ибо в самом процессе виден и реальный результат. Убрал комнату – в ней стало чисто… Станут эти элементарные требования по самообслуживанию нормой, потребностью человека – значит будет справляться с ними, даже не задумываясь ни на секунду, стоит это делать или нет… Домашние заботы – это труд сложный и тяжелый. Но нельзя добавлять к нему эпитеты «неблагодарный», «черный», «грязный». Как и всякий труд, достоин он уважения и преклонения. Прививая человеку чувство ненависти к нему, взращиваем тунеядца, для которого любые заботы – домашние и производственные – в тягость…. Сегодня все сетуют на то, что домашнее хозяйство поглощает уйму времени. Может быть настало время пересмотреть стереотипное представление. А не слишком ли мало мы заняты нашим домом. Плохо хозяйничаем в нем. Обидно и горько смотреть на разбитые двери в наших домах, изгаженные лифты и стены, изуродованные лестничные заграждения, загаженные дворовые площадки и подъезды. Кто занимается этим бессмысленным вандализмом там, где человек живет? Наши дети, не приученные трудиться дома, изнывающие от скуки… Вот так обернулась дискредитация домашнего труда». [23, C.179].
В настоящее время наше общество медленно, с трудом, но идет к пониманию того, что домашний труд создает ценности общественного значения. Веками складывавшаяся культура домашнего хозяйства, которую небезуспешно пыталась разрушить советская власть, была ориентирована на неработающую в общественном производстве женщину. Сейчас ситуация иная. Большинство женщин работает. И если признать, что организация домашнего хозяйства – важная семейная функция жены и матери, необходимо задуматься обо всех доступных на сегодня формах гибкого нормирования труда женщин в общественной сфере. Видный специалист по проблематике семьи А.И. Антонов утверждает, что необходимо расширить возможности работы женщин на дому, используя при этом широкий спектр возможностей от семейного бизнеса до надомного труда на электронном оборудовании в рамках предприятий или фирм. Кроме того, он считает необходимым введение семейной зарплаты, устранение одинаковости зарплаты у работников с разным числом детей, льготного налогообложения и кредитов для молодой семьи и семей с несколькими детьми. Таким образом, говоря о проблемах быта, мы коснулись не менее острой и сложной проблемы - падения рождаемости в нашей стране и репродуктивного поведения населения. Но об этом речь пойдет несколько позже.