Откуда есть и пошла Москва и Московия 15 страница
Но если Карамзин с лакейской преданностью оправдывает князя, то послушайте, как он клеймит за то же деяние Митрополита. Вот она старая великорусская двойная мера, для своих и для чужих.
«Сам Митрополит Киприан выехал из столицы в Тверь, предпочитая собственную безопасность долгу церковного Пастыря, он был иноплеменник! Волнение продолжалось, народ, оставленный Государем и Митрополитом, тратил время в шумных спорах и не имел доверенности к Боярам».[209]
Глядите, сбежали-то оба и Н.М. Карамзин в последнем предложении признает этот факт. Но с презрением осудив Митрополита Киприана, кстати, не обязанного заниматься войной, (иноплеменник, присланный Константинополем! — В.Б.) оправдал своего великоросса-князя по долгу обязанного возглавить оборону Москвы. Видите — «князь удалился». Он чист и перед Богом и перед совестью! Как ни горько, но у «великороссов» именно таков стандарт. И здесь иного не дано.
Как ты думаешь, уважаемый читатель, кто в 1382 году возглавил оборону Москвы? Оказывается, «…явился достойный Воевода, юный Князь Литовский именем Остей, внук Ольгердов… Умом своим и великодушием, столь сильно действующим в опасности, он восстановил порядок, успокоил сердца, ободрил слабых…»[210]
Появление во главе обороны Москвы Литовского Князя развеяло еще один миф Русской истории — миф о единстве русского князя и «русского народа». Князь был пришлым человеком. И даже в 1382 году он правил всего лишь опираясь на монголо-татарский ярлык. Мог просто сбежать в тяжелую минуту, как Димитрий Донской.
Необходимо, уважаемый читатель, также помнить — Литва, в противоположность Москве, никогда не подчинялась Орде, даже проигрывая отдельные битвы; не платила татаро-монголам дань, как это делали московиты в течение сотен лет. Поэтому, впоследствии, Московия лютой ненавистью ненавидела Литву и Украину, не склонивших своей головы перед Золотой Ордой. Великое Литовское княжество, в которое входили народы Литвы, Украины и Белоруссии, было всегда той занозой, которая напоминала Московии о трехсотлетнем унижении перед татаро-монгольскими пришельцами.
К несчастию, Москва и на этот раз была покорена, уничтожена и сожжена. Юный Литовский князь Остей погиб, защищая Москву. Князь Димитрий, так званый Донской, отсиделся с семьей в далекой лесной глухомани, ожидая в страхе, не разыщет ли его Тохтамыш.
Все же сберегся! И даже святым стал впоследствии.
Такова судьба Москвы 1382 года, спустя два года после Куликовской битвы.
«…Какими словами, — говорят Летописцы, — изобразим тогдашний вид Москвы? Сия многолюдная столица кипела прежде богатством и славою, в один день погибла ее красота, остались только дым, пепел, земля окровавленная, трупы и пустые, обгорелые церкви. Ужасное безмолвие смерти прерывалось одним глухим стоном некоторых страдальцев, иссеченных саблями Татар, но еще не лишенных жизни и чувства».
«Войско Тохтамышево рассыпалось по всему Великому Княжению (А Монархии, оказывается, и в помине нет! — В.Б.). Владимир, Звенигород, Юрьев, Можайск, Дмитров имели участь Москвы».[211]
Но вот на сцене появляется и сам князь Димитрий. Татары-то ушли.
«Тохтамыш оставил наконец Россию (Автор говорит о Московии. — В.Б.)…
С какою скорбию Димитрий и Князь Владимир Андреевич, приехав с своими Боярами в Москву, увидели ее холодное пепелище и сведали все бедствия, претерпенные отечеством, и столь неожидаемые после счастливой Донской битвы!
«Отцы наши, — говорили они, проливая слезы, — не побеждали Татар, но были менее нас злополучны».[212]
Собрать войско Димитрий, как видим, позабыл. Да и не водилось оно в лесной глухомани. Прибыл всего лишь со своими боярами. Где уж здесь до войска, когда по Н.М. Карамзину только в Москве «погребли мертвых» на «300 рублей» — 24 тысячи человек, не считая заживо сгоревших, утонувших, да угнанных Тохтамышем в рабство. По очень осторожным прикидкам все подвергшиеся разорению княжества потеряли в 1382 году около 100 тысяч человек. Величайшие потери по тем далеким временам.
И вот что интересно — татары не простили Мамаю Куликового поражения: он был ими убит. А трус, сбежавший от своих подданных и принесший на свою землю страшное нашествие, со временем был прозван «Донским» и возведен в лик «святаго».
А будущий «святой», князь Димитрий Иванович, как прежде стал выпрашивать у Золотой Орды «ярлык» на московское княжение. Круг замкнулся.
И дабы покончить с этим московским князем, приведу еще такие слова Н.М. Карамзина, подытожившего служение Димитрия Московии:
«Таким образом Летописцы… не ставят ему (князю Димитрию. — В.Б.) в вину, что он дал Тохтамышу разорить Великое Княжение (при позоре это не Русь, не Государство, а всего лишь — «Великое Княжение». Вот так — заумно! — В.Б.)… и тем продлил рабство отечества до времен своего правнука.
Димитрий сделал, кажется, и другую ошибку: имев случай присоединить Рязань и Тверь к Москве, не воспользовался оным…».[213]
Логика великоросса проста до убожества: все можно простить Московскому князю — и гибель сотни тысяч собратьев, и трусость, и предательство, нельзя лишь упускать возможность присоединить к Московии еще один кусок «земли русской». Здесь надобно хватать, не задумываясь.
Уважаемый читатель, прости автору, — я устаю временами разгребать эту историческую грязь и вымыслы. Мне иногда хочется забросить исследования, прикоснуться к чему-то светлому и чистому. И я забрасываю материал на месяцы, обхожу его стороной, дабы не бередить душу. Но в истории великороссов ничего не меняется и поныне. Волны шовинизма и плачь о потерянных «землях русских» вновь и вновь обрушиваются на людей по телевидению, радио, из газет. И автору ничего не остается, как снова брать в руки «писания великороссов» и снова искать правду, отсеивая вымысел и ложь.
После смерти Димитрия, о котором все тот же Н.М. Карамзин сказал: «он не имел знаний, почерпаемых в книгах, но знал Россию и науку правления», на княжение в Москве был посажен Золотой Ордой его сын Василий, правивший с 1389 по 1425 год.
«Димитрий оставил Россию…юный сын его, Василий, отложил до времени мысль (А была ли эта мысль — никому не известно. Великороссам всего лишь так хочется думать. — В.Б.) о независимости и был возведен на престол (Ай, да Карамзин, так и тщится побыстрее заиметь царя и престол! — В.Б.) в Владимире Послом Царским (Золотоордынским — то Царем! — В.Б.), Шахматом».[214]
Читатель не должен думать, что в наследовании княжеского стола, преимущество сразу же было отдано Василию. Нет! Все продавалось и покупалось.
Послушайте, что по этому поводу говорит профессор Н.М. Соловьев:
«Ярлык ханский не утверждал неприкосновенным на столе ни великого, ни удельного князя, только обеспечивал волости (Чувствуешь, читатель, — не Государство Московское, а всего лишь волость Ордынская. — В.Б.) их от татарского нашествия; в своих борьбах князья не обращали внимания на ярлыки: они знали, что всякий, кто свезет больше денег в Орду, получит ярлык преимущественно пред другими и войско на помощь».[215]
Слова Н.М. Соловьева развеяли еще один миф великороссов о якобы сознательном и целенаправленном «собирании земли русской» Московскими князьями еще с незапамятных времен. Это чистой воды вымысел. Шла обычная борьба за чужой кусок земли, за чужой хлеб, за чужое богатство и имущество. И Московия в этом, как мы видим, очень преуспевала, применяя сверхгрязные и унизительные приемы.
Так вот, Василий, сын Димитрия, в благодарность за ярлык на Московское княжение вскоре повез великие дары в Золотую Орду.
Послушаем: «Скоро Великий Князь отправился к Хану… Он был принят в Орде с удивительною ласкою… Казалось, что не данник, а друг и союзник посетил Хана. Утвердив Нижегородскую область за Князем Борисом Городецким, Тохтамыш, согласно с мыслями Вельмож своих, не усомнился признать Василия наследственным ее Государем».[216]
Суть писания Н.М. Карамзина заключается в том, что ему необходимо хоть как-то приукрасить унижения Московского князя, на коленях и в ярме стоявшего перед Тохтамышем. И вот появляются на свет такие «перлы русского славословия»: «принят в Орде с удивительною ласкою», «признать Василия наследственным ее Государем» и прочее, и прочее, из великих фантазий «великорусских исторических документов».
Хочу еще раз напомнить — Хан Золотой Орды давал каждому конкретному князю ярлык на определенное княжение. Ему не нужен был дополнительный Государь среди вассалов. Он сам был Государем! Измышления Н.М. Карамзина и других русских историков об историческом преимуществе Великого Московского княжества перед великими Тверским, Рязанским и прочими — чистейшей воды вымысел. В ХV веке наряду с Великим Московским княжением существовало, по меньшей мере, не менее четырех Великих княжеств, никак не подчинявшихся Москве. Вот они: Рязанское, Ростовское, Ярославское, Тверское, не считая республик в лице Новгорода. Пскова и Вятки. Не стоит путать самого Князя-Чингисида с его княжеством.
И даже через сто лет, уже в ХVI веке, это положение не изменилось сразу.
Послушаем профессора В.О. Ключевского.
«С другой стороны, ни Иван III (жил в 1440–1505 годы. — В.Б.), ни его старший сын Василий (1479–1533 годы. — В.Б.) не были единственными властителями Московского княжества, делили обладание им с ближайшими родичами, удельными московскими князьями, и власть великого князя не разрослась еще настолько, чтобы превратить этих удельных владетелей в простых подданных московского государя. Великий князь пока поднимался над удельными не объемом власти, а только количеством силы, пространством владений и суммой доходов».[217]
А попросту говоря, количеством денег, приносимых его княжеским столом. Поэтому за сбором дани он следил жесточайше.
Почитайте, как князь Василий собирал Ханскую дань:
«Посол Великокняжеский представил Новогородцам, что они, с 1386 года платив Донскому (чувствуешь, читатель, как хитро пишет «великоросс»: не Димитрий, а Донской. Он вбивает нам в сознание, мол, уже в 1400 годы Димитрий был Донской. Миф, выдаваемый за правду. — В.Б.) народную дань, обязаны платить ее и сыну его… Полки Московские, Коломенские, Звенигородские, Дмитровские…взяли Торжек и множество пленников в области Новагорода, куда сельские жители с имением, с детьми бежали от меча и неволи (Московского меча и московской неволи. — В.Б.). Уже рать Московская, совершив месть, возвратилась… Привели семьдесят человек. Народ собрался на площади и был свидетелем зрелища ужасного. Осужденные на смерть, сии преступники (всего лишь не подчинились Москве, отказались платить дань! — В.Б.) исходили кровию в муках, им медленно отсекали руки, ноги и твердили, что так гибнут враги Государя Московского!».[218]
Москва собирала дань с величайшей жестокостью. Ведь там была не только дань Золотой Орде, но и собственный московский кусок. А уж за собственный кусок они готовы были любого растерзать или уничтожить, как сегодня. Истина жестокая, видима невооруженным глазом, лишь как всегда, приукрашена великорусским сочинителем…
Но Н.М. Карамзин перестал бы быть придворным историком, если бы не присочинил где-либо в своем «писании». Поглядите, Димитрия Донским назовут только через 200 лет, а он, Карамзин, как занозу впихивает в читателя «дань платили с 1386 года Донскому». Даже не Золотой Орде, а Донскому. Всего лишь Ханский лакей, а вдруг после сего «писания», действительно, стал Государем. Такими приемами фальсифицировалась русская история. После такого «описания» она становилась величественной и прекрасной. Но это обычный прием московской элиты — выдать желаемое за действительность. Мол, уже в 1386 году Димитрий звался — Донским и лично имел дань с Новгородской земли.
Обратите внимание, никакой государственностью московской и не пахнет. Всего лишь получил князь Василий ярлык на княжение да право на собирание дани для Хана. Попутно воровал и себе. Но сколько гонора, да похвальбы!
Князь не заботится о развитии, о торговле города Торжка, сие его не интересует. Нет! Московского князя интересует только дань: деньги, вещи и еда. И удивляться здесь не стоит — это дремучий и жестокий деспот. Разве нормальный, мыслящий правитель отдаст команду рубить 70 человек в клочья? Думаю, нет. Так поступают люди, не чувствующие за собой силы. Зовут их — временщиками.
А теперь, уважаемый читатель, поглядим, какие же земли закрепил за Московией Хан к началу ХV века. Только прошу обратить внимание: Н.М. Карамзин, когда пишет о Московском княжестве — Улусе, уже как-то автоматически отдает ему все земли других «великорусских» княжеств, хотя они были обычными враждующими конкурентами. И в ХV веке не входили в княжество Московское. Еще предстояло их завоевать в жестокой схватке.
Итак, послушаем:
«…Великий Князь сам поехал к нему (Витовту Литовскому. — В.Б.) в Смоленск, где среди веселых пиров наружного дружелюбия они утвердили границы своих владений. В сие время уже почти вся древняя земля Вятичей (нынешняя Орловская Губерния с частию Калужской и Тульской) принадлежала Литве: Карачев, Мценск, Белев с другими удельными городами Князей Черниговских, потомков Святого Михаила, которые волею и неволею поддалися Витовту. Захватив Ржев и Великие Луки, властвуя от границ Псковских с одной стороны до Галиции и Молдавии, а с другой до берегов Оки, до Курска, Сулы и Днепра, сын Кестутиев был Монархом всей южной России (Киевской Руси. — В.Б.), оставляя Василию (Московскому князю. — В.Б.) бедный север, так, что Можайск, Боровск, Калуга, Алексин уже граничили с Литовским владениям».[219]
Меня всегда поражал подтекст мысли великоросса. Поглядите, как подает мысль «сочинитель Русской истории». Намеками, полуправдой, он создает впечатление, что, дескать, Литва абсолютно незаконно захватила чужие земли. Но ни единым словом не говорит, что и Москве те земли не принадлежали никогда. И поехал-то князь не оспаривать Литовские завоевания, которые никак не хуже москово-татарских, а закрепить лишь границу Золотой Орды. Такими писаниями создавалась Московская «мохнатая правда» истории.
Но все же, даже при таком «освещении» истории, Н.М. Карамзин подтвердил: на начало ХV века Московия — всего лишь мелкий татарский Улус с территорией на 100–150 километров вокруг Москвы, а нации великороссов, как видим, и не видать — обычные княжества — Улусы, враждующие между собой за чужой кусок земли да хлеба. Нет единого народа, нет единой нации, князь не чувствует ответственности за своих подопечных. Люди подчиняются только грубой силе деспота. Непреложная истина и от нее никуда не деться.
Необходимо также отметить, что и «Южной России» в ХV веке не существовало. Блеф, туман, вымысел — вот любимые слагаемые при «писании» великороссом своей истории. Он не придерживается исторической правды, она ему, просто, не нужна. Хотение является законом великоросса, а при этом, правда всегда опасна.
Вот так, господа великороссы: наступил ХV век, а Москве не принадлежит даже ближайшая округа: Рязань, Тверь, Смоленск, не говоря уже о Новгороде, Пскове да Вологде. И как бы не тщились «писатели истории», но и они иного доказать не сумели.
В этой главе, уважаемый читатель, мы с тобой проследим, что произошло с Московией и в Московии в первой половине XV века.
Итак, московиты вошли в ХV век, имея во главе князя Василия Дмитриевича. И как мы сейчас увидим, яблоко не далеко укатилось от яблони, то есть, Василий лучше отца не стал. Так же «праздновал труса», так же «давал деру» при опасности и так же унизительно бил поклоны в Золотой Орде, испрашивая право на ярлык.
В ХV веке Московия, как и в прежние века, терзала и уничтожала близлежащих соседей, заботясь лишь об увеличении собственной наживы и дохода. Не будем голословны, послушаем Н.М. Карамзина.
«Государствование Василия Димитриевича было для Новогородцев временем беспокойным… Так рать Московская (попросту говоря, банда или шайка. — В.Б.) без объявления войны вступила в Двинскую землю… пленили Двинского Посадника, многих Бояр и везде грабили без милосердия, но разбитые в Колмогорах, оставили пленников и бежали».[220]
Аналогичных примеров можно приводить множество. Московиты и великороссы называли эти деяния «собиранием земли русской». Здравомыслящие люди называют подобные действия завоеванием, разбоем и геноцидом.
Автор надеется что, читатель заметил тенденцию Н.М.Карамзина: как только возможно, когда речь не идет о московском унижении или поражении, старается внушить, в первую очередь русскому читателю, мол, глядите — уже в XV веке, мы, великороссы, имели Государя. Не захудалого ничтожного князька — вассала, в Московии — государствование.
Ну, да Бог с ним, государствование так государствование.
Послушайте, как этот князь-московит «государствовал» в ответственную минуту.
«Однако ж Василий Димитриевич был изумлен скорым походом Ханского войска и немедленно отправил Боярина Юрия в стан оного, чтобы иметь вернейшее сведение о намерении Татарского полководца, велел даже собирать войско в городах, на всякий случай. Но Эдигей, задержав Юрия, шел вперед с великою поспешностию — и через несколько дней услышали в Москве, что полки Ханские стремятся прямо к ней.
Сия весть поколебала твердость Великокняжеского Совета, Василий (глядите — не Государь Московский, даже не Князь Великий, а просто — некий Василий. — В.Б.) не дерзнул на битву в поле и сделал то же, что его родитель в подобных обстоятельствах: уехал (надо понимать — удрал! — В.Б.) с супругою и с детьми в Кострому…
Но граждане Московские судили иначе и роптали, что Государь предает их врагу, спасая только себя и детей…
Чтобы Татары не могли сделать примета к стенам Кремлевским, сей Князь велел зажечь вокруг посады. Несколько тысяч домов, где обитали мирные семейства трудолюбивых граждан, запылали в одно время…Зрелище было страшно: везде огненные реки и дым облаками, смятение, вопль, отчаяние. К довершению ужаса, многие злодеи (это ведь не пришельцы, а сами московиты, как и во все времена. — В.Б.) грабили в домах, еще не объятых пламенем, и радовались общему бедствию».[221]
Наконец-то и Н.М.Карамзин произнес слово истины: предает. Предатель!
Да, человека, бросившего на произвол своих подданных в тяжелую минуту, другим словом не называют. Именно: предатель и трус. Но поглядите, какая странность: сына за бегство все же назвали предателем, хотя и вскользь, а папаню — Димитрия, так званого Донского, — забоялись! А ведь поступки-то одинаковы и трусость-то видна невооруженным глазом.
Если московит, а позже великоросс, делал что-либо для пользы «собирания земли русской» и преуспел в этом, ему прощалось любое падение, любая мерзость, отчаянная трусость или предательство. Об этом великороссы впоследствии умалчивали…
Снова Московия была сожжена и разорена. Но «собиратель земли русской» остался цел и невредим. И вскоре «писатели» великорусской истории воспоют сему «Московскому Государю» оду хвалебную.
Но прежде послушаем Н.М.Карамзина о нашествии татар:
«Между тем полки Татарские рассыпались по областям Великого Княжения, взяли Переславль Залесский, Ростов, Дмитров, Серпухов, Нижний Новгород, Городец, то есть, сожгли их, пленив жителей, ограбив церкви и монастыри. Счастлив, кто мог спастися бегством (как главарь! — В.Б.)! Не было ни малейшего сопротивления. Россияне (их еще нет, пока — московиты! — В.Б.) казались стадом овец, терзаемых хищными волками… Пленников связывали и вели, как псов, на смычках, иногда один татарин гнал перед собою человек сорок…».[222]
А что же Князь Московский? Где — он? Кто он теперь: то ли Государь, то ли трус чужеродный?
«Полки Ханские, которые гнались за Великим Князем (Московским. — В.Б.), не могли настигнуть его и, к досаде Эдигея, пришли назад».[223]
Ай, да Государь Московский! Даже татары, истые степняки, не смогли угнаться за удирающим князем!
Нельзя забывать, что удирал князь по дремучим непроходимым костромским лесам, где ранее торил дорогу его отец Дмитрий Донской, также спасавшийся бегством от татаро-монголов в 1382 году. Где уж в костромских чащах искать людей, собирать войско. Сохранить бы собственную шкуру — и то неплохо… Возвратившись из бегов, князь Василий прочитал (хотя он и читать-то не умел! Ему прочли другие. — В.Б.) оставленное ему Эдигеем послание.
«От Эдигея поклон к Василию…Все, писанное тобою к Ханам о бедности народа Русского, есть ложь, мы ныне сами видели Улус (Глядите, это государство-то Московское — Улус!. — В.Б.) твой и сведали, что ты собираешь в нем по рублю с двух сох; куда ж идет серебро? Земля Христианская осталась бы цела и невредима, когда бы ты исправно платил Ханскую дань, а ныне бегаешь, как раб!..Размысли и научися!».[224]
И сей «Московский Государь» срочно внял совету полководца Эдигея. Он тотчас пустился в новые бега. На этот раз наперегонки с Иоанном Тверским побежал за Ханским ярлыком в Золотую Орду.
Послушайте.
«…намерение Иоанново (Великий князь Тверской. — В.Б.) ехать в Орду казались Василию Димитриевичу столь опасными, что он решился сам искать благосклонности Хана и, провождаемый всеми знатнейшими Вельможами, с богатыми дарами отправился в столицу Капчакскую».[225]
Здесь Н.М.Карамзин не оставляет великороссам ни малейшего намека на величие Московии в XV веке.
«Нет сомнения, что Василий (глядите, здесь он уже не Государь Московский. — В.Б.), будучи в Ханской столице, снова обязался платить дань Моголам, он платил ее, кажется, до самого конца жизни своей, несмотря на внутренние беспорядки, на частые перемены в Орде».[226]
Но великорусские «писатели истории» Российской Империи простили Василию все мерзкие поступки и кровавые внутренние разборки, лишь в одном попеняли.
«Среди общего уныния и слез, как говорят Летописцы, Василий Димитриевич преставился на 53 году от рождения, княжив 36 лет с именем Властителя благоразумного, не имея любезных свойств отца своего, добросердечия, мягкости во нраве, ни пылкого воинского мужества, ни великодушия геройского…усилив Державу Московскую («писатель» истории уже позабыл об Улусе Монгольском! — В.Б.) приобретениями важными, сохранив ее целость от хищности Литовской…Может быть, он сделал ошибку в политике, дав отдохнуть Витовту, разбитому Ханом, может быть, ему надлежало бы возобновить тогда дружелюбную связь с Ордою, и вместе с Олегом Рязанским ударить на Литву, чтобы соединить южную Россию с северною (то есть, с Московией. — В.Б.)».[227]
Вот она логика великоросса! Любым предательством, любой мерзостью прихватывай куски «земли русской». Вся подлость таковых деяний со временем спишется и запрячется в «исторических писаниях», а «приобретения» останутся. Что интересно, когда касается исторической правды, вымыслы и ложь великоросса первенствуют над честностью и порядочностью в рассуждениях.
Давайте проследим события конца XIV начала XV века.
Битва татаро-монголов с литовско-украинскими войсками произошла на берегах реки Ворсклы в 1399 году, где литовско-украинские полки были побеждены татаро-монголами, во главе которых стоял Тимур Кутлук. Н.М.Карамзин захлебывается в восторге, описывая поражение войск Витовта Литовского: «Ни Чингис-Хан, ни Батый не одерживали победы совершеннейшей…».
Читатель понимает всю ложь подобного высказывания великоросса. Ведь за поражением от Батыя ростово-суздальская земля оказалась во владении татаро-монголов и превратилась в дикий, культурно-отсталый татаро-монгольский Улус. Литва и Киевская Русь после поражения даже дани не платили Тимуру Кутлуку. Пограбив земли Украины, Кутлук ушел в Поволжье. Чувствуете разницу? Этот «писатель истории» совсем позабыл сообщить нам, что, проиграв ту битву, Витовт не побежал в Орду испрашивать ярлык на княжение. Нет! И разговаривал с ним Хан не как с Василием, князем Московским.
Послушайте, как говорит сам Хан Тимур Кутлук с Витовтом, князем Литовским и Киевским:
«Почто идешь на меня? — велел он сказать Витовту, — я не вступал никогда в землю твою с оружием»… Тимур неотступно предлагал мир, признавал Витовта старейшим, соглашался даже, по словам наших Летописцев, платить ему ежегодно некоторое количество серебра».[228]
Сии слова совсем не похожи на обращение Эдигея к Московскому князю Василию в 1407 году: «почто бегаешь, как раб!..Размысли и научися!».
Военные силы Витовта Литовского, опиравшегося на народы, живущие на землях от Балтики до Черного моря, были несравнимо сильнее Московских и иже с ними. Это необходимо констатировать для установления исторической правды. Здесь вымыслы и ложь великороссов абсолютно неуместны. Хотя ложь и вымысел являются стержневой основой всего исторического «писания» Российской истории. Не стоит забывать, что в 1382 и 1407 годах Московское княжество было полностью разорено сначала Тохтамышем, а позже Эдигеем, а народ или уничтожен, или уведен, по словам того же Н.М. Карамзина, «как псы, на смычках» в рабство.
О каком же присоединении «южной России» может идти речь? К кому присоединять?
В 1404 году Литва присоединила к себе Смоленское княжество вместе с городом Смоленском. Обратите внимание — Смоленск никогда, до 1404 года, не принадлежал ни Золотой Орде, ни Москве. Эту историческую истину не запрятать никакой ложью.
Именно в те годы Литва отняла у татар Подолию и присоединила к Великому Литовскому княжеству.
В 1410 году Князь Витовт стал одним из руководителей-полководцев величайшей победоносной Грюнвальдской битвы, положившей конец германской экспансии на Восток, кстати, обеспечив с северо-запада благополучие Московии.
И если бы Московия в те годы выступила против Великого Литовского Княжества, то с полной уверенностью можно заявить, что в первой четверти 15 века прекратила бы свое существование навсегда. Даже не родилась бы идея «собирания земли русской», а великороссы, как нация, не состоялись бы.
Но великороссу-державнику страшно хочется возвеличить Московию и опозорить соседей, впоследствии порабощенных ею. И тогда он выдает фальшивые вымыслы за возможные действия, авось кто клюнет, авось сойдет за правду. Н.М. Карамзину не стыдно писать рядом такие «исторические перлы»: «усилив Державу Московскую» и «решился сам искать благосклонности Хана», «держава Московская» и следом — «Улус Монгольский». Писалось без зазрения совести. Все сошло «повествователям истории» с рук. Лишь бы величественнее, да ловчее была «изложена» история Российской империи. О достоверности речь не шла.
Покончим и с этим Московским князем. Следующим был князь Василий Васильевич Темный (1425–1462 годы). Необходимо подчеркнуть, — как и все его московские предшественники, Василий Темный сразу же направился в Орду испрашивать право на Великокняжеский титул. Вступил в спор за ярлык со своим дядей — князем Юрием. И, по всей вероятности, московит проиграл бы ярлык великокняжеский, да спас московское дело находящийся при нем, в Орде, проныра-боярин Иоанн.
Вот как описывает право Василия на Московский стол Н.М. Карамзин:
«Василий доказывал свое право на престол новым уставом Государей Московских, по коему сын после отца, а не брат после брата, долженствовал наследовать Великое Княжение. Дядя, опровергая сей устав, ссылался на летописи и на завещание Димитрия Донского, где он, (Юрий), в случае кончины Василия Димитриевича, назван его преемником. Тут Боярин Московский, Иоанн, стал перед Махметом и сказал: «Царь верховный! молю, да позволишь мне, смиренному холопу, говорить за моего юного Князя. Юрий ищет Великого княжения по древним правам Российским (понимайте — Московским. — В.Б.), а Государь наш (понимайте, как Вассал твой. — В.Б.) — по твоей милости, ведая, что оно (Московия. — В.Б.) есть твой Улус: отдашь его, кому хочешь. Один требует, другой молит».[229]
И весь сказ о величии Московии в XV веке! Здесь все изложено в совершенстве самими московитами. В ХV веке Москва — обычный заштатный Улус татаро-монгольских Ханов. О каких-либо «государях московских» говорить не приходится. Обычные вассалы Орды!
Стоило бы великороссам более пристально поглядеть на собственную историческую науку. Отсеять, хотя бы видимую невооруженным глазом, ложь.
«…Вельможа Татарский, Улан Царевич, торжественно посадил Василия на трон Великокняжеский в Москве, в храме Богоматери у златых дверей».[230]
Читатель понимает, в Московском храме Богоматери татарский Наследник не сажал на трон московского князя. Здесь, в храме, Василий Темный присягал перед православными святынями на верность Ордынскому Хану. Он клятвенно обещал быть вассалом послушным, платить дань и повиноваться Орде. Вот таков «монарх» и таково «монарше Московское государство» в XV веке.
При этом князе кровавые московские разборки достигли апогея. Москва была бита жестоко у себя дома. Но, как писал Н.М. Карамзин, «смиренно пресмыкаясь в Орде… междоусобия дома ознаменовались разными злодействами… в остервенении своем без всякого суда топили и жгли людей… даже законные казни изъявляли жестокость варварскую».
Московия и при последующем князе Иване III продолжала оставаться жестоким завоевателем соседей.
Уже через три года после начала княжения Ивана III московиты двинулись грабить Черемисскую землю. Мерзкий разбой и грабеж стали главными источниками пополнения княжеской казны, тем более что ордынские Ханы не особо препятствовали экспансии на Север.
Значительно позже великороссы назовут сию мерзость «собиранием земли русской». А пока, как мы видим, происходит обычный грабеж и разбой. Московская рать во главе с Симеоном Романовичем пошла«…в Черемисскую землю… (в нынешнюю Вятскую и Казанскую губернии.) сквозь дремучие леса, уже наполненные снегом, и в самые жестокие морозы. Повеление Государя и надежда обогатиться добычею дали воинам силу преодолеть все трудности. Более месяца шли они по лесным пустыням, не видя ни селений, ни пути пред собою… Вступив в землю Черемисскую, изобильную хлебом и скотом — управляемую собственными Князьями, но подвластную Царю Казанскому — Россияне (московиты. — В.Б.) истребили все, чего не могли взять в добычу, резали скот и людей (таким образом московиты насаждали «передовые» обычаи и культуру, как сотни лет внушали нам. — В.Б.), жгли не только селения, но бедных жителей, избирая любых в пленники. Наше (московское. — В.Б.) право войны было еще древнее, варварское (а сегодня в Чечне — уже цивилизованное и человечное! — В.Б.), всякое злодейство в неприятельской стране считалось законным. — Князь Симеон доходил почти до самой Казани и, без битвы пролив множество крови, возвратился с именем победителя».[231]