ЖЕНСКАЯ ПОЗИЦИЯ И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО

Здесь можно было бы закончить. Но я добавлю постскриптум, который вер­нет меня к тому, с чего я начал.

Существование любви ретроактивно проявляет то, что в разъединении по­зиция женщины является единственным носителем связи между любовью и человечеством, — человечеством, понимаемым, как это делаю я, в качестве функции Н(х), которая образует узел, вовлекающий истинностные про­цедуры, то есть науку, политику, искусство и любовь.

Скажут: еще одно общее место, гласящее, что «женщина» не может не ду­мать о любви, «женщина» — это бытие к любви.

Смело пересечем общее место.

Установим аксиоматически, что позиция женщины такова, что в случае изъятия из любви она оказывается затронутой бесчеловечностью. Иначе го­воря, функция Н(х) обладает значимостью, лишь поскольку существует ро­довая любовная процедура.

Эта аксиома означает, что для данной позиции предписание человечест­ва может иметь значение лишь тогда, когда удостоверено существование любви.

Мимоходом заметим, что такое удостоверение не обязательно принимает форму любовного опыта. Можно быть «захваченным» существованием ис­тинностной процедуры иным путем, нежели ее испытывание. Здесь опять- таки необходимо остерегаться любого психологизма: важно не сознание любви, но наличие для терма х доказательства ее существования.

Есть терм х — ноуменальная виртуальность человеческого, каким бы ни был ее эмпирический пол, — активирующий функцию человечества лишь при условии такого доказательства, и мы утверждаем, что этот терм — жен­щина. Таким образом, «женщина» — это та (или тот), для кого изъятие из любви обесценивает Н(х) в его других разновидностях — в науке, политике и любви. A contrario, существование любви виртуально развертывает Н(х) во всех его типах, и в первую очередь в наиболее связанных или пересекаю­щихся. Что, возможно, проясняет — если принять, что именно о «феминизи­рованном» терме х речь идет в письме романисток, — почему женщины до­стигли совершенства в романе.

Для позиции мужчины дело обстоит по-другому: каждый тип процедуры сам обеспечивает значимость функции Н(х), без учета других типов.

Таким образом, я пытаюсь последовательно дать определение словам «мужчина» и «женщина» исходя из точки, в которой любовь надрезает связку четырех типов истинностных процедур. Иначе говоря, будучи соотнесенным с функцией человечества, половое различие может быть помыслено лишь в осуществлении любви как различающего критерия.

Но разве может быть иначе, если любовь, одна любовь производит истину из разъединения? Желание не может обосновать мысль о Двоице, поскольку оно захвачено засвидетельствованием бытия-Одним, которое предписыва­ется объектом.

Можно также сказать, что желание, какой бы ни была сексуация, является гомосексуальным, тогда как любовь, даже между геями, является принципи­ально гетеросексуальной.

Проход любви через желание, о чьей проблематичной диалектике я гово­рил выше, может быть высказан так: заставить гетеросексуальное любви пройти через гомосексуальное желания.

В конечном счете, оставив за скобками пол тех, кого любовная встреча на­значает к истине, лишь внутри поля любви даны «женщина» и «мужчина».

Но вернемся к человечеству. Если принять, что Н является виртуальной композицией четырех типов истин, можно утверждать, что для женской позиции любовь связывает все четыре типа и что лишь при условии люб­ви человечество, Н, существует в качестве общей конфигурации. Тогда как для позиции мужчины каждый тип метафоризирует другие типы, и эта ме­тафора равняется утверждению имманентного присутствия в каждом типе человечества Н.

Тогда перед нами две следующие схемы[15].

Из этих схем ясно, что женская репрезентация человечества является од­новременно обусловленной и связанной, что обеспечивает более полное вос­приятие — и, в некоторых случаях, более короткий путь к бесчеловечности. В то же время мужская репрезентация является одновременно символиче­ской и разделяющей, что может привести к безразличию, но обеспечивает большую способность к заключениям.

Идет ли речь об ограничительной концепции женского? Не сводится ли это общее место, пускай и более утонченное, к схеме господства, гласящей в общем и целом, что доступ к символическому и универсальному более непо­средственен для мужчины? Что этот доступ менее зависим от встречи?

Можно возразить, что встреча есть всегда и везде: любая родовая про­цедура является постсобытийной.

Но не это является принципиальным. Принципиально то, что любовь, как я уже сказал, является гарантом универсального, поскольку только она вы­свечивает разъединение в качестве простого закона единой ситуации. То, что значение функции Н(х) для женской позиции зависит от существования любви, может быть высказано и так: женская позиция требует для Н(х) га­рантий универсальности. Лишь при таком условии она связывает составляю­щие Н. Позиция женщины в ее уникальном отношении к любви опирается на ясность формулы «для любого х, Н(х), какими бы ни были эффекты разъединения или разъединений (поскольку сексуальное разъединение, воз­можно, не является единственным)».

Здесь я совершаю дополнительный шаг по отношению к лакановским формулам сексуации. Очень схематично: Лакан исходит из фаллической функции Ф(х)[16]. Он назначает универсальный квантор для позиции муж­чины (для-всех-мужчин) и определяет позицию женщины через комбинацию экзистенциального квантора и отрицания, что приводит к утверждению, что женщина — это не-все и не-вся (pas-toute).

Во многих отношениях это классическая позиция. Когда Гегель говорил, что женщина — это ирония сообщества, он указывал именно на такой эффект экзистенциальной межи: женщина подрывает целое, которое мужчины от­чаянно пытаются упрочить.

Но это происходит строго внутри поля действия функции Ф(х). Наиболее очевидный вывод из того, что я здесь сказал, заключается в том, что функция человечества Н(х) не совпадает с функцией Ф(х).

В отношении функции Н(х) именно позиция женщины поддерживает универсальную всеобщность, а позиция мужчины метафорически диссеми- нирует виртуальности единой композиции Н.

Любовь является тем, что, отделяя Н(х) от Ф(х), возвращает женщинам — на всей протяженности истинностных процедур — универсальный квантор.

Пер. с франц. Сергея Ермакова

 

 

_________________________________

 

* Qu\'est-ce que l\'amour? — Глава из книги: Badiou A. Conditions. © Editions du Seuil, 1992.

1) Этот текст представляет собой переработанную версию до­клада, прочитанного в рамках коллоквиума «Работа знания и половое различие» (1990). Коллоквиум проходил в Меж­дународном коллеже философии и был организован Женевьевой Фрэс, Моникой Давид-Менар и Мишелем Тором. Мой доклад был озаглавлен «Любовь — место сексуированного знания?», он был опубликован вместе с другими докла­дами коллоквиума в издательстве «L\'Harmattan» (1991).

2) Сексуация, по определению Ж. Лакана, в отличие от био­логической сексуальности, обозначает способ, каким субъ­ект вписан в сексуальное различие. — Примеч. ред.

3) Подробнее о бадьюанской концепции противостоянии со­фиста и философа см.: Бадью А. Манифест философии. СПб.: Machina, 2003. С. 63—65.

4) ETEQog — иной, другой (гр.). Здесь «гетерос» не имеет ни­какого отношения к гетеросексуальности, поскольку, со­гласно Бадью (см. ниже), именно любовь и может ее за­свидетельствовать. — Примеч. перев.

5) Подробнее об этом см. статью Л. Кьезы в этом номере «НЛО».

6) Бадью противопоставляет здесь глаголы suppleer и sup- plementer, компенсацию-восполнение (нехватки) и сверх­штатную надбавку. По Бадью, событие никогда не является ответом на ту или иную нехватку внутри ситуации, любая ситуация при взгляде на нее изнутри — полна и не нужда­ется в событии. И лишь после сверхштатного события, зад­ним числом, становится очевидной «центральная пустота», которая подшивает ситуацию к ее бытию. В общем и целом, это вполне хайдеггеровская мысль: ведь и бытие в повсе­дневности является чем-то излишним для Dasein, которое может довольствоваться одними сущими. — Примеч. перев.

7) Ситуация — это «какое-либо положение вещей, произ­вольно предъявленная множественность» (Бадью А. Ма­нифест философии. С. 17) или «любая предъявленная кон­систентная множественность, то есть: множество и режим счета-за-одно, структура». См.: Badiou A. L\'etre et l\'evene- ment. Paris: Seuil, 1988. Р. 557.

8) «Презентация — первичное слово метаонтологии (или фи­лософии). Презентация — это бытие-множественным в его действительном развертывании. "Презентация" полностью соответствует "неконсистентному множеству"». См.: Badiou A. L\'etre et l\'evenement. P. 555. Презентация должна тщательно отличаться от присутствия (Ibid. P. 35). Мы пе­редаем presentation как презентацию, а глагол presenter в большинстве случаев как презентировать. — Примеч. перев.

9) Верность (процедура верности) — базовая операция бадьюанского субъекта — имеет очень простую логическую структуру: это случайностная траектория запросов (enquetes) субъекта о том, что может быть присоединено из ситуации к имени события. Например, в случае научной ситуации, о том, какие уже существующие ресурсы могут быть задействованы для развития новой революционной теории или интуиции и т.д. Субъект состоит из всех эле­ментов ситуации, запрошенных позитивно, то есть из всех элементов, присоединенных им к имени события. Таким образом, верность — это одновременно и верность собы­тию, и верность себе как субъекту — если субъект прекра­щает запрашивать ситуацию, он исчезает. — Примеч. перев.

10) «Les deux sexes mourront chacun de leur cote» — строчка из поэмы Альфреда де Виньи «Гнев Самсона» («La colere de Samson»,1839). Ср. с переводом Д. Проткина «Два пола встретят смерть, хотя и будут рядом». — Примеч. перев.

11) Бадью, начиная с «Бытия и события», часто пользуется тем, что во французском языке слово etat означает как «со­стояние, статус», так и «государство». Etat у Бадью — это «счет счета», «метаструктура», то, что накладывается на исходную ситуацию-множество (например, в случае с по­литикой — на общество), пересчитывая ее таким образом, что из ситуации исключаются все неконсистентные эле­менты и гарантируется, что ситуация не встретится с собственной «блуждающей пустотой», которая, однако, и является собственным бытием ситуации. Если изначаль­ный счет-за-одно — это презентация ситуации, то etat — это репрезентация. См.: Badiou A. L\'etre et l\'evenement. P. 109— 117, 542. — Примеч. перев.

12) Подробнее об этом см. статью Л. Кьезы. — Примеч. ред.

13) Badiou A. Conditions. P. 329—366.

14) О вынуждении см., во-первых, предисловие к данной книге Франсуа Валя (Badiou A. Conditions. P. 7—54), наш текст «Истина: вынуждение и неименуемое» (Ibid. P. 196—212) и, разумеется, последние размышления в «Бытии и событии».

15) Схемы не приведены на сайте по техническим причинам.

16) Подробнее об этом см.: LacanJ. On Feminine Sexuality, The Limits of Love and Knowledge: Book XX. New York; London: Norton, 1998 (рус. пер. готовится к публикации).