Играй же еще, Фигрин Д’ан! 4 страница

Пока Надон взвешивал возможные варианты, он почувствовал странный прилив надежды. Возможно, его страдания в конце концов окупятся. Тогда его изгнание закончится и он вернется к жене, сыну и огромным лесам Итора. Но когда Надон думал об этом, он понял, что его одиночество и страдания на Татуине не были такими уж ужасными. Он сожалел, пожалуй, не о той боли, которую испытал, а о той работе, которую придется оставить. На Иторе говорят: «Иторианец – это его работа». Никогда раньше он не понимал, насколько это верно. Уничтожая результаты труда Надона на Татуине, Алима уничтожал часть его.

Надон стоял и оглядывал свои маленькие посадки, которые стояли под солнцем, и решил перенести их на другую сторону улицы, чтобы увеличить их шансы на спасение.

Приглушенные звуки выстрелов всколыхнули воздух и эхом начали отдаваться от зданий. Надон поднял глаза от своих трудов. Ниже по улице штурмовики, наблюдавшие за его домом, бежали по направлению к космопорту. Надон взглянул вверх как раз вовремя, чтобы увидеть, как старая посудина Хэна Соло – «Тысячелетний сокол» – взмывает в небеса. Значит, понял Надон, старый Бен Кеноби смог увезти дроидов с Татуина. Несколько секунд он понаблюдал за кораблем, чтобы убедиться, что в него не попали пушки планетарной артиллерии. Когда он убедился, что корабль улетел, он понял, что бежит за штурмовиками по направлению к докам.

У доков какой-то капитан стоял возле нескольких десятков штурмовиков и руководства порта и кричал в безумном гневе:

– Как такое могло случиться? Как вы могли упустить всех четверых? Кто-нибудь ответит за все это, и уж точно не я!

Надон видел, как в глубине толпы стоит лейтенант Алима и нервно таращится в землю. Никто не вызвался, чтобы взять на себя ответственность за побег Соло, а неистовый взгляд капитана предполагал, что ему нужен стрелочник. Зло Империи оборачивается против нее же. Человек – это его работа. Нельзя нарушать Заповедь жизни. Надон знал, что он должен делать. Он никогда не смог бы убить человека, но он мог остановить Алиму. Он мог разрушить его карьеру, сделать так, чтобы его еще понизили.

Надон позвал имперского капитана:

– Сэр, прошлой ночью я сообщил лейтенанту Алиме о том, что корабль Хэна Соло готовится принять на борт двух дроидов в качестве основного груза.

Я подозреваю, что именно из-за небрежности лейтенанта Соло убежал. Эту преступную халатность нельзя расценивать как простую глупость или небрежность.

Надон взглянул на Алиму, чтобы посмотреть попал ли его удар в цель. У него была отличная память – он не запутается во лжи, пока тщательно выбирает слова.

– Нет! – закричал Алима, умоляюще смотря на Надона с неприкрытым ужасом в глазах.

Удар попал в цель. Капитан уже мрачно смерил взглядом Алиму. Штурмовики расступились, расчищая пространство между двумя офицерами. Капитан вновь взглянул на Надона:

– Гражданин, вы готовы дать клятву в подтверждение верности своих слов?

– С радостью, – сказал Надон, прикидывая, как он будет лжесвидетельствовать на военном трибунале.

Они встретились в доме Надона. Разумеется, Алима записал встречу в журнале записей. Все знали, что иторианцы – легкая мишень для запугивания. Надон мог заявить, что Алима выпытал из него информацию. Предъявив синяки и кровоподтеки он мог доказать, что его пытали. Так что был хороший шанс, что Алиму понизят или даже посадят в тюрьму.

Капитан взглянул на Алиму и сказал:

– Ты знаешь, что бы Дарт Вейдер сделал, будь он здесь.

Надон и моргнуть не успел, как капитан достал бластер и выстрелил в лейтенанта Алиму три раза. Кровь и куски плоти разлетелись по двору. Надон в ужасе уставился на то, что осталось от Алимы, запоздало поняв, что капитан не собирается устраивать трибунала. Ему просто нужен был виноватый.

– Ваше свидетельство будет зафиксировано, – сказал капитан. Момау Надон стоял, не способный сдвинуться с места.

Он дрожал и чувствовал, что падает в обморок. Штурмовики начали расходиться, двигаясь по направлению к транспорту, на котором собирались убраться с Татуина. Заповедь жизни вертелась в мозгу Надона как молитва. «Каждое собранное растение должно заменить двумя посаженными». Надон знал, что его поступок нуждается в искуплении. Кровь человека была на его руках, а ее смыть не так-то просто. Но наверняка баффоррры поймут. Они наверняка простят его.

В конце концов, до того как прибыли имперские медики, Надон смог пошевелить ногами. Неуклюже он подошел к теплому трупу и достал две золотые иглы из пояса. Он воткнул иглы и извлек образцы ДНК. На Иторе были цистерны для клонирования, которые позволят создать дубликаты Алимы. Чтобы искупить свою вину, Надон вырастит и воспитает близнецов – сыновей Алимы. Возможно, однажды они вырастут мудрыми и добрыми и станут на Иторе жрецами и будут следовать Заповеди жизни.

Надон засунул иглы за пояс и отправился к себе домой. Прежде чем покинуть Татуин, еще столько всего нужно сделать – дать объяснения имперцам, выкопать растения и подготовить их к перевозке, высадить земляные тыквы в пустоши.

Дул сильный ветер и приносил из пустыни острый песок. Надон закрыл глаза и позволил себе на мгновение расслабиться и вспомнить, как он в последний раз обнял жену, когда его изгоняли с Итора, и как он в последний раз видел маленького сына.

– Я буду ждать тебя, когда бы ты не вернулся, – сказала она.

И впервые за очень долгое время Надон пошел свободно и чувствовал свет. Он направлялся домой.

 

Дэвид Бишофф

Стой, сердце, стой

Байка бармена

 

[6]

По дороге на работу Вухера, бармена из кантины в космопорту Мос Айсли, сутки через двое, ждал сюрприз. И что хуже всего, сюрприз был из разряда наихудших, самых дурных из вопиюще дурного сборища межгалактического отребья. И сюрприз ухватил бармена за лодыжку – не сильно, но достаточно, чтобы Вухер остановился. И потянулся к поясу, на котором носил короткую, удобную в уличной драке дубинку. Крайне практичную в закоулках Мос Айсли.

– Умоляю вас, господин. Я не причиню вам зла. Я покорнейше прошу об убежище!

Вухер моргнул. Не удовлетворившись, протер глаза засаленным рукавом. Вчера вечером он выпил слишком много собственного пойла и теперь страдал легким похмельем. И уж точно не пребывал в настроении беседовать с попрошайками.

– Отвали, – рыкнул он. – Ты вообще кто такой?

Вухер обладал сложным характером, составленным в основном из привычки держать мысли при себе, пессимистического отношения к жизни и периодических взрывов агрессивного любопытства. Именно из-за этого сочетания вуки Чалмун, его работодатель, закрывал глаза на некоторые химические эксперименты.

– Ц2-Р4,– пропищал голосок под аккомпанемент прищелкивания и посвиста. – Я сбежал от йавов, которые собирались разобрать меня на части, несмотря на то что целым я гораздо функциональнее. Мне повезло, что они воспользовались поврежденным блокиратором, он выпал, а я сбежал.

Вухер шагнул в тень, подальше от режущего глаза света двойных солнц, очаровательной особенности планеты Татуин. Там, между пластиковыми и металлическими контейнерами для мусора, сидела самая необычная штука, какую только видели в этой Галактике. А Вухер повидал на своем веку немало техно-побирушек.

– Да ты дроид!

Искусственное создание разжало манипулятор и попятилось.

– Э-э… о да, господин, воистину. Но заверяю вас, я необыкновенный дроид. Мое присутствие на Татуине – ошибка космического масштаба.

Он был низенький и округлый, по очертаниям схожий с астромехами серии Р2. На чем сходство заканчивалось. Дроид был увешан различными придатками, в том числе и хватательными манипуляторами и щупами. На «лице» зиял «рот», забранный решеткой, похожей на ряд редких заостренных зубов. Создавалось впечатление, что дроид начал существование в качестве астромеханика, но на жизненном пути повстречал кого-то со склонностью к конструированию, электронике и самореализации.

– Погоди-ка. Ты почему разговариваешь? Да еще как протоколист!

– В меня включены детали от робота-секретаря, как и еще от некоторых других моделей. Моя нынешняя спецификация включает приготовление пищи, каталитическое преобразование топлива, ферментационный анализ нервных расстройств, программирование химической диагностики и бактериальное ускорение создания компоста. К тому же я великолепный блендер, тостер и микроволновая печь. Я могу создать невероятные блюда из обычного мусора.

– Но ты дроид! А я ненавижу дроидов.

– Но я могу быть необычайно полезен!

Вухер никак не мог взять в толк, почему он вообще тратит время на дроида. Проклятое любопытство, вот что это такое! Мозги надо прочистить, необходимо.

– Слышь ты, машинная какашка. Я презираю ваше племя и мой хозяин тоже, и не без причины. Даже самый последний йава знает, какого он племени, даже если он запихал это племя в зад. А кто знает, откуда взялись вы, дроиды! Вы как бомбы, девять раз из десяти как рванете в руках у хозяина, просто так из-за злобы к ним, – Вухер поставил ногу на собеседника. – А теперь убирайся с дороги! Я иду на работу!

И он отвесил дроиду доброго прозаичного пинка. Ц2-Р4 откатился в сторону и забился под мусор.

– Господин! Добрый господин! Я никого не хотел обижать! Передумайте, прошу вас! Я пробуду тут весь день, перезаряжу батареи. Я не осмеливаюсь выйти на солнце, чтобы не попасться к йавам. Спрячьте меня и не пожалеете, я клянусь!

– Сколько весят слова дроида? Пшик!

Погружаясь в возрастающее чувство отвращения, Вухер заторопился прочь. Вот еще одно доказательство тому, что не следует ради нескольких сомнительных минут сокращать путь через проулки. Обычно бармен избегал заглядывать в закутки потемнее и попрохладнее, поскольку там-то как раз разгуливали толпы всяких отбросов общества со всей Галактики. В этом было светлее, иначе он ни за что бы не свернул сюда.

Обычные улицы Мос Айсли представляли собой пылевые облака, сквозь которые солнца-близнецы вколачивали-вколачивали-вколачивали беспощадный жар в крыши уродливых зданий. Время от времени в яркое небо с диким ревом взмывал чей-то корабль или кто-то совершал посадку в док. Здесь воняло топливом и миазмами с ноткой экзотических специй и банальной мочи. Вухер обратил внимание, что сегодня гравициклов на улицах больше обычного, также увеличился процент белой штурмброни в серой пыльной толпе. Что не ободряло.

Что-то вот-вот должно было произойти, что-то весьма необычное.

Ну да. Это только значит полная смена хлопот. День пришел, кредит принес, как любит повторять Чалмун.

И все-таки, шагая по раскаленным улицам, Вухер думал о дроиде. Вообще-то ему было известно, что они безвредны. Питать к ним ненависть – все равно что ненавидеть туалет или печку, если те чем-то тебя обидели. Разумеется, по сути дроиды не имеют веры, этической и национальной структуры… как и многие не-люди, которых Вухер встречал в космопорту. Просто дроиды – более легкая мишень.

Вухера бросили в Мос Айсли в далекой юности, человек среди существ, которые не любят людей. Ему отвешивали пинки, плевки и тумаки всю его нелегкую жизнь. Его нынешний хозяин ненавидел дроидов просто из принципа, так как они не пили и таким образом занимали в кантине место, на котором мог оказаться платежеспособный клиент. Вухер ненавидел всех подряд, но лишь дроидов он мог реально пнуть безнаказанно.

Вухер был грузен и мог похвастаться постоянной легкой небритостью, темными мешками под глазами и кислым отношением к жизни от засаленной макушки до пяток. В тяжелом взгляде темных глаз не читалось ничего, кроме банального и абсолютно аморального стоицизма. И тем не менее в холодном очаге его сердца порой вспыхивала искорка пламени. Ибо у Вухера имелась мечта. По ночам, возвращаясь в свое мрачное обиталище (и порой довольно сильно покачиваясь от собственной выпивки), в благословенной прохладе Вухер разглядывал звездное небо, и ему казалось, что можно протянуть руку и дотронуться до крошечных огоньков; что, может быть, когда мечта исполнится, ему не придется больше пинать беззащитных дроидов, чтобы поддерживать на должном уровне свое куцее самомнение; что он сможет дать что-нибудь существам, еще более жалким, чем он.

Кантина была похожа на большой гриб с толстой ножкой и широкой обвислой шляпкой. Вухер воспользовался черным входом, отпер дверь и осторожно спустился по темной лестнице и лишь там включил свет. В подвале не было сыро. На таких планетах, как Татуин, в подвалах никогда не бывает сыро. Запах сухой земли был основой и фоном для всех других ароматов, которые висели над бочонками, канистрами, бутылями и лабораторным оборудованием.

Чалмун ввозил минимум напитков, жадный ублюдок. Остальное, что подавалось в кантине Мос Айсли, было местного производства. Буквально.

Времени у Вухера было мало, вот-вот начиналась его смена, но тем не менее он заглянул в небольшой закуток, куда редко заглядывали остальные работники. Свет маленькой тусклой лампы бликовал на витых трубках и ретортах, в самой большой колбе скопилось небольшое количество темно-зеленой жидкости. Вухер проверил химический состав, над содержимым заплесневелыми носками повисли какие-то горько-соленые сопли. Услада для ноздрей! И приборы показывали, что все почти правильно. Вухер почувствовал дрожь от возбуждения. Может быть, получилось? Его эликсир! Его идеальный напиток, скомпонованный так, чтобы изумить и удовлетворить вкус самого Джаббы Хатта, самой важной персоны на Татуине.

Подавляя дрожь, Вухер сделал глубокий вдох и отыскал стерильную пипетку. Он набрал нефритового цвета жидкость… ах, если процесс прошел без ошибок, то Джабба получит идеальный напиток и в благодарность назовет автора своим личным барменом, винных дел мастером, что еще он может сделать? А высокое положение принесет хорошие деньги, и тогда Вухер сможет улететь из этой задницы всей Галактики и откроет чистый, светлый бар в каком-нибудь райском уголке.

Экспериментатор-самоучка поднес пипетку ко рту. Капелька жидкости искрилась в янтарном свете. Вухер позволил капельке упасть на язык. Вспышка и шипение. Боль была мгновенной, но переносимой. Жидкость промаршировала по пищеводу, как взвод штурмовиков в шипованных сапогах. Вухер сморщился, скрючился, но выстоял. Горький яростный аромат с сильным спиртовым послевкусием.

Проклятие. Не совсем то, что нужно. Прирожденное чутье алхимика заявляло, что теоретически ликер удовлетворит Хатта.

Но он не идеален. Не хватало чего-то особенного. Легкого шепотка, неуловимого аромата… его не было.

Проклятье.

Бармен завязал фартук и тяжелыми шагами пошел вверх по лестнице в дымный зал, где ждала его работа.

 

* * *

 

– Воды! – потребовал зеленый не-человек с жутчайшим произношением. – Бутылку дистиллированной воды, бармен, и без ошибок! У меня много денег. И мой нос различает хорошую вещь от подделки.

Посетитель дотронулся до хоботка одним пальцем. Вухер сморщился. Это от клиента или вонь в этой пангалактической дыре стала раз в пять мощнее?

– Что ж, приятель, раз не можешь себе позволить напиток сильнее…

Уши не-человека развевались от негодования, а глаза заблестели от гнева.

– Как ты смеешь, ты, людской отброс, обращаться ко мне фамильярно?! Уж поверь, я привык к самым разнообразным напиткам. Но их я заказываю лишь у настоящих барменов, таково мое правило.

В поле зрения всунулась покалеченная физиономия одного из постоянных клиентов.

– Не неси напраслину, этот парень, – доктор ткнул пальцем в Вухера, – гонит доброкачественное пойло. Это я тебе говорю! А уж я много чего пил в двенадцати системах, в которых мне вынесли смертные приговоры, так что заверяю тебя, здешние напитки куда лучше!

Вухер кисло кивнул в знак благодарности. Привереда был родианцем. Да еще и охотником за головами. Неуместное сочетание.

– Чушь! – заявил во весь голос не-человек, шевеля усиками антенн на макушке, как будто искал нужную телепрограмму; неудовольствие сочилось из его слов. – У людей нет того, что обязано быть у бармена! Эти способности крайне редки!

Вот эту песню Вухер слышал даже больше чем часто. С того первого дня, когда он из знакомства с набором для химических опытов вынес вкус к хорошим напиткам и поступил в школу барменов, он получал насмешки и тумаки за желание подавать коктейли выходцам с других планет, существам с иной биохимией. Когда нужно не просто откупоривать бутылки и разливать по стаканам, а разбираться в ксеноалхимии. Когда требуется следить за всеми своими действиями. Негоже подавать бокал отменной серной кислоты, которую так обожают деваронцы, ну, скажем, готалу. А йавы от обычного пива сморщиваются и хиреют. Людям такая работенка совсем не под силу, это правда, но правда и то, что большей части людей наплевать. По легендам, в Старой Республике с ее ксенофобией существовали такие умельцы, которые могли медленно отравить своих врагов.

– Эй, зеленка! – прорычал Вухер. – Сходи в кабинет к Чалмуну. Мой диплом висит там на стене.

– И схожу! И приложу все усилия, чтобы вас уволили. Таким, как вы, здесь не место, – родианец перегнулся через стойку и уставился в лицо Вухера круглыми неподвижными глазами.

В носу бармена засвербило от того же самого аромата, который был учуян чуть раньше. Вухер отодвинулся.

– Пф! Трус! – родианец презрительно сплюнул. – И да будет тебе известно, «бармен», что меня, Гридо, высоко ценит мой наниматель, не кто иной, как сам Джабба Хатт. Я пожалуюсь ему, после того как завершу дело в этой дыре. А сейчас – мою бутылку воды, пожалуйста. И достань ее раньше, чем я сделаю это за тебя.

Аромат был настолько силен, что Вухер остолбенел. Он все-таки сумел протянуть руку, взять бутылку воды, поставить, но как в тумане. Тот запах… что-то в том запахе… Несомненно, феромоны. Но уникальные, такие Вухеру еще не доводилось нюхать. У бармена был крупный нос, хорошо тренированный и чувствительный, что позволяло Вухеру заниматься алхимией. Что-то в этом Гридо…

Родианец схватил бутылку, высокомерно швырнул на стойку горсть кредиток и ушел в дальнюю угловую кабинку. Вухер чувствовал себя кучей дерьма вомпы-песчанки из-за того, что он никак, ну, абсолютно никак не мог отомстить, и при мысли об этом ему делалось еще хуже. А еще этот запах… Он ощущал аромат от кончика носа до пяток, запах наполнил все его существо, а бармен не был уверен, по какой же причине.

Вухер взялся за дело. Он смешал несколько коктейлей для музыкантов, чьи мелодии и впрямь помогали делать труд здесь более сносным. Он обслужил аккуалиша и сестер Тонника. Он взбил газообразное наслаждение для деваронца, любителя блюза. И все это в облаке гнева и смятения.

Он не обратил внимания на новых клиентов, пока помощник не дернул его за рубаху.

– Вухер, детектор говорит о присутствии дроидов.

Тревога прогнала мысли прочь, Вухер повернулся к малорослому нартианцу, который двумя из четырех рук протирал стаканы.

– Спасибо, Накхар.

В кантину как раз вошли старик и сопливый малек в домотканной одежде, следом за ними катился астромеханик серии Р2 и вышагивал секретарь в золотистом исцарапанном корпусе.

– Эй ты! – рыкнул Вухер своим лучшим злым голосом. – Мы таких вот не обслуживаем!

В рядах предполагаемого противника случилось некоторое смятение. Пришлось пояснить:

– Твои дроиды. Пусть обождут на улице. У нас тут приличный бар для органических существ.

Дроиды вышли.

Вухер любил выставлять их за дверь. Демонстрируя таким образом силу, он никого не обижал. И все-таки пока он смотрел этим дроидам вслед в памяти шевельнулось воспоминание об одиноком дроиде в переулке. В сочетании с могучим ароматом родианских феромонов, оставленных Гридо, мысль о механическом попрошайке рождала странное возбуждение.

Фермерский сопляк потянул его за рукав и попросил воды. Потребовалось встряхнуть рукав несколько раз, прежде чем Вухер вернулся к действительности. Напиток был подан, а бармен пошел обслуживать писклю-раната. Вухер был так занят переживаниями, что не сразу обратил внимание на ссору: доктор Эвазан задирал пацана из пустыни. Затем в разговор влез старик, а затем кто-то выстрелил.

– Никаких бластеров в моем заведении!

Клинок лазерного меча разрезал воздух. Чоп-чоп, хлоп-хлоп, и рука аккуалиша, приятеля Эвазана, валяется на полу. Секундная пауза, оркестр возобновил игру.

– Накхар, – сказал Вухер помощнику. – Прибери здесь, я занят.

К доктору он не испытывал жалости. Эвазан был гадкий, подлый и насквозь гнилой. Иначе зачем ему было пачкать пол своей кровью под стенания аккуалиша?

Помощник заторопился за шваброй.

Вухер вернулся к работе.

День пришел, кредитку принес.

Все как обычно в кантине Мос Айсли.

Жаль, что Чалмун не пришел. Его внушительная фигура обычно удерживала молокососов от необдуманных действий. Вуки, с которым разговаривал старик, было моложе и выше и все время таскался за тем вороватым кореллианином-контрабандистом. Да и тот что-то говорил вчера на эту тему. Опасная у него профессия, вот что. Нет ничего хуже, чем быть застреленным родианцем в кантине космопорта Мос Айсли.

И все-таки Вухер ощущал, как разбухает, точно туча, несущая песчаную бурю, гнев, а в следующую секунду понял, что в двери заходят штурмовики.

– Мы так понимаем, тут драка, – сказал первый; его голос звучал искаженно через вокодер в белом, напоминающем череп шлеме.

– В точку, – кивнул Вухер.

Он огляделся, заметил зачинщиков, которые, к его удивлению, сидели за одним столом с тем самым кореллианином и тем самым вуки.

– Старик и малец – вон там.

Чем раньше солдаты уйдут, тем лучше для заведения. При их виде Вухер нервничал. Здесь и без того достаточно неприятностей, чтобы принимать в гостях имперских штурмовиков. Вухер смешал пилоту-роботу коктейль из бария и замороженных сульфатов, он даже угостил сам себя кружечкой домашнего эля, чтобы унять боль, которая прочно угнездилась в затылке. И все это время думал о необычном запахе и дроиде-попрошайке. Да какое ему, в сущности, дело? Какая-какая, он сказал, у него спецификация?

Размышления были прерваны выстрелом.

Все головы повернулись к столу, за которым сидел кореллианин. Контрабандист как раз встал и развязной походкой направился к бару, засовывая оружие в кобуру.

Но что он оставил после себя!!! Вухер глазам не поверил.

– Прости, я тут намусорил.

Кореллианин небрежно швырнул на барную стойку монету. Обычно Вухер тут же прихлопывал деньги мясистой ладонью, но сейчас шок от увиденного был слишком велик, чтобы он подумал о деньгах. На столе лежал… Гридо, родианец-охотник. Вернее, то, что им было когда-то, а сейчас – дымящейся кучей.

Гридо, мертвый как корабельная заклепка.

Почему-то Вухер чувствовал удовлетворение. Перемешивание реальности и мечты. По спине пробежал холодок, как будто он сам спускал курок, смотрел, как разряд пронизывает этого назойливого, вонючего…

Должно быть, этот процесс открыл разум бармена Вселенской мудрости.

Дроид… тот старый, напуганный дроид…

– Накхар!!!

– Вы видели? Видели? Я бы сказал, Чалмуну надо отбирать оружие при входе! Я бы…

– Ты бы пошел и постерег тело, Накхар.

Крошка-помощник замер с раскрытой пастью.

– Ради меня. У меня есть одно неотложное дело, но я скоро вернусь. А ты не позволяй сдвинуть труп родианца даже на миллиметр. И не подпускай к нему йавов, понял?

– Да, но полиция…

– Пусть осматривают, но о том, кто его застрелил, молчи! И не давай увезти тело от имени Чалмуна. Теперь труп наша собственность.

– А вы сами… а куда вы?

– Спасать!

 

* * *

 

Среди мусорных баков дроида не было.

Вухер забеспокоился. Дроид сказал, что пробудет здесь до ночи…

Бармен изучил песок под ногами. Следы! Свежие, недавние, ведущие в переулок. Не думая ни о самозащите, ни об опасности, бармен устремился на поиски. Дроида следовало спасти.

Он шел по следу, и земля рассказывала ему историю. Следы дроида. Вухер снял с пояса свою дубинку, а через секунду услышал возбужденное чириканье и свист: разговор дроида и его нового владельца. Прижавшись к стене как можно плотнее, спасатель заглянул за угол. Так и есть, вон они!

Он должен поторопиться.

Без колебаний бармен Вухер выскочил из убежища, побежал за йавом и что есть сил прогулялся дубинкой по его капюшону. Тюк! Коротышка повалился мешком на землю. Бармен торопливо оттащил мусорщика подальше в аллею; за ним тянулся тоненький кровавый след. Затем Вухер исследовал дроида и обнаружил блокиратор. Бармен вытащил его и запустил вслед йаву. Дроид ожил.

– Господин! Вы спасли меня! Вырвали меня из рук алчных врагов!

– Это верно, Ц2-Р4.

– Должно быть вам сменили сердце. Я знал, я знал, я же чувствовал, что в вашей груди бьется сердце из чистого золота! Вот почему я рискнул показаться вам на глаза. О, как это чудесно! О нашей встрече можно сложить замечательные поэмы! Очерствевшая душа, изменившаяся к лучшему. Благодарю вас, добрый человек! Благодарю вас!

– Да не за что, Ц2-Р4,– заулыбался Вухер. – Но давай не будем торчать здесь без дела, в городе полно йавов. Давай-ка вернемся в безопасное место.

– О, сегодня мне светят счастливые звезды! Господин, вы возродили во мне веру в чистоту человечьей души! Видите ли, мы, дроиды, хоть и созданы из металла, но наделены сознанием, а следовательно, и душевностью.

– Философию обсудим позже, а сначала нам надо поскорее убраться отсюда, – задушевно произнес бармен. – Я могу еще что-нибудь для тебя сделать?

– Но вы уже все сделали, добрый господин. Вот он я, считавший себя наинесчастнейшей душой в Мос Айсли, но и мне отыскалось местечко в чистом человеческом сердце!

– Я отведу тебя в кантину, – сказал Вухер. – И спрячу в подвале, там нет детекторов.

– О! – воскликнул дроид. – О, я вкушаю молоко человеческой доброты!

– О! – повторил за ним бармен с кривой ухмылкой. – Молока-то мне сегодня как раз и не хочется…

 

* * *

 

Капелька эликсира, драгоценный камень обещания.

Кап.

Разумеется, обычная боль. Что поделать, расплата за несовместимость физиологий. И все-таки Вухер стоически терпел, даже радостно, в ожидании новостей от вкусовых сосочков. Трепещущие ноздри уже донесли щекочущий аромат. Вокруг неожиданно все затрепетало.

О да! Да! Нечто новое!

Он уловил оттенок бергамии!

Даже лучше, нечто более… и тут мысль ударила ему в голову с силой небольшой булавы.

Привкус не-человека в сочетании со спайсом и грязегрибами.

Он свалился со стула.

– Хозяин! – возопил Ц2-Р4.– Хозяин! Что с вами?

Вухер задрожал.

Затем содрогнулся.

Затем встал с глуповатой ухмылкой от уха до уха.

– Ух ты!!!

Он взглянул на реторту, наполовину заполненную эликсиром. Остальная часть все еще булькала в змеевиках аппарата.

– Это даже лучше, чем я надеялся, – заявил он. – Это тот самый напиток, который стоит подать самому Джаббе Хатту!

– Джаббе Хатту, хозяин? – переспросил дроид. – А разве он не глава здешнего преступного мира?

 

* * *

 

– Чепуха, – сказал Вухер. – Его очерняют недруги. Он станет не только моим благодетелем, но и твоим.

– Воистину!

– Да. Разумеется. Мы возьмемся за это дело вдвоем, Ц2-Р4. Сначала поговорим с Джаббой Хаттом.

А затем отряхнем жалкую пыль этой жалкой планеты со своих ног… и колес. Слава, Ц2, нас ждет слава!

Ц2-Р4 стоял в самом центре алькова, а под новым устройством у него на боку находилась бутылка, уже полная изумрудно-зеленой жидкости. Всего несколько капель ее достаточно, чтобы вывести ликер Джаббы на новые и величественные горизонты. Вухер, биоалхимик высшего класса, способен теперь предоставить хатту много-много дней счастья.

Из пасти дроида еще торчала зеленая пупырчатая нога не-человека, Ц2 не сумел заглотить ее в один присест. А на колышке на стене красовался новый обитатель биоалхимической лаборатории Вухера: голова родианца Гридо. Накхар выдержал настоящую схватку с йавами из-за тела, а Вухеру пришлось расплатиться дармовой выпивкой, но дело того стоило.

– За твои феромоны, Гридо! – провозгласил бармен тост. – Тот кореллианин оказал величайшую услугу вашим женщинам и тебе лично!

Голова ответила пустым взглядом.

– Должен сообщить, что этот экземпляр весьма жесткий, – сказал дроид. – Боюсь, что мне следует заточить заново перемалыватель.

– Для тебя ничего не жаль, – подмигнул ему Вухер. – Поверь мне, ты присутствуешь при начале замечательной дружбы!

Ибо с этого дня и вовеки бармен Вухер стал абсолютно по-новому смотреть на дроидов.

 

Барбара Хэмбли

Ночная лилия

Байка любовников

 

[7]

 

– Сожалею, мадам, – казенным тоном произнес Фелтиперн Тревагг и закрыл расчетную программу на мониторе. – Заплатите, и мы не отключим вам воду. Отменить налог я не могу, его установил не я.

Тут он беззастенчиво соврал, так как именно он подал предложение городскому префекту Мос Айсли о том, что водную пошлину следует поднять на двадцать пять процентов. Фелтиперн потер чувствительные конические рожки на голове и поморщился, стараясь не слушать беспрерывное нытье женщины-модбрек. Она не смогла бы выплатить и прежнюю сумму, так что ее стенания не имеют никакого смысла. Главное – теперь он сможет купить у нее дом через посредников всего за несколько тысяч кредиток. Пары дней без еды и воды будет достаточно, чтобы она приняла даже такие деньги с благодарностью. А потом можно будет зарабатывать на сдаче комнат. Разумеется, если префект не прослышит об этом дельце и не подсуетится раньше.