Освободите кресло, Потугин!

 

Родился я как начальник цеха в климатически и политически перепутанных условиях. Зарождающаяся демократия требовала, чтоб руководителей избирали из нескольких кандидатов. После череды нелицеприятных дел, связанных с Цапцапом, репутация Потугина в глазах Папы пошатнулась.

В тот зимний день было ужасно холодно, отчего рождение демократии происходило в нашем административном корпусе. Мы ждали Папу, который назначил совещание. Когда он прибыл в нашу контору, в ней уже грудилась целая куча сидящих в кабинете начальника инженеров.

- Освободите-ка кресло, Потугин! – заявил Папа, едва переступив порог.

- Зачем? – удивился Потугин, - за мной нет никаких прегрешений, - он принялся оправдываться. – Планы ваши я выполняю, указаний не нарушаю…

- Вы кресло освободите. Мы выборы устроим. Не слышали, что ли демократия шагает по стране, все и всюду руководителей выбирают. Надо идти в ногу со временем, Потугин. Вот выберем достойного руководителя, и он разгребет у вас брызги шампанского!

Потугин побледнев, вышел из-за стола и устроился в общей массе. Изречение о брызгах шампанского он, разумеется, не понял. Он полагал, что отдавая дань моде, Папа будет демократично выбирать начальника цеха из подготовленных на вакантное место инженеров на прямом голосовании.

- Вот они все тут! Выбирай, какой понравится, - тихо шепнул Папе его главный советник по механическим делам Кадет. А тихо он говорил потому, что Поперечный имел другое мнение. Но в эту минуту его здесь к счастью не оказалось.

Папа посмотрел на одно личико - из-под насупленных бровей, как из трубы хищно глядел суровый взгляд явного алкоголика. Папа быстренько отвернулся и посмотрел в лицо другого. Тот, пожевывая жвачку, дремал, приклонив голову на колено.

Не выдержав папиного пронзительного взора, он проснулся, сморщился и широко зевнул. Папа перевел взгляд на мое лицо. Ответным взором на него беззаботно смотрело личико с умными глазами и темными веселыми кудряшками. Лицо так блаженно улыбнулось, что немедля решило выбор в его пользу.

- Кто такой? – спросил Папа, ткнув в мою сторону пальцем.

Несколько голосов тотчас хором ответило, что моя фамилия Кудайво, и куда меня не поставь, я всюду при месте.

- Кудайво? – ухмыльнувшись, повторил Папа. – Так, так! Любопытно! Сразу видно, что весь в меня. Кудрявый и такой же умный как я. Вот ты и будешь руководить коллективом, а ты пойдешь мастером, - ткнул он пальцем в сторону Потугина.

- Слава богу! – обрадовано воскликнул его главный советник Кадет, - я именно это и предлагал.

- Хм! Кудайво!.. – уже удовлетворенно воскликнул Папа.

- Кудайво? – в унисон Папиному восклицанию эхом донесся возглас из коридора. – Кудайво! Это абсурд! Я категорически против! Он своей бестолковостью нам все плановые ремонты сорвет. – Из коридора опрометью вступил и промчался к столу Поперечный.

- Остынь, остынь! – миролюбиво урезонил его Папа. – Еще я заводом командую. Я так решил.

- Вот заводом и командуй, а кадры подбирать мне позволь! Это моя миссия.

Я немного струхнул. Признаюсь, такой веселый директор мне сразу понравился. Я почувствовал, что это сильный и добрый человек. Поэтому не стал ждать конца перебранки. Я шепнул Мухобоеву на ушко, чтобы он вышел в мастерскую и со всей силы вдарил по висячему вместо колокола рельсу, а потом еще громко рявкнул: обед!

Едва стихли звуковые волны от удара в рельс, большие и малые руководители принялись, как по команде разглядывать часовые циферблаты. Голос про обед совсем пресек отчаянную дискуссию. Спор завершился явной победой Папы. Он пригласил меня зайти на прием, а сам во главе свиты тотчас убыл из нашей конторы.

Таким нехитрым оборотом завершился выбор и через пару дней я занял начальственный кабинет, откуда приступил к руководству персоналом.

Руководить пришлось сразу, потому что замерз и лопнул паровой трубопровод. Заварить трещину я назначил специалиста Чурбакова. Он безропотно схватил пачку электродов и обезьяной полез на трубу.

Кабинет располагался очень высоко и в престижном месте, аж на третьем этаже, потому руководил я подчиненными свысока. Любил также выходить на территорию и наблюдать за исполнением заданий. Распределив людей, я обошел рабочие места с контрольным визитом. Везде и всюду работа кипит, а у Чурбакова так бурлит фонтаном искр. С шестой отметки до земли летят не затухая. Полюбовался и прошел далее. Возвращаясь пару часиков спустя, вижу Чурбакова на том же месте и искры уже растопили снег до самого грунта. После обеда прохожу мимо, господи, та же картина. Чурбаков сидит на паровой трубе, а в проталине от упавших искр уже травка зазеленела. «Ну, - думаю, - молодец Чурбаков! На совесть трудится, надо благодарность к празднику объявить». Так и записал на листе календаря: Чурбакову объявить благодарность.

На следующий день направил Чурбакова на ту же трубу и приказал: во что ни есть закончить её ремонт. Внизу проходил Поперечный и искра попала ему на каракулевый ворот пальто. Пока искра добралась до красной с мороза шеи, каракуль превратился в пришитую к драпу обугленную веревочку. Приподнял он горбоносую голову, а на трубе сварщик сидит.

- Ты чей будешь, - грозно вопрошает он Чурбакова, укрывшись под эстакаду.

- Кудайво знаешь? – буркнул Чурбаков. Он немного картавил, щиток задерживал звук и Поперечный ни слова не понял.

- Слезай, - кричит он еще свирепей, - немедленно слазь, я тебя накажу!

- Вот дело сделаю и слезу, - простодушно отвечает сварщик, - у меня задание есть: – закончить ремонт трубы!

Час стоял разъяренный Поперечный под эстакадой, другой стоял, не слезает Чурбаков. Замерз Поперечный, проголодался и направился в столовую. «Что он там делает? - подумал он, остудив гнев. – За это время трубопровод «Бухара-Урал» смонтировать можно! Подойду после обеда!»

Вернулся он после обеда на прежнее место, а картина неизменная. И сполохи огненные блистают, и искры веером рассыпаются по кругу. А в кругу уже подснежники расцвели. Трудится Чурбаков, лишь искры как в фейерверке разлетаются и весело подпрыгивают меж подснежников. Остыл уже Поперечный, вся злость прошла, только лишь сомнительное любопытство осталось. Решил он подняться наверх и собственными глазами проверить: что же за дефект такой ликвидирует сварщик столь продолжительное время?

Поднялся он, приблизился поближе к сварщику и видит огромный розовый шар, словно предзакатное солнце на трубе светится. Нежно так горит, вроде бы розовое личико младенца сияет.

- Что это за шар? – удивленно спросил он подчиненного.

- Это не шар. Это я дырку на трубе заварил! – гордо ответил, приподняв щиток сварщик Чурбаков. - Теперь ни за что не пропустит. Две пачки электродов сюда вогнал.

Прогнал Поперечный специалиста и приказал пустить в трубу пар. Пустили, а пар не идет! Не только снаружи шар образовался, изнутри тоже труба распухла и забила проходное сечение.

Вот так. Два дня ремонтировали трубу, а проходимости сквозь неё нет! Перекрыл рьяный сварщик проход по всему сечению! И снаружи бугор нарастил и изнутри. Пришлось мне тут же исправлять вчерашнюю запись в календаре: Чурбакову объявить выговор.

Всех я устраивал, один Поперечный не оценил моей кандидатуры. Если до каракуля он меня просто недолюбливал, тут превратился в рьяного недруга.

Начиная нелегкий путь руководителя коллективом, я наивно полагал, что мир ограничивается только ремонтным цехом. Мне нравилось выйти в мастерскую и проницательно глазеть на многочисленные станки, установленные в мастерской. Мои станки гудели и блестли суппортами, словно медоносные пчелки крыльями. Они были работящие и гремучие. Их разномастная среда пестрела с одинаковой частотой сверлильными и токарными вариациями.

- Что же это у нас получается? Две недели руководишь коллективом, а заметных продвижений в делах нет! – сурово спрашивает Поперечный, пару дней спустя появившись в коллективе.

Дело в том, что наперекор обнаглевшему американскому империализму я пытался наладить производство дефицитного ширпотреба, но что-то у меня не заладилось. Наковали мы дюжину топоров, они даже липового прутка не разрубали. Склепали партию ведер – они не держали воду. Спросом пользовались лишь кувалды – их японцы скупали, потом кузова для своих «Тайот» изготавливали.

- И долго ты на одних кувалдах жить собрался? – ворчит Поперечный. – Хотя бы лодки, что ли делал.

- Сделаем! Вот совсем скоро наладим, - отвечал я, старательно глодая колпачок авторучки. – Такие корабли варганить будем, хоть в космос запускай.

Я еще не знал, что лицензий у меня на выпуск океанских лайнеров вовсе нет! Но чувствовал, что по оснащенности мастерская, хоть космические корабли выпускай.

- Ты не зевай, ты любыми путями лицензии добывай!

- У меня и без лицензий корабли взлетать будут! – запальчиво похвалился я.

- Взлетать то они будут, - мрачно усомнился Поперечный, в столь бесстыжем хвастовстве. – А вот сядут ли, это еще неизвестно!

Слава богу, космические корабли нам делать так и не доверили. Зато приходилось латать трубы и аппараты сугубо земного назначения. Но уж это мы делали добросовестно и искусно.

Тщательно проанализировал Поперечный ситуацию и приказал соорудить под окнами конторы листопрокатный стан, хотя бы ванны из листа штамповать купальные. Так сказать помощь экономике страны в обеспечении помывочными средствами.

- Поставь туда Чурбакова! Пускай на швеллерах потренируется! Здесь по трубам пар пропускать не будем, - иронично усмехнулся Поперечный.

Назначил я Чурбакова готовить площадку для стана под эстакадой. А чтоб не мешала нам работать, дал указание отрезать кусок соседствующей трубы, что не действует. И случилось стоять этой трубе как раз против окна кабинета самого Поперечного.

Овладевший при недавнем общении с Поперечным тонким интеллектом и высокой квалификацией, Чурбаков нисколько не был обескуражен. Он трудолюбиво взялся за дело. Только бы ему порезать и сбросить трубу кусками, да экономный был работник Чурбаков. Он подрезал стояк вначале сверху, потом начал обрезать низ трубы. Отвалился кусок в полдюжины метров и сыграл по трубной эстакаде. Надобно ж было случиться, что, соскользнув с изгиба, выбив оконную раму, влетел беспутный обрезок прямиком в кабинет руководителя. Случилось это в ту самую секунду, когда вошедший в кабинет Поперечного Кадет, энергично разъяснял ему суть второго съезда демократов. Когда непутевая труба подкатилась к его ногам, Кадет напрочь забыл какой съезд он рассматривал и опрометью бросился на выход.

Но на выходе уже ничего не наблюдалось. Срезанная под корень труба находилась в кабинете Поперечного, а листопрокатный стан еще не был построен. Чурбаков же собрал кабель и спокойно курил в дальнем конце мастерской.

А труба подымила на напуганного Поперечного фиолетовым туманом и безмятежно прижалась к ножкам его руководящего стола. И понял тогда Поперечный, что к любителю закручивать гайки тоже можно подобрать ключ!