Истории Инессы Рассказовой, выпускницы 1998 года

 

Моей подруге и однокурснице Юле Минаковой на вступительном собеседовании был задан вопрос:

– Кого из современных, действующих журналистов вы считаете образцом гражданского мужества и верности свободе слова?

– Степана Гаврилова, – не моргнув глазом, ответила абитуриентка. – Политического обозревателя «Волгоградских ведомостей».

Преподаватели со смешком переглянулись. Никто из них ни минуты не сомневался, что никакого Степана Гаврилова, да и газеты с таким названием нет и никогда не существовало в природе. Но реакция абитуриента им пришлась по душе. С усилием сделав серьезные лица, кивнули и продолжили спрашивать как ни в чем не бывало. Юля Минакова была допущена к экзаменам.

***

Приходит одна студентка под конец семестра на семинар по современному русскому языку.

– О Господи! – с притворным ужасом всплескивает руками преподаватель. – Словно явилась не студентка, а ни дать ни взять, кентервильское привидение. Как ваша фамилия?

– Рассказова.

– М-да-а, студентка Рассказова. Плохи ваши дела. Ноль контрольных работ, ноль курсовых, ноль рефератов, стопроцентная непосещаемость. Вы получите у меня на экзамене «неуд». Да я, впрочем, вас к нему и не допущу.

– А я в университет не за оценками пришла, - сообщает студентка с вызовом.

Преподаватель взглядывает на нее с неподдельным интересом:

– Оригинальное заявление! Вам оно, может быть, и зачтется. Так зачем же вы пришли, позвольте полюбопытствовать?

– За знаниями, – под дружный хохот группы изрекает студентка. – И, поверьте, они у меня есть.

– Так-так, – все более оживляется преподаватель. – Занятно. Верить вам я не собираюсь, но проверить ваши утверждения хочу. Садитесь. И возьмите у своих одногруппников темы письменных работ, номера упражнений. К следующему занятию я жду от вас все, что вы мне задолжали. Другого выхода у вас нет.

– Спасибо, – пробормотала она.

– Но все-таки! Почему вы прогуливаете?

– Я работаю. В ежедневной газете. Ничего не успеваю. Вернее, на работе успеваю, а на учебу меня уже не хватает. Катастрофически.

– В какой газете?

– «Сегодня».

– Ну что ж. «Сегодня» я выписываю. Поищу там ваши статьи.

На следующем семинаре преподаватель сказала:

– Я прочла статьи Рассказовой. Вы действительно великолепно владеете русским языком. Я допущу вас к экзамену, прощу все ваши прогулы. Но к остальным прогульщикам это не относится! Гонять буду как сидоровых коз!

 

***

История из разряда «нарочно не придумаешь». Все произошло настолько стремительно, что студентка даже не успела вникнуть в детали. Один из экзаменов на четвертом курсе она сдала на «хорошо», так и не уяснив для себя ни фамилий принимавших экзамен преподавателей, ни самого названия предмета!

В разгар сессии эта студентка влетела в здание факультета. Понеслась по лестнице наверх, прыгая через две ступеньки. На балюстраде мелькнули знакомые лица: однокурсники что-то напряженно учили, кто-то строчил шпаргалки.

– Где сдаем? – выдохнула она, не удосужившись даже поинтересоваться: а что, собственно, сдаем?

Каков вопрос, таков и ответ. Несколько рук указали в сторону одной из аудиторий.

Постучавшись, ничего толком не соображая от быстрого бега (она мчалась на всех парах из редакции, только-только сдав первополосный текст, а впереди еще было назначено два интервью), она вошла в аудиторию. За столом сидели двое убеленных сединами преподавателей.

Студентка положила перед ними свою зачетку.

– Ох-хо-хо, – прозвучал привычный для ее ушей упрек. – Сплошные пропуски на семинарах, несданные письменные работы. Да как же мы вас допустим к экзамену? Простите, юная леди, но это совершенно невозможно!

– Возможно, – поддавшись порыву неясного вдохновения, с напором сказала она, улыбаясь как можно обаятельнее. – И не спрашивайте меня ни о чем! Я все равно ничего не знаю, а списывать, пользоваться шпаргалками не хочу. И времени писать рефераты, курсовые у меня нет. Поставьте мне, пожалуйста, оценку, и не будем мучить друг друга. Ну что вам, в конце концов, жалко, что ли?!

Последняя фраза их сразила, похоже, просто наповал.

– Ну, ты когда-нибудь что-нибудь подобное слышал? – спросил один почтенный преподаватель другого, смахивая выступившие от смеха слезы.

– Тридцать лет в университете работаю, – отозвался его коллега, сотрясаясь от разбиравшего его беззвучного хохота. – Думал, что все уже видел. Все слышал. Рассказы о страшных, смертоносных болезнях с цитатами из анамнезов на латыни, трагедии с близкими родственниками, разыгранные в лицах… Но таких предложений, прямо… ха-ха-ха!... обезоруживающих своей простотой и искренностью, мне до сей поры не поступало. «Вам что, жалко что ли?». Ха-ха-ха! Да уж, развеселили вы нас, девушка. Все нас боятся, как прокаженных, слезы перед нами льют ручьями, прямо надоело уже. А вы… Нет, мне, пожалуй, не жалко! Давай поставим ей, а? Просто так.

– И мне не жалко, – согласился второй преподаватель. – И я бы поставил. Без тени сомнения. Если бы это был зачет. Но у нас экзамен. Какую же оценку вам прикажете поставить?

– Я предлагаю «отлично». К чему мелочиться? – объявила студентка, чувствуя, что симпатична преподавателям, и оттого все более расходясь.

Они опять рассмеялись:

– Нет, «отлично» вы не заслужили. Но и тройкой портить вам зачетку жалко. Словом, ставим «хорошо». Готово! Забирайте зачетку. Но постойте… Письменные работы все-таки привезите нам на кафедру. Хотя бы в течение двух недель.

Она тяжело вздохнула:

– Извините меня, пожалуйста, но я не могу вам этого обещать. Человек слаб. Не буду я вас обманывать. Раз уж оценка у меня в кармане, то о каких письменных работах теперь может идти речь? Ну, скажу я вам «привезу», а сама уже сейчас знаю, что не привезу и не сделаю ничего.

– Верно! – отчего-то обрадовано воскликнули они. – И правда: все в таких случаях обещают, но никто ничего не приносит. Успехов вам! И оставайтесь такой подольше: искренней, непосредственной… Вы сами не понимаете, как вы прекрасны. Ах, молодость, молодость… Неужели и мы с тобой когда-то были такими…

***

 

 

Владимир Владимирович Шахиджанян, легендарный автор харизматического бестселлера «1001 вопрос про ЭТО», столь популярного у студентов старшего поколения, вел, помимо всего прочего, на курсе 90-х годов такой скромный и неброский предмет, как «Машинопись».

Конечно, одной машинописью этот оригинальный человек не ограничивался. На семинарах, именовавшихся «Психология журналистского мастерства», Шахиджанян устраивал прямо куперовские приключения. Студенты, например, получали от Шахиджаняна задания: «Пробиться на громкую премьеру в «Современник» без билета». И кто-то ведь пробивался!

Шахиджанян был потрясающим психологом. Неслучайно он много лет проработал научным сотрудником в лаборатории знаменитого психиатра Арона Исааковича Белкина, президента Общества психоаналитиков РФ.

Две однокурсницы и соседки по комнате в ДАСе пришли сдавать машинопись.

Шахиджанян бросил на них беглый взгляд.

– Вы многое пережили, – обратился он к одной из них. – И я вам поставлю зачет. Можете ничего и не сдавать.

В состоянии глубокого изумления, почти прострации, она протянула свою зачетку.

– А вы, – сказал он ее подруге, – понятия не имеете о трудностях. И я вам их устрою. Сдавать мне будете и пересдавать. До кровавого пота! Вы будете злиться, ненавидеть меня. Ничего. Я привык. Но когда-нибудь, возможно, и скажете слова благодарности. Потому что сама жизнь вам рано или поздно преподаст жестокий и суровый урок. Так лучше это сделаю я. И, будьте покойны, в гораздо более мягкой форме.

Самое удивительное, что Шахиджанян угадал. На долю первой студентки в самом начале учебы выпало немало трудностей. Временами она откровенно голодала, т.к. ее мама, жившая на Украине и работавшая в НИИ, получала зарплату иногда мукой, иногда крупой, а то и обувью, но не деньгами, и не имела возможности помогать дочери. А родители ее подруги находились недалеко, в трех часах от Москвы, и каждые выходные проведывали дочку с полными сумками продуктов. Конечно, однокурсницы жили дружно и ели продукты вместе. Но каков Шахиджанян! Как, каким образом он в одно мгновение столь многое о них понял?!

***

Матрена ходила в университет в тренировочном костюме, синем таком, шерстяном, с широкими белыми лампасами и буквами "СССР" во всю грудную клетку. Сверху она нахлобучивала бежевый плащ, на ногах белели кроссовки. В руке нередко болталась авоська, где блаженно побулькивала, ожидая скорой расправы, початая бутылка водки «Привет» и пара хорошо вымытых помидоров.

Матрена была знаменитой якутской поэтессой. Приезжая на каникулы на родину, в республику Саха, она давала интервью тамошним репортерам прямо у трапа самолета. Я смутно припоминаю заголовки: «Матрена Григорьева: «Я хочу фантастической любви!». Или: «Матрена Григорьева: «Один – ноль в мою пользу». С любовью понятно, ее все хотят, а вот о чем шла речь в «Один-ноль в мою пользу», хоть убейте – не соображу. Разве только... Курсе на третьем мы сдавали государственный экзамен по английскому языку, Матрена иноземным наречиям принципиально не обучалась, и поэтому, подсев к комиссии, неразборчиво залепетала по-якутски. Экзамен у нее приняли с оценкой «хорошо», видимо, просто решили, что у человека плохо с дикцией. Какие, право, деликатные люди. Мне, окончившей английскую спецшколу, тоже поставили «хорошо». Я, впрочем, была не в претензии.

 

***