I. Суперсыщик Калле Блумквист
Астрид Линдгрен
Суперсыщик Калле Блумквист
Суперсыщик Калле Блумквист –
Астрид Линдгрен
Суперсыщик Калле Блумквист
I. Суперсыщик Калле Блумквист
Кровь! Никаких сомнений - это кровь!
Он не отрывал глаз от красного пятна, видимого сквозь увеличительное стекло. Затем, переместив курительную трубку из одного уголка рта в другой, вздохнул: ясное дело, это - кровь. А что еще бывает, когда порежешь палец? Хотя это пятно должно было стать решающим доказательством того, что сэр Генри все-таки убил свою жену. Это пятно - результат одного из самых потрясающих убийств, какие только выпадали когда-либо на долю сыщика. Однако, увы, на самом деле все было совсем иначе. Печальная правда заключалась в том, что ножик выскользнул у Калле из рук, когда он собирался очинить карандаш. Но тут уж, право, сэр Генри совершенно не виноват. И прежде всего потому, что сэра Генри, этого идиота, на свете вообще не существовало. Горько, но факт! Почему некоторым так везет и они рождаются в злачных кварталах Лондона или в преступных кругах Чикаго, где убийства и выстрелы в трущобах - вполне заурядное дело? Между тем как он… Калле невольно оторвал взгляд от кровавого пятна и выглянул в окно.
Там, в лучах летнего солнца, необычайно мирно и спокойно дремала улица Стургатан [1]. Цвели каштаны. На улице не видно было ни души, если не считать кошки пекаря, сидевшей на краю тротуара и облизывавшей лапки. Даже наметанный глаз самого искушенного сыщика не мог бы обнаружить ни малейшего намека на то, что тут было совершено преступление. Да, абсолютно безнадежно быть сыщиком в этом городке! Когда он, Калле, вырастет, он при малейшей возможности подастся в злачные районы Лондона. А может, лучше выбрать Чикаго? Папаша, правда, желает, чтобы он торговал в его бакалейной лавке. В его лавке! Он! Еще чего не хватало! Да, тогда им всем будет сплошная лафа! Ну да, им, этим убийцам и бандитам в Лондоне и Чикаго! Вот уж распояшутся и пойдут убивать всех подряд - налево и направо. И некому будет их остановить. А он, Калле, будет тем временем торчать в отцовской лавке, сворачивать кульки и отвешивать жидкое мыло и дрожжи. Нет уж, увольте, он вовсе не собирается стать каким-то там бакалейщиком-изюмщиком! Сыщик или никто! Папаше придется выбирать! Выбор большой: Шерлок Холмс, Эркюль Пуаро, лорд Питер Уимси [2], Калле Блумквист! Калле смаковал все эти слова. А он, Калле Блумквист, намеревается стать самым лучшим из них всех, вместе взятых!
- Кровь! Никаких сомнений! - удовлетворенно пробормотал он.
На лестнице послышался скрип. Через несколько секунд кто-то рванул дверь, и на пороге предстал разгоряченный и запыхавшийся Андерс.
Оглядев его критическим взглядом, Калле сделал некоторые наблюдения.
- Ты мчался во всю прыть, - сказал он наконец.
Его тон не допускал ни малейшего возражения.
- Конечно, я мчался во всю прыть, - раздраженно заметил Андерс. - А ты, никак, думал, будто меня на носилках принесут?
Калле украдкой спрятал трубку.
И вовсе не потому, что боялся, как бы Андерс не застал его за запретным занятием - с трубкой в зубах. В трубке ни крошки табаку не было! Однако когда сыщик сражается с разными криминалистическими загадками, без трубки просто не обойтись! Даже если в данный момент табак кончился.
- Не прошвырнешься ли со мной, хотя бы ненадолго? - спросил Андерс и рухнул на кровать, где спал Калле.
Калле согласно кивнул головой. Конечно, он пойдет вместе с Андерсом! Ведь в любом случае ему необходимо, как патрульному, хотя бы разок обойти улицы, пока не настал вечер, на случай, если вдруг вынырнет какой-нибудь подозрительный тип! Разумеется, в городе есть полицейские, но уж детективной-то литературы он начитался предостаточно и знает цену им всем. Им не распознать убийцу, даже если они столкнутся с ним нос к носу.
Калле сунул увеличительное стекло в ящик стола. И вот уже они, Андерс и Калле, со страшным шумом мчатся вниз по лестнице, сотрясая дом до самого основания.
- Калле, не забудь, вечером надо полить клубнику!
Эти слова прокричала мама, высунувшись из дверей кухни. Калле успокаивающе помахал ей рукой. Ладно, мол, и так ясно, что надо полить клубнику! Когда-нибудь потом, когда он убедится, что никакие темные личности, затаившие преступные замыслы, не шныряют по улицам.
Да, жаль, конечно, но на это мало надежд. Хотя лучше всего быть настороже. Ведь в фильме «Дело Бакстона» здорово показано, как это бывает. Там преступники самым мирным образом расхаживают по городу, и вдруг - бах! - в ночи раздается выстрел, а потом, не успеешь и глазом моргнуть, как сразу, одно за другим, - целых четыре убийства! На это у негодяев прямой расчет! Разве можно заподозрить что-либо в таком вот маленьком городке в такой вот прекрасный летний день? Но, в таком случае, они не знают Калле Блумквиста!
Лавка находилась в нижнем этаже дома. «Бакалейная лавка Виктора Блумквиста » - было написано на вывеске.
- Попроси у папаши немного карамелек, - предложил Андерс.
Калле и самому пришла в голову эта великолепная идея. Сунув голову в дверь, он увидел, что за прилавком собственной высокой персоной стоит бакалейщик Виктор Блумквист. Это и был его папа.
- Папа, можно, я возьму несколько вон тех, полосатеньких?
Хозяин «Бакалейной лавки Виктора Блумквиста» бросил полный любви взгляд на своего светловолосого отпрыска и добродушно что-то пробормотал. Калле сунул руку в ящик с карамельками. Бормотанье означало, что разрешение дано. Затем он быстро вернулся к Андерсу, сидевшему в ожидании на качелях под грушевым деревом. Но у Андерса в этот миг никакого интереса к тем «полосатеньким» не было. Поглупевшим взглядом уставился он на некий предмет во дворе пекаря. «Предметом» была дочка пекаря Ева Лотта. Она тоже сидела на своих качелях и ела булочку. А к тому же еще, раскачиваясь, напевала песенку, потому что была дамой, сведущей во многих искусствах:
- Жила-была девчонка, звалася Юсефин,
Юсефин-фин-фин, Юсе-юсе-юсе-фин…
У нее был звонкий, милый голосок, который прекрасно слышали и Андерс, и Калле. Калле тоскливым взором смотрел на Еву Лотту, протягивая с отсутствующим видом карамельку Андерсу. Андерс с таким же отсутствующим видом взял карамельку, так же тоскующе глядя на девочку. Калле вздохнул. Он совершенно отчаянно любил Еву Лотту. То же самое чувство испытывал к ней и Андерс. Калле вбил себе в голову, что как только он раздобудет достаточно денег на обзаведение, он во что бы то ни стало сделает предложение Еве Лотте.
Андерс думал абсолютно так же. Однако Калле ничуть не сомневался, что она отдаст предпочтение именно ему - Калле. Сыщик, на счету у которого примерно четырнадцать раскрытых преступлений, - это тебе не машинист! Машинистом как раз собирался стать Андерс.
Ева Лотта качалась и распевала и, казалось, совершенно не подозревала, что за ней наблюдают.
- Ева Лотта! - позвал Калле.
- Всего-то у ней было, что швейная машина,
швейная машина-шина-шина,
швейная ма-ма-ма-машина… -
беззаботно продолжала распевать Ева Лотта.
- Ева Лотта! - хором закричали Андерс и Калле.
- А, это вы! - с невыразимым удивлением произнесла Ева Лотта.
Она слезла с качелей и милостиво подошла к забору, отделявшему ее сад от сада Калле. В заборе не хватало одной доски - Калле собственноручно убрал ее, и это замечательное изобретение позволяло беспрепятственно беседовать через дыру, а также вторгаться в сад пекаря, не утруждая себя какими-либо кружными путями. Андерс втайне досадовал из-за того, что Калле так повезло и он живет совсем рядом с Евой Лоттой. В какой-то степени - это несправедливо! Сам он жил довольно далеко, на другой улице, где он, его родители и маленькие братишки с сестренками теснились все вместе в небольшой комнатке с кухней над папиной сапожной мастерской.
- Ева Лотта, а ты не прошвырнешься с нами в город? - спросил Калле.
Ева Лотта поспешно проглотила последний кусочек булочки.
- С удовольствием, - ответила она, стряхивая крошки с платья.
И они отправились в путь.
Была суббота. Хромой Фредрик был уже пьян и стоял, как всегда, возле кожевенного завода, окруженный толпой слушателей. Калле, Андерс и Ева Лотта также присоединились к этому обществу, чтобы послушать, какие героические подвиги совершал Фредрик, когда был железнодорожным рабочим в Норланде.
Пока Калле слушал, его глаза так и бегали по сторонам. Ни на одну минуту не забывал он о своем гражданском долге. Нет ли в толпе каких-нибудь подозрительных личностей? К сожалению, нет, - вынужден был признаться самому себе Калле. Увы, ни одного человека, которого можно было бы в чем-то заподозрить. И все же - ведь ему не раз приходилось читать, что многие, казавшиеся на первый взгляд совершенно невинными, были вовсе не такие. И уж лучше быть начеку. Вот, например, тащится по улице какой-то парень с мешком на спине…
- А вдруг, - сказал Калле, толкнув в бок Андерса, - а вдруг у него мешок набит краденым серебром?
- А вдруг нет , - нетерпеливо откликнулся Андерс, предпочитавший слушать россказни Хромого Фредрика. - А вдруг в один прекрасный день ты окончательно свихнешься со всеми своими криминальными идеями!
Ева Лотта засмеялась. Но Калле промолчал. Он привык к тому, что его не понимают.
Мало-помалу, как и следовало ожидать, явился полицейский и забрал Хромого Фредрика. Для того проводить субботние ночи в кутузке было привычным делом.
- Где ты шлялся? Давно пора было прийти! - упрекнул Фредрик полицейского Бьёрка, когда тот дружески взял его под руку. - Стой тут целый час и жди! Вам что, никак порядка с городскими хулиганами не навести?
Полицейский Бьёрк улыбнулся, сверкнув своими красивыми зубами.
- Давай пошли, - сказал он.
Толпа слушателей рассеялась. Калле, Андерс и Ева Лотта тоже, медленно, правда, но пошли дальше. Они охотно послушали бы Фредрика еще…
- До чего же красивые каштаны, - сказала Ера Лотта, одобрительно глядя на длинные ряды каштановых деревьев, окаймлявших Стургатан.
- Да, здорово, когда они цветут, - заметил Андерс. - Похожи на свечки!
Вокруг было тихо и спокойно; чувствовался канун воскресенья. То тут, то там в садах ужинали люди. Они уже смыли с себя пыль после работы и празднично оделись. Они болтали и смеялись и, видимо, уютно чувствовали себя на своих маленьких клочках земли, где фруктовые деревья как раз стояли во всем цвету. Андерс, Калле и Ева Лотта бросали долгие взгляды на каждую калитку, мимо которой проходили. Что, если какая-нибудь добрая душа угостит их бутербродом или еще чем-нибудь вкусным? Но на это вроде не похоже.
- Надо придумать какое-нибудь занятие, - сказала Ева Лотта.
И в этот миг где-то вдали послышался свисток паровоза.
- Семичасовой идет! - сказал Андерс.
- Я знаю, что нам делать! - воскликнул Калле. - Спрячемся за сиреневой изгородью в саду Евы Лотты, крепко-накрепко привяжем к какому-нибудь пакету длинную веревку и бросим пакет на улицу. А когда кто-нибудь увидит его и захочет взять, мы ка-ак дернем за веревку! Интересно поглядеть, какую он скорчит рожу.
- Да, похоже, занятие для субботнего вечера подходящее, - согласился Андерс.
Ева Лотта не произнесла ни слова. Но одобрительно кивнула головой.
Пакет тут же изготовили. Все необходимое для этого нашлось в бакалейной лавке Виктора Блум-квиста.
- Можно подумать, будто в пакете что-то ценное, - с удовлетворением сказала Ева Лотта.
- Ага! А теперь посмотрим, кто клюнет на эту наживку! - воскликнул Андерс.
Пакет лежал на булыжной мостовой и выглядел очень заманчиво. В первую минуту и не увидишь, что он крепко-накрепко привязан к веревке, исчезающей за сиреневым кустом в саду пекаря. Очень внимательный прохожий, разумеется, мог бы услыхать затаенное хихиканье и шепот за сиреневой изгородью. Но фру [3]Петронелла Апельгрен, владелица крупнейшей мясной лавки в городе, которая как раз в этот момент шла по улице, была не так внимательна, чтобы услышать или заметить что-либо подозрительное. Зато она увидела пакет и, с трудом наклонившись, потянула за ним руку.
- Тяни, - прошептал Андерс Калле, державшему в руке веревку.
И Калле потянул веревку. С молниеносной быстротой пакет исчез за сиреневым кустом. И вот тут-то фру Апельгрен уж никак не могла не услышать затаенное хихиканье. В ответ она разразилась потоком бранных слов. Дети поняли далеко не все, что она сказала, но все-таки расслышали, как она несколько раз упомянула какое-то «воспитательное заведение» в качестве подходящего местопребывания для этих негодников.
За кустом было теперь совсем тихо. Выпустив последний залп, фру Апельгрен, ворча, удалилась.
- С ней повезло! - сказала Ева Лотта. - Интересно, кто следующий? Надеюсь, он будет такой же злющий!
Но казалось, будто город внезапно целиком вымер. Никто не приходил, и троица, сидевшая за сиреневой изгородью, уже подумывала, не отказаться ли им от этого развлечения.
- Подождите, кажется, кто-то идет! - быстро прошептал Андерс.
И в самом деле, кто-то шел по улице. Только что появившись из-за угла, он быстрыми шагами направился прямо к садовой калитке пекаря. Это был высокий человек в сером костюме, с непокрытой головой и с большой дорожной сумкой в руке.
- Внимание! - снова прошептал Андерс, когда мужчина остановился перед пакетом.
И Калле обратился весь во внимание… Но безуспешно. Легонько присвистнув, человек тут же наступил на пакет ногой.
- О, как величать тебя, моя прекрасная юная дама? - спросил незнакомец, когда некоторое время спустя Ева Лотта в сопровождении обоих своих пажей вылезла из-за куста сирени.
- Ева Лотта Лисандер, - бесстрашно ответила Ева Лотта.
- Так я и думал! - воскликнул незнакомец. - А ведь мы с тобой старые знакомые. Я видел тебя, когда ты была совсем крошкой и только и делала, что лежала в колыбели, кричала, плевалась и целыми днями вела себя безобразно.
Ева Лотта гордо вскинула голову. Она не могла поверить, что когда-нибудь была такой маленькой.
- Сколько же лет тебе сейчас? - спросил незнакомец.
- Тринадцать, - ответила Ева Лотта.
- Тринадцать лет! И уже два кавалера! Один блондин, другой брюнет! Тебе явно по душе разнообразие, - с легкой дразнящей улыбкой произнес незнакомец.
Ева Лотта еще раз вскинула голову. Незачем стоять тут и выслушивать оскорбления от какого-то типа, которого она знать не знает.
- А вы кто такой, дяденька? - поинтересовалась и она, подумав про себя, что кто бы он ни был, но и он небось плевался, лежа в колыбели. Да-да, и он тоже!
- Кто я? Я дядюшка Эйнар, двоюродный брат твоей мамы, моя прекрасная юная дама!
Он дернул Еву Лотту за белокурый локон.
- А вообще-то как зовут твоих кавалеров?
Ева Лотта представила Андерса и Калле; темная и светлая головы склонились в безупречном поклоне.
- Славные ребята, - одобрительно сказал дядя Эйнар. - Но замуж за них не выходи! Выходи лучше за меня, - продолжал он, громко смеясь. - Я построю тебе замок, в котором ты сможешь целыми днями бегать и играть.
- Вы, дядюшка, для меня слишком старый, - дерзко ответила Ева Лотта.
Андерс и Калле почувствовали себя несколько лишними. Что еще за долговязый хмырь свалился на их головы?!
«Приметы, надо запомнить его приметы!» - сказал самому себе Калле.
Он взял себе за правило запоминать приметы всех незнакомых личностей, какие только встречались на его пути. Кто знает, многие ли из них на самом деле порядочные?
«Приметы: каштановые, зачесанные кверху волосы, глаза - карие, брови срослись, нос прямой, слегка выступающая вперед челюсть, могучий подбородок, серый костюм, коричневые ботинки, непокрытая голова, коричневая же дорожная сумка, называет себя дядюшкой Эйнаром. Пожалуй, все. А, совсем забыл: на правой щеке маленький красный шрам».
Калле постарался запомнить все приметы дядюшки Эйнара.
«Ехидина!» - добавил он про себя.
- Скажи, моя маленькая соплюшка, твоя мама дома? - спросил дядя Эйнар.
- Да, вот она идет!
Ева Лотта показала рукой на даму, идущую по дорожке сада. Когда та подошла ближе, оказалось, что глаза у нее - такие же голубые и веселые, а волосы - такие же светлые, как у Евы Лотты.
- Надеюсь, меня узнали! Имею честь! - Дядя Эйнар учтиво поклонился.
- Боже мой, это ты, Эйнар! Сколько лет, сколько зим! Давненько мы тебя не видели! Откуда ты свалился как снег на голову?
Глаза фру Лисандер стали совершенно круглыми от удивления.
- С луны! - ответил дядя Эйнар. - Чтобы чуточку взбодрить вас в вашей занудной глухомани.
- И вовсе он не с луны, - с досадой сказала Ева Лотта. - Он приехал семичасовым поездом.
- Все те же старые шуточки, - усмехнулась фру Лисандер. - Почему же ты не написал, что собираешься приехать?
- Ну уж нет, моя милая девочка. Мое жизненное кредо - никогда не пиши о том, что можешь изложить лично. Ты ведь знаешь, я из тех, кто делает все, что им в голову взбредет. А как раз недавно я подумал, как славно было бы устроить себе небольшой отпуск; и вспомнил вдруг, что у меня есть необычайно славная кузина, которая живет в необычайно славном маленьком городке. Примешь гостя?
Фру Лисандер долго не раздумывала. Хотя не так-то легко с бухты-барахты принимать гостей… Ну да ладно, пусть живет в мансарде.
- И у тебя невероятно славная дочка, - добавил дядя Эйнар, ущипнув за щечку Еву Лотту.
- Аи, отстаньте! - воскликнула Ева Лотта. - Мне же больно!
- Этого я и добивался, - объявил дядя Эйнар.
- Само собой, добро пожаловать, - сказала фру Лисандер. - Сколько времени продлится твой отпуск?
- Ну, это еще не известно. Откровенно говоря, я хочу порвать с фирмой, где работаю. И подумываю, не податься ли мне за границу. В этой стране у людей нет будущего. Все топчется на одном и том же месте.
- И вовсе нет, - горячо возразила Ева Лотта. - Наша страна самая лучшая на свете!
Склонив голову набок, дядя Эйнар посмотрел на Еву Лотту.
- Как ты выросла, малютка Ева Лотта, - сказал он и тут же снова разразился своим напоминающим конское ржание смехом, который Ева Лотта уже возненавидела от всего сердца.
- Мальчики помогут тебе с вещами, - распорядилась фру Лисандер, кивнув в сторону дорожной сумки.
- Ну уж нет! Лучше я сам, - сказал дядя Эйнар.
В ту ночь Калле проснулся оттого, что комар укусил его в лоб. И раз уж он все равно не спал, мальчик счел, что, пожалуй, не мешает поглядеть, как некоторые негодяи и бандиты играют поблизости в свои преступные игры. Сначала он посмотрел в окно на Стургатан. Там было безлюдно и пустынно. Затем Калле, скрытый шторой, глянул украдкой в другое окно, выходящее в сад пекаря. Там, окруженный яблоневыми деревьями, стоял дом, погруженный в темноту и сон. Лишь в окошке мансарды горел свет. А на фоне шторы виднелась темная тень…
«Дядюшка Эйнар, какой же он дурак и как странно ведет себя», - подумал Калле.
Темная тень непрерывно двигалась по комнате: взад-вперед, взад-вперед. Должно быть, беспокойная натура этот дядюшка Эйнар.
«И чего он там мечется?» - снова подумал Калле, тут же прыгнув в свою уютную постель.
Уже в восемь часов утра в понедельник услыхал он лихой посвист Андерса под окном. У них троих - у Андерса, у него и у Евы Лотты - был один общий условный сигнал.
Калле быстро оделся. Его ожидал новый, прекрасный, увлекательный день - без забот, без хождения в школу и без всяких других обязанностей, кроме как поливать клубнику и следить, нет ли по соседству каких-нибудь тайных преступников. Но все это не требовало особенных усилий.
Стояла великолепная погода. Калле выпил стакан молока, съел бутерброд и рванул к двери, прежде чем мама успела изложить хотя бы половину всех заманчивых предложений, которые хотела преподнести ему вместе с завтраком.
Теперь осталось лишь выудить из дому Еву Лотту. По каким-то причинам Калле и Андерс считали не совсем приличным пойти и просто-напросто вызвать ее. Строго говоря, водиться с девчонкой было неприлично. Но тут уж ничего не поделаешь! Ева Лотта вносила веселье и радость. Она была не из тех, кто отступает, когда речь идет о какой-либо проказе. Она была такой же дерзкой, быстрой и ловкой, как любой мальчишка. А когда перестраивали водонапорную башню, она залезала на деревянные леса так же высоко, как Андерс и Калле. Когда же полицейский Бьёрк увидел их и велел, безопасности ради, немедленно убираться с крыши, она совершенно спокойно уселась на самый конец доски, где у кого угодно закружилась бы голова, и, смеясь, крикнула:
- Поднимайся наверх и забери нас отсюда!
Она, вероятно, и не подозревала, что полицейский Бьёрк поймает ее на слове! Однако Бьёрк был лучшим гимнастом в добровольном спортивном обществе города. И ему понадобилось всего лишь несколько секунд, чтобы забраться наверх к Еве Лотте.
- Попроси папу купить тебе лучше трапецию, - посоветовал он девочке. - Потому что если ты сверзишься с трапеции, у тебя, по крайней мере, останется какой-то шанс не сломать себе шею!
Затем, крепко обхватив Еву Лотту за талию, он спустился с ней вниз. Андерс и Калле тут же с видимой поспешностью слезли сами. С тех пор им очень нравился полицейский Бьёрк. И как уже говорилось, им нравилась также Ева Лотта, совершенно независимо от того, что оба они собирались жениться на ней.
- Храбрая, - одобрил девочку Андерс, - сказать такое полицейскому! Не многие девчонки способны на это. Да и не многие мальчишки тоже!
Ну, а в тот темный осенний вечер, когда они устроили «кошачий концерт» этому зловредному бухгалтеру, который так жестоко обращался со своей собакой… Ева Лотта, стоя под окнами, водила канифолью по нитке, продетой в иголку, до тех пор, пока бухгалтер не выскочил из дома и чуть не схватил ее на месте преступления. Но Ева Лотта быстро перепрыгнула через забор и исчезла в переулке Ботмансгренден [4], где ее ждали Андерс и Калле.
Нет, Ева Лотта была девчонкой что надо! В этом Андерс и Калле были абсолютно уверены. Андерс снова лихо свистнул в надежде, что его сигнал дойдет и до Евы Лотты. Так оно и случилось. Ева Лотта вышла из дома. Но в двух шагах за ее спиной вырос вдруг дядя Эйнар.
- А можно этому маленькому славному мальчику поиграть с вами? - спросил он.
Андерс и Калле смущенно посмотрели на него.
- Ну, например, в горелки? - заржал дядя Эйнар. - Я буду убегать от вас и петь: «Гори, гори ясно, чтобы не погасло!»
- Фи! - засмеялась Ева Лотта.
- А может, мы сходим посмотреть на развалины замка? - предложил дядя Эйнар. - Ведь они, верно, сохранились?
Да, конечно, развалины сохранились. Ведь это была самая большая достопримечательность города! Все туристы сначала обозревали их, а уже потом ходили смотреть роспись на сводчатом потолке местной церкви, хотя, разумеется, в городе появлялось не так уж много туристов.
Развалины находились на вершине холма и смотрели сверху вниз на маленький городок.
В стародавние времена некий могущественный вельможа построил этот замок, а потом мало-помалу по соседству с ним вырос и городок. Маленький городок по-прежнему жил и процветал, но от старинного замка остались лишь живописные развалины.
Калле, Андерс и Ева Лотта ничего не имели против того, чтобы посмотреть на развалины - одно из их излюбленных прибежищ. В старых залах можно было играть в прятки, а еще - защищать замок от якобы штурмующих его врагов.
Дядя Эйнар быстро шел по узкой тропке, извивающейся в сторону развалин. Калле, Андерс и Ева Лотта бежали сзади. Время от времени они бросали друг на друга затаенные взгляды и понимающе подмигивали.
- Я охотно дал бы ему ведерко и лопатку - пусть бы сидел где-нибудь один и играл сам с собой, - прошептал Андерс.
- Как бы не так, станет он играть один, жди! - сказал Калле. - Когда взрослые вобьют себе в голову, что будут играть с детьми, тут уж ничего не поделаешь, заруби себе на носу!
- Без развлечений они никак не могут - в этом все дело! - решила Ева Лотта. - Но раз уж он мамин кузен, придется с ним поиграть. А не то станет канючить…
Ева Лотта удовлетворенно фыркнула.
- А вдруг у него жутко длинный отпуск! - сказал Андерс. - Наплачемся тогда с ним!
- О, он, верно, скоро махнет за границу, - сказала Ева Лотта. - В этой стране ведь жить нельзя. Ты сам слышал, что он говорил.
- По мне, пусть катится, я плакать не буду, - заметил Калле.
Густые заросли шиповника вокруг развалин были усеяны цветами. Жужжали шмели. Казалось, воздух дрожит от жары. Но в развалинах царила прохлада. Дядя Эйнар одобрительным взглядом окинул окрестности.
- Жаль, что нельзя спуститься вниз, в подземелье, - сказал Андерс.
- Это еще почему? - удивился дядя Эйнар.
- Да там поставили толстенную дверь, - стал рассказывать Калле. - И она заперта на замок. Ясное дело, там внизу много всяких потайных ходов и погребков, там мокро и сыро, поэтому и не хотят, чтобы туда ходили. А ключ наверняка у бургомистра.
- Раньше многие падали там и ломали ноги, - объяснил Андерс. - А один малыш чуть не заблудился, так что теперь туда никому ходить нельзя. Очень жалко, ведь там можно бы здорово поразвлечься.
- А вам очень хочется спуститься вниз? - спросил дядя Эйнар. - Если хочется, я могу вам это устроить.
- А как? - спросила Ева Лотта.
- Вот так! - ответил дядя Эйнар, вытащив из кармана какую-то крошечную железку.
Он повозился немного с замком, и дверь тотчас же, скрипя, распахнулась.
Изумленные дети с нежностью смотрели то на дядю Эйнара, то на дверь. Колдовство, да и только.
- Как ты это сделал, дядюшка Эйнар? Можно мне посмотреть на эту штучку? - сгорая от любопытства, спросил Калле.
Дядя Эйнар снова вытащил из кармана маленький металлический предмет.
- Это… это отмычка? - спросил Калле.
- Молодец, догадался! - ответил дядя Эйнар. Калле был сверхсчастлив, он столько читал про разные отмычки, но никогда ни одной не видел.
- Можно подержать ее в «руках? - попросил он.
Дядя Эйнар разрешил, и Калле почувствовал, что настал великий момент в его жизни. Но потом его поразила внезапная мысль. Судя по книгам, с отмычками большей частью расхаживали всякие темные личности. Тут не мешало бы разузнать поподробней.
- А зачем тебе, дядюшка Эйнар, отмычка? - спросил он.
- Потому что я не люблю запертых дверей, - отрезал дядя Эйнар.
- А мы не спустимся вниз? - спросила Ева Лотта. - Подумаешь, отмычка ведь не самое главное на свете, - добавила она таким тоном, словно всю жизнь только и занималась тем, что открывала двери отмычками.
Андерс уже спускался по полуразрушенной лестнице, которая вела в подземелье. Его карие глаза светились жаждой приключений. До чего интересно! Это только Калле считает отмычку чем-то удивительным. Ну, а старые тюремные пещеры - разве это не замечательно?! Чуточку фантазии, и можно почти услышать звон цепей, которыми несчастных узников приковывали тут много сотен лет тому назад.
- Ух! Надеюсь, они не бродят здесь как привидения, - сказала Ева Лотта и стала спускаться вниз по лестнице, робко оглядываясь по сторонам.
- Кто его знает, - сказал дядя Эйнар. - Подумать только, а вдруг явится старое замшелое привидение да как ущипнет тебя! До синяков! Вот так!
- Аи! - воскликнула Ева Лотта. - Перестаньте щипаться! Теперь-то уж точно у меня будет синяк!
Она гневно растирала свою руку.
Калле и Андерс рыскали вокруг, как две ищейки.
- Подумать только, если бы остаться внизу сколько хочешь! - восхищенно воскликнул Андерс. - И составить карту развалин и подземелья. Да еще устроить здесь секретное убежище.
Он заглянул в темные тайные ходы, разветвлявшиеся во все стороны.
- Здесь можно разыскивать человека целых две недели и не найти ничего, даже маленькой пушинки. Если совершишь какое-нибудь преступление и захочешь спрятаться, то лучше места, чем эта тюряга, не найти.
- Ты так думаешь? - спросил дядя Эйнар.
Калле бродил вокруг, уткнувшись носом чуть ли не в самую землю.
- Боже мой, что ты делаешь? - поинтересовался дядя Эйнар.
Калле чуть покраснел.
- Я только хочу посмотреть, не осталось ли каких-нибудь следов после всех этих бедолаг, сидевших здесь в тюрьме!
- Дурачок! - сказала Ева Лотта. - После них здесь перебывала уже уйма народу.
- Дядюшка Эйнар, вы, наверное, и не знаете, что Калле у нас - суперсыщик?
Голос Андерса, произнесшего эти слова, звучал чуть насмешливо и высокомерно.
- Подумать только, а я и не знал! - произнес дядя Эйнар.
- Да, это правда, и он один из самых лучших на свете. Он - суперсыщик!
Калле угрюмо уставился на Андерса.
- Никакой я не сыщик, - сказал он. - Но мне интересно думать о всяких таких вещах. Например, о мошенниках, которые попадаются с поличным… Что худого в таких мыслях?
- Абсолютно ничего, мой милый мальчик. Надеюсь, ты скоро поймаешь целую шайку мошенников, свяжешь их и отведешь в полицию.
Дядя Эйнар снова заржал как лошадь. Калле же злился, что никто не принимает его всерьез.
- Не забивай себе башку! - продолжал Андерс. - Ведь самое большое преступление в этом городе произошло тогда, когда Хромой Фредрик спер в церкви кружку с пожертвованиями. Да и то вернул ее обратно, как только протрезвился.
- А теперь он всегда по субботам и воскресеньям сидит в кутузке, так что даже такого преступления ему не повторить, - засмеялась Ева Лотта.
- А не то мог бы, Калле, спрятаться в следующий раз за его спиной и поймать мошенника с поличным, - сказал Андерс. - Так что на твоем счету был бы хоть один негодяй.
- Не будем злорадствовать, - сказал дядя Эйнар. - Вот увидите, в один прекрасный день господин суперсыщик утрет вам нос и схватит за руку кого-нибудь, укравшего шоколадку в лавке его папы.
Калле весь кипел от злости. Ну ладно, пусть уж Андерс и Ева Лотта смеются над ним, но больше никто не смеет этого делать, а уж меньше всего пересмешник дядя Эйнар.
- Да, милый Калле, - сказал дядя Эйнар. - Будешь молодцом, если справишься со всеми этими делами! Нет, нет, оставь, брось сейчас же!
Последние слова относились к Андерсу, который, вытащив огрызок карандаша, приготовился расписаться на гладкой каменной стене.
- А разве нельзя?! - удивилась Ева Лотта. - Давайте все распишемся и поставим сегодняшнее число. Вот будет классно! Может, мы придем сюда еще много раз, когда станем жутко-прежутко старыми, ну, лет по двадцать пять или что-нибудь в этом роде. Вот было бы здорово - найти наши имена здесь внизу!
- Да, они напомнили бы нам о нашей былой молодости, - сказал Андерс.
- Ну ладно, делайте тогда что хотите, - согласился дядя Эйнар.
Калле было заупрямился и сначала не желал вместе со всеми писать свое имя на стене. Но потом передумал, и вскоре уже все три имени были аккуратно написаны в один ряд на стене: «Ева Лотта Лисандер, Андерс Бенгтссон, Калле Блумквист».
- А вы, дядюшка Эйнар, разве не хотите написать и свое имя тоже? - удивилась Ева Лотта.
- Можешь быть абсолютно уверена, что я делать этого не стану, - сказал дядя Эйнар. - Вообще-то здесь холодно и сыро. А это не очень полезно для моих старых костей. Пошли-ка лучше на солнышко!
- И еще одно, - продолжал он как раз в тот самый миг, когда за ними снова закрылась дверь. - Мы здесь не были, понятно? Никакой болтовни!
- Что еще за новости, почему нам нельзя никому говорить об этом? - недовольно спросила Ева Лотта.
- Нет, моя прекрасная юная дама! Это - государственная тайна! - заявил дядя Эйнар. - И не забывай об этом! А не то я, может, снова тебя ущипну.
- Только попробуйте, дядюшка! - пригрозила дяде Эйнару Ева Лотта.
Когда они вышли из-под сумрачных сводов развалин замка, солнечный свет ослепил их, а жара показалась почти невыносимой.
- А что, если я попытаюсь завоевать среди вас некоторую популярность? - спросил дядя Эйнар. - Если я предложу вам по стакану лимонада с пирожными в Кондитерском саду?
Ева Лотта милостиво кивнула:
- Иногда, дядюшка, ваш котелок варит неплохо!
В кафе на свежем воздухе им достался столик возле самого барьера, на спуске к реке. Оттуда можно было бросать крошки хлеба маленьким голодным окунькам, которые приплывали к ним со всех сторон и чуть ли не выскакивали на поверхность воды. Несколько высоких лип отбрасывали приятную тень. А когда дядя Эйнар заказал целое блюдо пирожных и три стакана лимонада, даже Калле начал находить его присутствие в городе вполне терпимым.
Дядя Эйнар раскачивался на стуле, бросал крошки хлеба окунькам, барабанил пальцами по столу и насвистывал песенку, а потом вдруг сказал:
- Ешьте сколько влезет, но только быстрее! Не можем же мы сидеть здесь целый день!
«Какой-то он чудной! - подумал Калле. - Вот уж непоседа! Никогда не хочет заниматься подолгу одним и тем же».
Он все больше и больше убеждался в том, что дядя Эйнар - натура беспокойная. Сам Калле сидел бы в Кондитерском саду сколько душе угодно, наслаждаясь и пирожными, и маленькими веселыми окуньками, и солнцем, и музыкой. Он не мог понять, как можно торопиться уйти отсюда.
Дядя Эйнар посмотрел на часы.
- Верно, стокгольмские газеты уже пришли. Пора! Ты, Калле, молодой и шустрый, сбегай-ка в киоск и купи мне какую-нибудь газету!
«Ясное дело, кроме меня бегать некому», - подумал Калле.
- Андерс значительно моложе и шустрее меня! - сказал он.
- В самом деле?
- Да, он родился на пять дней позже! Хотя он, разумеется, не такой услужливый! - сказал Калле, поймав на лету крону, брошенную ему дядей Эйнаром.
«Но зато я, по крайней мере, загляну в газету, - сказал самому себе Калле, купив газету в киоске. - Посмотрю хотя бы заголовки и картинки».
Газета была почти такой же, как всегда. Сначала множество материалов об атомной бомбе и еще больше - о политике, которые никому не интересны. А потом: «Автобус сталкивается с поездом », «Жестокое нападение на пожилого человека » и «Бодливая корова сеет панику », «Крупная кража драгоценностей… » и «Почему так высоки налоги? ».
«Ничего особо интересного», - решил Калле.
Но дядя Эйнар жадно схватил газету. Торопливо перелистав ее, он добрался до последней страницы, где были напечатаны «Последние новости». Тут он углубился в чтение какой-то статьи и даже не услышал, когда Ева Лотта спросила его, можно ли ей взять еще пирожное.
«Что может так здорово интересовать его?» - подумал Калле.
Ему страшно хотелось заглянуть в газету через плечо дяди Эйнара. Но он не был уверен, что тому это понравится. Дядя Эйнар явно прочитал только одну статью, потому что газета выпала у него из рук и он даже не пытался поднять ее и взять с собой, когда они сразу после этого ушли из Кондитерского сада.
На Стургатан расхаживал, исполняя свои служебные обязанности, полицейский Бьёрк.
- Привет! - крикнула Ева Лотта.
- Привет! - ответил, отдавая честь, полицейский. - Ты еще ниоткуда не свалилась и не сломала себе шею?
- Пока нет, - весело ответила Ева Лотта. - Но завтра я собираюсь влезть на вышку в Городском парке, так что тогда, возможно, это произойдет. Если, разумеется, вы, полицейский Бьёрк, не явитесь туда и не снимите меня с вышки!
- Я попытаюсь, - ответил полицейский и снова отдал ей честь.
Дядя Эйнар ущипнул Еву Лотту за ухо.
- Вот как, ты водишь дружбу с полицейскими властями! - сказал он.
- Аи, отстаньте! - пискнула Ева Лотта. - Разве он не милый, ну прямо до смерти.
- Кто? Я? - спросил дядя Эйнар.
- Еще чего! - фыркнула Ева Лотта. - Ясное дело, полицейский Бьёрк.
У скобяной лавки дядя Эйнар остановился.
- До свидания, малявки, - попрощался он. - Я ненадолго зайду сюда.
- Чудесно! - воскликнула Ева Лотта, когда он исчез.
- Да, ты права, хоть он и приглашает в Кондитерский сад, но когда сам вечно торчит рядом, тут не разойдешься, - согласился Андерс.
Андерс и Ева Лотта немного поразвлекались, стоя на речном мосту и состязаясь, кто дальше плюнет в реку. Калле в этом не участвовал. Ему внезапно пришло в голову: а не посмотреть ли, что же дядя Эйнар купил в скобяной лавке? «Самая обыкновенная рутинная работа! Азбука сыскного дела», - сказал он самому себе. Ведь о человеке можно многое узнать хотя бы по тому, что он покупает в скобяных лавках. «Если дядюшка Эйнар купит электрический утюг, - раздумывал Калле, - значит, он - хозяйственная натура, а если самоходные санки, да, если самоходные санки… значит, он - немного не в себе! Сейчас, когда снега нет, а на дворе - лето, зачем ему самоходные санки? Спорю, охотится он вовсе не за санками!»
Встав у витрины, Калле заглянул в лавку. Там у прилавка стоял дядя Эйнар, а продавец как раз что-то показывал ему. Калле, прикрыв глаза рукой, попытался разглядеть, что же это такое. То был… то был карманный фонарик!
Калле думал так, что у него трещала голова. «Для чего дядюшке Эйнару карманный фонарик? Да еще посреди лета, когда почти всю ночь светло? Сначала отмычка, потом - карманный фонарик! Все это в высшей степени таинственно и подозрительно. Дядя Эйнар и сам в высшей степени таинственная личность», - решил Калле. А он, Калле Блумквист, не из тех, кто позволит некоторым подозрительным личностям шататься вокруг безо всякого надзора. За дядей Эйнаром отныне будет установлено специальное наблюдение со стороны Калле Блумквиста.
Внезапно он вспомнил: «Газета!» Если таинственная личность так необычайно интересуется тем, что написано в газете, то это тоже подозрительно и нуждается в более пристальном исследовании. Самая обыкновенная рутинная работа!
Он помчался обратно в Кондитерский сад. Газета по-прежнему лежала на столе. Калле взял ее и сунул за пазуху. Газету надо приберечь: потом пригодится! Даже если ему сейчас не удастся выяснить, что так ретиво вычитывал в газете дядя Эйнар, она все равно может, пожалуй, послужить путеводной нитью в будущем.
Знаменитый сыщик Блумквист отправился домой и, весьма довольный собой, полил клубнику.
- Что-то надо делать, - сказал Андерс. - Не можем же мы все лето болтаться просто так, без дела. Что бы такое придумать?
Он запустил пальцы в свои густые темные волосы с таким видом, словно погрузился в глубокие размышления.
- Пять эре [5]за шикарную идею, - предложила Ева Лотта.
- Цирк, - чуть помедлив, сказал Калле. - Что, если нам устроить цирк?
Ева Лотта спрыгнула с качелей.
- Пятиэровик твой! Начнем немедленно!
- Но где мы его устроим? - поинтересовался Андерс.
- Да в нашем саду! - решила Ева Лотта. - А где же еще?
Да, сад пекаря годился почти для любой затеи. Так почему бы не устроить там и цирк? Более ухоженная часть сада с роскошными клумбами и расчищенными дорожками простиралась перед жилым домом. Но за домом, там, где сад небольшим клином нависал над рекой, он рос сам по себе. И там было идеальное место для всякого рода игр - ровная площадка, поросшая низкой травой, которая замечательно годилась и для футбола, и для крокета, и для всевозможных спортивных упражнений. Здесь же поблизости находилась пекарня. Поэтому дивный запах свежеиспеченного хлеба постоянно носился над этой частью сада, удивительно приятно смешиваясь с запахом сирени. И если упрямо вертеться возле пекарни, то могло случиться так, что папа Евы Лотты высунет свою словно поросшую белым мхом светловолосую голову из открытого окна и спросит, не хочет ли кто свежего хлебца или венскую булочку.
Внизу, ближе к реке, росло несколько старых вязов, и до чего ж замечательно было взбираться на их высокие кроны! Это было совсем нетрудно! Да и какой изумительный вид открывался оттуда на весь город! Вот река, которая, подобно серебряной ленте, извивается среди старинных домов. Вот сады и маленькая, стародавних времен, деревянная церковка. Еще дальше, на холме, - плоскогорье, увенчанное развалинами замка…
Река составляла естественную границу сада пекаря. Шишковатая ива простирала свои ветки далеко над водой. Можно было, сидя на верхушке дерева, удить рыбу, чем частенько и занимались Ева Лотта, Андерс и Калле. Хотя Ева Лотта, естественно, почти всегда претендовала на самое лучшее место.
- Цирк должен быть возле пекарни, - заявила Ева Лотта.
Калле и Андерс согласно кивнули.
- Нам надо раздобыть брезент, - сказал Андерс. - Затем выгородить площадку и поставить скамейки для зрителей. А дальше - все ясно! Можно начинать!
- А что, если нам сначала все-таки поупражняться в каких-нибудь акробатических номерах? - насмешливо предложил Калле. - Тебе, Андерс, разумеется, стоит только показаться перед зрителями, как люди тут же станут денежки выкладывать! Ты же - прирожденный клоун, тут и репетировать нечего! А вот нам, верно, надо подготовить несколько акробатических номеров и еще что-нибудь в этом же роде!
- Я буду не просто наездницей, а вольтижером! - восторженно заявила Ева Лотта. - Возьму в пекарне нашего коня, который развозит хлеб! До чего будет чудесно!
Она стала посылать воздушные поцелуи воображаемой публике.
- Прыжки на коне, вольтижировка, высшая школа верховой езды, наездница Ева Шарлотта! Представляете меня верхом на коне?
Калле и Андерс с обожанием смотрели на нее. Еще бы, они отлично представляли ее себе верхом на коне.
Живо и весело взялись новоиспеченные артисты цирка за работу. А уж место лучше того, что предложила Ева Лотта, трудно было отыскать. Южная стена пекарни составляла нужный фон для артистов. А на твердой, покрытой травой площадке вполне поместятся и арена, и зрители. Единственное, что было нужно, - это парусиновый навес, который закрывал бы арену от зрителей и мог бы отодвигаться в сторону, когда начнется представление. Самой же большой заботой было переодевание артистов. Но быстрый ум Евы Лотты тут же нашел решение. Над пекарней возвышался чердак, и через большой люк под самой крышей туда подавали товары прямо со двора, не пользуясь лестницей.
- А раз можно загружать туда вещи, то их можно и выгружать оттуда, - решила Ева Лотта. - Значит, и мы можем вылезать оттуда. Привяжем наверху крепко-накрепко веревку и будем всякий раз съезжать по ней вниз, когда настанет наш черед выступать. А когда номер окончится, мы осторожно ускользнем с арены, так, чтобы зрители не заметили, поднимемся по внутренней лестнице и останемся на чердаке до следующего выхода. Будет просто колоссально и необыкновенно, верно?
- Да, это будет колоссально и необыкновенно! - подтвердил Андерс. - Если ты сможешь еще заставить коня, который развозит хлеб, так же съезжать вниз по веревке, это будет еще колоссальнее и необыкновеннее. Но это, верно, еще труднее. Конечно, конь объезженный и послушный, но ведь есть же и для коня пределы его возможностей!
Об этом Ева Лотта как-то не подумала. Во всяком случае, отступаться от своей блестящей идеи она не пожелала.
- Когда настанет мой черед выходить на арену и скакать верхом, кому-то из вас придется стать конюхом и провести коня, который развозит хлеб, между рядами зрителей. А затем поставить его прямо перед люком, и тогда я - бум! - съеду ему прямо на спину.
Тотчас начались репетиции и тренировки. Калле одолжил брезент у папы. Андерс съездил на велосипеде на лесопильню неподалеку от города и купил мешок опилок, чтобы посыпать арену. Веревку крепко привязали на чердаке, и трое цирковых артистов упражнялись все время, съезжая вниз, до тех пор, пока не забыли обо всем на свете.
Но однажды в разгар тренировки медленно приплелся дядя Эйнар.
- Подумать только, он обошелся без нас! - воскликнула Ева Лотта. - После обеда он все время болтается один!
- Кто из вас сбегает на почту с моим письмом? - крикнул дядя Эйнар.
Все трое посмотрели друг на друга. Собственно говоря, желания идти ни у кого из них не было. Но тут в душе Калле пробудилось чувство долга. Ведь дядя Эйнар - личность таинственная, а за корреспонденцией таинственных личностей необходимо следить.
- Это сделаю я! - поспешно воскликнул он. Ева Лотта и Андерс с радостным изумлением посмотрели друг на друга.
- Ты почти как скаут [6]: всегда готов! - сказал дядя Эйнар. Схватив письмо, Калле помчался на почту. Отбежав на почтительное расстояние, он тут же взглянул на адрес: «Фрёкен [7]Лоле Хельберг, Стокгольм, до востребования», - было написано на конверте.
«До востребования» означало, что адресат сам должен получить письмо на почте, Калле это знал.
«Темнит, - подумал Калле. - Почему он не напишет ей по домашнему адресу?»
Вытащив записную книжку из кармана брюк, он раскрыл ее.
«Список всех подозрительных личностей», - стояло на самом верху страницы. Раньше список охватывал немалое число разных лиц. Но потом Калле скрепя сердце был вынужден повычеркивать их всех до единого после того, как ему так и не удалось уличить их в чем-либо преступном. Теперь же в списке был только один-единственный человек: дядя Эйнар. Его имя было подчеркнуто красным, и ниже чрезвычайно обстоятельно выписаны все его приметы. За приметами шел новый раздел: «Особо подозрительные обстоятельства», и в нем стояло: «Имеет отмычку и карманный фонарик». Естественно, у самого Калле тоже был карманный фонарик, но это же совсем другое дело!
С некоторым трудом выудив из кармана огрызок карандаша, он, прислонившись к забору, сделал следующее дополнение в записной книжке: «Переписывается с фрекен Лолой Хельберг в Стокгольме, до востребования».
Затем Калле пустился бежать к ближайшему почтовому ящику и через несколько минут вернулся назад в «Калоттан», как после зрелых размышлений был окрещен их цирк.
- Что означает это слово? - спросил дядя Эйнар.
- «Ка» - это Калле, «Лотт» - Ева Лотта, а «Ан» - Андерс, яснее ясного, - объяснила Ева Лотта. - А вообще-то, дядюшка Эйнар, вам нельзя смотреть, как мы репетируем.
- Жестокая весть, - сказал дядя Эйнар. - Что же прикажете мне целый день делать?
- Спуститься вниз к реке и поудить рыбу, - предложила Ева Лотта.
- О небо! Ты хочешь, чтобы у меня был нервный срыв?
«Очень беспокойная натура», - подумал Калле.
Ева Лотта, между прочим, не знала сострадания. Она немилосердно, не обращая внимания на его мольбы, прогнала дядю Эйнара. И репетиции в цирке «Калоттан» пошли без перерыва. Андерс был самым сильным и самым гибким и ловким: поэтому-то он по справедливости и стал директором цирка.
- Но я тоже хочу немножко пораспоряжаться, - заявила Ева Лотта.
- Хватит, ты и так распоряжаешься, и не немножко, - сказал Андерс. - Кто из нас директор, ты или я?
Директор цирка вбил себе в голову, что он должен сколотить настоящую, высокого класса группу акробатов, и заставлял Калле с Евой Лоттой тренироваться по нескольку часов в день.
- Ну вот, теперь хорошо, - удовлетворенно сказал он, когда Ева Лотта в голубом костюме гимнастки, улыбающаяся и стройная, выпрямилась, стоя одной ногой на его плече, а другой - на плече Калле. Мальчики же, широко раздвинув ноги, оперлись на зеленую доску качелей. Так что Ева Лотта поднялась гораздо выше в воздух, чем ей, собственно говоря, самой хотелось. Но она скорее бы умерла, чем призналась, что, когда она смотрит вниз, в животе у нее возникают какие-то неприятные ощущения.
- Было бы просто здорово, если бы ты хоть разок постояла на руках, - выдавил из себя Андерс, пытаясь сохранить равновесие. - Это произвело бы сильное впечатление на зрителей.
- Было бы просто здорово, если бы ты уселся на собственную голову, - отрезала Ева Лотта. - Это произвело бы еще более сильное впечатление на зрителей.
И в этот самый миг в саду раздался ужасающий вой, за ним последовали душераздирающие вопли. Какое-то существо попало в величайшую беду. Ева Лотта закричала и, рискуя жизнью, спрыгнула на землю.
- Ой, что это, ради всего святого? - спросила Ева Лотта.
Все трое выбежали из цирка. Через секунду им навстречу выкатился какой-то серый клубок. Именно этот клубок и издавал те самые ужасающие вопли. А клубком был всего лишь Туссе, котенок Евы Лотты.
- Туссе, о Туссе, что же это? - пролепетала Ева Лотта.
Она схватила котенка, не обращая внимания на то, что он царапался и кусался.
- О, - сказала Ева Лотта, - кто-то… О, как не совестно, кто-то крепко привязал к его хвостику эту дрянь, чтобы напугать котенка до смерти!
К хвосту котенка был привязан шнурок, а на шнурке болталась жестянка, которая при каждом прыжке животного ужасающе дребезжала. Слезы полились ручьем из глаз Евы Лотты.
- Если б я знала, кто это сделал, я бы…
Она подняла глаза. В двух шагах от нее стоял дядя Эйнар и весело смеялся.
- Ох, ох, - повторял он, - смешнее этого я в жизни не видывал.
Ева Лотта кинулась к нему:
- Это сделали вы, дядя Эйнар?
- Сделал? Что сделал? О Боже! Какие прыжки! Вот умора! Зачем ты сняла жестянку?
Тут Ева Лотта закричала и бросилась на него. Она била его кулаками куда попало, меж тем как слезы не переставая струились по ее щекам.
- Это отвратительно, о, как не совестно, я ненавижу вас, дядя Эйнар!
Тут веселое лошадиное ржание смолкло. Лицо дяди Эйнара странно изменилось. На нем появилось выражение ненависти, испугавшее Андерса и Калле. Они так и застыли на месте, превратившись в двух неподвижных зрителей этого необычайного представления. Крепко схватив Еву Лотту за руки, дядя Эйнар почти что прошипел:
- А ну успокойся, девчонка! А не то я тебе все кости переломаю!
Ева Лотта чуть не задохнулась; дыхание ее стало тяжелым и прерывистым. А руки бессильно повисли, ощутив на миг железную хватку дяди Эйнара. Она испуганно смотрела на него. Отпустив ее, он несколько смущенно провел рукой по волосам. А потом улыбнулся и сказал:
- Что с нами, собственно говоря, происходит? У нас что, соревнование по боксу? И вообще, о чем речь? Я думаю, ты выиграла в первом раунде, Ева Лотта!
Ева Лотта не ответила ни слова. Взяв котенка, она повернулась на каблучках и ушла, очень прямая и стройная.
Когда в комнате у Калле появлялись комары, они очень мешали ему спать. Вот и теперь какой-то летучий негодник разбудил его.
- Нелюдь, - пробормотал он, - хоть бы таких, как ты, вовсе на свете не было!
Он потрогал себя за подбородок в том месте, куда его укусил комар. Потом посмотрел на часы. Скоро час. Время, когда все порядочные люди давно уже спят.
- Кстати, - сказал он сам себе. - Интересно, спит этот истязатель котят или нет?
Он зашлепал к окну и выглянул наружу. В мансарде горел свет.
«Спи он чуточку побольше, может, и не был бы такой беспокойной натурой, - подумал Калле. - А не будь он такой беспокойной натурой, он, может, спал бы побольше».
Странно, но ему вдруг показалось, будто дядя Эйнар услыхал его мысли, так как в эту минуту в мансарде погас свет. Калле только собрался было снова залезть в постель, как внезапно случилось нечто, заставившее его вытаращить глаза от удивления. Дядя Эйнар осторожно выглянул в открытое окошко и, убедившись, что поблизости никого нет, вылез на пожарную лестницу. Миг, и он уже на земле! Держа что-то под мышкой, он быстрыми шагами направился к сараю рядом с пекарней, где хранились разные инструменты и всякая снасть.
Поначалу Калле замер от удивления. Он так опешил, что не мог прийти в себя и что-то предпринять. Но тут же бурный водопад мыслей, догадок и вопросов обрушился на него. Он дрожал от нетерпения и восторга. Наконец-то, наконец-то нашлась на свете личность, которая и в самом деле оказалась таинственной и подозрительной! И не только на первый взгляд, но и после более глубокого изучения. Ведь одно это подозрительно: взрослый человек посреди ночи вылезает из окошка! Не будь он преступником, он, верно, воспользовался бы обыкновенной лестницей.
- Вывод номер один, - сказал самому себе Калле, - он не желает, чтобы кто-то в доме слышал, что он уходит. Вывод номер два: он замышляет какое-то страшное преступление. Ой, ой, какой же я болван, стою здесь и ничего не делаю!
Калле впрыгнул в брюки с такой быстротой, которая сделала бы честь любому пожарнику. Затем как можно быстрее и тише спустился вниз по лестнице, повторяя одну и ту же немую мольбу: «Только бы не услышала мама!»
Сарай, где хранились разные инструменты и всякая снасть! Зачем дядя Эйнар пошел именно туда? О Боже, подумать только, а что, если он решил взять там несколько инструментов, чтобы убивать людей направо и налево? Калле был уже абсолютно уверен, что дядя Эйнар - тот самый убийца, которого он так долго искал, своего рода мистер Хайд [8], который творил злодеяния, лишь только над городом спускался мрак.
Дверь в сарай была распахнута, но дядя Эйнар исчез. Калле отчаянно оглядывался по сторонам. Вот он! На некотором расстоянии впереди себя он увидел темную фигуру, которая быстро удалялась, потом свернула за угол и скрылась из виду.
Калле помчался галопом в том же направлении. Скорее, скорее, если хочешь помешать чудовищному преступлению! Уже на бегу его буквально пронзила мысль: что он, Калле, собственно говоря, может сделать? Что он скажет дяде Эйнару, если успеет схватить его? Подумать только, а что, если именно он, Калле, станет жертвой дяди Эйнара? Не пойти ли ему в полицию? Но нельзя ведь ни с того ни с сего прийти в полицию и сказать: «Этот человек вылез посреди ночи из окошка! Арестуйте его!» Ведь нет законов, в которых было бы сказано, что нельзя влезать и вылезать из окон хоть все ночи напролет, если только на это есть охота. Да и носить с собой отмычку тоже не запрещено. Нет, в полиции только посмеются над ним!
А вообще-то куда девался дядя Эйнар? Калле нигде не мог его обнаружить. Он словно сквозь землю провалился! Ну что ж, тогда и беспокоиться нечего! Однако Калле было ужасно досадно, что он потерял его след. Даже если он, Калле, и не желает вступать в открытую схватку с дядей Эйнаром, все же по долгу сыщика он обязан следовать за ним по пятам и выяснять все, что тот собирается натворить. Он, Калле, - тихий, незаметный свидетель, который когда-нибудь в будущем сможет выйти вперед и сказать: «Господин судья! В ночь на двадцатое июня этот человек, которого мы видим теперь на скамье подсудимых, вылез в окно, расположенное на втором этаже дома пекаря Лисандера в нашем городе, спустился по пожарной лестнице вниз, затем направился в сарай с разными инструментами и всякой снастью, в сарай, расположенный в саду вышеупомянутого пекаря, и затем…» Вот это и есть самое главное! Что же он, собственно говоря, затем сделал? Об этом Калле уже никогда не сможет рассказать!… Дядя Эйнар исчез.
Калле неохотно отправился домой. На углу улицы стоял полицейский Бьёрк.
- Ну и ну, какого черта ты болтаешься здесь среди ночи? - спросил он.
- А ты, дядюшка Бьёрк, не видел тут человека, который проходил бы мимо? - нетерпеливо прервал его Калле.
- Человека? Нет, здесь, кроме тебя, никто не проходил. Беги домой и ложись спать! Я бы тоже это сделал, если бы не служба.
Калле пошел домой. «Никто не проходил!» Ну да, ведь всем известно, что могут увидеть полицейские! Мимо них целая футбольная команда пройдет, а они ее даже не заметят. Хотя Калле охотно сделал бы исключение для Бьёрка. Ведь он, пожалуй, лучше других полицейских. Но это все-таки он сказал: «Беги домой и ложись спать!» Да, на что это похоже! Единственного человека, который и вправду умеет видеть, полицейский открыто призывает идти домой и лечь спать! Ничего удивительного, что в стране столько нераскрытых преступлений.
Но в любом случае, кажется, ничего другого делать не остается, кроме как бежать домой и лечь спать. Что Калле и сделал.
* * *
На другой день репетиции в цирке «Калоттан» возобновились.
- А дядюшка Эйнар уже встал? - спросил Калле Еву Лотту.
- Не знаю! - ответила Ева Лотта. - И вообще не спрашивай о нем. Я надеюсь, что он проспит до обеда, чтобы Туссе успел успокоить свои истрепанные нервы.
Однако прошло совсем немного времени, и снова возник дядя Эйнар. Он принес целый мешочек шоколадок, который тут же бросил Еве Лотте со словами:
- Цирковой примадонне необходимо чем-то подкрепиться!
Ева Лотта жестоко боролась сама с собой. Она обожала шоколадки, это правда. Но солидарность с Туссе требовала, чтобы она бросила обратно мешочек, сказав: «Нет, спасибо!» А что, если ей попробовать только одну, а потом бросить мешочек обратно? И угостить Туссе салакой? Нет, это будет не очень хорошо с ее стороны.
Она так долго колебалась, что подходящий момент для такого широкого жеста был упущен. Дядя Эйнар прошелся на руках, а вернуть назад мешочек с шоколадками человеку, который находится в подобной позиции, - дело не из легких. Ева Лотта приняла мешочек, прекрасно сознавая, что это - жест примирения со стороны дяди Эйнара. Она решила угостить Туссе двумя салаками и отныне обращаться с дядей Эйнаром вежливо, но холодно.
- Разве я плохой артист? - спросил дядя Эйнар, снова поднявшись на ноги. - Неужели я не достоин того, чтобы получить место в цирке «Калоттан»?
- Нет, туда взрослых не берут, - сказал Андерс, играя роль директора цирка.
- Нигде нет никакого понимания, - вздохнул дядя Эйнар. - А что скажешь ты, Калле? Как полагаешь, не жестоко ли со мной обращаются?
Но Калле не слышал, что он говорил. Как зачарованный смотрел он на некий предмет, выпавший из кармана дяди Эйнара, пока тот ходил на руках. Отмычка! Вот она, лежит на траве, он, Калле, мог бы ее взять…
Но он совладал с собой.
- Жестоко обращаются? Разве? - спросил он, придавив ногой отмычку.
- Вы ведь не даете с вами играть, - пожаловался дядя Эйнар.
- Чепуха!… - фыркнула Ева Лотта.
Калле был рад, что внимание переключилось на Еву Лотту. Босой ногой он ощупал отмычку. Теперь следовало бы поднять ее и сказать дяде Эйнару: «Дядюшка Эйнар, вы потеряли отмычку!» Но это было выше его сил. Калле незаметно сунул отмычку в свой собственный карман.
- По местам! - гаркнул директор цирка.
И Калле прыгнул прямо на качели.
Трудна жизнь артиста цирка! Репетиции, сплошные репетиции! Июньское солнце сильно припекало, и пот градом катился с «Трех desperados» [9]- самой замечательной группы Скандинавии. Так назвала их троицу Ева Лотта, и слова эти были написаны на ярких афишах, расклеенных повсюду на углах домов.
- Не желают ли трое desperados съесть по булочке?
В окошке пекарни появилась симпатичная физиономия пекаря Лисандера. Он протянул детям противень со свежеиспеченными булочками.
- Спасибо! - поблагодарил его директор цирка. - Может быть, потом. Сытое брюхо к учению глухо.
- Худшего со мной еще не случалось! - сказала Ева Лотта.
Мешочек с шоколадками был уже давным-давно пуст, и желудок ее после всех этих гимнастических упражнений тоже казался совершенно пустым.
- Да, теперь, пожалуй, можно сделать передышку, - сказал Калле, вытирая пот со лба.
- Вы что, не считаете меня директором, раз сами все равно распоряжаетесь? - Голос Андерса прозвучал довольно сердито.
- Хорошенькие desperados, нечего сказать. Булочкадос-Обжорадос, вот вы кто! Так бы и написали на афишах!
- Есть надо, иначе помрешь, - заявила Ева Лотта и помчалась на кухню за соком.
А когда пекарь потом протянул из окна целый кулек со свежими булочками, директор цирка сдался и вздохнул, хотя втайне был искренне рад и доволен. Он обмакивал булочки в сок и ел гораздо больше других. В доме у них булочки появлялись очень редко, да и ртов было слишком много, чтобы их разделить на всех поровну.
Разумеется, папаша частенько говаривал: «Ну, сейчас вам достанутся другие булочки, получите на орехи!» Но он имел в виду вовсе не хлеб, а трепку! И поскольку Андерс считал, что на орехи он получал достаточно, он, сколько мог, держался от дома подальше. Ему гораздо больше нравилось у Калле и Евы Лотты.
- Твой папашка жутко добрый, - сказал Андерс, вонзив зубы в пшеничную булочку.
- Такого больше нет, - признала Ева Лотта. - Но он и веселый к тому же. Он такой жутко занудливый, что мама, по ее словам, страшно с ним замучилась. А хуже всего для него - кофейные чашки с отбитыми ручками. Он говорит, что мама, я и Фрида только и делаем, что отбиваем ручки у кофейных чашек. Вчера он пошел и купил две дюжины новых, а вернувшись домой, взял молоток и отбил у них все ручки. «Чтобы избавить вас от лишних хлопот!» - сказал он, оставив кофейные чашки на кухне. Мама так смеялась, что у нее живот заболел, - сказала Ева Лотта и взяла еще одну булочку. - Но папа не любит дядю Эйнара, - неожиданно продолжила она.
- Так, может, он отобьет ручки и ему? - с надеждой в голосе предложил Андерс.
- Кто его знает, - сказала Ева Лотта. - Папа говорит, что слов нет, как он обожает родственников! Но при виде всех этих маминых кузин, и тетушек, и дядюшек, и всяких дальних родственников, слоняющихся по всему дому, у него появляется безумное желание засесть в одиночную камеру в какой-нибудь дальней-предальней тюрьме.
- По-моему, там лучше бы сидеть дяде Эйнару, - быстро произнес Калле.
- Хо-хо! - воскликнул Андерс. - Ты, верно, обнаружил, что именно дядя Эйнар казнил правителей из рода Стуре? [10]
- Да ну тебя! - огрызнулся Калле. - Я знаю то, что знаю!
Андерс и Ева Лотта расхохотались.
«Да, а что, собственно говоря, я знаю-то? - подумал Калле немного погодя, когда репетиции в тот день закончились. - Я знаю только, что я ничегошеньки не знаю!»
Он был недоволен самим собой. Но тут внезапно вспомнил про отмычку. В нем все замерло от напряженного ожидания. Запертая дверь - вот что ему нужно! А почему бы не попробовать открыть ту дверь, замок которой уже отмыкал дядя Эйнар?! Дверь подземелья в развалинах замка! Не тратя времени на раздумье, Калле уже мчался по улицам, боясь, чтобы кто-нибудь из знакомых не увязался за ним. А добравшись до холма, понесся наверх по извивающейся тропке с такой быстротой, что когда наконец остановился перед закрытой дверью, ему пришлось немного отдохнуть, чтобы перевести дух. Когда же он всовывал отмычку в замочную скважину, у него немного дрожала рука. Неужели повезет?
Сначала казалось, что на это вроде непохоже. Но, немного повозившись, он почувствовал, что замок подается. Неужели все так просто? Дверь жаловалась и стонала, поворачиваясь на заржавелых петлях. Калле заколебался, но всего на один миг. До чего ужасно спускаться одному вниз, в темные подземные ходы! Но теперь, когда путь свободен, надо быть последним дураком, чтобы не спуститься вниз хотя бы еще разок. Он зашагал вниз по лестнице, испытывая огромное удовлетворение при мысли о том, что он - единственный мальчик в городе, получивший возможность это сделать. А почему бы ему не написать еще раз свое имя на стене? Если он, Андерс, и Ева Лотта когда-нибудь снова спустятся сюда, он покажет им, что его имя красуется на стене в двух местах. А это значит, что он побывал здесь дважды.
И тут он увидел… На стене имен не было! Их перечеркнула толстая полоса фломастера, так что ничего нельзя было прочитать.
- Вот тебе и раз! - громко сказал Калле. - Неужто какой-то призрак былых времен, который терпеть не может, когда расписываются на стенах, явился и стер все следы?