ЧАСТРВТОРРђРЇ СОЛР10 страница

Он пошел еще дальше и обнаружил еще один алфавит. А чуть подальше — еще один.

Несколько часов он с удивлением и любопытством исследовал нерагамольские книги. Бессмысленные слова и непонятные алфавиты вызывали у него не только трепет перед миром, но и некое подобие прежнего фетишизма, когда все книги для него были вот такими — всего лишь немыми предметами, имеющими вес, размер и цвет, но лишенными содержания.

Правда, разница все же была. Теперь Шекель, глядя на эти непонятные страницы, знал, что они исполнены смысла для какого—нибудь иностранного ребенка, как открыли свой смысл ему «Отважное яйцо», «История Нью—Кробюзона» и «Оса в парике».

Он разглядывал книги на основном и верхнекеттайском, на сунглари, луббоке, хадохи, с завороженной грустью вспоминая свою прежнюю безграмотность, но ни на долю секунды не желая вернуться к ней.

ГЛАВА 11

Сайлас ждал Беллис, которая появилась из «Пинчермарна», когда солнце уже склонялось к горизонту. Она увидела его — он стоял, в ожидании прислонившись к перилам.

Увидев ее, он улыбнулся.

Они вместе поели, беседуя, уклончиво отвечая на вопросы друг друга. Беллис не могла понять, рада ли она видеть именно его или просто устала от одиночества, но, так или иначе, она была совсем не против его компании.

Он выступил с предложением. Был четвертый книжди морской черепахи — кроведень струподелов, и в квартале Ты—и–твой проводились крупные бойцовские соревнования. Продемонстрировать свое мастерство собирались несколько лучших бойцов из квартала Шаддлер. Она видела когда—нибудь «морту крутт» или бой ногами?

Сайласу пришлось уговаривать Беллис. В Нью—Кробюзоне она ни разу не посещала ни цирк гладиаторов Каднебара, ни заведения помельче. Мысль посмотреть такой бой вовсе не привлекала ее, а скорее наводила скуку, но Сайлас настаивал. Поглядывая на него, она поняла, что его желание увидеть эти бои обусловлено не садизмом ли вуайеризмом. Беллис не знала причин, но они были не столь низменными. Или, может быть, низменными, но на свой манер.

И еще она знала: он хочет, чтобы она пошла с ним.

 

Чтобы попасть в Ты—и–твой, они прошли через Шаддлер, обиталище струподелов. Взятое ими воздушное такси проплыло над балками, торчавшими на корме огромного металлического «Териантропа», а потом направилось к правому борту.

Беллис еще ни разу не была в Ты—и–твой. «Пора уже», — сказала она себе, испытывая стыд. Она вознамерилась понять этот город, но ее решимость грозила увянуть и снова превратиться в смутное беспокойство.

Площадка для боев располагалась ближе к носу от флагмана Ты—и–твой — большого клипера с парусами, превращенными в декоративные ленты, — на самых задворках торгового квартала. Арена представляла собой круг из небольших судов со скамейками, расставленными амфитеатром на палубах — так, что зрители были обращены лицом к водному кольцу. По краям арены с дирижаблей свисали роскошные гондолы — частные ложи для богатых.

В центре была закреплена сама арена — деревянная площадка, по краям которой стояли деревянные газовые лампы и были привязаны бочки, держащие ее на плаву. Так был устроен цирк гладиаторов: стянутые в круг переоснащенные суденышки и воздушные шары, а в центре — плавучая платформа.

Раскошелившись Рё шепнув словечко—другое, Сайлас РѕСЃРІРѕР±РѕРґРёР» РґРІР° места РІ первом СЂСЏРґСѓ. РћРЅ РЅРµ переставая РіРѕРІРѕСЂРёР» вполголоса — рассказывал Рѕ политике РіРѕСЂРѕРґР° Рё людях, сидящих поблизости.

— Это визирь Ты—и–твой, — рассказывал он. — Пришел вернуть денежки, что потерял в начале кварто. А эта женщина в вуали никогда не показывает своего лица. Говорят, что она член совета Дворняжника. — Глаза его не переставали рыскать по толпе.

Уличные торговцы продавали еду и ароматные вина, букмекеры выкрикивали ставки. Зрелище это, как и большинство из того, что происходило в Ты—и–твой, было невзыскательным и вульгарным.

В толпе были не только люди.

— А где струподелы? — спросила Беллис, и Сайлас начал, как ей показалось, наугад тыкать пальцем в разных направлениях.

Беллис попыталась увидеть то, что было видно ему. Судя по всему, он указывал на людей с землисто—белым цветом кожи, коренастых и сильных на вид. Их лица были изуродованы шрамами.

Зазвучали трубы, и благодаря какому—то хемическому трюку огни вокруг арены внезапно вспыхнули красным светом. Толпа восторженно заревела. Через два места от себя Беллис увидела женщину, по лицу которой можно было догадаться, что она — струподел. Та никак не выражала своего энтузиазма — сидела тихо среди бушующих зрителей. Беллис видела и других струподелов — они вели себя так же, флегматично ожидая боев в свой святой день.

По крайней мере, презрительно подумала Беллис, всеобщая жажда крови здесь откровенная. А букмекеров—струподелов столько, что совершенно ясно — что бы там ни говорили старейшины Шаддлера, здесь это целая отрасль.

Беллис недовольно подумала, что она напряженно ждет начала зрелища. Возбужденно.

 

Когда на арену доставили трех первых бойцов, толпа замолкла. На мужчинах—струподелах, поднявшихся на платформу, не было ничего, кроме набедренных повязок. Они встали в центре, прижавшись друг к другу спинами.

Они держались спокойно, были хорошо сложены, их сероватая кожа в свете газовых ламп отливала мертвенной белизной.

Один из них, казалось, смотрел прямо в глаза Беллис. Видимо, его ослепил свет, но она все же тешила себя мыслью, что он выступает только для нее.

Бойцы встали на колени и ополоснулись из чанов с разогретой жидкостью цвета зеленого чая. Беллис видела в жидкости листья и почки.

Потом она вздрогнула. Каждый достал из своего чана по ножу и замер — с лезвий капала жидкость. Ножи были изогнутыми, их режущая кромка имела вид крюка или когтя. Ножи для свежевания. Для того, чтобы вспарывать, разрезать плоть.

— Они что — дерутся этими штуками? — спросила Беллис, повернувшись к Сайласу, но неожиданный всеобщий вскрик снова заставил ее обратить взор на платформу. Ее крик последовал с запозданием на мгновение.

Струподелы сами вспарывали себе кожу.

Боец, стоявший лицом к Беллис, рваными движениями ножа очерчивал свою мускулатуру. Он всунул нож под кожу на плече, потом с хирургической точностью провел красную кривую линию, связав ею дельтовидную мышцу и бицепс.

Кровь, казалось, сначала помедлила мгновение, а потом хлынула из раны, как кипящая вода, принялась бить фонтаном из разреза, словно давление в его жилах было неизмеримо больше, чем у Беллис. Кровь заливала его кожу, образуя на ней жуткую пленку, а он деловито поворачивал руку из стороны в сторону, направляя поток по непонятной для Беллис схеме. Она смотрела, полагая, что фонтаны крови зальют площадку, но этого не случилось, и дыхание ее замерло, когда она увидела, что кровь свертывается.

Жидкость обильно сочилась из ран, материя крови наползала сама на себя, утолщалась. Беллис видела, как края паны зарубцовываются, зарастают свернувшейся кровью, как образуются большие ее скопления, как красное быстро коричневеет, потом переходит в синее и черное и затвердевает, образуя кристаллическую корку в несколько дюймов поверх кожи.

Кровь, сочившаяся по руке, тоже свертывалась, вырастая в объеме с невероятной скоростью и изменяя цвет, так что становилась похожей на яркую плесень. Куски струпьев врастали в кожу, образуя вкрапления, похожие на кристаллы льда или соли.

Боец снова погрузил свой нож в зеленую жидкость и продолжил делать надрез. Тем же самым занимались и другие у него за спиной. Лицо его искажала гримаса боли. Из надреза вырывалась кровь, текла по выемкам на его мускулатуре и затвердевала, как некое подобие панциря.

— Эта жидкость замедляет коагуляцию и позволяет им соорудить что—то вроде доспехов, — прошептал Сайлас на ухо Беллис. — Каждый из бойцов выбирает форму надрезов по своему усмотрению. Это часть их искусства. Легкие и подвижные так направляют кровь из порезов, чтобы она не сковывала суставы, им не нужен слишком тяжелый панцирь. Неторопливые, мощные бойцы наращивают струпья до такой степени, что покрываются броней, как конструкты.

Беллис не хотелось говорить.

На эти жуткие, тщательные приготовления у бойцов ушло довольно много времени. Каждый из них по очереди вспарывал себе лицо, грудь, бедра, наращивая покров из засохшей крови, которая образовывала кирасы, наголенники, наручни и шлемы с неровными кромками и окраской. Произвольные надрезы вели к образованию потоков, напоминающих вулканическую лаву — органическую и минеральную одновременно.

Беллис смотрела на это деловитое полосование, и ее желудок грозил вывернуться наизнанку. Вид этих панцирей, столь усердно взращенных через боль, потряс ее.

 

После жестокой и красивой подготовки сама схватка, как и предполагала Беллис, оказалась скучной и неприятной.

Три струподела двигались вокруг друг друга, вооружившись каждый двумя здоровенными кривыми саблями. В своих странных доспехах они были похожи на животных в каком—то нездешнем оперении. Но их панцирь был тверже вываренной в воске кожи и неплохо отражал удары тяжелых сабель. После долгой изнурительной борьбы корка отвалилась с предплечья одного из бойцов, и самый юркий из троих нанес ему удар в незащищенное место.

Однако РєСЂРѕРІСЊ струподелов давала РёРј еще РѕРґРЅСѓ защиту. Как только плоть оказалась рассеченной, РёР· раны хлынула РєСЂРѕРІСЊ, которая обволокла оружие врага. Р’ отсутствие антикоагулянтов РѕРЅР° свернулась РЅР° РІРѕР·РґСѓС…Рµ почти мгновенно, образовав уродливый, бесформенный узел, который РІСЏР·РєРѕ ухватил металл сабли. Раненый закричал Рё сделал разворот РЅР° месте — оружие оказалось выдернутым РёР· СЂСѓРєРё противника. РћРЅРѕ несуразно подергивалось РІ ране.

Тут в дело вмешался третий — он резанул раненого по горлу. Двигался он с такой скоростью и удар нанес под таким углом, что хотя и на его оружие попала быстро затвердевающая кровь из рваной раны, обволочь саблю она не успела.

Обескураженная Беллис затаила дыхание, но побежденный не умирал. Он упал на колени, явно мучаясь от боли, но застывшая кровь запечатала его рану и спасла его.

— Видите, как нелегко им умереть на этой арене? — пробормотал Сайлас— Если хотите убить струподела, возьмите дубинку или булаву. Только не нож. — Он оглянулся, а потом заговорил взволнованно, но тихо, голос его заглушался криками зрителей. — Вам нужно многому научиться, Беллис. Ведь вы хотите победить Армаду, да? Хотите вырваться отсюда? Тогда вы должны понять, где оказались. Вы накапливаете знания? Боги милостивые, верьте мне, Беллис, — именно этим я и занят. Теперь вы знаете, как не нужно пытаться убить струподела, верно?

Она смотрела на него расширившимися от удивления глазами, но в его грубой логике был смысл. Он ничем не утруждал себя — он лишь во все вникал. Она подумала, что тем же самым он занимался и в Великом Кромлехе, и в Дженгрисе, и в Йоракетче: собирал деньги и информацию, идею и контакты — сырой материал, который мог стать оружием или товаром.

Она с горечью подумала, что Сайлас серьезнее, гораздо серьезнее, чем она. Он постоянно готовился и строил планы.

— Вы должны знать, — сказал он. Впереди много чего еще. Вы должны познакомиться с кое—какими людьми.

 

Состоялись и другие схватки струподелов — все они проходили с той же странно—показной дикостью: самые разные конфигурации панцирей—струпьев, всевозможные боевые стили, исполняемые в манере «морту крутт».

Проводились и другие состязания — между людьми и кактами и всеми неводными обитателями города; то были как демонстрационные, так и настоящие бои.

Участники наносили друг другу удары торцами своих кулаков, словно ударяли по столешнице. Этот удар назывался «молот». Если они и били ногой, то не носком, а пяткой. Они прыгали, тащили, делали ложные выпады, наносили удары, совершая быстрые, резкие и сложные движения.

Беллис долгие минуты смотрела на сломанные носы, царапины, синяки. Все схватки для нее смешались в одну. Она пыталась во всем увидеть свой шанс, пыталась накапливать знания — она чувствовала, что это же делает и Сайлас.

Невысокие волны набегали на края платформы. Беллис хотела, чтобы все это поскорей закончилось.

 

Она услышала ритмические хлопки в толпе. Поначалу это было биение, синхронное биение, различимое за шелестом, висящим над зрителями, и похожее на удары сердца. Постепенно оно набирало силу, становилось громче, настойчивей, люди начали оглядываться и улыбаться, присоединять к этому звуку свои голоса. Возбуждение зрителей росло.

— Да… — сказал Сайлас, с удовольствием растягивая это короткое слово. — Наконец—то. Именно это я и хотел увидеть.

Поначалу Беллис казалось, что этот звук похож на барабанный бой, производимый сотнями ртов. Потом внезапно — восклицания: Ва! Ва! Ва! — произносимые синхронно и сопровождаемые хлопками ладоней и стуком подошв об пол.

И только когда безумие докатилось до суденышка, на котором сидели они, Беллис разобрала слово.

«Доул!, — раздавалось отовсюду. — Доул! Доул! Доул!»

Имя.

— Что они кричат? — шепотом спросила она у Сайласа.

— Зовут кое—кого, — сказал он, шаря по толпе взглядом. — Они хотят увидеть главный бой. Хотят увидеть Утера Доула. — Он улыбнулся ей холодной, мимолетной улыбкой. — Вы его узнаете, — сказал он. — Как только увидите, сразу узнаете.

А потом детонация от этого имени рассыпалась на радостные вскрики и аплодисменты, слившиеся в восторженную волну, которая все нарастала, по мере того как один маленький дирижабль, отцепившись от корабельной мачты, начал приближаться к платформе. На его гребне красовался пароход на фоне красной луны — символ Саргановых вод. Гондола внизу была из полированного дерева.

— Это дирижабль Любовников, — сказал Сайлас — Они ненадолго расстаются со своим помощником — сейчас будет еще одна «импровизированная» схватка. Я знал, что он не удержится.

Дирижабль остановился в шестидесяти футах над платформой, и вниз полетела веревка. Зрители разразились безумными вскриками. С удивительной ловкостью и быстротой из гондолы выбрался человек и, перебирая веревку руками, спустился на забрызганную кровью площадку.

РћРЅ стоял Р±РѕСЃРѕР№, СЃ обнаженной РіСЂСѓРґСЊСЋ, РІ РѕРґРЅРёС… только кожаных штанах. РСѓРєРё его СЃРІРѕР±РѕРґРЅРѕ висели РїРѕ бокам, Р° РѕРЅ медленно поворачивался, чтобы обозреть РІСЃСЋ толпу, которая теперь, РєРѕРіРґР° РѕРЅ спустился, замерла РІ ужасе. РљРѕРіРґР° наконец его лицо повернулось Рє Беллис, РѕРЅР° ухватилась Р·Р° перила перед СЃРѕР±РѕР№, Р° дыхание ее тут же перехватило: РѕРЅР° узнала его — тот самый коротко стриженный человек веером, убийца, захвативший «Терпсихорию».

 

Непонятно каким образом, но нескольких бойцов уговорили сражаться против него.

Доул (печальнолицый убийца капитана Мизовича) стоял не шевелясь, он не потянулся, не расправил мышцы. Он просто стоял и ждал.

Четыре его противника на краю платформы заметно волновались. Их воодушевлял энтузиазм толпы, которая кричала и бесилась, подбадривая бойцов, а они, переминаясь с ноги на ногу, договаривались о тактике боя.

Лицо Доула было абсолютно непроницаемым. Когда его соперники выстроились против него полукругом, он неторопливо принял бойцовскую стойку: чуть приподнял руки, подогнул колени — вид совершенно расслабленный.

В течение первых жестоких, удивительных секунд Беллис даже не дышала — одна рука прижата ко рту, губы стиснуты. Потом она изумленно вздохнула вместе с остальной толпой.

Казалось, что Утер Доул, по сравнению с остальными, живет в другом времени. Он был словно гость в этом мире, гораздо более грубом и медлительном, чем его собственный. Несмотря на свое массивное тело, двигался он с такой скоростью, что возникало впечатление, будто сила тяжести действует на него не так, как на других.

В его движениях не было ничего лишнего. Он наносил удары то ногой, то рукой, осуществлял блокировку, его конечности меняли положение крайне плавно и экономно, словно действовала машина.

Доул нанес удар открытой рукой, и один из его противников свалился без чувств. Доул сделал шаг в сторону, замер на одной ноге, а другой два раза ударил в солнечное сплетение второго, потом той же ногой отразил нападение третьего. Он делал развороты и бил без замаха, жестоко и точно, с поразительной легкостью побивая противников.

Последнего он уложил броском — схватил за руку, потащил ее на себя, а вместе с рукой и самого бойца. Казалось, что Доул переворачивается в воздухе, готовя свое тело к приземлению, и наконец он оказался на спине поверженного противника, которого обездвижил, вывернув ему руку.

Зрители сначала погрузились в долгое молчание, а потом из толпы, словно кровь из струподелов, хлынули аплодисменты и одобрительные выкрики.