Интерлюдия IX Р‘РУКОЛАК 4 страница

Беллис задержалась еще на несколько секунд, но сумела уйти, прежде чем заговорила бы снова. Она произнесла за все это время только четыре слова. В животе у нее все переворачивалось от сильного чувства, для которого она не могла подобрать названия.

«Они его не убьют, — мрачно думала она. — Даже не накажут. Его ведь даже кнутом не погладили. Слишком ценный, слишком жуткий. Они думают, что Фенек может научить их чему—нибудь, что из него можно выудить важную информацию. Может, так оно и есть.»

И она ушла. Она не могла не понимать, что, по крайней мере, в одном Фенек был прав.

Лучше ей после этого визита не стало.

 

Беллис удивилась, обнаружив, что Иоганнес остается в ее жизни. Было время, когда он, казалось, питал к ней отвращение и не желал ее видеть.

Она по—прежнему находила его бесхребетным. Даже когда ее собственная преданность Нью—Кробюзону стала блекнуть и забываться, она не могла не думать о Иоганнесе как о перебежчике. Быстрота, с которой он приспособился к Армаде, вызывала у нее отвращение.

Но теперь в нем появилось что—то безрадостное. Его вспыхнувшее вновь желание быть ее другом казалось ей немного жалким. И хотя Беллис проводила большую часть своего времени с Каррианной, чья непочтительность и преданность доставляли ей истинное удовольствие, а Каррианна не очень—то жаловала Иоганнеса, Беллис время от времени позволяла ему задержаться у нее. Она испытывала к нему жалость.

Аванка поймали и захомутали, команда Тинтиннабудума оставила Армаду, и нужда в услугах Иоганнеса отпала. Иоганнес сделал свое дело, и теперь Круах Аум работал с магами Любовников и Утером Доулом, был введен во внутренний круг, чтобы выявить тайны добычи возможного. Беллис решила, что Иоганнес понял: ему предстоит провести в городе долгие годы — почти на положении заключенного.

Иоганнес продолжал работать с группой, ведущей наблюдение за аванком: они определяли его скорость, оценивали биомассу в регионе, измеряли магические потоки. Но это была одна видимость работы — дел хватало едва на полдня. Выпив, Иоганнес начинал жаловаться: его, мол, выжали и выкинули. Беллис и Каррианна ухмылялись за его спиной, слушая эти пьяные речи.

Иоганнес высказывал осторожную неуверенность касательно их курса, их нахождения в Скрытом океане. У Беллис на душе теплело, когда она находила малейшие признаки несогласия, оппозиции политике Любовников. Отчасти именно из—за этого она не была против общества Иоганнеса.

Он был слишком труслив, чтобы признать это, но, как и Беллис, хотел, чтобы Армада повернула назад. Но шли дни, Армада все дальше и дальше углублялась в Скрытый океан, — и Беллис вдруг обнаружила (и нежданная надежда снова загорелась в ней), что они с Иоганнесом не одиноки.

 

Бегство Хедригалла стало незаживающей раной. Армада продолжала движение в моря, которые не подчинялись законам океанологии. Гражданам, которые все еще переживали скорбное торжество победы и были воодушевлены риторикой величайших из вождей Саргановых вод за всю их историю, происходящее могло казаться приключением или участью, дарованной богами. Но вот когда убежал преданный своему городу Хедригалл, затеянное Любовниками предприятие приобрело жутковатую окраску.

«Высокомерие» быстро заменили. Теперь над «Гранд—Остом» висел другой аэростат, наблюдавший за горизонтом. Но он был куда как меньше и висел ниже. Видно с него было не так далеко, как с «Высокомерия», — и людям, во всем остальном преданным властям, не давало покоя метафорическое значение этого факта.

«Что он увидел там впереди? — бормотали они. — Хедригалл — что он там увидел?»

Город двигался словно сам по себе. Голоса, призывавшие повернуть назад, звучали совсем негромко. Замолчали даже те правители, которые не одобряли плана Любовников, хотя, возможно, они теперь предпочитали выражать свое неудовольствие в узком кругу. Но над кварталами города витал дух Хедригалла — дух протеста, — и торжественное волнение, с которого начиналось путешествие, улетучилось.

 

Флорин и Шекель давали новые названия существам, которых видели под водой, — быстробеги, танцующие мухи, желтоглавы.

Они наблюдали за натуралистами Армады, которые плавали над необычными новыми животными, вылавливали некоторых сетями, держались подальше от здоровенных курносомордых желтоглавов, делая с них гелиотипы при помощи громоздких водонепроницаемых камер и фосфорных вспышек.

Стайки животных метались между труб и корпусов, торчавших внизу, словно корни. Они смешивались с более—менее знакомыми рыбами (даже в Скрытом океане обитал мерланг и всякая мелкая рыбешка) и поедали их или сами становились их добычей.

Флорин нырнул и, шевеля щупальцами, принялся играть с парой рыбешек размером с ладонь. Когда он выбрался на поверхность, Шекель уставился на шрамы на его спине.

 

Все дальше и дальше в это море.

По ночам раздавались странные звуки — брачные крики невидимых животных, голоса которых напоминали бычьи. Случались дни, когда купаться вообще было нельзя — даже самым выносливым и любопытным ныряльщикам; рыболюди — и те прятались тогда в маленьких пещерках в днищах городских судов. Это были опасные воды. Армада проходила вдоль кромок непредсказуемых кипящих приливов, по охотничьим угодьям пиасы, вблизи живых воронок, жадно вихрившихся вокруг города, но державшихся на расстоянии.

В безлунной темноте под водой пульсировали огни, похожие на каких—то придонных биолюминесцентных тварей, увеличенных во много сотен раз. Случалось, облака над морем двигались гораздо быстрее ветра. А однажды, когда воздух был сухим, как иликтричество, по правому борту города появились какие—то предметы, напоминающие крохотные островки. Это были скопления неизвестных водорослей, огромные клубки морских растений—мутантов, которые внезапно, под воздействием какой—то внутренней силы, бросались прочь от города.

По всей Армаде, в каждом квартале, в развалюхах, трущобах и самых элегантных жилищах царило напряжение, нервное ожидание. Люди стали плохо спать. Беллис занемогла, когда это началось. Она вспомнила тот ужас, что обуял Нью—Кробюзон и в конечном счете привел ее сюда, в Армаду. «От одних ночных кошмаров к другим», — думала она, проведя несколько мучительных часов без сна.

В эти темные времена Беллис порой направлялась на «Гранд—Ост», откуда следила за тем, как город движется по таинственному, слегка колеблющемуся морю. Она разглядывала эту безжалостную бескрайность вод, устрашенная ее масштабом, а потом бежала в коридоры огромного корабля, под влиянием непонятных ей самой побуждений.

Она бродила по лабиринтам пустых проходов, заглядывала в заброшенные уголки парохода — и в маленькое помещение, показанное Доулом. Там она усаживалась, растревоженная и взволнованная, прислушиваясь к звукам любовных ласк наверху, к разговорам Любовников в постели.

Она ненавидела себя за эту привычку, но не могла отказаться от тайного ощущения могущества, которое возникало после таких походов. «Мой маленький бунт, мой маленький побег — кто—то вас подслушивает, а вы и не знаете», — думала Беллис и слушала, как Любовники похотливо переговариваются, как они сходятся в сладострастных ласках. Все это не переставало устрашать ее.

Ничего она от них не узнала. Они никогда не говорили ни о чем важном — только тискались, лежали вместе и бормотали свои фетишистские словечки.

«Я не хочу быть здесь», — с лихорадочной навязчивостью думала Беллис. Наконец как—то вечером она поделилась с Каррианной, зная, что подружка с ней не согласится.

— Я не хочу быть здесь, — сказала Беллис, жадно припав к вину. — Вот уже и ночные кошмары начались, а потом еще и галлюцинации будут. Я это уже проходила. И движемся мы туда, где ничего хорошего нет. А что там? Или мы погибнем, или Любовники получат в свое распоряжение невиданную, страшную энергию. Ты что, в самом им доверяешь, Каррианна? — пьяным голосом спросила — Этому резаному хмырю и его психопатке? Ты бы доверила им такую власть? Я не хочу быть здесь.

— Я тебя понимаю, Беллис, — сказала Каррианна, подыскивая слова. — Но лично я хочу увидеть, что там такое Я думаю, это что—то удивительное, а? Заполучат Любовники или нет то… что там есть. Нет, по большому счету я им не верю. Ведь я же из Сухой осени, ты не забыла? Но вот что я тебе скажу… После того как Хедригалл сделал ноги, мне кажется, многие готовы согласиться с тобой.

Беллис кивнула — это сообщение приятно удивило ее. Она подняла свой стакан, чтобы чокнуться с Каррианной, и та ответствовала ей с иронической торжественностью.

«Она права, — подумала вдруг Беллис. — Проклятье, она права на все сто. Что—то меняется».

 

Аванк стал замедлять ход.

Дней десять спустя после того, как Армада вошла в Скрытый океан, люди стали замечать, что скорость движения падает.

Первыми были Сукин Джон, рыболюди, креи, Флорин Сак и еще несколько надводных горожан, которые продолжали погружения. Им становилось все легче не отставать от города. После нескольких часов пребывания под водой, плавания под поросшими ракушечником днищами их мускулы не наливались такой усталостью, как раньше. Не надо было плыть с прежней быстротой.

А вскоре это заметили и горожане, дышащие воздухом. Из—за отсутствия суши в этом таинственном море было нелегко понять, какое расстояние прошел город. Однако существовали способы его измерить.

Что—то происходило с гигантским существом в глубине моря. Что—то изменилось. Аванк замедлял ход.

 

Поначалу надеялись, что это временно, что через некоторое время аванк снова наберет скорость. Но шли дни, а животное двигалось все медленнее и медленнее.

Иоганнес обрадовался, даже возликовал, когда его услуги снова оказались востребованы. Любовники заново собрали его прежнюю команду, чтобы разобраться в происходящем.

Беллис с удивлением обнаружила, что и теперь, когда его призвали во внутренний круг, он продолжал говорить с ней и Каррианной о своей работе.

— В городе не осталось никого, кто бы не заметил, — сказал он как—то вечером, придя к ним, усталый и озадаченный. — Любовники ждут, что мы разрешим эту проблему. — Он покачал головой. — Даже Аум ничего не понимает. Горномолочные двигатели продолжают посылать свои сигналы, аванк продолжает двигаться, но… скорость его падает.

— Что—то в Скрытом океане? — предположила Беллис.

Иоганнес прикусил губу.

— Вряд ли, — сказал он. — В Бас—Лаге нет ничего, что могло бы соперничать с аванком.

— Может быть, он приболел, — сказала Каррианна, и Иоганнес кивнул в ответ.

— Я тоже так думаю, — неторопливо согласился он. — Круах уверен — что бы там ни было, мы сумеем выправить ситуацию. Но, на мой взгляд, мы знаем недостаточно, чтобы лечить его.

 

Воздух над Скрытым океаном стал сухим и неожиданно горячим. Городской урожай оказался под угрозой.

Все жители попрятались по домам, и смехотворное подобие нормальной жизни, недавно установившееся в Армаде, начало исчезать на глазах. Почти никакие работы не велись. Граждане пиратского города погрузились в ожидание под зловещим небом, затаившись в своих жилищах. Город поблек и подернулся дымкой. Все замерло. Армада покачивалась на волнах, как спасательная шлюпка, почти не двигаясь вперед.

Аванк замедлял ход, и кильватерная струя за кормой Армады с каждым днем становилась все слабее.

По городу стала медленно распространяться паника. Люди собирались на митинги, которые впервые были организованы не властями города, а межквартальными народными комитетами. Поначалу на них приходили почти исключительно из Дворняжника и Сухой осени, но с каждым днем участвовало все больше несогласных из Джхура, Книжного города и Саргановых вод. Они взволнованно обсуждали происходящее и задавали вопросы, ответов на которые не было ни у кого.

Людям все чаще представлялась жуткая картина: Армада, оставшаяся без средств передвижения в бесплодных водах Скрытого океана, предоставленная стихиям. Или привязанная к неподвижному аванку, обитающему в неизмеримых глубинах.

Скорость продолжала падать.

 

(Уже потом, гораздо позднее, Беллис вдруг поняла, что тот день, когда состояние аванка предстало во всем своем ужасе, тот день, когда погибло столько людей, но кробюзонскому календарю приходился на первое медуария — рыбодень. И когда убийства закончились, она, осознав этот факт, зашлась в приступе кашля — ближайшем подобии безутешного смеха.)

 

Примерно к полудню в воде стали появляться посторонние примеси.

Вначале те, кто видел их, думали, что это новые скопления полуразумных водорослей, но вскоре стало ясно: это нечто иное. Эти примеси были легче и находились в воде глубже — расползающиеся цветные пятна, жидкие по краям.

Эти пятна появились на пути города в нескольких милях впереди. По мере их постепенного приближения слухи о них стали распространяться по городу, и в шаддлеровском Саду скульптур, в носовой части Армады, начали собираться толпы людей. Люди вглядывались в пятна.

То были сгустки какой—то вязкой жидкости, густой, как грязь. Если волны касались наружных кромок этих пятен, те превращались в отвратительную рябь, расползавшуюся по поверхности, и затем исчезали.

Вещество было бледно—желтого цвета — цвета пещерных червей.

Беллис сглотнула слюну, почувствовав, как от тревоги к ее горлу подступает тошнота. Но тут же совершенно неожиданно — с порывом ветра — она поняла, что тревога тут ни при чем. Причиной тошноты была вонь.

На армадцев накатилась волна запаха, обдала их. Люди побледнели, их стало рвать. Беллис и Каррианна, ошеломленные, поглядывали друг на друга. Они спали с лица, но пока еще сдерживали рвоту даже среди этого всеобщего наваждения. Покачивающаяся на волнах беловатая масса воняла невыносимо, как самая жуткая гниль, как разложившийся труп, извлеченный из—под земли на поверхность.

— Джаббер, сохрани и помилуй! — выдохнула. Беллис.

В небесах Армады собрались городские птицы—падальщики и принялись возбужденно перекликаться, а потом живым облаком устремились к зловонной субстанции, но, не долетев до нее, резко подались назад, словно такая степень разложения была неприемлема даже для них.

Город достиг наружной кромки вонючей материи. Впереди по курсу виднелись огромные пятна этого вещества — гнилостная, масса колыхалась вместе с волнами.

Большинство собравшихся ринулись по домам, чтобы возжечь благовония. Беллис и Каррианна остались наблюдать за Иоганнесом и его коллегами, собравшимися на краю парка. Исследователи из Саргановых вод, прижав к носам надушенные платки, перегибались через перила. Спустив ведерко, они зачерпнули беловатой массы и принялись ее исследовать, а потом отпрянули в сторону.

Увидев Беллис и Каррианну, Иоганнес подбежал к ним, срывая с лица респиратор. Он побледнел, его трясло, на коже выступили капельки пота.

— Это гной, — сказал он, тыча в море дрожащим пальцем. — Пленка гноя на поверхности воды.

ГЛАВА 43

Аванк болен.

Пытаясь продолжать свое бездумное движение по команде горномолочного двигателя, он все замедляет и замедляет ход. Что с ним такое? Он ранен? У него кровотечение? Лихорадка? Чуждая среда, в которой он оказался, вызвала у него раздражение? Он слишком толстокож, или слишком глуп, или слишком послушен, а потому не чувствует боли и никак не реагирует на нее, и раны его не залечиваются. Омертвевшая плоть сходит с них загноившимися клочьями, которые крутятся в воде, всплывают, как нефтяные пятна, раздаются вширь, когда губительное давление морской толщи перестает действовать на них, обволакивают и удушают рыбу и водоросли и, наконец, прорываются на поверхность гнойной слизью — зловонными сгустками заразы и задушенной морской жизни.

В Скрытом океане, в двух—трех тысячах миль от его границ, болеет аванк.

 

После выделения гноя аванк прошел еще несколько миль и остановился.

Тогда резко увеличили частоту сигналов горномолочного двигателя, непрерывно посылая их к животному, но никакой реакции не последовало. Аванк оставался абсолютно бездвижен.

О замер, не имея сил или желания шевелиться там, на глубине.

И когда было сделано все, что могли предложить опекуны аванка и доктора, и никаких изменений не произошло, когда были тщетно испробованы все возможные длины волн, чтобы привести огромное животное в движение, тогда осталось только одно. Город не мог вечно оставаться в неподвижности.

Аванк был болен, и никто из ученой братии не знал почему. Чтобы выяснить это, нужно было обследовать его с близкого расстояния.