Интерлюдия IX Р‘РУКОЛАК 12 страница

Ничего подобного.

Его масштаб. Масштаб всей этой херовины. Перед ней чувствуешь свое ничтожество.

Город не замедлил хода.

 

Сказав это, Хедригалл помолчал несколько секунд. Свое последнее предложение он произнес тем же своим гипнотическим речитативом, каким говорил уже долгое время, и Беллис лишь через несколько секунд поняла, что он имеет в виду.

Сердце ее судорожно вздрогнуло, а потом бешено заколотилось.

— Город не замедлил хода, — сказал Хедригалл. — Аванк вовсе не снизил скорость. Наоборот, стал двигаться быстрее.

Мы были в десяти милях от Шрама, потом в пяти, потом в четырех, а город не остановился, не снизил скорость.

Перспектива мира изменилась… Горизонт был в нескольких тысячах ярдов от нас и становился все ближе, а Армада набирала ход.

— И тут я запаниковал. — Голос Хедригалл а звучал совершенно ровно, словно все его эмоции впитало в себя море. — Я стал стрелять из своей ракетницы, пытаясь предупредить вас о том, чего вы, видимо, не знали.

— Возможно… возможно, тогда—то и возникла паника, — сказал он. — Я не знаю. Мне не было видно. Может, вы все были загипнотизированы, может, у вас остекленели глаза и вы поглупели. Но я думаю — нет. Я думаю, по мере того как приближался конец мира, возникла паника и на мои ракеты никто не обращал внимания.

Три мили. Две.

Я долгое время не двигался. Замер.

Южный ветер был силен, а потому «Высокомерие» стремилось прочь от Шрама, словно боясь его, как боялся я. Это и привело меня в чувство.

 

— Кто знает, что произошло? Может, вы и знали, прежде чем вам умереть. Меня там не было.

Может, дело было в аванке. Может, после нескольких недель покорности он перестал повиноваться посылаемым импульсам. Может, обломался какой—то шип, который слал сигналы в его мозг, и животное очнулось, недоумевая, как оно оказалось в узде. И вот оно устремилось вперед и стало набирать ход, надеясь освободиться.

Может быть, отказали горномолочные двигатели. Может, какая—то вероятность возникла из Шрама, вероятность, которая нарушила работу двигателей. Одни боги знают, что случилось.

Взглянув вниз, я увидел целую флотилию лодок, спускаемых с города на воду: их пассажиры в отчаянии хватались за весла, ставили паруса, чтобы убраться подальше. Но море было сильнее их, и я видел, как их паруса надуваются то в одну, то в другую сторону. Спасательные лодки, яхты, плоскодонки начинали крутиться в этих водах, их понесло вокруг города, и они обогнули его с северной стороны, хотя и пытались плыть в другую сторону. Течения и волны тащили их, как голодный хищник — жертву.

Через несколько минут первые из них уже были у Шрама. Я видел, как маленькая лодчонка приблизилась к краю, видел пятнышки внутри нее — вероятно, людей, которые попрыгали за борт, — а потом корма лодки внезапно задралась, и та исчезла внизу. Исчезла в этой пустоте.

Они тянулись длинной линией, испещрив море между городом и Шрамом, скользя на север по пути к бездне. То же и с дирижаблями. Целая их стая пыталась подняться в воздух. Горожане набились в них под завязку, цеплялись за канаты, чтобы подняться наверх. Перегруженные дирижабли переваливали за границы города и устремлялись в море, где их подхватывали потоки и они вертелись, как мертвые киты, а потом, роняя пассажиров, устремлялись к Шраму.

 

Армада начала медленно поворачиваться. Горизонт наклонялся, вставал на дыбы, по мере того как город закручивало по часовой стрелке в воде.

До Шрама теперь оставалось полмили, и мой мозг отупел, но вдруг я понял, что нужно делать. Я побежал в нижний отсек и посмотрел вниз сквозь открытый люк. Потом Я взял свой дискомет, устроился на краю люка, прицелился хорошенько и выстрелил в канат, привязанный к палубе.

Канат был толстый, туго натянутый. Он был закреплен на аэростате в тридцати футах от меня и раскачивался, как питон. У меня было шесть чакри. Три из них ушли в никуда Четвертый зацепил канат, но не очень точно — перерезал половину. Пятый тоже ушел мимо цели, так что у меня оставался последний шанс.

Но хотя я хорошо оперся и прицелился — все равно промахнулся.

И тогда я понял, что мне конец. Дискомет выпал из моих рук, пальцы стали неловкими, непослушными. Я ухватился за решетки у края люка — мне оставалось только смотреть. Я чувствовал, как ветер треплет меня, врываясь через отверстие, и видел, как в месте разрыва расползается канат. Но слишком медленно — меня это уже не сможет спасти.

 

— Крыши, черепица, башни, аэротакси, флаги, обезьяны, помешавшиеся от страха, причин которого они не понимали, горожане, без толку носящиеся туда—сюда, — словно где—то на Армаде можно было спастись.

Я наблюдал за ними в мой телескоп. Не знаю, что происходило под поверхностью моря. Не знаю, как себя вели креи, рыболюди и Сукин Джон. Может, они все еще живы, кто знает? Может, они могут жить сами по себе. Может, они оставили город, когда поняли, что он движется к своему концу.

 

— Сначала конец должен был наступить для «Сорго», Крум—парка и «Гранд—Оста» вместе со мной.

Ветер на мгновение переменился, и «Высокомерие» перевалило за водяной утес и оказалось над бездной.

Время текло очень медленно, и «Высокомерие» проплыло над Шрамом. Это продолжалось всего несколько секунд, но секунды там тянулись долго.

 

— Я пересек край моря, заглянул вниз через свои колени, которые свешивались в люк, и увидел кромку воды. От этого голова шла кругом.

Солнце пробивало поверхность моря своими лучами, которые фильтровались и отражались волнами, а потом снова пронзали вертикальную поверхность. Я видел, как рыбы размером больше меня тыкаются носом в границу между водой и воздухом на глубине в сотню футов под поверхностью. Туда проникал свет. Вдоль краев шрама, видимо, существовал целый мир. Даже на глубине в две, три мили, там, где давление губительно, в воду проникал солнечный свет.

И вот эта водная поверхность воды с ее красками и водоворотами в каждом слое уходила на глубину в несколько миль. От этого можно было свихнуться.

Рђ еще РёР». РЇ видел его — мощная полоса слоистого ила, черного ила РЅР° РґРЅРµ РјРѕСЂСЏ. Рђ еще твердь. Твердь, уходящая РІРЅРёР· РЅР° столько миль, что Рё толща РІРѕРґС‹ перед ней казалась игрушечной. Красная, черная Рё серая твердь, расколотая надвое, словно отшлифованная. И РЅР° РјРЅРѕРіРѕ миль РІРЅРёР· — СЃРёСЏРЅРёРµ, которое шевелилось Рё пламенело, смутно мерцая СЃРєРІРѕР·СЊ РІРѕР·РґСѓС…. Магма. Реки расплавленного камня, геотермальные приливы.

А что за ними? Еще ниже?

А там — пустота.

Голос Хедригалла звучал глухо, испуганно.

 

— Я видел его, наверно, считанные секунды, — сказал он. — Но я помню каждый слой: цветом похоже на песок, насыпанный в бутылку. Смотреть на это было невозможно. Оно было слишком громадным для глаз.

Армада остановилась, замерла на несколько секунд на краю пропасти, а потом аванк сделал последний рывок. Сначала я видел его сквозь воду. Я видел его на глубине в четыре мили, чуть выше темного дна. Я видел, как появились его очертания, поначалу расплывчатые, потом он неожиданно приблизился, контуры его становились четче по мере движения вперед. А потом с таким звуком, как при всемирной катастрофе, аванк начал прорываться, проталкиваться сквозь скалу морской воды.

Миля плоти.

Вот он просунул голову, расщепляя, сотрясая вокруг себя воду. Глыбы воды высотой в тысячи ярдов откалывались и падали, капли размером с дом раскручивались и дробились, устремлялись в пустоту, в Шрам.

Я видел концы первых громадных цепей, — они прорвались сквозь воду четырехмильной натянутой тетивой, разрезавшей море между аванком и городом наверху. Потом за ним показались и другие цепи: они словно когтистой лапой располосовали море параллельными вертикальными линиями.

Тело аванка, неописуемое тело, продолжало двигаться вперед — плавники и шипы, реснички, и когда оно оказалось в воздухе, сила тяжести увлекла его, и аванк стал наклоняться — головой вниз. Цепи еще сильнее натянулись, и оконечность Армады достигла края, и город начал переваливаться.

Аванк испустил звук, от которого треснуло все стекло вокруг меня.

Я увидел, как погружные элементы, на которых покоилось «Сорго», устремились к вертикальной плоской поверхности воды и прорвались сквозь нее, а вокруг по обе стороны, на сотни футов от «Сорго», кормовая часть Саргановых вод, Баска и Дворняжника достигла границы моря, перевалилась через нее, задрожала и пошла вниз.

 

— В Армаде так много кораблей.

Пароходы достигали кромки воды и с жутким грохотом медленно переползали за нее, дома и башни скатывались с них, как бильярдные шары со стола, дождь кирпича и тел, сотни тел падали в конвульсиях и судорогах неслись вниз на многие и многие мили, минуя все внутренние слои мира.

Я даже не молился. У меня не было сил. Я мог только наблюдать.

Мосты Рё канаты рвались. Рыболовные СЃСѓРґР°, падая, распадались РЅР° части. Баржи Рё спасательные шлюпы, Р±СѓРєСЃРёСЂС‹ Рё деревянные боевые корабли. Р’СЃРµ РѕРЅРё разлетались РІ щепы. Взлетали РЅР° РІРѕР·РґСѓС…, разламывались, загорались, РєРѕРіРґР° разрывались котлы Рё РёР· РЅРёС… разлетался раскаленный уголь. Шестисотфутовые СЃСѓРґР°, построенные столетия назад, кувыркались РІ РІРѕР·РґСѓС…Рµ, падая РІ бездну.

И вот над Шрамом оказалась корма «Гранд—Оста» и повисла в воздухе.

Армада перевалила через край океана и устремилась вниз хаотическим ливнем отдельных частей; живое и мертвое неслось в лавине кирпичей и мачт. Я не слышал ничего, кроме треска воды и криков аванка.

И вот уже три сотни футов «Гранд—Оста» нависли над бездной, а вокруг сыпались вниз малые корабли. И внезапно тяжесть корабля сделала свое дело, и я услышал хруст, будто сломались кости какого—то божества, и треть кормовой части корабля, к которой был прикреплен мой дирижабль, отломилась и пошла вниз, таща меня за собой. И вот я, обхватив руками обтекатель, полетел в бездну, в Шрам.

Вам интересно, как вы будете умирать? Храбро, с воплями, потеряв сознание или как—то еще? Что до меня, то, когда корма «Гранд—Оста» увлекла меня за собой, я встретил смерть в ступоре, челюсть моя по—идиотски отвисла.

Кромка воды уходила мимо меня вверх, а я устремлился вдоль стены Шрама вниз, в пустоту ниже уровня моря.

 

Несколько мгновений я видел сквозь воду кили кораблей надо мной, смотрел, как они движутся к своей гибели. Я летел вниз, а на меня падала остальная часть «Гранд—Оста» и все прочие суда города.

Раз или РґРІР° РЅР° секунду—другую РІ поле моего зрения попадали дирижабли. Маленькие такси, люди среди ремней РїРѕРґ баллонами, которым удалось спрыгнуть СЃ палуб СЃРІРѕРёС… упавших РІ бездну кораблей, — РѕРЅРё надеялись подняться Рє небу, РЅРѕ увлекались вихревыми потоками РѕС‚ падающих кораблей Рё погибали: корабельные РєРѕСЂРїСѓСЃР° или РёС… обломки разбивали баллоны.

«Высокомерие» падало все быстрее. Я закрыл глаза и попытался умереть.

И тут в четырех милях ниже меня дернулся аванк.

Наверно, он агонизировал: тело его на воздухе покрылось пузырями и кровоточило, оно сложилось пополам, когда пробило стену воды и полмили его спины оказались внутри Шрама. Может быть, он корчился в судорогах от боли. Внезапно аванк рванулся, весь оказался внутри Шрама и тут же полетел вниз.

Аванк снова закричал, когда все его тело повисло в пустоте, и рывок увлек его вниз быстрее, чем сила тяжести. Аванк дернулся, цепи его внезапно натянулись и потащили к краю остальную часть города. Теперь «Гранд—Ост» целиком оказался в Шраме и устремился вниз, но тут канат, удерживавший «Высокомерие», от резкого натяжения лопнул.

 

— Он лопнул.

Мои глаза открылись, когда аэростат устремился вверх, мимо падающего города, ввысь, мимо этой стены океана, вдоль которой летел металл и деревянные щепы, из Шрама в небеса.

Меня СЃ ревом вынесло РёР· трещины, Рё СЏ устремился РІ небо. Руками СЏ крепко цеплялся Р·Р° перила, понимая, что теперь Р±СѓРґСѓ жить.

Подо мной остатки Армады соскальзывали в Шрам. Сенной рынок в ливне малых лодочек, «Юрок», «Териантроп», лечебница, старые, обветшавшие суда Заколдованного квартала — все это превращалось в ничто. Переваливалось через край в пелене брызг, переворачивалось и скрывалось в Шраме, пока на поверхности Скрытого океана не осталось ничего.

Поднимаясь вверх, я смотрел прямо в Шрам и видел туман, дымку, похожую на пыль; Армада падала, далеко под ней — аванк, он вращался на ходу, наворачивая на себя двадцать миль цепей, дергаясь из стороны в сторону в попытке выплыть из этого бесконечного падения. Даже аванк казался маленьким и немощным.

Наконец я в изнеможении, все еще не веря, что остался в живых, упал на спину, а когда снова посмотрел вниз, то не увидел ничего.

 

Голос Хедригалла замер. Он заговорил снова после нескольких секунд тишины.

— Я поднялся так высоко, как еще никогда не поднимался. Так высоко, что можно было взглянуть вниз и увидеть, что такое Шрам на самом деле. Трещина — только и всего. Трещина в мире.

Не знаю, смог ли спастись кто—нибудь еще из аэронавтов. Но я был на высоте около мили и не видел никого.

На этой высоте дул сильный ветер, который несколько часов тащил меня на юг. Меня унесло прочь оттуда, от этого страшного места в океане, где потоки направлялись к Шраму. В «Высокомерии» появилась течь. Аэростат был пробит во время падения, и я терял высоту.

Я соорудил из досок кабины и обшивки что—то вроде плота — я понимал, что меня ждет. Я ждал у люка, пока аэростат не опустился достаточно низко, после чего выкинул плотик и сам прыгнул на него.

И тогда наконец, только тогда, свернувшись на своем матеньком плотике, я позволил себе вспомнить, что видел.

 

Два дня пробыл я наедине со своими воспоминаниями. Я думал, что умру.

На мгновение мне показалось, что если я сумею продержаться достаточно долго, то, может быть, меня вынесет во Вздувшийся океан, где ждут другие корабли. Но я не настолько глуп. Я знал, что у меня нет ни малейшего шанса.

А потом — это.

В первый раз за все время своего необычайного рассказа Хедригалл, казалось, снова был готов потерять самообладание.

— Что это? Что это? — Истерические нотки в его голосе становились громче. — Я думал, что умираю. Я думал, что вы — это бред умирающего. Я видел, как вы умерли… — Последние слова он произнес шепотом. — Я видел, как вы умерли. Кто вы? Что это за город? Что происходит со мной?

 

После этого Хедригалл стал буянить, он нес какой—то бред, в ужасе кричал. Любовники пытались успокоить его, но далеко не сразу причитания какта стали стихать. Наконец он впал в тревожный сон.

Последовало долгое молчание — долгая, напряженная тишина, и, по мере того как впечатление от рассказа Хедригалла стало понемногу ослабевать, Беллис снова почувствовала себя в своей тарелке. Она застыла в напряжении, кожа ее стала как наиликтризованная. Она словно опьянела от ужаса — от услышанного.

— Что же произошло? — ровным, хотя и озабоченным голосом прошептал Любовник.

— Это Шрам, — прошептал Флорин на ухо Беллис. — Я знаю, в чем дело. Мы вблизи Шрама, и он дает утечку. А Хед там, наверху…

Он замолчал, покачав головой, лицо у него было усталое, бледное от недоумения. Беллис знала, что он скажет.

— Это не настоящий Хедригалл, — сказал Флорин. — Не подлинный, не тот, что был здесь. Наш Хедригалл убежал. А этот Хедригалл возник из другой возможности. В этом варианте он остался с нами, а мы двигались чуть быстрее и раньше добрались до Шрама. Он то, что произошло… что произойдет… Джаббер, помилуй и спаси, о Джаббер милостивый, дерьмо собачье.

 

Над ними спорили Утер Доул и Любовники. Кто—то (Беллис не разобрала — кто) сказал то же самое, что сейчас сказал Флорин. Любовница реагировала довольно бурно.

— Говно это! — выдохнула она. — Говно вонючее! Нет, так не будет! Никогда такого не случится. Ты что же, думаешь, мы случайно натолкнулись на него во всем этом безбрежном океане, даже если он и не настоящий? Это все, на хрен, подстроено! Это и есть Хедригалл. Это наш Хедригалл, и он никогда не покидал Армаду! Это все подстроено, чтобы мы повернули назад. Никакой он не выброс из Шрама.

Она была в бешенстве, не давала никому говорить. К изумлению Беллис, она набрасывалась на Утера Доула и даже на Любовника. Тот просил ее успокоиться, все обдумать… Но Любовница была так близко к вожделенному предмету ее поисков, что теперь просто сходила с ума.

— Вот что я вам скажу, — бесилась она. — Это все дерьмо, и мы запрем этого подлого вруна, пока он не признается во всем. Мы скажем, что он выздоравливает. Мы будем ждать. Мы узнаем, что произошло на самом деле. Мы не станем верить в этот бред, которым он нас тут кормил.