СМИ – Самый Могущественный Институт 10 страница

«Они посоветовались с премьер-министром и архиепископом Кентерберийским, но это мой брак! – сокрушалась принцесса. – Они говорят об интересах страны. А как насчет моих интересов? Как насчет интересов моих мальчиков?»[41]

Диана знала, как напугать дворец. В случае ее отказа Чарльзу пришлось бы ждать еще два года, прежде чем получить право на развод без согласия жены. Шахматная партия грозила закончиться патом. Срочно требовалось вмешательство высшей инстанции.

Диана всегда очень уважительно относилась к королеве. «Я восхищаюсь ей», – призналась как-то принцесса[42]. Она считала свою свекровь единственным человеком среди Виндзоров, кто сможет помочь ей в случае неприятности. Однако, когда брак между супругами Уэльскими в середине 1980-х пошел под откос, даже Елизавета была вынуждена признаться своей невестке, что не в состоянии изменить ситуацию. Когда принцесса спросила:

– Что же мне делать?

Королева ответила загадочно:

– Я не знаю, но Чарльз безнадежен[43].

Теперь же, после неожиданного отказа принцессы предоставить развод, Елизавете ничего не оставалось, как взять матримониальные дела старшего сына в свои руки. Для начала она пригласила Диану на аудиенцию.

Встреча состоялась 15 февраля 1996 года в Букингемском дворце.

– Я не хочу развода, – заявила принцесса. – Я все еще люблю Чарльза. Не все плохое, что случилось между нами, произошло исключительно по моей вине[44].

Но Елизавета уже приняла решение.

– Сложившаяся ситуация не принесет добра никому – ни стране, ни семье, ни детям, – произнесла она спокойным тоном; при этом в ее голосе чувствовалась такая решимость, что невольно мурашки бежали по телу. – Будет лучше, если вы разведетесь[45].

По настрою королевы стало понятно – впереди Диану неизбежно ждет развод, и вместо того, чтобы отрицать этот факт, лучше бросить все свои силы на получение максимальной выгоды из сложившейся ситуации. Принцесса была достаточно умна, чтобы понять: ветер переменил направление, и теперь, как никогда, ей следовало позаботиться о своем будущем – будущем вне королевской семьи.

Своим адвокатом Диана выбрала тридцатидевятилетнего Энтони Джулиуса, специализировавшегося не на бракоразводных делах, а на работе с исками в средствах массовой информации.

Когда принцесса позвонила Энтони и попросила представлять ее в этом деле, он ответил:

– Я согласен, но хочу, чтобы вы знали, – для меня этот первый развод.

– Все нормально, для меня тоже, – успокоила его Диана[46].

Подобная откровенность и деловой настрой вселяли оптимизм. Как знать, может быть, им и правда удастся подготовить достойный ответ королевской машине. Именно Джулиус посоветовал Диане сбить ритм переговоров, отказаться от быстрого расторжения брака и выиграть время. Нужно было тщательно продумать величину «контрибуции», которую принцесса будет просить у королевского дома. После длительных раздумий команда Дианы решила, что для ее безопасности и поддержания соответствующего общественного статуса необходимы 17 миллионов фунтов стерлингов.

Другим принципиальным вопросом стала борьба за титул «Ее Королевское Высочество» – не менее важная, чем получение указанной суммы. Это может показаться странным, но для такой страны, как Великобритания, и для того общества, в котором вращалась принцесса Уэльская, иметь подобный титул, присуждаемый и отбираемый лично монархом, значило быть не только сопричастным с королевской семьей, но и обладать определенным положением. Без громкого титула принцессе пришлось бы приседать в реверансе перед каждым Виндзором, включая ее мужа и даже соседку по Кенсингтонскому дворцу Ее Королевское Высочество Мари Кристину, принцессу Кентскую. А для Дианы – матери будущего наследника престола – подобная процедура была не только неудобна, но и весьма унизительна.[45]

С борьбой за титул Британия впала в состояние дежавю. Почти за шестьдесят лет до развода четы Уэльских король Георг VI отказался присвоить титул «Ее Королевское Высочество» Уоллис Симпсон – супруге своего старшего брата, бывшего короля Эдуарда VIII, а ныне герцога Виндзорского. Подобное решение, как и в середине 1990-х годов, вызвало оживленные споры. Но Георг VI остался непреклонен. Это ему и только ему решать, кого делать членом королевской семьи, и Уоллис Симпсон – дважды разведенная американка, – согласно его представлениям, не слишком подходила для столь благородного статуса!

Теперь аналогичную головоломку предстояло решить дочери Георга VI Елизавете. Она считала, что разведенная жена Чарльза не может быть членом королевской семьи.

– Если говорить откровенно, я думаю, что титул «Диана, принцесса Уэльская» в данном случае будет более уместен, – озвучила она свою позицию[48].

Неудивительно, что переговоры шли трудно, пока окончательно не зашли в тупик. Для поиска новых решений инициативу на себя был вынужден взять Чарльз.

«Предлагаю встретиться без адвокатов и прийти к какому-нибудь решению, – написал он своей жене. – Давай забудем о прошлых обидах и перестанем портить себе жизнь»[49].

Беседа прошла 28 февраля в Сент-Джеймсском дворце. Сорок пять минут супруги пили чай и обсуждали сложившуюся ситуацию.

– Что бы ни случилось дальше, я всегда буду любить тебя, – сказала Диана[50].

Несмотря на столь откровенную фразу, душевной теплоты оказалось недостаточно, чтобы растопить лед недоверия. Единственный результат, к которому все-таки удалось прийти: Диана согласилась на развод при условии, что Корона удовлетворит все ее требования.

Сразу же после беседы с мужем Диана направилась в свой кабинет в Сент-Джеймсском дворце, откуда при участии советника по связям с общественностью Джейн Эткинсон сделала официальное заявление. В нем она указала, что не возражает против развода, сохраняет за собой титул принцессы Уэльской, помещения в Кенсингтонском дворце и офис в Сент-Джеймсском дворце, а также право принимать участие в любых вопросах, связанных с ее детьми.

Адвокаты принца пришли в ярость. Теперь они поняли, для чего Диана просила своего мужа не распространяться о приватной беседе. Перехватив инициативу, принцесса первой сделала официальное заявление, чем нанесла упреждающий удар.

Обращает на себя внимание, что в заявлении принцессы отсутствовали притязания на титул «Ее Королевское Высочество». Быть может, Диана отказалась от борьбы в этом направлении? Королевские адвокаты уже вздохнули с облегчением, но не тут-то было! Отступив на одном фланге, принцесса пошла в наступление на другом. Журналисту «Daily Mail» Ричарду Кэю она передала следующий фрагмент для публикации: «Принцесса собиралась сохранить титул „Ее Королевское Высочество“, но противоположная сторона отказалась пойти на это. На решение столь сложного вопроса ушли последние две недели»[51].

По сути, эти слова взывали к народу и могли нанести сильный урон и без того потрепанному престижу королевского двора. Дворец был вынужден обороняться, и в этом, возможно, заключался главный, уже не тактический, а стратегический ход принцессы: тем самым она рассчитывала отвлечь внимание адвокатов мужа от не менее важного вопроса – финансы.

В течение трех последующих месяцев газеты не без удовольствия ломали голову и перья над проблемой: «Необходимо ли Диане сохранять титул?», а команда принцессы тем временем выдвигала все новые финансовые условия, претендуя уже на доходы Чарльза от герцогства Корнуолл и часть богатства самих Виндзоров.

В мае в приватной беседе с королевой Диана сообщила, что отзовет согласие на развод, если ее условия не будут удовлетворены в полном объеме. Переговоры, казалось, вновь зашли в тупик. После еще полутора месяцев безуспешных юридических хитростей королевские адвокаты были вынуждены признать свое поражение.

13 июля было составлено соглашение о разводе, в котором удовлетворялись все требования принцессы. А спустя еще два дня, 15 июля 1996 года, в небольшой комнатке в Первом суде в Сомерсет-хаус был подписан документ decree nisi , указывающий на то, что брак принца и принцессы Уэльских будет считаться официально расторгнутым спустя шесть недель, 28 августа. На всю процедуру ушло чуть более трех минут.

 

28 августа принцесса проснулась рано. Позавтракав грейпфрутом и медом, она стала рассказывать дворецкому о планируемых поездках: в сентябре – в Вашингтон, в ноябре – в Австралию. В момент ее воодушевленного монолога зазвонил телефон.

Это был личный секретарь королевы сэр Роберт Феллоуз. Однако в данный момент он звонил не как сотрудник Букингемского дворца, а как зять принцессы:

– Хочу пожелать тебе удачи в этот непростой день, – сказал он. – Что ни говори, это был прекрасный роман, хотя и с трагическим финалом.

– О нет! – воскликнула Диана. – Просто начинается новая глава. И помни, Роберт, я все еще люблю Чарльза. И буду любить его всегда[52].

Принцесса надела элегантный нежно-голубой костюм и отправилась в Ассоциацию английского национального балета. О том, что произошло дальше, вспоминает водитель, а по совместительству и телохранитель Дианы Колин Теббут:

– Никогда не забуду, что в 10 часов 26 минут, когда мы подъехали к входу, у нас был служебный «ягуар», а спустя всего две минуты – в 10 часов 28 минут – автомобиль принадлежал уже не нам[53].

Принцесса тоже подготовила сюрприз. Она знала, что ее приезда будут ждать десятки репортеров. Медленно продефилировав перед журналистами, Диана специально держала левую руку так, чтобы все обратили внимание на обручальное кольцо. Да, да, это было то самое кольцо, которое в феврале 1981 года Елизавета II выбрала в качестве подарка своей будущей невестке и которое теперь использовалось Дианой как еще одно оружие в PR-борьбе против Фирмы. Своим жестом принцесса недвусмысленно давала понять, что все еще любит бывшего супруга.

30 августа 1996 года в номере «London Gazette» была опубликована следующая заметка, составленная в характерных для таких случаев выражениях:

«Королева выразила удовлетворение жалованной грамотой от 21 августа 1996 года с большой государственной печатью, сообщающей, что бывшая жена сына монарха данного королевства отныне не будет иметь право титуловаться, величаться, именоваться или каким-либо еще способом соотноситься с титулом Королевское Высочество»[54].

Согласно договору Диана сохраняла за собой титул принцессы Уэльской до конца своих дней – или до тех пор, пока не выйдет второй раз замуж, – апартаменты в Кенсингтонском дворце и получала единовременно 17 миллионов фунтов; еще 400 тысяч ежегодно шло на содержание ее штата и офиса.

Согласитесь, неплохой расклад. Даже потеря приставки HRH – Her Royal Highness – выглядело в данном случае не так уж и обидно. Одновременно с лишением титула было составлено интересное дополнение: «Диану принцессу Уэльскую следует считать членом королевской семьи»[55]. Кроме того, Диану поддержали дети.

– Не волнуйся, мамочка, – успокоил ее Уильям, – когда я стану королем, я верну тебе титул[56].

Просматривая перечень того, чего принцесса добилась после развода, невольно приходишь к выводу, что в этой бюрократической, юридической и матримониальной схватке она одержала победу. Это была ее вторая крупная победа. По «иронии истории» (как наверняка заметил бы Гегель) первая случилась за пятнадцать лет до этого, когда в оранжерее Виндзорского дворца Чарльз сделал ей предложение.

И тем не менее, одержав победу в битве за условия своей жизни после развода, Диана проиграла войну за счастливую семейную жизнь. Она это отлично понимала, и от этого понимания ей становилось только хуже.

28 августа она написала Полу Барреллу:

«Я никогда не хотела развода. Все, о чем я мечтала, так это о счастливой семейной жизни, о любви и поддержке Чарльза. У нас растут два замечательных сына, глубоко любимые обоими родителями. Часть меня всегда будет любить Чарльза. Как бы я хотела, чтобы он заботился обо мне и был бы горд моей работой.

Это были беспокойные пятнадцать лет, в которых присутствовали и зависть, и ревность, и ненависть со стороны друзей Чарльза и членов его семьи, – они так и не поняли меня. Все это причиняло мне сильную боль и доставляло массу беспокойства.

Я так хочу быть лучшим другом Чарльза, поскольку я понимаю его как никто другой»[57].

Принцесса Уэльская была права, когда в разговоре с Робертом Феллоузом сказала, что в ее жизни началась новая глава. Однако сколько еще тайн хранило ее прошлое…

 

 

Глава 4

БОРЬБА С ОДИНОЧЕСТВОМ

 

Новые кавалеры

 

В середине 1980-х годов взаимоотношения супругов Уэльских стали напоминать математическую функцию с отрицательной производной. И это притом, что речь шла о девушке, которой в 1985 году исполнилось всего 24 года и которая нуждалась в любви, как зеленые листья растений – в лучах солнца. «Брак века», как его называли журналисты, не смог предоставить это чувство в полном объеме, и принцессе ничего не оставалось, как попытаться восполнить недостаток любви в компании с другими представителями сильной половины человечества.

Одним из первых, с кем у Дианы завязались близкие отношения, стал ее телохранитель, сержант Барри Мэннеки, переведенный в штат принцессы в апреле 1985 года. Диану можно понять, и в том, что она выбрала телохранителя, определенно есть своя закономерность. Люди этой профессии всегда рядом, они приносят ощущение защищенности и всегда готовы поддержать в трудную минуту. Даже эмоционально скупая принцесса Анна, которую телохранители окружали с детства, в 1986 году не смогла устоять и влюбилась в одного из них.

Кроме того, Барри обладал многими чертами, которые всегда привлекают женщин. Он был уверен в себе, с прекрасным чувством юмора, легко сходился с людьми и быстро нашел общий язык с Уильямом и Гарри.

«Мэннеки был приятным парнем, искренним и очень отзывчивым, – свидетельствует один из членов обслуживающего персонала. – Общаясь с ним, вы невольно приходили к мысли: „Если что случится, я бы хотел, чтобы он был рядом“»[1].

Старший телохранитель Чарльза супреинтендант Колин Тримминг предупредил подчиненного об опасности чрезмерно дружеских отношений с Дианой, но Барри лишь отшучивался, утверждая, что между ним и принцессой отношения не выходят за рамки профессиональной этики. Однако это не так.

«Барри и в самом деле был в нее влюблен, – вспоминает один из сотрудников Хайгроува. – Чтобы нравиться принцессе, он накупил целую кучу свитеров из кашемира. Сразу было видно, что Диана вскружила ему голову»[2].

Принцесса платила взаимностью.

«Я всегда старалась выйти на прогулку, лишь бы увидеть его, – с волнением призналась Диана своему инструктору по постановке речи Питеру Сеттелену в 1992 году.[46] – Я испытывала состояние блаженства только тогда, когда Барри был рядом. Своим поведением я напоминала маленькую девчонку, отчаянно стремившуюся заслужить похвалу»[3].

Обычно принцесса называла Мэннеки «мой парень»[4], а однажды – «любовью всей моей жизни»[5]. Последнее выглядит несколько странным, особенно если вспомнить прошлые высказывания Дианы, когда она использовала аналогичное выражение при описании своих чувств к Чарльзу.

И тем не менее – насколько далеко зашли отношения между принцессой и ее телохранителем? На этот счет, как и в том, что касается большинства других эпизодов из жизни Дианы, однозначного мнения нет. В вышеупомянутой видеопленке Питера Сеттелена принцесса заявляет, что между ней и Барри не было физической близости.

Если обратиться к воспоминаниям очевидцев, то они противоречат друг другу. Так, коллеги Мэннеки Кен Уорф и Колин Теббут считают, что Диана и Барри не были любовниками. В то время как прислуга, некоторые друзья и биограф Дианы Тина Браун сходятся в обратном.

Какие бы отношения ни складывались между ними, ясно одно – влюбившись в принцессу, Барри переступил черту.

«Он пренебрег золотым правилом и перешагнул черту, отделявшую серый ковер обслуживающего персонала от красного ковра членов королевской семьи, – говорит Кен Уорф. – Мэннеки стал типичной жертвой „лихорадки красного ковра“»[6].

Барри и сам это отлично понимал. И даже первое время беспокоился из-за сближения с принцессой.

«Он признался мне, что Диана буквально преследует его, – вспоминал журналист Эндрю Мортон. – Барри боялся, что потеряет работу»[7].

Но чары принцессы оказались слишком сильны. Устоять перед ними смог бы разве что Парсифаль, но никак не обычный телохранитель из Скотленд-Ярда.

Несмотря на жену и двоих детей, Мэннеки не справился с искушением. Он сделал шаг вперед на красный ковер и увидел перед собой разверзшуюся бездну только тогда, когда менять что-либо было уже слишком поздно.

Отношения между Дианой и ее телохранителем не могли долго оставаться незамеченными. В июле 1986 года принцесса и Мэннеки были застигнуты в компрометирующей обстановке. Уединение в гостиной, снятый пиджак Барри и милая шутливая беседа – для Мэннеки это был приговор.

«Это все было так тяжело, а люди настолько завистливы и ревнивы! – возмущалась принцесса. – О, эта злобная и ожесточенная атмосфера Кенсингтонского дворца! Когда всё обнаружили, его просто вышвырнули вон!»[8]

Аутодафе в королевской семье проводят решительно и незаметно для посторонних глаз. Оступившихся сначала переводят на другую работу, после чего их просто не замечают. В конечном счете наступает момент, когда персона нон грата добровольно уходит в отставку.

Аналогичный сценарий ждал бы и Мэннеки, если бы не трагическая случайность. Вскоре после инцидента он был переведен в батальон охраны дипломатического корпуса. 22 мая 1987 года в Южном Вудфорде, графство Эссекс, произошла автокатастрофа. Барри вместе со своим другом-полицейским мчался на мотоцикле «сузуки» по главной дороге. Неожиданно слева на большой скорости выскочил «форд фиеста». Произошло столкновение, удар был такой силы, что Барри скончался на месте.

«Смерть Мэннеки стала самым сильным ударом в моей жизни, – признавалась принцесса. – Я думаю, его убрали!»[9]

Предположения Дианы могли бы подтвердить и опасения самого Мэннеки. По словам одного из друзей покойного, «Барри был очень напуган. Он боялся, что с ним что-то произойдет»[10].

Однако любители сенсаций и теории заговора будут разочарованы. То, что произошло в Вудфорде, скорее всего – несчастный случай. За рулем автомобиля, неожиданно выскочившего на дорогу, сидела семнадцатилетняя Никола Чопп, водительский опыт которой практически был равен нулю.

Об автокатастрофе Диана узнала от своего мужа. Они ехали в аэропорт Норфолка, откуда должны были отправиться на Каннский фестиваль. Неожиданно Чарльз сообщил ей трагическую новость. Диана была потрясена. Причем потряс ее не только сам факт гибели бывшего телохранителя, но и поведение принца, который выбрал для новости самый неподходящий момент: как раз перед появлением принцессы на глазах многотысячной аудитории. Диана считала, что Чарльз сделал это специально.

«Мой муж все знал, но у него не было никаких доказательств. Поэтому он просто надо мной издевался. А я ничего не могла с этим поделать», – скажет потом Диана[11].

В Каннах принцессе придется изображать счастье, хотя в тот момент она страдала от душевной дисгармонии.

Описание этого эпизода будет неполным, если не отметить еще один немаловажный факт. Еще до гибели Барри в жизни Дианы появился новый мужчина. Им стал двадцативосьмилетний начальник квартирмейстерского отделения полка лейб-гвардии капитан Джеймс Хьюитт.

Первая встреча будущих любовников состоялась теплым летним днем 23 июля 1986 года. В тот день весь Букингемский дворец пребывал в приятном возбуждении: младший сын королевы принц Эндрю, герцог Йоркский, женился на Саре Фергюсон.

Диана сидела около лестницы. Сбросив туфли, она поставила ноги на стул и уперлась в них подбородком, беседуя с кем-то из работников дворца. Неожиданно ее внимание привлек молодой капитан. Бросив на него оценивающий взгляд, Диана воскликнула:

– Хорош, как и его мундир![12]

Джеймс остановился. В течение некоторого времени они смотрели друг на друга. Прошло секунд тридцать, не более, но и их оказалось достаточно, чтобы огонек нового чувства начал потихоньку разгораться.

Желая познакомиться со статным офицером поближе, принцесса попросила придворную даму Хейзел Уэст пригласить Хьюитта на запланированный в Сент-Джеймсском дворце небольшой прием.

Джеймс был немало удивлен приглашением. Однако чувство неловкости длилось недолго. Едва он появился в апартаментах дворца, как к нему тут же подошла принцесса Уэльская. Между ними завязался оживленный разговор, во время которого Диана призналась, что боится лошадей:

– Это идет из детства, когда я упала с лошади и сломала себе руку. Тем не менее в глубине души я всегда мечтала освоить верховую езду.

Стоит ли удивляться, что Хьюитт с радостью предложил ей свои услуги.

Спустя несколько дней они начали первые уроки верховой езды в Гайд-парке. К счастью, Найтсбриджские казармы располагались совсем недалеко от одного из самых известных парков Лондона и – что намного важнее – городской резиденции принцессы Уэльской – Кенсингтонского дворца. После возведения Хьюитта в чин майора в 1987 году и его перевода в Комбермерские казармы в Виндзоре занятия верховой ездой были продолжены в Большом парке королевской резиденции.

Словно волна, чувства подхватили молодых людей и понесли навстречу неизвестному.

– Ты мне нужен, ты делаешь меня сильней, – целуя Хьюитта, шептала ему Диана, когда после занятий они шли подкрепиться в офицерскую столовую. – Если бы ты только знал, как я страдаю, когда тебя нет рядом. Я хочу одного – быть рядом с тобой![13]

Хьюитт был не из тех, кто блистал интеллектом,[47] но для Дианы это было больше достоинством, чем недостатком. Влюбившись в Джеймса, она была на седьмом небе от счастья. Впервые после стольких лет брака она почувствовала себя внутренне раскрепощенной. Рядом с ней был мужчина, с которым не нужно претворяться, делать себя сильней, выносливей или хладнокровней. Любое проявление эмоций воспринималось уже не как слабость, а как самая обычная человеческая реакция. В одном из писем к Джеймсу она напишет: «Я просыпаюсь ночью и испытываю невероятное чувство – насколько сильно я люблю тебя. Как же я благодарна Господу, что ты появился в моей жизни!»[15]. Это – слова женщины, которая наконец обрела свое счастье.

Их отношения продлились пять лет, и для многих людей не являлись секретом. Знал о романе своей супруги и Чарльз. Однако он не стал ему препятствовать. За плотно закрытыми дверьми королевских резиденций существовали свои правила, и если вы действовали в рамках этих правил, вас оставляли в покое. Роман между принцессой и майором Хьюиттом, хотя и был вполне искренен, за установленные рамки не выходил, а значит, де-факто был разрешен. Сам Джеймс Хьюитт прокомментировал это следующим образом: «Диана и Чарльз заключили негласное соглашение: я был частью жизни принцессы, Камилла – принца Уэльского»[16].

Для того чтобы не ставить друг друга в неловкое положение, каждую неделю супруги Уэльские сверяли свои графики. Теперь они наверняка знали, кто и когда будет находиться в Хайгроуве или Кенсингтонском дворце. К тому же в отличие от своей жены Чарльз, как заметил один из его друзей, «обладал бесценным качеством – он не замечал то, чего не следовало замечать»[17].

Возможно, так оно и было. А может, права и биограф Дианы Сара Брэдфорд, которая полагала – Чарльз не просто не обращал внимания на Хьюитта, он даже вздохнул с облегчением, когда узнал, что в жизни его супруги появился новый мужчина[18]. Ведь по сути, Джеймс был не только любовником Дианы, но и человеком, сумевшим подарить ей душевное спокойствие. А это дорогого стоит.

У Хьюитта был свой метод – ранящим душу стрелам депрессии он подставил щит всеотражающей любви.

«Кто-то идет к психиатрам, кто-то принимает наркотики. Диане же требовалась поддержка, любовь, забота и уверенность, что все, что она делает, делается правильно» – такова была формула его психологической терапии[19].

Как ни банально, но это работало. Душевное состояние принцессы стабилизировалось. Депрессия и перепады настроения мучили ее все реже и реже. Даже проклятая булимия и та отступила.

До поры до времени Джеймс ничего не знал об этом недуге. Диана сама призналась ему:

– Когда я чувствую себя несчастной, то иду к холодильнику и наедаюсь до отвала. Но от этого мне становится только хуже. Я от всего избавляюсь, потом начинаю есть заново. – Увидев странную гримасу на лице своего любимого, принцесса быстро добавила: – Не беспокойся, когда я с тобой, я чувствую себя прекрасно![20]

Она не лгала. Рядом с Хьюиттом болезнь действительно отступила, что не замедлило сказаться на внешности принцессы. Кожа приобрела румянец, в глазах появился блеск, исчезла худоба, формы округлились, сделав Диану еще более привлекательной.

Отношения между любовниками приносили наслаждение не только принцессе. Хьюитт также черпал удовольствие в этом адюльтере. Ему льстила сама мысль о том, что его любовница – принцесса Уэльская и он сопричастен королевской жизни. Так же, как и Барри, Джеймс заразился «лихорадкой красного ковра».

Вот как описывает его поведение подруга Эмма Стюардсон:

«Помню, Джеймс однажды вернулся домой после очередного визита в Хайгроув. Он был очень возбужден. Чувствовалось, что его переполняют эмоции и впечатления. Он ни о чем не мог говорить. Только и повторял, насколько изысканно его обслуживали за обеденным столом»[21].

Но все имеет свою цену. И пребывание рядом с принцессой, и ее дорогие подарки – за все нужно было платить. Цена, которую потребовала Диана, заключалась в подчинении. Хьюитт должен был полностью посвятить себя принцессе, раствориться в любви к ней, как таблетка аспирина – в стакане воды. Диана слишком долго была одна, чтобы отпустить любимого хоть на мгновение. Поэтому, когда летом 1989 года Джеймс сообщил ей, что его оправляют на два года в Германию командовать танковой ротой, принцесса пришла в бешенство. Она готова была сражаться за свою любовь. Задействовав связи, Диана лично переговорила с генерал-майором сэром Кристофером Эйри, но все безрезультатно.

Принцесса считала, что ее предали. Она могла простить Джеймсу многое, даже его любовную связь с Эммой Стюардсон. Но покинуть ее в столь психологически тяжелый момент (по правде говоря, не менее тяжелый, чем и большинство других периодов в жизни Дианы)… Это же настоящая измена! – негодовала принцесса.

Она не хотела понять – даже Хьюитт мог устать от тотального контроля и захотеть самостоятельности.

Каждый раз, влюбляясь в мужчину, Диана делала это самозабвенно, отдавая всю себя без остатка. Так произошло с Чарльзом – даже после всех семейных бурь, кризисов и, наконец, развода она продолжала его любить. Так произошло и с Хьюттом – даже испытав злобу, связанную с его отъездом сначала в Германию, а потом – в 1991 году – в зону Персидского залива, принцесса продолжала испытывать к нему сильные чувства. Диана исписывала длинные страницы любовных писем. Иногда она писала по два раза в день, иногда – по четыре! Каждая мысль, каждое переживание, каждая эмоция – все тут же переносилось на бумагу. На этих бесценных листках Диана рассказывала Хьюитту обо всем – об одиночестве, возобновившихся переживаниях, «окончательной попытке понять себя», об «ультиматуме Чарльзу – нужно что-то срочно предпринять, потому что так жить больше невозможно»[22].

Расставаясь с Дианой, Джеймс догадывался о возможной реакции своей любовницы. Проведя столько времени вместе, Хьюитт не понаслышке был знаком с характером принцессы.

«Я еще никогда не видел, что настолько можно было потерять голову, – скажет он своему отцу. – Я даже боюсь – если я ее брошу, она наложит на себя руки»[23].

И тем не менее разрыв состоялся. Как по вине самих любовников, так и при участии прессы – вездесущей прессы, сыгравшей в жизни принцессы такую роль, что она достойна отдельного упоминания. Но об этом немного позже.

Расставание с Хьюиттом произошло в характерной для Дианы манере: отношения рвались мгновенно, без лишних объяснений и разговоров, мобильный телефон выкидывался,[48] имя вычеркивалось.

Комментируя поведение принцессы, ее финансовый советник сэр Джозеф Сэндерс заметил: «Диана не умела расходиться с людьми. Нет чтобы пригласить в какой-нибудь уютный ресторанчик и сказать: „Я полагаю, что для нас будет лучше прекратить взаимоотношения и спокойно попрощаться…“ Она просто рвала отношения и переставала общаться. Люди терялись в догадках, не понимая, что происходит»[25].

Скорее всего, столь необычная манера прощаться – втихую, без всяких объяснений – стала следствием хронической неуверенности, которая никогда не покидала принцессу. Для того чтобы прямо сказать человеку, с которым еще вчера связывали тысячи нитей, о предстоящем расставании, надо быть уверенным в себе, в своих силах, надо справиться с комком, который непременно подступит к горлу. Для принцессы это было невыполнимо.

В 1994 году Хьюитт решил поделиться своими воспоминаниями с журналисткой «Daily Express» Анной Пастернак, внучатой племянницей великого русского писателя. Родство с автором «Доктора Живаго» сыграло свою роль, и буквально за полтора месяца Анна создала бестселлер – «Влюбленная принцесса». И хотя в основу этой книги были положены интервью с Хьюиттом, чрезмерная экспрессия автора, изрядно приправленная эротизмом, заставила Джеймса пережить много неприятных минут и даже отказаться от части своих откровений.

Прочитав книгу, принцесса пришла в бешенство: