Экскурс 1. Метод: по стопам Маркса 1 страница

Перед нами загадка. Ключ к марксову методу исторического материализма заключается в том, что социальная теория должна соответствовать по форме контурам социальной действительности. Различные идеалистические теории предлагают независимые, пре-^1е6регающие историей методологические рамки, пригодные для ^Всякой общественной реальности - они годятся для любого разме-Р^а- В противоположность им, Маркс объясняет во введении к руко-

179Часть 2. Множество

писной работе 1857 года «Критика политической экономии (черно­вой набросок)»~, замечательно компактном изложении своего мето­да, что тот способ, каким мы понимаем мир, должен соответство­вать современной ему социальной -реальности. Он, следовательно изменяется по ходу истории: метод и сущность, форма и содержа­ние должны находиться в согласии друг с другом⁶⁷. Однако отсюда вытекает, что, коль скоро история движется вперед, а социальная реальность изменяется, то прежние теории уже непригодны. Для новой действительности требуются новые концепции. То есть, если следовать предложенному Марксом методу, сейчас нужно отойти от самой марксовой теории настолько, насколько изменились объек­ты ее критики - капиталистическое производство и капиталисти­ческое общество в целом. Проще говоря, чтобы идти по стопам Мар­кса, надо фактически пойти дальше него самого и построить на основе его метода новый теоретический аппарат, адекватный на­шей нынешней ситуации. Требуется написать новое предисловие, в котором Марксов метод был бы скорректирован с учетом измене­ний, произошедших после 1857 года. Однако, как это ни странно, начав подобное движение вперед от Маркса, мы еще убедимся, что невозможно избавиться от ощущения, будто он до нас уже побывал там, куда мы только добрались.

Исходные элементы марксова метода, которыми мы будем ру­ководствоваться при разработке нашего собственного, включают: (1) историческую тенденцию, (2) подлинную абстракцию, (3) анта­гонистическое противоречие, (4) конституирование субъектов¹"⁸. Мы уже использовали марксово понятие тенденции, утверждая выше, что современную экономику характеризует гегемония нематериаль­ного производства. Хотя нематериальный труд не доминирует в ко­личественном отношении, мы тем не менее заявляем, что он навя­зал определенную тенденцию всем другим видам труда, трансфор­мируя их согласно собственным особенностям, и в таком смысле он занял позицию гегемона. Вспомним о том, что сам Маркс отмечал на первых страницах «Капитала». В период изучения им промыш­ленного труда и капиталистического производства на их долю при­ходилась лишь небольшая часть британской экономики, еще мень­шая часть - немецкой и прочих европейских национальных эконо­мик, а в масштабах всемирной экономики - ничтожная доля. В количественном отношении сельское хозяйство, бесспорно, еще до­минировало, но Маркс усмотрел в капиталистическом и промыш­ленном труде тенденцию, которая должна была послужить мото­ром будущих трансформаций. Когда правоверные марксисты гово­рят нам сегодня, что численность промышленного рабочего класса по всему миру не сократилась, а потому индустриальный труд и фаб-

Речь идет о рукописи 1857-1858 годов объемом около 50 печатных листов, в кото­рой К. Маркс впервые изложил результаты своих многолетних экономических исследо­ваний. На русском языке опубликована в: К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. 2-е изА> т. 46, гл. I, II. - Прим. ред.

2.1. Опасные классы

ика должны оставаться ведущим звеном всего марксистского ана-иза то следует напомнить им о марксовом методе выявления тен-енции. Количество имеет значение, но главное - ухватить сегод­няшнее направление движения, выяснить, какие семена прорастут, какие - засохнут. Великое достижение Маркса состояло в том, что в середине XIX века он дал трактовку тенденции и представил ка­питал, тогда еще находившийся на ранних стадиях развития, как полновесную общественную формацию.

В понятии «тенденции» заложена идея исторической периоди­зации. Крохотные исторические перемены происходят каждый день, но существуют также общие парадигмы, которые определяют наш образ мыслей, структуры знания, то, что кажется нам нормальным и выходящим из ряда вон, очевидным и неявным и даже мыслимым или нет, на долгие периоды времени. Затем парадигмы радикально меняются, происходит формирование новых стандартов. Переход между такими периодами представляет собой смену тенденций. Современное капиталистическое производство характеризуется серией переходов, указывающих на различные аспекты одной и той же смены: гегемонии промышленного труда - на гегемонию труда нематериального, фордизма - на постфордизм и модернити - на постмодернити. Периодизация помещает движение истории в рам­ки перехода от одной относительно устойчивой парадигмы к той, что приходит ей на смену⁶⁹.

Каждому периоду присуща одна или несколько общих форм, структурирующих различные элементы социальной действительно­сти и мысли. Эти общие формы, или изоморфизмы, для каждого пе­риода представляют собой то, что, к примеру, Мишель Фуко описы­вает в своем исследовании пространственного распределения и архитектуры всевозможных дисциплинарных институтов современ­ности. По его словам, не случайно тюрьма напоминает фабрику, та похожа на школу, которая подобна казарме, а последняя, в свою очередь, имеет сходство с больницей и так далее. У них у всех нали­чествует общая форма, которую Фуко связывает с дисциплинарной парадигмой⁷". Сегодня, напротив, мы, куда ни кинь взгляд, находим повсюду сети. Они видятся нам в военных организациях, обществен­ных движениях, учреждениях бизнеса, распределении миграцион­ных потоков, системах коммуникации, физиологических структурах и языковых взаимосвязях, в переносчиках возбуждения в нервной системе и даже в межличностных отношениях. Дело не в том, что прежде вокруг нас не было сетей или что изменилась структура мозга. Однако сеть стала всеобщей формой, которой свойственно опреде­лять то, как мы понимаем мир и действуем в нем. С нашей точки зрения особенно важно то, что сети - это такая форма организации ^с°трудничества и коммуникативных связей, которая диктуется не-^Материальной производственной парадигмой. Именно тенденция ^Эт°й общей формы к тому, чтобы возникнуть и осуществлять геге-°нию, и определяет данный период.

181Часть 2. Множество

В качестве иллюстрации понятия тенденции и присущих ей формальных взаимосвязей между мыслью и общественной реаль­ностью, которые действительны на протяжении длительных пери­одов времени, рассмотрим то, что может показаться наиболее убе­дительным контраргументом: методологическую формулу Декарта-«Я мыслю - следовательно, я существую». Она подчеркивает досто­верность индивидуального ума, автономного от тела и физического мира. Для Декарта допустимо представить себе, что у него нет тела и что нет мира или места, где бы он мог находиться, в то время как его мышление само по себе убеждает его со всей определенностью в его собственном существовании. Может поэтому привести в заме­шательство, что в том же самом тексте, где он формулирует такое понимание, в своем «Рассуждении о методе», Декарт помещает свое открытие в весьма специфическом уголке мира. «Я был тогда в Гер­мании, в каковую страну меня завлекли войны, еще не закончивши­еся»⁷¹. Декарт пришел к своей позиции относительно достовернос­ти человеческого ума в один из дней 1619 года. Возможно, это произошло 10 ноября, когда в бытность солдатом на Тридцатилет­ней войне в Германии он в одиночку расположился на зиму в ком­нате с печным отоплением. Как связаны война и роль Декарта в ней с вечной истиной «я мыслю - следовательно, я существую»? Почему Декарт дает себе труд сообщить нам точное время и место? Было бы, конечно, легко понять, как столь ужасающая реальность, столь безнадежная, бессмысленная война могла заставить кого-то передумать «изучать книгу мира» и вместо этого сделать объектом изучения самого себя. Я могу вообразить, будто кошмарный мир не существует и что мое думающее существо является единственной реальностью, явной и определенной. Никто не спорит, что было бы излишним упрощением считать методологическое открытие Декар­та всего лишь реакцией смятенного солдата, оказавшегося в воен­ных условиях. Тем самым была бы установлена слишком узкая, ме­ханистическая и прямолинейная связь между причиной и следствием. Однако в равной степени ошибочно отделять сделан­ное Декартом открытие от социальной реальности, его окружав­шей. В сущности, величие Декарта заключается в том, что он обна­ружил форму и способ мысли, соответствующие целой эре, которая еще только приближалась. Независимое, персонально мыслящее существо, обнаруженное Декартом, имеет ту же форму, что и разно­образные прочие фигуры, которые возникли приблизительно в то же самое время в Европе эпохи модернити, от индивидуального экономического актора до суверенного национального государства. Ни Тридцатилетняя война, ни какое-либо иное историческое со­бытие не служат «причиной» теории Декарта. Однако все сочета­ние взаимоотношений, составляющих реальность его положения, делают декартову теорию мыслимой. Его открытие соответствует по форме возникающей тенденции современной ему социальной действительности.

2.1. Опасные классы

Для Маркса, конечно, все начинается с производства, и мы мо­ем обратиться к производственному вопросу, чтобы уразуметь * _ю подлинной абстракции, второго элемента его метода, который м нужно воспринять. Маркс заимствовал у классиков политичес­ки экономии Адама Смита и Давида Рикардо сентенцию, согласно второй в капиталистическом обществе труд является источником "сякой ценности и богатства. Однако индивидуальный труд, вопре-^в _Пр_Истрастию политэкономов к мифу о Робинзоне Крузо, не по­может нам понять капиталистическое производство. Капитал со­здает коллективную, общественно связанную форму производства, при которой труд каждого из нас продуктивен только во взаимо­действии с трудом бесчисленных других. Согласно объяснениям са­мого Маркса в рукописи «Критика политической экономии (черно­вой набросок)», было бы не менее абсурдно усматривать источник стоимости при капиталистическом производстве в труде изолиро­ванного индивида, нежели трактовать развитие языка без учета того, как люди живут вместе и разговаривают друг с другом. Чтобы по­нять сущность капитала, нужно начать с концепта общественного _Тру_Да 1 _то есть абстракции, но абстракции рациональной, которая, как подчеркивал Маркс, по сути, более реальна и принципиально важна для понимания производства капитала, чем любые конкрет­ные проявления персонального труда. При капиталистическом про­изводстве особые трудовые вклады каменщика, сварщика, продав­ца в магазине и тому подобных персонажей равноценны или соизмеримы, так как в каждом из них заложен общий элемент -абстрактный труд, или труд как таковой безотносительно к его спе­цифическому виду. Такой абстрактный труд, как объяснял Маркс, является ключом к пониманию капиталистического понятия сто­имости. Если, как мы уже сказали, в капиталистическом обществе труд лежит в основе всякого богатства, то абстрактный труд дол­жен быть источником стоимости как таковой. Деньги - это самое последовательное воплощение индифферентности и абстрактнос­ти капиталистической стоимости.

Как только мы сформулировали марксово понятие абстракт­ного труда и то, как он соотносится со стоимостью, сразу становится ясным важное различие между рабочим временем у Маркса и тем, как понимаем его мы. Маркс интерпретирует отношения между трудом и стоимостью с точки зрения соответствия их количества: определенное количество времени абстрактного труда равняется величине стоимости. Согласно закону стоимости, действию которо­го подчиняется капиталистическое производство, стоимость нахо-Дит выражение в измеримых, однородных единицах рабочего вре­мени. Маркс, в конечном счете, связывает данное понятие с проведенным им анализом рабочего дня и прибавочной стоимости. Однако ныне действие данного закона не может быть выдержано в ^т°й форме, в какой его понимали Смит, Рикардо и сам Маркс. Вре­менное единство труда как базовой единицы измерения стоимости

183Часть 2. Множество

сегодня лишено смысла. Труд остается основополагающим источ­ником стоимости при капиталистическом производстве, в данном отношении ничего не изменилось, но необходимо исследовать, _с каким именно типом труда мы имеем дело и каково свойственное ему понятие временных отношений. Мы уже отмечали выше, что в условиях гегемонии нематериального труда рабочий день и произ­водственное время претерпели глубокие изменения. Четкие ритмы фабричного производства и присущее ему резко выраженное деле­ние на рабочее и свободное время начинают ослабевать в сфере нематериального труда. Вспомним, как в самых высоких сферах рынка труда такие компании, как «Майкрософт», стараются сделать контору более похожей на дом, предлагая бесплатное питание и программы физических упражнений, чтобы удержать работников в конторе на как можно большем отрезке времени их бодрствова­ния. В наименее престижных сферах рынка труда рабочим прихо­дится изворачиваться на нескольких работах одновременно, чтобы свести концы с концами. Подобные практики существовали всегда, но сегодня они становятся нормой вследствие перехода от фордиз­ма к постфордизму, к повышенной гибкости и мобильности, кото­рые навязываются работникам, когда устойчивая, долговременная занятость, типичная для работы на фабрике, отходит в тень. Как на высшем, так и на низшем краях рынка труда новая парадигма ведет к подрыву деления на рабочее и личное время.

Тесная связь между работой и жизнью, размывание времен­ных делений при производстве «после Форда» еще заметнее, когда они выражаются в результатах неовеществленного труда. Матери­альное производство - скажем, изготовление машин, телевизоров, одежды и продуктов питания - создает средства жизни в обществе. Современные формы социальной жизни невозможны без таких то­варов. С этой точки зрения мы можем по-новому обозреть всю эво­люцию капиталистического производства, которая осталась у нас за спиной - что несколько напоминает то, как анатомия человека может послужить ключом к анатомии примата (см.: «Критика поли­тической экономии (черновой набросок)»). Капитал всегда был на­целен на производство и воспроизводство жизни общества, а также на контроль над ней. Маркс указывал на этот факт, к примеру, ког­да говорил, что хотя капитал можно охарактеризовать, как это обык­новенно и делается, как накопление общественного богатства в форме товаров или денег, в сущности, он представляет собой соци­альное отношение. Сегодня более явно и непосредственно, чем ког­да-либо, производство капитала сводится к продуцированию жиз­ни общества. Маркс указывал в том же направлении, выдвинув понятие «живого труда» как формообразующего элемента наших творческих способностей. Живой труд - это основополагающее че­ловеческое свойство: оно состоит в способности активно противо­стоять невзгодам и создавать общественную жизнь. Живой труД можно загнать в капиталистические рамки и урезать до рабочей

2.1. Опасные классы

силы, которая продается и покупается, производит товары и капи­тал, но труд всегда превосходит эти рамки. Наши способности к новаторству и творчеству неизменно значительнее нашей работы на производстве - точнее, на производстве капитала. Здесь мы мо­жем отметить, что такое биополитическое производство, с одной стороны, неизмеримо, так как его нельзя выразить количественно, переведя в фиксированные единицы времени, и, с другой стороны, чрезмерно по отношению к ценности, которую способен извлечь из него капитал, так как капиталу не дано когда-либо захватить всю жизнь целиком. По этой причине нужно произвести ревизию мар-ксова понимания связи между трудом и стоимостью при капитали­стическом производстве.

Центральным аспектом парадигмы нематериального производ­ства, который нам необходимо здесь уяснить, является его тесная связь с сотрудничеством, совместным экспериментированием и ком­муникацией - короче говоря, его общинная база. Маркс настаивал, что в историческом плане одним из значимых прогрессивных фак­торов капитализма являлась организация армий трудящихся в рам­ках кооперативных производственных отношений. Так, капиталист зазывает рабочих на фабрику, побуждая их к сотрудничеству и об­щению при производстве, обеспечивая их соответствующими инст­рументами. При парадигме нематериального производства, напро­тив, уже сам труд, как правило, непосредственно создает средства взаимодействия, коммуникации и кооперации, необходимые в про­изводстве. Аффективный труд всегда прямо ведет к оформлению отношения. Производство идей, образов и знаний не только совер­шается совместно - никто, в сущности, в одиночку не думает, всякая мысль создается сообща, в контакте с прошлыми и нынешними раз­мышлениями прочих людей - но, кроме того, всякая новая идея или новый образ требуют новых возможностей совместного твор­чества и их обеспечивают. Наконец, продуцирование языков, как естественных, так и искусственных, таких, как компьютерные язы­ки и разного рода коды, всегда требует сотрудничества и порожда­ет новые средства для совместных действий. Всеми подобными пу­тями порождение сотрудничества при нематериальном производ­стве стало делом внутренним относительно труда и, следовательно, чем-то внешним относительно капитала.

Экономисты фиксируют общее в форме мистификации через понятие «экстерналия». Позитивные экстерналии - это выгоды, которые накапливаются в отсутствие ваших собственных действий. Обычно в этой связи приводят пример, согласно которому в том случае, если мой сосед украшает свой дом и двор, стоимость моей собственности тоже растет. В более широком и существенном смыс­ле позитивные экстерналии имеют отношение к общественному бо­гатству, которое создается вне непосредственного производствен­ного процесса и ценность которого может лишь отчасти быть учтена ^питалом. Социальные знания, взаимоотношения и виды комму-

185Часть 2. Множество

никации, являющиеся результатом нематериального производства обычно соответствуют данной категории. Становясь общими /uj. социума, они формируют своего рода сырой материал, который не потребляется при производстве, а фактически умножается по мере его использования. Каждое предприятие в Мичигане, на северо-востоке Италии или в южной Индии выигрывает от наличия обра­зовательной системы, государственной и частной автодорожной инфраструктуры, железных дорог, телефонных и оптико-волокон­ного кабельных линий, как и от общего повышения культурного уровня населения. Ум, аффективные навыки и технические знания населения, с точки зрения бизнеса, составляют позитивные экстер­налии. Капиталу не приходится платить за эти внешние источники богатства, являющиеся общими для всех нас, но в то же время он не способен их всецело контролировать. Подобные внешние преиму­щества, доступные всем, в растущей мере определяют хозяйствен­ное производство в целом.

Сегодня теория взаимоотношений между трудом и стоимостью должна основываться на понятии общего. Общее возникает на обо­их концах нематериального производства - и в качестве исходной предпосылки, и в качестве результата. Наше общее знание состав­ляет фундамент всякого нового производства знания; языковая об­щность - это базис любой лингвистической инновации; на суще­ствующие аффективные взаимосвязи опирается все производство аффектов; и наш общий банк социальных имиджей делает возмож­ным создание новых образов. Все эти технологии добавляют нечто к общему и, в свою очередь, служат основанием для нового произ­водства. Фактически общее возникает не только до начала и по за­вершении производства, но и в его ходе, так как сами производ­ственные процессы обобщены, кооперативны и коммуникативны. Труд и стоимость обрели биополитическое качество, поскольку жизнь и производство становятся слитными. В той мере, в какой жизнь все более нагружена актами производства и воспроизвод­ства, общественная жизнь сама становится производственной ма­шиной.

Согласно парадигме нематериального и биополитического про­изводства, новые характеристики стоимости, такие как невозмож­ность ее измерить, а также свойственная ей тенденция становиться общей и находиться во всеобщем пользовании, подрывают все тра­диционные механизмы учета. Необходимо переосмыслить стандар­тные меры производства, воспроизводства, обращения, потребле­ния и инвестирования. Прежние методы не могут, к примеру, учесть позитивные экстерналии и все прочие совместные общественные формы производства, которые располагаются вне узких отношений трудового найма. В XIX веке французские физиократы, такие как Франсуа Кенэ, построили Экономическую таблицу, чтобы отразить всю совокупную стоимость, полученную за год экономического про­изводства, обращения и потребления. Сегодня нам нужна новая

 

2.1. Опасные классы

Экономическая таблица, выходящая за рамки традиционных изме-ений и способная точнее показать, где создается и куда направля-Р _СТоимость в национальном и всемирном хозяйстве. Это потре­бует революции в методах бухгалтерского учета, подобной пансформации нашего понимания привычных, метрических про­странств геометрии Эвклида под воздействием теории относитель­ности Эйнштейна. Но, опять-таки, когда мы столь далеко уходим перед от Маркса, мы можем оглянуться и увидеть, что и он двигал­ся в том же направлении с очень похожим понятием общего произ­водства и общего богатства. В своих тетрадях он писал: «И впрямь, если ограниченная буржуазная форма отметена, как же нам пони­мать богатство? Разве это не универсальность индивидуальных по­требностей, способностей, удовольствий, производительных сил и тому подобного, что создано в ходе всеобщего обмена?... Разве это не абсолютное исчисление потенциальных творческих возможнос­тей без всяких допущений, за исключением предшествующего ис­торического развития? Это делает такое совокупное развитие, то есть развитие всех человеческих сил как таковых, самоцелью, не подлежащей измерению заранее установленным аршином. ... Так разве оно стремится остаться тем, чем уже стало, а не совершает безусловное движение к своему становлению?» («Критика полити­ческой экономии (черновой набросок)»). Когда мы снимаем с глаз шоры капиталистического общества, ограничивающие наше виде­ние, мы вместе с Марксом понимаем, что материальное богатство, включая предметы потребления, собственность и деньги, не явля­ется самоцелью. Подобные представления не должны ввергать нас в некое аскетическое самоотвержение. Подлинное богатство, кото­рое действительно ценно само по себе, заключается в общих вещах; это сумма тех удовольствий, стремлений, способностей и потребно­стей, которые есть у всех нас. Общий достаток - вот подлинный и достойный объект производства.

Мы не собираемся утверждать, будто парадигма нематериаль­ного производства - это какой-то рай, в котором мы все вместе сво­бодно производим и в равной мере делим общее социальное досто­яние. Нематериальный труд под властью капитала все еще подвер­жен эксплуатации, как и труд материальный. Другими словами, труд женщин, мужчин и детей по-прежнему находится под контролем капиталистов, которые присваивают произведенное богатство. Здесь ^в Дело вступает антагонизм, третий элемент марксова метода, кото­рый нам важно учесть. Сегодня, как и всегда, термин эксплуатация Дает имя постоянно переживаемому рабочими опыту антагонизма. Теория эксплуатации призвана обнажить совершаемое каждый день структурное насилие капитала над рабочими, которое генерирует ^9тот антагонизм и, в свою очередь, служит основой для того, чтобы рабочие организовались и отвергли капиталистический контроль. Маркс настаивал на том, что всякая концепция эксплуатации долж­на опираться на теорию стоимости. Иначе говоря, в той же мере, в

187Часть 2. Множество

2.1. Опасные классы

какой претерпело изменение отношение между трудом и стоимос­тью, должно измениться и наше понимание эксплуатации. У Марк­са эксплуатация измеряется количеством рабочего времени, как и стоимость в его теории. Степень эксплуатации соответствует про­должительности дополнительного рабочего времени, то есть той части рабочего дня, которая превышает время, необходимое, что­бы работник создал стоимость, равную своему заработку. Дополни­тельное рабочее время и прибавочная стоимость, которая за это время произведена, составляют ключ к тому определению эксплуа­тации, которое предложил Маркс. Это временное мерило давало Марксу ясные и удобные концептуальные рамки, а также обеспечи­вало непосредственную применимость его теории в те времена, когда он творил, к борьбе рабочих за сокращение рабочего дня.

Однако сейчас экспансия нематериального производства дела­ет невозможным применение теории стоимости, связывающей пос­леднюю с измеримым по своей продолжительности временем. Сле­довательно, и эксплуатацию уже нельзя воспринимать в прежних терминах. Точно так же, как нам следует понимать производство стоимости с точки зрения общего, и эксплуатацию надо попытаться постичь как эксплуатацию общего. Иными словами, общее становит­ся субститутом прибавочной стоимости. Эксплуатация есть частное присвоение доли или всей стоимости, которая была произведена для общего применения. Произведенные совместно отношения и связи по своей природе являются общими, и все же капитал пыта­ется частным образом присвоить некую долю ценности. Вспомним, например, о прибыли, которую приносит аффективный труд. То же самое верно и в отношении производства языков, мыслей и знаний: то, что делается совместно, становится частным. Это так, к примеру, когда в частную собственность попадают традиционные знания, произведенные в туземных общинах, или знание, совместно создан­ное в научных сообществах. В некотором смысле можно сказать, что деньги и упор на финансовые факторы в экономике подводят итог той скрытой логике, в согласии с которой отпадают традици­онные черты капиталистического производства, и все же капиталу удается осуществлять контроль и извлекать доходы. Конечно, день­ги - это не только общий эквивалент, облегчающий обмен, но и предельное воплощение общего. Финансовые инструменты, дери­ваты, как мы еще увидим в третьей части книги, проецируют такое воплощение общего в будущее. Другими словами, попадая на фи­нансовые рынки, деньги начинают представлять собою не только нынешнюю, но и будущую стоимость общего. Финансовый капитал делает ставку на будущее и функционирует как общая репрезента­ция наших будущих продуктивных способностей. Прибыли финан­сового капитала, вероятно, есть экспроприация общего в наиболее чистом виде.

Однако логика эксплуатации ни в коем случае не одна и та же для каждого в этом мире. Уже когда мы излагаем теорию тенден-

⁴

ции с тем пониманием, что одна форма труда осуществляет функ­ции гегемона в отношении остальных, нам следует одновременно признать, что тем самым подразумевается разделение труда, соот­ветствующее географическим, расовым и тендерным иерархиям. В следующем разделе мы сосредоточимся на топографии эксплуата­ции, которая эти иерархии устанавливает. Управление разделени­ем труда и власти - вот одно из орудий, которое имеется в распоря­жении у капитала и позволяет ему командовать всемирным производством и богатством.

Четвертый и заключительный элемент марксова метода, кото­рому мы будем следовать, затрагивает производство субъекта. Соглас­но Марксу, субъективность продуцируется через материальные про­изводственные практики. «Производство, таким образом, создает не только объект для субъекта, - пишет он, - но и субъект для объек­та» («Критика политической экономии (черновой набросок)»). Субъективность работников также оформляется в условиях анта­гонистического опыта эксплуатации. Как нам кажется, в нынешнее время гегемонии нематериального производства термин «бедняк» обозначает образцовую производственную фигуру. Это не следует понимать так, будто происходит постоянное отвержение рабочих, как свойственно было предполагать Марксу, или же что все рабо­чие в мире страдают от условий крайней нищеты (хотя на практике для многих это так и есть). «Бедняк» - это единственная фигура, способная обозначить общество во всей его целостности как нечто неразделимое, определяемое единой основой - как манифестанты в Южной Африке использовали это слово, чтобы указать на общую связь различных групп, участвующих в борьбе с нищетой. С точки зрение парадигмы нематериального производства, в таком произ­водстве, основанном на коммуникации и совместных действиях, «бедняк» - это важная фигура производства с той точки зрения, что обществу свойственно производить, действуя подобно скоордини­рованному ансамблю. «Бедняк» также подчеркивает противоречи­вую связь производства с миром собственности: «бедняк» отгоро­жен от богатства и все же включен в кругооборот его общественного производства. «Бедняк» - это плоть биополитического производ­ства. Мы - бедняки.

Итак, завершая краткое изложение нового метода, который идет дальше предложенного Марксом и принимает в расчет про­изошедшие с тех пор в мире изменения, у нас вновь возникает стран­ное ощущение, будто Маркс уже побывал в этой финальной точке прежде нас. В том фрагментированном стиле, который типичен для ^его рукописей, он поясняет, что труд в условиях капитала предпо­лагает состояние полной нищеты. «Живой труд, существующий как абстракция моментов подлинной реальности.., - это совершенное —Обнажение, чисто субъективное существование труда, лишенного всякой объективности. Труд есть абсолютная нищета: нищета не как нехватка чего-то, но как тотальное изъятие объективного богатства»