Экскурс 1. Метод: по стопам Маркса 3 страница

203Часть 2. Множество

риферийным фордизмом», при котором промышленная про­дукция, импортируемая из ведущих стран, содействовала бур. ному экономическому росту под контролем главных хозяй­ственных центров и институтов глобальной экономики, таких как МВФ. Экономики Южной Кореи, Сингапура и других стран Юго-Восточной Азии взлетели вверх по ступенькам всемир­ной иерархии, в некоторых случаях гораздо выше стран сред­ней группы, таких как Индия и Бразилия. Однако экономи­ческий кризис конца 1990-х годов особенно тяжело поразил именно «новые индустриальные страны». В результате, все так же под надзором глобальных экономических институтов, их звезда покатилась вниз в глобальной иерархии почти так же быстро, как всходила⁸¹. Короче говоря, топография глобаль­ных делений в области труда, бедности и эксплуатации пред­ставляет собой подвижную матрицу иерархий, конструируе­мых политическими средствами. В следующем разделе мы рас­смотрим подробнее некоторые из политических институтов, заправляющих иерархиями в глобальной системе.

Наконец, как бы в соответствии с какой-то зловещей ку­линарной книгой, пора добавить в наш рецепт завершающий ингредиент, внеся во всемирную топографию нищеты и эксп­луатации финальный штрих, касающийся демографии - соци­альной науки, особенно тесно связанной с биовластью. Еще в XIX веке в Англии экономист и англиканский священник Томас Мальтус предупреждал о катастрофических последстви­ях перенаселенности. Сегодня нередко слышны мнения, по­добные его призывам к контролю над ростом населения. Они исходят от международных гуманитарных организаций и не­правительственных объединений. То, что предлагают подоб­ные организации (в благотворительном и человеколюбивом тоне), нередко на деле продиктовано ведущими международ­ными агентствами и национальными правительствами, кото­рые реализуют эти идеи весьма пагубным образом. Сегодняш­нее мальтузианство часто принимает форму неоказания помощи некоторым группам населения в том, что касается продуктов питания и санитарной инфраструктуры, а то и про­ведения кампаний принудительной стерилизации. Стратегии национальных и международных организаций дополняются

2.2. De corpoi

_в данном случае жаждой прибыли со стороны многонацио­нальных корпораций, которые не склонны к инвестициям в самые бедствующие районы мира и порой отказываются даже продавать туда лекарства по ценам, доступным местным жи­телям. Нищета и болезни становятся косвенными инструмен­тами снижения численности населения. Мы, бесспорно, не возражаем против программ контроля над рождаемостью и планирования семьи, принимаемых на добровольной основе. Однако следует сказать со всей определенностью, что боль­шая часть обсуждений вокруг демографических взрывов и популяционных кризисов фактически не предполагают улуч­шения жизни беднейших слоев или поддержания удовлетво­рительной общей численности населения в мире в соответ­ствии с возможностями Земли. Скорее, они связаны главным образом с тем, какие общественные группы воспроизводятся, а какие - нет. Другими словами, кризис в первую очередь ви­дится в том, что Ьедные группы населения растут как в основ­ных, так и в периферийных районах мира. (Либеральные эко­номические теории контроля над численностью населения с тех самых пор, как преподобный Мальтус внушал их своей англиканской пастве, неизменно питали отвращение к омер­зительной склонности бедняков к размножению.) Это стано­вится особенно ясно, если связать разговоры о кризисе наро­донаселения с алармистскими заявлениями, будто численность белых жителей, особенно в Европе, падает как в абсолютном выражении, так и еще быстрее относительно численности не­белого населения, причем как в Европе, так и во всем мире. Выражаясь иначе, основополагающий кризис состоит якобы в том, что цвет кожи населения планеты меняется, становится темнее. Трудно отделить большинство нынешних проектов контроля численности населения от некой расистской пани­ки. Именно это в первую очередь приводит к политическим махинациям и всемирному состоянию демографической тре­воги. Воспроизводство жизни должно быть налажено так, что-ы сохранять иерархии в глобальном пространстве и гаран­тировать воспроизводство политического порядка, угодного ^Капиталу. Вероятно, здесь мы имеем дело с самой глубинной Формой биовласти: если, как говорили раньше, численность

205Часть 2. Множество

есть власть, то воспроизводство населения необходимо дер. жать под контролем.

В нынешний переходный период, в условиях глобально­го междувластия мы можем наблюдать, как появляется новая топография эксплуатации и экономических иерархий, разде­лительные линии между которыми проходят как выше, так и ниже национальных границ. Мы обитаем в системе глобаль­ного апартеида. Однако следует ясно видеть, что он не явля­ется только системой исключения, в которой подчиненные груп­пы населения просто были бы отрезаны от мира, став ненужными и лишними. Сегодня в глобальной Империи, как прежде в Южно-Африканской Республике, апартеид выступа­ет как производственная система иерархического включения, уве­ковечивающая богатство немногих, используя труд и бедность многих. Таким образом, глобальный политический организм одновременно выступает и как организм экономический, оп­ределяемый глобальным разделением труда и власти.

Поездка в Давос

В швейцарский Давос ежегодно отправляются на несколь­ко зимних дней представители финансовых, промышленных и политических олигархий мира, чтобы провести там Всемир­ный экономический форум и спланировать будущее капита­листической глобализации. Они не собираются там лишь тог­да, когда из-за массовых протестов это становится практически неудобным. Многие приверженцы и хулители нынешнего мирового порядка воспринимают глобализацию так, как буд­то она зависит от нерегулируемого капитализма - со свобод­ными рынками и свободой торговли, - который часто прохо­дит под рубрикой «неолиберализма». Однако краткое путешествие в заснеженный Давос способно помочь нам раз­веять подобную иллюзию, поскольку там становится очевид­ной потребность лидеров крупнейших корпораций в перего­ворах и сотрудничестве с политическим руководством ведущих держав, а также функционерами из наднациональных эконо­мических институтов. Кроме того, там же мы можем убедить­ся, что национальный и глобальный уровни политического кон-

2.2. De corpore

_троля на деле не сталкиваются друг с другом, а фактически работают рука об руку. Короче говоря, в Давосе мы можем стать свидетелями институциональных взаимоотношений, под­держивающих и регулирующих глобальную политическую и экономическую систему. Именно там находится центр нервной системы глобального политического организма.

Самый важный урок, который преподает нам Давос, со­стоит всего лишь в том, что подобный форум необходим: эко­номические, политические и чиновничьи элиты мира должны работать вместе и находиться в постоянном контакте. В более широком смысле, он в очередной раз учит, что никакой эконо­мический рынок невозможен вне политического порядка и регули­рования. Если под свободным рынком понимать рынок неза­висимый, спонтанный и неподвластный политическому контролю, то такого явления не существует нигде. Это не бо­лее чем миф. Но его живучесть подталкивает к мысли, что пре­жнее Индийское бюро, где проходили подготовку видные эко­номисты Британской империи, бесстрашно циркулировавшие между Форин офисом и Банком Англии, все еще существует и сохраняет влияние. Между тем даже свободный рынок пери­ода либерального расцвета британского капитализма в сере­дине XIX столетия был создан и поддерживался государствен­ными средствами, четко очерченной структурой права, национальным и международным разделением труда, богат­ства и власти и тому подобными факторами. Хозяйственный рынок всегда непременно укоренен в социальном рынке, а в конечном счете - в политической структуре власти⁸². Те, кто выступает за освобождение рынков или торговли от государ­ственного контроля, в сущности, стремятся не к меньшему по­литического контролю, а просто к политическому контролю иного рода. Вопрос состоит не в том, насколько слабо или силь­но государство и вмешиваются ли политические силы в эко­номику. Он всего лишь в том, как именно государство и другие политические силы намереваются вмешиваться. Ниже в этой главе мы проанализируем, почему сегодня политическое и правовое вмешательство необходимо для защиты и расшире­ния сферы частной собственности. Пока же достаточно про­иллюстрировать эту мысль, сославшись на тот факт, что поли-

207Часть 2. Множество

тический контроль нужен, дабы утихомирить и подавить борь­бу труда против капитала. За всякими трудовыми перегово­рами стоят политическая власть и угроза применения силы. Если бы политического регулирования не было, то есть не су­ществовало бы силовых взаимоотношений для разрешения трудовых конфликтов, то не было бы и капиталистического рынка. Неолиберализм восторжествовал в конце XX века именно подобным образом. Этот период рыночной свободы не возник бы, если бы премьер-министр Тэтчер не подавила шахтеров в Уэльсе, а президент Рейган не нанес поражение союзу авиадиспетчеров. Все сторонники свободного рынка в глубине души прекрасно знают, что он становится возможен только благодаря политическому регулированию и принуж­дению. Далее, связь между политическим контролем и эконо­мическими рынками еще более проясняется, если-взглянуть на организационные формы и системы управления самих ком­паний. На протяжении XX века ученые отмечали, что разви­вается все большее институциональное сходство корпоратив­ных и государственных структур. Фирмы теснее внедряются в публичные институты⁸³. Поэтому не стоит удивляться, что одни и те же люди в ходе своей карьеры так часто беспрепятствен­но перетекают с высших правительственных постов в советы директоров корпораций и обратно. Нет сомнения, что пред­ставители деловой, бюрократической и политической элит уже хорошо знакомы друг с другом, когда съезжаются на Всемир­ный экономический форум. Они и прежде общались достаточ­но близко.

Таким образом, глобализация не означает конца или даже сокращения политического и правового контроля над корпо­рациями и экономическими рынками. Скорее, она указывает на перемены в характере такого контроля. Проявления по­стоянного взаимодействия между глобальными рыночными силами и правовыми или политическими институтами можно сгруппировать в три категории (или уровня):

- частные договоренности и частные формы проявления власти на мировом рынке, которые порождаются и направля­ются самими корпорациями;

- механизмы регулирования, которые создаются на базе

2.2. De corpore

торговых соглашении между национальными государствами _и прямо контролируют отдельные аспекты международной торговли и производства;

- общие нормы, действующие на международном или гло­бальном уровне, которые поддерживаются международными или наднациональными институтами.

Первый уровень характеризуется возникновением мно­жества форм частной власти, позволяющей бизнесу управлять хозяйственной деятельностью глобального масштаба помимо контроля национальных правительств либо иных государ-ственных структур . Примером такой частной власти высту­пает новая, всемирная форма lex mercatoria, или «коммерческо­го права». Lex mercatoria - традиционное наименование правовой системы, позволявшей купцам или деловым людям (в особенности главам судоходных, страховых, банковских и коммерческих компаний) самостоятельно заключать сделки, опирающиеся на общие, привычные для них интерпретации норм в тех областях, которые не подлежали государственно­му контролю⁸⁵. Первоначально lex mercatoria имело отношение к правовым структурам, которым подчинялась торговля меж­ду купцами в средневековой Европе в сферах, не подпадав­ших под юрисдикцию какой-либо суверенной власти. Сегод­ня на мировом рынке сложилась обширная сфера частных деловых контрактов, которые допустимо рассматривать как новое lex mercatoria. Действительно, легко представить немало случаев, когда предпринимателям требуются правовые рам­ки, не зависящие от какой-то одной национальной правовой системы, а применимые в области глобального бизнеса, то есть функционирующие вне национальных структур и в дополне­ние к ним. Вообразим, к примеру, как в своем офисе в Нью-Йорке некая французская компания заключает контракт с гер­манской фирмой на поставку нефти с разрабатываемых ею скважин в Казахстане. Каким правом регулируется такой до­говор - американским, французским, немецким либо казахстан­ским? Нормы lex mercatoria, основанные на обычае, предназна­чены для подобных случаев и обеспечивают для них общие Рамки. В самом деле, многие деловые контракты, подписывае-^МЬ1е сегодня в условиях глобализации экономики, не утверж-

209Часть 2. Множество

даются национальными государствами, а просто сочиняются юридическими фирмами, находящимися на службе много- и транснациональных корпораций.

Сегодня lex mercatoria и те рынки, которые оно регулирует, гораздо более обширны, нежели в прошлом. Они изменились не только во временном и пространственном отношении. То­вары больше не везут в Бургундию на спинах мулов, принад­лежащих флорентийскому купцу, а мгновенно перебрасыва­ют по планете в любом направлении. Изменилось не только содержание предметов обмена (теперь в него включены вся­кого рода невещественные блага, такие как услуги, идеи, об­разы и коды). Рынки, о которых мы сегодня рассуждаем, рас­пространились также на все стороны хозяйственной жизни, охватывая ныне не только обращение, но и производство как материальных, так и нематериальных благ, и даже социаль­ное воспроизводство населения. Более того, распространение регулирования рынков, осуществляемого на основании ново­го lex mercatoria, этим тоже не ограничивается. Так, экономи­ческие теории, сосредоточенные на трансакционных издерж­ках, возникающих помимо прямых денежных затрат на осуществление торговли товарами или услугами, подчеркива­ют способность бизнеса к саморегулированию в сфере между­народной торговли и перечисляют минимальные условия, ког­да это становится возможным. Элементы рыночной связи, на которые такие теории указывают как на необходимые усло­вия, в сущности, становятся в этом контексте правилами по­ведения или правовыми нормами для взаимодействия между предпринимателями. В той мере, в какой корпорации и их юридические консультанты создают международный и даже глобальный режим lex mercatoria, тем самым инициируя норма­тивные процессы, регулирующие глобализацию, капитал по­рождает своего рода «всемирное управление без правитель­ства», хотя и в наиболее слабой его форме. Возникающий режим всемирного права не является больше заложником го­сударственных структур, не носит формы писаных кодексов или заранее заданных правил. Он имеет чисто договорный характер и полагается на обычай. Право здесь - не внешнее ограничение, ставящее капитал в какие-то рамки, а внутрен-

2.2. De corpore

нее выражение согласия между самими капиталистами. В сущ­ности, это своего рода капиталистическая утопия.

Правда, не стоит преувеличивать всеобщую применимость подобного «контрактного права», получившего развитие в новом lex mercatoria и в способности к управлению, проявлен­ной юридическими фирмами, стоящими на службе корпора­ций. Мечта о капиталистическом самоуправлении имеет весь­ма ограниченное воплощение на практике. Действительно, в какой-то мере новое глобальное «коммерческое право» смог­ло развиться в период междувластия, поскольку власть наци­ональных государств в области хозяйственного регулирова­ния оказалась ослабленной, и корпорации частично сумели из-под нее вырваться. Но не следует забывать, что частная власть, появившаяся в сфере деловых контрактов, может су­ществовать лишь при поддержке политических структур. За спиной у всякой утопии капиталистического самоуправления маячит поддерживающая его сильная политическая власть. Чтобы подобная система функционировала, к примеру, наци­ональные рынки должны отличаться стабильностью и быть сформированы сходным образом. Важнее всего, чтобы права капитала, включая права на защиту собственности и контроль рабочей силы, были равным образом гарантированы на рын­ках разных стран, что позволило бы производителям сотруд­ничать в рамках непрерывного кругооборота и с минималь­ными трениями. Кроме того, поскольку частное право всегда зависит от публичного права в плане обеспечения соблюде­ния обязательств и введения санкций, lex mercatoria, как выяс­няется, совершенно недостаточно, когда регулирование дело­вых взаимодействий требует применения санкций согласно закону. Национальные правительства стоят за международ­ными деловыми контрактами и постоянно поддерживают уг-Розу введения санкций. Конечно, влияние одних государств чрезвычайно велико, а у других его почти нет. Вероятно, сле-ДУет сказать, что в этих условиях закон, по сути, представляет собой не возможность для всех, а привилегию для избранных.

На втором уровне мы обнаруживаем, что национальные ^ГосУдарства обеспечивают более весомое понятие глобально­го Управления, содержащего сильные элементы принуждения.

211Часть 2. Множество

Двусторонние и многосторонние торговые соглашения меж­ду национальными государствами и среди них - один из спо­собов, каким отношения власти и силы кодифицируются и под­вергаются институционализации на более высоком и общем уровне. Международные торговые соглашения существовали издавна, но теперь они ведут к созданию подлинно всемир­ных форм политического руководства. Всемирная торговая организация (ВТО), по-видимому, являет собой наиболее яр­кий пример подобного глобального института. ВТО - это фак­тически форум всемирной аристократии, в котором мы нахо­дим отчетливые выражения всех антагонизмов и противоре­чий между национальными государствами, включая столкновение интересов, неравенство силы и тенденцию к размежеванию по линии Север-Юг. Этот второй уровень представляет собой ту сферу, в которой особенно ясно видны следы междувластия где-то на полпути от национального и международного права к планетарному и империалистическому праву, при котором новое глобальное управление обеспечивается огромным раз­нообразием правовых компетенций, нормативных систем и процедур. В противоречивом новом всемирном экономичес­ком порядке, который появляется сейчас благодаря заключе­нию международных соглашений, воедино сплетены глобали-зационные и вновь оживающие националистические тенден­ции. Налицо как сугубо либеральные предложения, так и питаемые особыми интересами извращения либеральной идеи, как формы регионального политического сплочения, так и неоколониалистические акции по обеспечению коммерческо­го и финансового доминирования. Например, мы можем раз­личить возрождающийся экономический национализм в том, как быстро наиболее мощные державы вводят протекционис­тские меры, едва только глобальные рынки негативно скажут­ся на какой-нибудь важной отрасли их экономики, скажем -на производстве стали или на сельском хозяйстве. Извраще­ние либеральных идеалов в своекорыстных интересах про­сматривается и в том, что антитрестовские законы, принятые в самых мощных странах, нацеленные на защиту условий кон­куренции в национальном хозяйстве, ослабляются и подры­ваются на международной арене, чтобы открыть дорогу моно-

2.2. De corpore

польным практикам и разрушить конкуренцию. В том, что касается финансового доминирования, достаточно взглянуть на рестриктивную денежно-кредитную политику, навязывае­мую различным регионам, например - странам Восточной Европы в связи с перспективой их перехода на евро или стра­нам Латинской Америке через систему «валютного комите­та», которая жестко привязывает национальную валюту к дол­лару. Тем не менее, вопреки сосуществованию таких проти­воречивых элементов, тенденция формирования глобального экономического порядка необратима. Именно в данном отно­шении некоторые ученые выступили с признанием того, что видоизменения суверенитета, вызванные глобализацией, при­вели не столько к лишению национальных государств прису­щих им полномочий, сколько к появлению глобального суве­ренитета как более «комплексного»⁸¹'.

Наконец, на третьем уровне мы обнаруживаем наиболее явно институционализированные компоненты аппарата ре­гулирования мировой экономики. Многие из соответствую­щих институтов, такие как Всемирный банк, Международный валютный фонд и организации экономического развития при ООН, создавались по завершении Второй мировой войны для управления прежним международным порядком, но постепен­но трансформировали свои функции в соответствии с запро­сами меняющейся экономики. Этими наднациональными эко­номическими институтами руководят представители госу­дарств-членов, но права голоса у них не всегда равны. Если в ВТО у каждой страны один голос, то в МВФ и Всемирном банке действует странная система «один доллар - один голос», вследствие чего количество голосов прямо пропорционально денежным взносам. Так, в 2003 году Соединенные Штаты кон­тролировали в МВФ, участниками которого являются 183 го­сударства, более 17 процентов общего количества голосов, а все вместе прочие страны «большой семерки» - более 46 про­центов⁸'. Соотношение голосов в Всемирном банке приблизи­тельно такое же. И все же эти институты полностью не конт­ролируются голосующими государствами-членами, что неред­ко приводит к выражению неудовольствия со стороны таких влиятельных участников, как Соединенные Штаты. Как и все

213Часть 2. Множество

крупные бюрократические системы, они обретают ограничен­ную автономию и действуют не как международные, а как в подлинном смысле глобальные институты. На общемировом уровне источники легитимации являются внутренними отно­сительно самой системы, то есть экономические, политичес­кие и правовые решения обычно находятся в согласии друг с другом. Важнейшие наднациональные институты, конечно, имеют различные функции и неодинаковую институциональ­ную культуру, что временами приводит к конфликтам и вза­имной критике. В самом общем плане можно утверждать, что в МВФ преобладают экономические специалисты, тогда как многие из тех, кто работает в Всемирном банке и гуманитар­ных агентствах при ООН, придерживаются этики социально­го благосостояния. Последняя в принципе близка и сообще­ству НПО⁸⁸. Несмотря на подобные различия, эти наднацио­нальные институты осуществляют, по нашему мнению, общий и последовательный экономический и политический контроль. МВФ - самый идеологически последовательный среди над­национальных экономических институтов. Он был основан в Бреттон-Вудсе в 1944 году странами, победившими во Вто­рой мировой войне, и теми, что оказались в числе проиграв­ших, для регулирования международного валютного сотруд­ничества и сохранения стабильности на международных финансовых рынках. Иначе говоря, его первоочередная зада­ча заключалась в том, чтобы избежать такого же краха на де­нежном фронте, какой стал результатом Версальского мира. Однако в последние десятилетия XX века Фонд существенно модифицировал свою миссию по трем основным линиям: гло­бализация торговли, придание рынкам финансового напол­нения и глобальная интеграция производственной системы. Таким образом, МВФ занимается разработкой путей управле­ния новыми формами глобального общественного производ­ства (которые носят теперь постфордистский, постмодернис­тский характер и характеризуются биополитическим состоянием множества) с помощью финансовых механизмов. Базовым проектом МВФ стало принуждение государств к от­казу от кейнсианских социальных программ и переходу к мо­нетаристскому курсу. Недомогающим и слабым экономикам

2.2. De corpore

диктуется неолиберальная формула, подразумевающая мини­мизацию расходов на социальные нужды, приватизацию госу­дарственной промышленности и системы социального обес­печения, сокращение бюджетного дефицита. Эта формула стала известна как «вашингтонский консенсус». Она всегда вызыва­ет критику вне и даже внутри наднациональных экономичес­ких институтов⁸⁹. Так, высказываются возражения экономи­ческого свойства в отношении того, как именно данный курс воплощался в качестве безальтернативной модели в различ­ных странах без учета национальной специфики, а также вза­имосвязи между монетарной политикой и социальной дина­микой. Другие протестуют в более широком плане против политической программы модели «вашингтонского консенсу­са»: монетаристский надзиратель никогда не бывает нейтра­лен и всегда поддерживает определенный политический ре­жим. После экономических кризисов в Юго-Восточной Азии в 1997 году и в Аргентине в 2000 году, вина за которые в зна­чительной мере лежит на МВФ, эта модель подверглась еще более широкой критике. Тем не менее, несмотря на протесты и экономические провалы, МВФ по-прежнему диктует прак­тически тот же самый неолиберальный монетаристский курс. На противоположном конце спектра глобальных инсти­тутов Всемирный банк последовательно выступает с проекта­ми, посвященными общественному благосостоянию и нацелен­ными на такие проблемы, как всемирная бедность и голод. Он был создан одновременно с МВФ в 1944 году, и на него возло­жена задача по поддержанию экономического развития пе­риферийных стран, главным образом путем предоставления им займов под конкретные проекты. С момента своего появ­ления, особенно во время пребывания у руля Роберта Макна-марыв 1968-1981 годах, Банк уделяет растущее внимание про­блеме бедности⁹⁰. В сущности, во Всемирном банке и в различных отраслевых организациях ООН, таких как Продо­вольственная и сельскохозяйственная организация (ФАО), ра­ботает масса людей, которые делают все, что в их силах, для сокращения глобальной нищеты и смягчения системы миро­вого апартеида. Никто не вправе отрицать их искренности или преуменьшать творимое ими благо, но нельзя пренебречь

215Часть 2. Множество

и реальными ограничениями, ежедневно сводящими их уси­лия на нет. Одним из серьезнейших препятствий с точки зре­ния тех, кто работает в этих институтах, является то, что они вынужденно работают с национальными правительствами и распределяют денежные средства через них. Тем самым вся коррупция, все политические противоречия, экономические, расовые и тендерные иерархии этих государств неизбежно становятся частью программ развития или помощи, зачастую искажая или разрушая ожидаемый результат. Многие хотели бы работать непосредственно с населением, минуя правитель­ства, но мандат всех этих международных агентств требует, чтобы они работали только с государствами и не вмешива­лись в их внутреннюю политику. Единственное решение, ко­торое остается в их распоряжении - это связать правитель­ства, оговаривая помощь определенными условиями, и таким I образом ограничить коррупцию за счет подрыва государствен­ного суверенитета. Даже когда Всемирный банк борется с та­кими социальными проблемами, как нищета или миграция, ему приходится приводить соответствующие проекты в со­гласие с глобальным порядком, чтобы заручиться необходи­мой поддержкой. В итоге, как мы убедимся в третьей части книги, многие критикуют те типы проектов, которые поощ­ряет Всемирный банк, и сокрушаются по поводу долга, кото­рый ложится тяжким бременем на государства.

Нужно отойти на шаг от разногласий и внутрисемейных пререканий между МВФ, ВБ и другими наднациональными агентствами, чтобы увидеть общую идею, которая, несмотря на конфликты между ними, объединяет все подобные инсти­туты. Тот факт, что у них разные функции и даже институцио­нальные культуры, не означает, что они действуют взаимоиск­лючающими методами. В конечном счете, деятельность всех этих институтов определяет и объединяет общее ограниче­ние, поскольку их легитимность в основном заключена в тех целях, которые заложены в их политическую конструкцию, то есть - на самом фундаментальном уровне - проектом по уч­реждению либерального порядка в рамках глобального капи­талистического рынка. Рассмотрим гипотетический пример. Скажем, хозяйства двух стран в равной мере пребывают в

2.2. De corpore

кризисе и демонстрируют одинаково неудовлетворительные оезультаты. МВФ может навязать меры жесткой экономии той из них, которая представляет большую угрозу для глобально­го неолиберального порядка (скажем, той, где сильны элемен­ты классовой борьбы, как в Аргентине). К аналогичным тре­бованиям в отношении другой страны, составляющей необходимый компонент поддержания мирового порядка (на­пример, Турции, считающейся ныне существенным элемен­том возведения имперского порядка на Ближнем Востоке), МВФ прибегать не станет. Соответственно, Всемирный банк и ВТО предоставят ей более значительную финансовую по­мощь и лучшие торговые условия. Конечно, нормы и правила, диктуемые этими институтами, не всегда единообразны и по­стоянны, но, несмотря на препятствия и стычки, они все же действуют в согласованных рамках.

Тут для нас становится ясен общий замысел, согласно ко­торому три уровня регулирующих механизмов взаимодейству­ют в комбинированной структуре сил капиталистического рынка и политико-правовых институтов, содействуя форми­рованию подобия глобального правительства (или квазипра­вительства). Первый уровень - саморегулирование капитали­стических взаимосвязей ради гарантирования прибылей; второй подразумевает посредничество национальных прави­тельств ради выстраивания консенсуса на международном уровне; третий - это проект учреждения новой глобальной власти. Контрактные соглашения в рамках нового мирового «коммерческого права», национальная и региональная торго­вая политика, соответствующие договоренности и наднацио­нальные экономические институты координируются для ока­зания решающего воздействия на глобальную экономику ради сохранения и воспроизводства нынешнего порядка. Напри­мер, все они обязаны приложить максимум усилий для созда­ния и поддержания рыночных условий, необходимых дая га­рантирования межфирменных контрактов. Несмотря на конфликты, интересы самых богатых и влиятельных корпора­ций, а также стран требуют непрерывного служения. Все эти институты призваны сохранять на самом глубинном уровне глобальное разделение труда и власти, те иерархии, от кото-