Отношения с немусульманами 1 страница

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

Книга «Босфорская война», раскрывающая до сих пор мало­известные страницы героической борьбы донских и запорож­ских казаков на море с турецкой экспансией в XVI—XVII вв. и роль этой борьбы в судьбах России и Европы, принадлежит перу советского и российского историка, доктора исторических наук, донского казака Владимира Николаевича Королёва. Морские походы казаков против мощнейшего государства Евразии того времени — Турецкой империи (Османской империи, или От­томанской Порты, как ее было принято называть на Западе) по­ражали европейских современников необычайным мужеством и воинским и мореходным искусством, с какими казачество в одиночку вело успешную партизанскую войну — войну с вра­гом, против которого сами «европейцы» не осмеливались под­нять оружие. Московская Русь того времени также практически ни в чем не оказывала помощи казакам — хотя именно они этой своей борьбой препятствовали грабительским набегам турок и их вассалов — крымских татар на окраины России и Украины. Войну с врагом, ежегодно угонявшим на рынки Средиземномо­рья десятки тысяч взятых в рабство русских, украинцев, поля­ков, молдаван, венгров и представителей многих других наро­дов, «христианские казачьи республики» Дона и Днепра вели на собственный страх и риск, своими силами и умом, мужеством и умением — и война эта не была проиграна казаками.

Не известные не только широкому читателю, но и многим исследователям подвиги казаков на море и на суше, разгром ту­рецких эскадр и взятие штурмом городов, партизанские рейды на Стамбул и беспрецендентная оборона отбитого у турок Азова против двухсоттысячной армии султана изложены донским ис­ториком в популярной — и в то же время глубоко научной фор­ме. В.Н. Королёв всесторонне анализирует ход «Босфорской войны», приводя уникальные документальные свидетельства: от­четы и донесения европейских посольств и разведчиков в Стам­буле, выдержки из хроник турецких историков того времени, из грамот Посольского и других приказов Москвы, а также точки зрения отечественных и зарубежных историков по вопросам, касающимся всех аспектов этих событий.

Изложение событий морского похода запорожцев и донцов на Трапезунд под флагом претендента на турецкий престол — крещеного «царевича» Яхьи; технологии абордажа вооруженных тяжелой артиллерией судов казаками в открытом море при по­средстве одних только легких гребных челнов — и внезапных нападений на укрепленные поселения противника; богатейшая добыча, достававшаяся победителям в результате морских схва­ток и вылазок на побережья Крыма и Босфора; истории восста­ний закованных в цепи гребцов на турецких галерах, их захва­та — и возвращения освободившихся из плена атаманов и каза­ков на родину через страны Европы и Азии, не оставит равнодушным ни одного любителя исторических приключений.

Интересующийся историей и культурой средневекового Востока читатель найдет на страницах этой книги подробно­сти жизни Стамбула и других турецких городов и селений XVI—XVII веков, секреты внешней и внутренней политики ту­рецких султанов, их взаимоотношений с приближенными, вас­салами и правителями соседних держав, тонкости «карьерного роста» турецких военачальников, адмиралов и визирей, конф­ликтов между армией и мирным населением Турецкой империи и многое другое. Автор этой книги много и плодотворно рабо­тал в государственных архивах Стамбула, до сих пор недоступ­ных большинству отечественных исследователей, и некоторые из приводимых им сведений публикуются на русском языке впер­вые.

В нашем издании мы приводим «Босфорскую войну» В. Н. Ко­ролёва без сокращений — за исключением «Введения», напи­санного слишком сложно для популярной книги. В нем В.Н.Ко­ролёв освещает историю научных исследований этой темы в це­лом, приводит перечень авторов, касавшихся вопроса боевых действий казаков с турками в описываемый период, излагает их точки зрения и делает общий вывод о недостаточной изученно­сти темы в целом в мировой науке. Следует особо подчеркнуть позицию автора, изложенную во «Введении», о распространен­ных в мировой и отечественной науке оценках походов казаков на Босфор — как прежде всего «грабительских». Донской уче­ный утверждает — и доказывает каждой страницей этой кни­ги, — что борьба казаков с Османской империей на суше и на море имела характер активного противодействия растущей ту­рецкой агрессии, была войной за вольные «божьи пути» по Днепру и Дону в Черное и Азовское моря, которые турецкие султаны стремились наглухо закупорить для христианских народов. В этой борьбе рядом с казаками можно было поставить разве что Маль­тийский орден рыцарей Святого Иоанна, который вел непре­рывную войну на море с турками и берберийскими пиратами (однако отважные мальтийцы, несмотря на то что были христи­анами, удерживали захваченных турками в рабство православ­ных, которых им удавалось отбить, и сами использовали их как рабов. Казаки же освобождали отбитых христиан — и православ­ных, и католиков — и таким образом «давали фору» в рыцарстве самому благородному из духовно-воинских орденов тогдашнего мира).

Читая книгу В.Н.Королёва «Босфорская война», вы лишний раз убедитесь в том, что нам нечего стыдиться своих предков. Напротив — нам должно быть стыдно за то, что мы так мало знаем о их беспримерной доблести и дарованиях, приложенных к борьбе за Божью правду — мировую справедливость и собственную независимость. Надеемся, что данным изданием мы в оп­ределенной мере восполняем этот недопустимый пробел.

Б. Петухов

Глава I

ПРЕЛЮДИЯ БОСФОРА

 

Причины и цепи войны

 

Становление и ранняя история запорожского и донского казачества пришлись на эпоху непрерывного расширения Ос­манского государства и вытекавшей отсюда страшной уфозы, которая имела общеевропейский характер. Казаки оказались на острие борьбы стран и народов Юго-Восточной Европы против турецкой экспансии, за самостоятельное существование.

Современные тюркологи и специалисты по европейской истории признают, что все войны, которые в рассматриваемое время вела Турция, были афессивны. Если говорить только о XVI в., то в его первой трети Османская империя покорила Кур­дистан, Северную Месопотамию, Сирию, Хиджаз со священ­ными для мусульман городами Меккой и Мединой, Египет, Родос и часть Венфии; во второй трети — Аден, Йемен, Ирак и Западную Армению; в последней трети — Кипр, Тунис и Вала­хию. В том же столетии турецкими владениями стали большин­ство островов Эгейского моря и часть Далмации. Затем террито­риальные приобретения османы сделали в результате войн с Венецией 1645—1669 гг., Австрией 1663—1664 гг., Польшей 1666-1672 гг. и Россией 1677-1681 гг.

Регулярные же крымские набеги за «полоном», которые, по выражению М.А. Андриевского, вылились в «людоловлю посред­ством аркана и чембура», тем более не подпадают под определе­ние оборонительных войн. Можно отослать читателя к весьма впечатляющему перечню татарских походов на Русь во второй половине XVI в. и подробному рассказу о таких же набегах пер­вой половины XVII в. у А.А. Новосельского. Согласно подсче­там Алана У. Фишера, между 1475 г. и концом XVII в. из украинских и польских земель было угнано в Крым свыше 1 млн че­ловек. А.А. Новосельский подсчитал, что в первой половине XVII в. татары увели в плен из Московского государства как ми­нимум 150—200 тыс. человек, в том числе за десятилетие 1607— 1617 гг., по самым скромным оценкам, 100 тыс. человек¹.

О турецкой экспансии в Причерноморье скажем подробнее. Еще в первой половине 1210-х гг. тюрки захватили Восточную Пафлагонию в Трапезундской империи и вышли к Черному морю. Вскоре начались пиратские нападения тюркских судов из Синопа на прибрежные населенные пункты Причерномо­рья, в частности Крымского полуострова. В первой половине XIV в. отмечены набеги мусульманских пиратов на Азовское море. Это пиратство не прекращалось и далее, а разбойничьи нападения на венецианские суда, шедшие из Трапезунда, по­служили поводом для объявления Венецией в 1416 г. войны ос­манам. К этому времени уже более полувека, с 1360 г., турецким владением являлась и Западная Пафлагония, отторгнутая у Ви­зантии.

В 1361 г. турки овладели Адрианополем, который преврати­ли в свою столицу Эдирне, после чего началось планомерное завоевание Балкан и, соответственно, побережья Румелии. В 1385—1397 гг. были подчинены все болгарские земли вместе с их черноморскими берегами. Правда, в 1402 г., после монголь­ского вторжения в Малую Азию, Византии удалось вернуть себе побережье от Босфора до Варны, но в 1422 г. турки снова захва­тили эту территорию.

В 1453 г. пал Константинополь и прекратило свое существо­вание Византийское государство — остаток некогда великой и грозной державы. Все Южное Причерноморье и Босфор с обо­ими берегами стали важнейшей частью создававшейся Осман­ской империи. Буквально наследующий год после падения Кон­стантинополя турецкая эскадра приходила к Кафе (Феодосии), обстреляла Монкастро (будущий Аккерман) и разфомила С-бастополис (будущий Сухум), продемонстрировав таким обра­зом появление на Черном море новой ведущей силы и ее готов­ность к экспансии в Северном, Западном и Восточном Причер­номорье. Тогда же Крымское ханство получило от Турции обещание помочь в изгнании генуэзцев из Кафы.

Османский флот усиливал свою активность на Черном море вплоть до начала 1470-х гг., когда Мехмед II Фатих (Завоеватель) «развернул» внешнюю политику империи в сторону Юго-Вос­точной Европы. Результаты не замедлили сказаться: в 1475 г. турки, действуя флотом из 300 кораблей, захватили итальян­ские колонии Кафу и Воспор (Керчь) в Крыму, Тану (Азов) в дельте Дона, Матрегу (Тамань), Мапу (Анапу) и Копу на Куба­ни, ликвидировали крымское Мангупское княжество, затем за­воевали крымские итальянские колонии Чембало (Балаклаву) и Солдайю (Судак), овладев тем самым всеми стратегическими пунктами побережья Крыма и Таманского полуострова.

С 1475 г. Крымское ханство стало вассальным образовани­ем в составе Османского государства. Все черноморские порты Крыма в 1478 г. отошли непосредственно Турции; ханству оста­вили лишь один Гёзлев (Евпаторию). Азов, закрывавший выход из Дона, был превращен в «самый северный форпост Османс­кой империи». Сразу после установления османского господ­ства в Крыму Литовское государство потеряло черноморское побережье между устьями Днепра и Днестра — район современ­ных Херсона, Очакова и Одессы, имевший славянское населе­ние, — он перешел к татарам и, следовательно, к Турции. В 1492 г. была возведена Очаковская крепость, сторожившая выход из Днепра.

В 1456 г. османы заставили платить дань Молдавское княже­ство, которое в 1473 г. сумело от нее освободиться, а в 1484 г. ок­купировали принадлежавшие Молдавии Килию и Аккерман — главнейшие в стратегическом и торговом отношении пункты в устьях Дуная и Днестра. Последний пункт затем превратился в центр Буджакской орды, возникшей из крымских переселенцев. Молдавия долго сопротивлялась турецкой агрессии, пока не была в 1538 г. оккупирована османско-татарской армией и окончатель­но не попала в вассальную зависимость от Стамбула.

По взятии турками в 1461 г. Трапезунда и падении Трапе-зундской империи в состав Османского государства попало и юго-восточное побережье Черного моря. С того времени уси­лился натиск Стамбула на грузинские земли. В соответствии с турецко-персидским договором 1555г. Османской империи доставались Гурия и Мегрелия с их черноморскими берегами. В 1570-х гг. турки построили прибрежные крепости Сухум, Баладаг (Гагру) и укрепление в устье Риони. Грузинские государ­ственные образования, лавируя между Стамбулом и Тегераном, пытались отстоять свой суверенитет, но в конце концов оказа­лись на положении турецких и персидских вассалов, что под­твердил османско-персидский договор 1639 г.

Султанскому правительству на протяжении XVI— XVII вв. не удалось полностью покорить все адыгские и абхазские племена между Керченским проливом и Мегрелией, но прибреж­ная полоса и этой территории юридически являлась турецкой.

В 1568 г. была образована Кафинская лива (провинция), в которую вошли северо-причерноморские владения османов, а в следующем году, опираясь на Кафу и Азов, Турция совместно с Крымским ханством предприняла неудавшуюся попытку завое­вания Нижнего Поволжья, уже принадлежавшего тогда России (османский флот прошел вверх по Дону до волжско-донской Пе­револоки). Неудача «астраханской экспедиции» и поражение та­тарского войска в 1572 г. под Москвой, которую годом раньше крымцам удалось сжечь дотла, остановили турецко-татарскую экспансию на российском направлении. Планы ее развития, од­нако, существовали и позже, как и идея занять Украину «по Киев»². Характерно, что в Турции, согласно мусульманской традиции, разделяли все соседние немусульманские страны на две катего­рии: территории мира (дар ас-сульх) в случае, если они вы­плачивали дань, и территории войны (дар аль-харб) в противном случае. Соответственно отношения исламского мира с немусуль­манскими государствами теоретически могли быть либо отноше­ниями покровительства, либо отношениями войны.

После завоевания обширных европейских территорий и за­хвата черноморских и азовских берегов османские монархи ста­ли считать себя «султанами двух континентов и двух морей» (Средиземного и Черного), что и нашло отражение в падишахс­ком титуле. Овладев Константинополем, турки, по замечанию С. Дестуниса, «присвоили себе исключительное обладание над тем (Черным. — В.К.) морем и в продолжение трех веков не по­зволяли плавать на нем никакому европейскому народу. Это было легко исполнить, потому что они владели Фракийским Босфором». Однако реального монопольного обладания Чер­ным морем Турция добилась не сразу после 1453 г. Хотя османы по взятии Константинополя закрыли Босфор для прохода су­дов большинства европейских стран, до 1475 г. Генуя с трудом еще сохраняла право судоходства через пролив для сообщения со своими колониями, и такое же, хотя и ограниченное, право до 1520-х или 1530-х гг. имела Венеция. Кроме того, до покоре­ния всего черноморского побережья местные государственные образования пользовались морем без турецкого ведома и разре­шения.

Полный контроль над Азово-Черноморским бассейном Ос­манская империя установила только после покорения Восточ­ного Причерноморья, и о фактическом османском владении всем Черным морем можно говорить применительно к периоду, на­чинающемуся с 1570-х гг. В этот период доступ в море для ино­странных судов был совершенно закрыт, и плавать можно было только под турецким флагом; местное, «туземное» судоходство разрешалось лишь на основе признания соответствующими тер­риториями османского сюзеренитета и под контролем турец­ких властей.

Азово-Черноморский бассейн надолго превратился в осман­ское «внутреннее озеро». Даже в 1699 г., когда Азов и Азовское море уже перешли «под московскую руку», представитель пра­вительства Турции, «тайных государственных дел секретарь» Александр Маврокордато, соглашаясь на мореплавание России до Керчи и отказывая в свободе черноморского судоходства, за­являл, что Османское государство рассматривает два моря — Черное и Красное — «яко чистую и непорочную девицу и не токмо иметь на них кому плавание, но и прикоснуться никого никогда не допустит»³, что поскольку французским, английским, голландским и венецианским судам по Черному морю ходить не дозволено, то и русским это позволить решительно невоз­можно, и что «по Черному морю оных государств кораблям хо­дить будет свободно тогда, когда Турское государство падет и вверх ногами обратится»⁴.

Из этой генеральной позиции безусловно вытекало, что одно только появление на Азовском и Черном морях любого казачье­го судна турки рассматривали в качестве враждебного акта, а вся­кая запорожская чайка или любой донской струг, попав в воды этих морей, оказывались вне закона и должны были быть потоп­лены или по крайней мере задержаны. Появление же казачьих судов у Анатолии и на Босфоре, которое никто в Стамбуле пона­чалу не допускал, расценивалось как крайне возмутительное деяние, едва ли не потрясение основ миропорядка и личное оскорбление «султана двух морей».

Между тем точность обязывает сказать, что упомянутые ра­нее полный турецкий контроль над Азово-Черноморским бас­сейном и османское владение Черным морем не следует пони­мать буквально и безоговорочно: из-за казаков это были не со­всем полный контроль и не совсем полное владение. Как отмечает С. Дестунис, «султаны никогда не были полными об­ладателями всех берегов морей Черного и Азовского. Запорож­ские и донские казаки свободно плавали по тому и другому на своих ладьях и простирали свои грабежи до берегов Анатолии и до самого Константинополя...»

Вопрос о предпосылках, причинах и целях босфорских по­ходов Войска Запорожского и Войска Донского, по существу, совсем не разрабатывался в исторической литературе, которая до сих пор еще четко не определилась и в причинах казачьей войны на море вообще. Последние рассматривались бегло и поверхностно, и дело зачастую сводилось к жизненной необхо­димости для казаков получения добычи, к неудержимой жажде «зипуна», к стихии «разбоев» и т.п., хотя иногда, напротив, встречались слова о казачьем отпоре турецкой агрессии и мще­нии за поруганную родную землю.

Выявление предварительных условий и обстоятельств, из-за которых началась морская война, затруднялось среди проче­го «варшавско-центристскими» или «московско-центристски­ми», «государственными» позициями ряда авторов, смотревших на действия казаков с точки зрения интересов польской или российской внешней политики. Отсюда появлялись упреки в адрес казаков, которые-де не могли «широко взглянуть надело и отрешиться от своих местных интересов», причем эти упреки не сопровождались объяснением причин, по которым казаче­ство должно было приносить свои интересы в жертву интересам «высоких покровителей», воспринимать международные отно­шения только их глазами и непосредственно действовать обяза­тельно так, как считали нужным в далеких столицах.

Н.А. Мининков объясняет расхождения между Москвой и Войском Донским, касавшиеся военных действий против татар и турок, еще и тем, что «донским казакам была гораздо понят­нее, чем крепостническому правительству, ненависть народных масс (России. — В.К.) ктурецко-крымским захватчикам, почти ежегодно уводившим большие массы населения южных окраин. На борьбу с Турцией и Крымским ханством казаки смотрели не глазами правительства, а народа, считавшего полезным и оп­равданным всякое мероприятие против Азова и Крыма».

От этого замечания остается, собственно, один шаг к кон­статации того факта, что Войско Донское (как и Войско Запо­рожское) длительное время было субъектом международного права и что военные действия казаков в первую очередь обеспе­чивали их собственные интересы, политику казачьего Войска, а уже во вторую очередь — интересы и политику московского пра­вительства. Вообще эту мысль в несколько более «мягкой» фор­ме уже высказывал С.И. Тхоржевский: «Войско самостоятельно вело войну и заключало всякие договоры, признавая одно огра­ничение, чтобы в общем их действия служили "дому Пречистой Богородицы" и московскому государю, интересы которых они сами определяли, не забывая, конечно, о своих собственных»⁵. Эти интересы часто совпадали, но случалось, что не во всем, а иногда и вовсе расходились, и в последнем случае Войско Донс­кое, разумеется, действовало в собственных, а не в «посторон­них» интересах, что и приводило к известным конфликтам. То же самое относится и к Войску Запорожскому и Речи Посполитой.

Мы не собираемся обстоятельно рассматривать предпосыл­ки и причины казачье-турецкой войны и затронули их, только имея в виду, что причины появления казаков у Босфора невоз­можно объяснить с «зипунной» или «государственной» (польской или московской) точекзрения, поскольку эти причины будут тог­да выглядеть в первом случае просто как проявление казачьей стихии, аво втором — как выражение казачьего «злодейства». Вряд ли серьезный исследователь согласится с таким «глубоким» объяс­нением, обратив внимание на то, что «стихийность» и «злодей­ство» проявлялись на далеком Босфоре в течение долгого време­ни, упорно и систематически. Без сомнения, причины Босфор­ской войны следует искать не в разгуле стихии и не далеко за пределами казачьих сообществ, а в них самих, в их «местных» интересах и политике.

С этой точки зрения набеги на Босфор являлись логичес­ким продолжением и следствием многолетней и упорной вой­ны на море, которую, по имеющимся на сегодня данным, днеп­ровское казачество вело с конца XV в. и донское — с первой по­ловины XVI в. Но можно полагать, что и в море вообще, вначале в воды Северного Причерноморья, запорожцев и донцов «вытя­нула» логика событий.

Водные промыслы занимали весьма значительное место в занятиях предшественников и предков казаков, равно как и их самих⁶, и оба казачьих сообщества не случайно образовались на двух великих водных артериях. Первыми известными видами хозяйственной деятельности раннего казачества являлись ры­боловство и охота, дававшие ему основные средства пропита­ния. Источники очень рано фиксируют у казаков речные суда, а к концу XV в. днепровцы уже занимались рыбной ловлей в ни­зовьях своей реки, выходили за рыбой в Черное море и ходили на судах за солью в Хаджибейский (Днепровско-Бугский) ли­ман.

Низовья Днепра и Дона в силу природных особенностей этих артерий и биологии их животного мира представляли особую ценность и наибольшие возможности для рыболовства, и не­трудно представить реакцию местных жителей, не покоривших­ся туркам и татарам, на произведенное впервые в истории этих мест перекрытие устьев рек османскими крепостями, армей­скими подразделениями и кораблями⁷. Турки, закрывая «низовцам» выход в море, пытались взять под контроль их жизнь и хозяйственно-торговые занятия, что не могло не вызвать ответ­ные действия.

Вообще говоря, господство над устьями рек любой силы, ко­торая была враждебна населению, проживавшему выше по тече­нию этих же рек, очень часто провоцировало борьбу за речные устья и, следовательно, за выход в море, и еще сугубый материа­лист Карл Маркс считал ее «естественным следствием» такого положения дел⁸. В сущности, замечал И.Е. Забелин, казачьи мор­ские набеги — эта «борьба за «божью дорогу», за свободный выход на море» — являлись «нескончаемою народною войною с турка­ми и татарами за обладание морскими и береговыми угодьями, без которых приморскому населению невозможно было суще­ствовать». Приведем здесь и мнение более позднего историка, который, говоря о турецком наступлении на Дону, начавшемся в XV в., характеризует антиосманскую борьбу казаков как «вынуж­денный ответ» и «акт защиты родной земли»⁹.

Османские черноморско-азовские опорные пункты, распо­лагавшиеся на морском побережье или в непосредственной бли­зости от него и являвшиеся важными политико-экономически­ми центрами новой властной системы, выступали в качестве организаторов набегов на казачьи поселения. И даже когда эти нападения осуществляли татары, наиболее мобильные в нале­тах, казаки знали, что за спинами нападавших стояла Турция. Крымцы, впрочем, это никогда и не скрывали. Наше государ­ство, писал хан Девлет-Гирей I польскому королю Стефану Ба-торию в связи с казачьими действиями, «входит в состав импе­рии его турецкого величества, и империя его турецкого величе­ства — все равно, что наше государство; вред, причиненный его турецкому величеству, — все равно, что нам причиненный вред, и обратно»¹⁰. Для того чтобы «достать» упомянутые опорные пункты, приходилось выходить в море, обеспечивая себе «явоч­ным порядком», или, иными словами, силой, свободу морепла­вания: казаки «Черное море... отпирали своими саблями».

У крепостей и позади них был османский флот, защищав­ший и связывавший их с Анатолией и Стамбулом. Именно там, за морем, находились жизненные центры империи, и для нане- сения наибольшего урона врагу и осуществления наиболее эф­фективных ударов, которые давали возможность захватывать ценные трофеи, казаки должны были действовать на неприя­тельской территории. Чтобы ее достичь, надо было отрываться от северо-причерноморских берегов и быть готовым встретить­ся и сразиться с кораблями турецкого флота. Так начиналась морская война казачества с Османской империей.

Имея свою логику развития, именно она, эта война, сфор­мировала предпосылки босфорских кампаний. Ее ход, возрас­тание ее накала, все большая активизация на Черном море каза­чьего военного флота, обладавшего всеми возможностями для успешных набегов на черноморские города и селения, военно-морское искусство казаков и их наступательная тактика, исхо­дившая из принципа «лучшая оборона — наступление» (по вы­ражению В.Д. Сухорукова, «системой их охранения были набе­ги»)¹¹, — все это не могло не привести к перенесению военных действий от северо-причерноморского побережья к берегам Ру-мелии, а затем и к Малой Азии и собственно Босфору. Можно сказать, что сами обстоятельства войны породили у казаков сме­лый стратегический замысел нанесения ударов прямо в «серд­це» враждебной империи.

Если Д.И. Багалей отмечал, что с образованием казачества «борьба с татарами была перенесена в самую степь», то мы мо­жем констатировать, что с развертыванием морской войны ка­заков их борьба против татар и османов была перенесена «за море» — в самый Крым и в самую Турцию, а затем и прямо к их столицам. Османы и их вассалы, нападавшие на казачью терри­торию, сжигавшие казачьи поселения, пытавшиеся изничтожить казаков или по крайней мере закрыть им выходы из Днепра и Дона и опустошавшие украинские и русские земли, должны были увидеть запорожские и донские флотилии в водах Босфора, раз­валины и пожарища на его берегах.

Именно Босфор и Стамбул рассматривались в Сечи и на Дону как дьявольский молох и средоточие «тьмы», важнейший и крайне чувствительный объект для нанесения ответных уда­ров, «идеальное ристалище» для мщения и проявления казачь­его удальства. Стамбул был резиденцией «сына сатаны» — сул­тана, военных и гражданских властей империи, главнейшим цен­тром имперских вооруженных сил, в том числе командным пунктом и крупнейшей верфью военно-морского флота, и эко­номическим «пупом» государства. В Золотом Роге и на Босфоре формировались турецкие эскадры, действовавшие против казаков на Черном и Азовском морях, из Стамбула и его окрестнос­тей на Днепр и Дон прибывали османские войска и поступали военные припасы. В Стамбуле разрабатывались опаснейшие операции против Запорожской Сечи и Донского Войска, и от­туда же управлялись турецкие крепости в днепровских и дон­ских низовьях и по всему азово-черноморскому побережью.

«В Азове рука, а во Царегороде голова», — говорили донцы и, как и турки, совершенно справедливо связывали оба города и боевые действия здесь и там. Даже и в 1641 г., обороняя завое­ванный Азов, казаки заявляли османам, что если «отсидятся» в осажденной крепости, то побывают затем под Стамбулом и по­смотрят его «красоты».

Наконец, казачьим сообществам было прекрасно известно, что Стамбул являлся самым крупным работорговым центром Османской империи и вообще всего Средиземноморья и Ближ­него Востока и что большинство казаков, попавших в плен, ока­зывалось на Босфоре и в турецкой столице. Если Михаил Лит­вин называл работорговую Кафу «не городом, а скорее ненасыт­ною и мерзкою пучиною, поглощающею нашу кровь», то кровопийственный Стамбул, куда и направлялся преимуще­ственно «живой товар» из Кафы, а также из Азова и многих дру­гих мест, вызывал еще большую ненависть.

С.Н. Плохий в одной из своих работ замечает, что осман­ская столица была «главным объектом казацких нападений». Определение «главный» в русском языке имеет двоякое значе­ние: самый важный и основной. Второе значение здесь непри­менимо, поскольку в морской войне помимо Стамбула и Бос­фора у казаков было много и других объектов атак, но первое значение вполне соответствует реалиям: Стамбул действитель­но был и не мог не быть по своему положению самым важным из всех пунктов, которые подвергались казачьим нападениям.

Так выглядят причины набегов казаков в этот район, и из них, в общем, видны и цели походов. Удары по Босфору, пока­зывая силу казачества, должны были наносить заметный и весь­ма болезненный урон Турции в самом ее центре, непосредствен­но у имперской столицы. Османскую мощь здесь можно было весомо подорвать не только опустошениями и грабежами райо­на, который был богатейшей провинцией государства, но и де­зорганизацией военного и гражданского управления, морских сообщений и торговли, снабжения столицы, а из нее и через нее также других городов. Результатом должно было явиться ослаб­ление турецко-татарского натиска на казачьи земли.

Разгром Босфора мог хотя бы отчасти и на время парализо­вать османские военно-морские силы, отвлечь их с других участ­ков морского театра. Набеговые морские действия, заключаю­щиеся во внезапных стремительных ударах по береговым объек­там противника, во все времена имели целью способствовать завоеванию инициативы на море, и операции казаков здесь не являлись исключением: удары по проливу, имевшему такое боль­шое значение, должны были чувствительно сказаться на поло­жении в Черном и Азовском морях вообще, а следовательно, в Запорожье и на Дону.

Вне всякого сомнения, казаки учитывачи и морально-пси­хологическое воздействие ударов по центру империи на ее пра­вящие круги, вооруженные силы и население. Еще в первой по­ловине XVII в. Якуб Собеский, маршал польского сейма и белз-ский воевода, замечал, что запорожцы своими нападениями «доводили султанов до бешенства» и, «желая навести ужас на столицу, жгли ближайшие к ней села». Современник казачьих набегов, довольно хорошо знакомый с казаками, как видим, был убежден именно в такой цели пожаров, устраивавшихся сечеви­ками на Босфоре ¹². Из истории казаков мы вообще знаем о слу­чаях их военных действий, специально задумывавшихся для того, чтобы нагнать страху на неприятеля, подорвать его моральный дух, и не видим причин, по которым подобные цели не могли преследоваться казаками в окрестностях Стамбула.