Датировка, место и участники 6 страница

⁵⁸ Соответственно у В. Катуальди: турецкий флот, «потерпев аварии свыше меры, вынужден был отступить».

⁵⁹ В переводе А.В. Висковатова: «К чести казаков надо сказать, что к вечеру, когда ветер утих, они... отогнали прочь турецкую армию».

⁶⁰ По изложению Ю.П. Тушина получается, что Реджеб-паша будто бы отправил гонца в Стамбул за помощью еще в ходе сражения.

⁶¹ В. Катуальди считает, что громкими криками они «немало содействовали поражению своих притеснителей-османов».

⁶²У В. Катуальди говорится, что «пушки были расставлены на ладьи, а по прибытии домой казаки на радостях дали из них залп».

^6! Автор повторяет замечание Е. Збараского в письме польскому коро­лю от 22 (12) сентября 1625 г. о том, что в этом году запорожцам не очень посчастливилось на море.

64 У В.М. Пудавова читаем: «После этого (Карахарманского сражения. — В.К.) донцы и запорожцы доплыли до своих городков спокойно. К донцам на зимовку пришло с моря до 500 запорожцев». Однако это возвращение относится к другому походу.

⁶⁵ Согласно Р. Леваковичу, Яхья перед тем провел несколько месяцев в Астрахани. Тот же автор утверждает, что до Архангельска самозванца будто бы сопровождали 60 казаков из разных краев, в том числе с Дона, и что только в Архангельске претендент распрощался с казаками. По Л. Фабро-ни, Яхья с сопровождавшими его 60 казаками проехал через всю Московию до порта Св. Николая. В. Катуальди сомневается, что эти сопровождавшие являлись казаками. В итальянском документе XVII в. отмечено, что 60 ка­заков, которых Яхье дал Иов, сопровождали претендента из Киева в Рос­сию.

⁶⁶ По С.М. Соловьеву получается, что Яхья в 1637 г. опять явился в Россию, но звал донцов и запорожцев к себе в Чернигов.

⁶⁷ В польском переводе и отсюда у В.И. Ламанского и М.С. Грушевско­го она неверно датирована 18 мая.

⁶⁸ В польском переводе: «до 700 чаек, то есть мелких судов»; в переводе В.И. Ламанского: «до 700 чаек».

⁶⁹ Дословно: «на какую-нибудь часть возле этого города». В польском переводе: «на здешние окрестности».

⁷⁰ И.В. Цинкайзен пишет о намерении казаков разгромить османский флот и ринуться на Константинополь. М.А. Алекберли же совсем неудачно передает цинкайзеновское «разгромить» как «взорвать».

⁷¹ В польском переводе: «тем более, что есть здесь предсказание, что турецкое государство будет опрокинуто северным народом».

⁷² «Добавим, — замечает Ю.П. Тушин, — что именно к этому времени относится восстановление крепостей в устье Днепра...».

⁷³ У Мустафы Наймы о 1626г. сказано, что несмотря на карахарманс-кую победу и истребление казаков ляхами «шестьдесят чаек вышло снова из устьев Днепра и начало забавляться грабежом», что из Стамбула против них выслали несколько галер, «которые захватили около тридцати лодок и привели к Высокому Порогу; прочие рассеялись по морю...»

⁷⁴ Ю.П. Тушин думает, что М.А. Алекберли пишет о 400—700 чайках по материалам зарубежных источников, но тот упоминает лишь литературу.

Сам Ю.П. Тушин цитирует отписку астраханских воевод П. Головина и А. Зубова о том, что донцы и запорожцы на Черном море «ничем не добы-лись» и что «иных... казаков и черкас турские люди, пришел на катаргах, побили», и утверждает, что речь идет о походе 70 запорожских чаек к Бос­фору. Однако отписка ничего не говорит о направлении похода, зато четко указывает, что он был с Дона и что в нем участвовали донские казаки и запорожцы, «которые на Дону зимовали».

⁷⁵ Согласно Ю.А. Мыцыку, черноморский поход донцов и запорожцев 1626г. был «более крупным, нежели утверждалось ранее». Но он не имел отношения к Босфору.

⁷⁶ Утверждение одного из авторов о том, что в 1627 г. казаки совершили нападение на окрестности Константинополя, не подтверждается источни­ками.

⁷⁷ АМ. Лазаревский верит, что в самом деле выходило 600 судов: «В ка­ком количестве челнов козаки пускались в море, об этом говорит письмо от 13 июня...»

⁷⁸ В.Д. Сухоруков ошибается, утверждая, что казаки «проводили по­сланников в Азов без малейшего задержания».

⁷⁹ Пересчет по методу Г.Д. Мамедбейли дает 7 июня 1628 г.

⁸⁰ В. К. Быкадоров говорит, что в 1628 г. донцы, соединясь с запорожца­ми, повторили набег на окрестности Стамбула, разорили их, но жестоко поплатились за свою удаль: высланный султаном сильный флот нагнал их и захватил семь лодок. Все пленные были доставлены к султану, а потом подвергнуты мучительной казни. Откуда автор взял эти сведения, неведо­мо. Последующее же его утверждение, что казаки, мстя за смерть своих товарищей, в 1630г. сделали морской набег и опустошили окрестности Ба­лаклавы, вызывает недоумение по поводу авторской затяжки отмщения: набег на Балаклаву произошел в 1628 г.

⁸¹ Он правил, как мы знаем, с 1623 г., но по хиджре первый год его правления захватывал и 1624г. христианского летосчисления.

⁸² В примечании к этому месту русского перевода Эвлии А. П. Григорьев и А.Д. Желтяков, сказав об июльском набеге 1624г., продолжают: «Тогда-то и был укреплен Босфор еще двумя крепостями». Ниже увидим, что кре­пости были построены отнюдь не в 1624г.

⁸³ Другой путешественник 1650-х гг. замечал, что босфорские замки вооружены артиллерией, охраняющей проход, чтобы препятствовать каза­кам — подданным польского короля — добираться «на своих лодках, или чайках», до Константинополя. Ср. у Жана Паллере: «А чтоб Константино­поль был безопасен от разбойников Черного моря, то при устье сего моря построены две крепости, одна против другой: одна со стороны Европы, а другая со стороны Азии...». См. еще у И. фон Хаммера: 591, т. 2, с. 263.

⁸⁴ По выражению Эвлии Челеби, «во времена Янко, сына Мадияна» — в легендарные времена.

⁸⁵ И. фон Хаммер пишет, что замок еще довольно сохранился. К XX в. от него остались одни развалины.

⁸⁶ Имелся в виду архангел.

⁸⁷ При И. фон Хаммере от старого замка оставались руины.

⁸⁸ На сообщении И. фон Хаммера, понимая его по-разному, основыва­ются последующие историки. С. Рудницкий пишет, что в 1626 г. турки окон­чили укрепления над Босфором около Бююкдере. Н.И. Костомаров утверждет, что в названном году «турки на узком месте Босфора... построили укрепление — замок Бююкдере», хотя в районе Бююкдере пролив совсем узкий, а у австрийского тюрколога нет «замка Бююкдере». П.А. Кулиш и вовсе непонятно излагает вопрос: «... при входе в Черное море, выше Буюкдара, достроена была соединенными дитанскими (султанскими? — В. К.) и ханскими средствами крепость, которая, как надеялись, не даст казакам посылать свои флотилии на добычничанье по Черному морю». Похоже,

Горик думал, что Бююкдере располагалось на Днепре.

⁸⁹ Впрочем, здесь же сказано, что Румеликавагы построен в 1620г. Мурадом IV. Это явная опечатка.

⁹⁰ Или, как выражался И. Лукьянов, «мало пошед» от маяков.

⁹¹ Последнее название наряду с Румеликаваком употребляет и И. фон Хаммер.

⁹² Первой крепостью был замок Румелихисары.

⁹³ Нам уже доводилось приводить такое объяснение. См.: 379.

⁹⁴ См. о Румеликавагы у И. фон Хаммера: 591, т. 2, с. 262—267.

⁹⁵ Об этом не знают А.П. Григорьев и А.Д. Желтяков.

⁹⁶ Первой крепостью именовали Анадолухисары. В 1639 г. эскадра Пиале-паши, покинув Касымпашу, стала на якорь в порту Каваке, чтобы оттуда отправиться в экспедицию против казаков на Черное море. Скорее всего, это был Анадолукавагы.

⁹⁷ См. об Анадолукавагы у И. фон Хаммера: 591, т. 2, с. 280—288. Оба замкав конце XVIII в. были перестроены французскими инженерами,

 

Глава IX

ВОЙНА ЗА БОСФОРОМ

 

Выходы в Средиземное море

 

Одним из «белых пятен», связанных с морскими набегами казаков, является вопрос об их возможных выходах из Черного моря в Средиземное, или точнее — из Босфора в Мраморное море и Дарданелльский пролив, а из него, может быть, в Эгейское море. Д. И. Эварницкий в конце XIX в., не ссылаясь на источники, утверждал, что запорожцы во время своих военных экспедиций «выбирались в Белое и Круглое моря, т.е. Архипелаги Мрамор­ное море... проникали... в Египет ("Белую Аравию")». При этом подразумевалось не вообще пребывание казаков в водах Среди­земного моря или на его побережье (далее мы увидим, что плен часто забрасывал туда и запорожцев, и донцов), а выходы сече­виков в названные моря на своих собственных судах. Географи­ческий порядок в высказывании Д. И. Эварницкого несколько нарушен, но явно имелось в виду движение казачьих чаек из Босфора через Мраморное море и Дарданеллы в Эгейское море, затем, видимо, между островами Критом и Кипром по собствен­но Средиземному морю к египетским берегам.

Из предыдущих глав нашей книги вытекает, что казаки во время набегов на Босфор бывали у самого Стамбула и даже вры­вались в его порт, в залив Золотой Рог, и тем самым нередкое казачье присутствие в южной части Босфора не подлежит со­мнению. В те времена и позже считалось, что пролив заканчи­вается у мыса Сарайбурну (угла или оконечности Сераля), а вод­ное пространство далее к югу уже является акваторией Мрамор­ного моря¹. С судна, находящегося между Галатой, Ускюдаром и Сарайбурну, перед входом в Золотой Рог, видны силуэты рас­положенных в этом море Принцевых островов².

В то же море из Черного направлено очень сильное течение сфора. Мы помним, что от Сарайбурну оно частью идет в потой Рог, а большей частью в Мраморное море, причем ско-,сть течения, ударяющего на Сарайбурну, иногда доходит до ести узлов. В этих условиях вполне вероятно, что казакам слу-пось переходить ту невидимую грань, что отделяет Босфор-ий пролив от Мраморного моря, и оказываться уже в его акватории.

Имеются сведения и о целенаправленных выходах казачьих флотилий в Мраморное море. Мы приводили показания вышедшего из неволи шляхтича Е. Вороцкого о том, что в 1621 г. перед нападением на Галату казаки разрушили «вежи», где находился в заключении С. Корецкий, т.е. Едикуле. Чтобы достичь этого замка на северном берегу Мраморного моря, запорожцам, естественно, надо было выйти из Босфора. Но если заявление Е. Вороцкого не проверено, то показания пленен­ного донцами азовского татарина о «повоевании» казаками в следующем 1622 г. «на Белом море... многих мест» подтверж­даются тогдашним сообщением Т. Роу о том, что казаки были «вустье Геллеспонта», для чего им, разумеется, пришлось прой­ти все Мраморное море.

Заметим, что пересечь его и дойти до Дарданелльского про­лива казачьим судам, в общем, не составляло особого труда. Это море, самое малое на земном шаре (по площади в 3,25 раза мень­ше Азовского), имеет наибольшую длину в 152 мили, тогда как донцам и запорожцам, чтобы появиться у Стамбула, приходилось преодолевать путь соответственно в пять и два с лишним раза более длинный, чем от Стамбула до Дарданелл-.

Что касается упомянутых азовцем многих разгромленных мест на Мраморном море, то за отсутствием сведений можем лишь высказать предположение, что если казаки пошли от юж­ного конца Босфора прямо к Дарданеллам, то под их удар могли попасть остров Мармара и поселения, размещавшиеся по обе­им сторонам мраморноморского устья Дарданелльского проли­ва. Если же такого прямого маршрута не было, то казаки могли - напасть на близлежащие к столице Бакыркёй и Ешилькёй на «стамбульском» берегу Мраморного моря, Кадикёй, Фейербахче и Картал на «ускюдарском» берегу и вообще на любые поселе­ния северного и южного мраморноморского побережья и даже зайти в Измитский залив.

Весьма интересную для рассматриваемого вопроса инфор­мацию дает эпизод, произошедший в 1634 г. с послом Франции маркизом де Маршвилем. Он направлялся на француз­ском же корабле в Стамбул⁴ и отказался приветствовать вер­ховного начальника османского флота: турецкий флагманский корабль требовал от французского спустить флаг. С османской эскадрой посол повстречался у острова Хиоса. Оказалось, что ею командовал, как писал французский историк XVIII в., сам капудан-паша, «очищавший море от разбойников-казаков, которые иногда делали набеги даже и по берегам пролива Дарданелльского».

Этот же эпизод упомянут в русском обзоре истории евро­пейских представительств в Стамбуле, причем здесь фигуриру­ет капудан-паша, «совершавший свои разъезды по морю осо­бенно часто с того времени, как казаки стали в своих набегах доходить до Дарданелл».

Хиос расположен в Эгейском море и довольно далеко от южного входа вДарданелльский пролив, но неизвестно, озна­чает ли пребывание эскадры капудан-паши у названного ост­рова, что казаки выходили и в это море, или же эскадра оказа­лась близ Хиоса по каким-то причинам, не имевшим отноше­ния к казачьим набегам. В наших источниках действия казаков ни у берегов Дарданелл, ни тем более в Эгейском море не фик­сируются⁵.

К сожалению, ничего больше о средиземноморских выхо­дах казачьих судов и флотилий мы не знаем.

Имеющиеся же данные, рассмотренные в комплексе, свиде­тельствуют о том, что донцы и запорожцы бывали на своих судах в той части Босфора, где он переходит в Мраморное море, выхо­дили в него и действовали в его акватории вплоть до Дарданелльского пролива. В этой связи, очевидно, следует сделать вывод, что хотя утверждение Д. И. Эварницкого о выходах казаков даже к Египту, вероятно, грешит преувеличением, мнение историка о том, что запорожцы «выбирались» в Белое море, можно счи­тать доказанным.

Вместе с тем у казаков, как представляется, не было особых военных и экономических причин для систематических и регу­лярных выходов подобного рода. Против Войска Запорожского и Войска Донского действовали в первую очередь не средизем­номорские, а черноморские военно-морские базы, многие го­рода Причерноморья предстаатяли собой крупные торгово-экономические центры, дававшие значительные трофеи, а набеги на Босфор и Стамбул вызывали более чем достаточный полити­ческий и иной эффект в Европе и Азии.

Эвлия Челеби дает чрезвычайно интересную информацию о ««лачьей угрозе побережью Мраморного моря и с другой стороны, не с Босфора. Рассмотрим сведения этого турецкого совре­менника.

Рассказывая в 1646 г. о районе малоазийской реки Сакарьи, Эвлия в полном соответствии с реальной ситуацией говорит, что река впадает в Черное море у касабы (селения с мечетью и караван-сараем, обычно резеденции кади) Урвы в санджаке Коджаэли и что Сакарья течет на расстоянии двух часов пути к востоку от озера Сапанджи, которое в свою очередь близко распо­ложено — «всего около 3 часов» — к Измитскому заливу Мра­морного моря, и воды озера «через протоку смешиваются с морем перед Измитской солеварней».

«Реку Сакарью, — утверждает Эвлия Челеби, — можно соединить с этим озером при очень небольших усилиях». Иными сло­вами, имеется в виду, что, повернув течение, можно заставить ее впадать не в Черное море, а в Сапанджу. Более того, согласно Эвлии Челеби, ранее уже предпринимались попытки углубить протоку между названным озером и Измитским заливом, но за­мысел не был доведен до конца. Как повествует автор, «однажды, чтобы [навсегда] соединить это озеро с Измитским заливом, со­брали сотни тысяч землекопов и поденщиков с кирками. Но жи­тели Измита проявили равнодушие, сказав: "Для этого нужна ог­ромная казна и жизнь Нуха (Ноя, который, по Библии, жил 950 лет. — В. К.)", — и помешали осуществлению [этого] дела». И, наконец, самое важное для нас место в описании Эвлии. «Вот если бы, — пишет он, — река Сакарья впадала в эту прото­ку, а она — в Измитский залив, то враг никак не смог бы с Чер­ного моря пройти сюда через Сакарью. [И тогда] город Измит стал бы внутренней территорией и область [протяженностью] в пять стоянок вплоть до реки Болу превратилась бы в процветаю­щую местность».

Под черноморским врагом Турции, вне всякого сомнения, понимались казаки. Только они тогда могли оказаться в районе устья Сакарьи. Однако, естественно, возникает вопрос, была ли реальной или мнимой угроза, живописуемая современником. Попытаемся в этом разобраться.

Упоминавшийся выше Измит был и остается крупнейшим городом и портом Мраморного моря. Турки овладели этим насе­ленным пунктом (греческой Никомидией) в 1337 г. Первый ос­манский флотоводец времени Орхан-бея, правившего в 1324— 1360 гг., Карамюрсель (Кара Мурсал) получил в области Измитского залива тимар с обязательством охранять тамошнее побере­жье от нападений врагов, содержать войско и строить галеры. Так на берегу залива неподалеку от Измита, в местечке, которое ныне является городом Карамюрселем, была основана верфь. В.П. Гри­горьев даже называет ее первой турецкой верфью, хотя таковая возникла в Гелиболу (Галлиполи). Считается, что по имени Карамюрселя получил название и один из типов османских парусно-гребных судов — уже фигурировавший ранее «карамюрсель». Значение Измитской верфи (морского арсенала) оценива­ется по-разному. Р. Мантран, отмечая, что главнейшая верфь империи располагалась в Стамбуле, и характеризуя морские ар­сеналы в Гилеболу, Суэце, Рущуке и Биреджике (на Евфрате) как небольшие верфи, указывает, что арсенал в Измите и соот­ветствующие предприятия в Синопе и Инебаты (в Греции) яв­лялись «скорее ремонтными мастерскими». Л. Подхородецкий полагает, что галеры турецкого военно-морского флота на рубе­же 1610-х и 1620-х гг. были построены на верфях Стамбула, Ге­либолу и Измита. П.А. Толстой сообщал, что в конце XVII — начале XVIII в. османские корабли строились в Стамбуле или у Синопа и иногда близ Измита. Но как бы то ни было, Измит-ская верфь входила в систему турецкого кораблестроения рас­сматриваемого времени и являлась ее заметной и важной со­ставной частью.

Район между Стамбулом и Синопом в XVII в. изобиловал строевым лесом отличных сортов, включая самшит, ель, дуб, ореховое дерево и платан, а бассейн Сакарьи турки вообще ок­рестили «Морем Деревьев». Строевой лес Сакарьи через Измит поставлялся в Стамбул, в Касымпашу. Измитцы издавна под­держивали торговое судоходство со многими портами Среди­земного и Черного морей, в частности с Кафой.

Защищенный с севера укреплениями Босфора и Стамбула, а с юга крепостями Дарданелл, богатый, процветавший и спокой­ный Измит в принципе должен был быть желанным объектом для нападения казаков, если бы туда можно было «дотянуться», и не мог не рассматриваться запорожцами и донцами как враж­дебный город: галеры, которые строились или ремонтировались там, и прочие корабли, создававшиеся из измитского леса, дей­ствовали против казаков на Черном и Азовском морях. Как уже отмечалось, в 1616 г. паша Измита неудачно сражался с донца­ми, попав вместе с четырьмя галерами в их руки.

Казаки неоднократно бывали в том районе анатолийского побережья, где расположено устье Сакарьи, и нападали на селения этого района. Река впадает в Черное море в местности между близко расположенным у берега островом Кефкеном и городом Акчашаром, в 20 милях (37 км) восточное мыса Кефкена. К западу от устья Сакарьи располагались населенные пункты Кандыра и Шиле, к востоку — Эрегли.

Мы уже цитировали замечание Эвлии Челеби о сожжении казаками Акчашара при Ахмеде I и рассказывали об их нападении на Кандыру и окрестные селения в 1622 г. и еще будем гово­рить о разгроме казаками селений близ «Легра» — по всей вероятности, Эрегли — в 1630 г., об опустошении Шиле в 1651 г., о приступе к Эрегли в 1654 г. и действиях у Кандыры в 1659 г., а также приведем свидетельство Павла Алеппского о казачьих погромах берегов Карамании (западной части черноморского побережья азиатской Турции), в том числе района Эрегли. Так что, полагаем, устье реки казакам было известно.

Могли ли они войти в Сакарью с моря? Вообще ответ на этот вопрос должен быть положительным. На своих морских судах казаки заходили во многие реки — в Дунай, Кубань, Рио-ни, Камчию, Куру и др. Напомним, что запорожцы иногда воз­вращались домой, поднимаясь из Азовского моря сложным реч­ным путем до Днепра. В 1670 г. разницы за восемь суток про­шли вверх по Волге 350 верст, продвигаясь, следовательно, со средней скоростью 43,75 версты (47,25 км) в сутки. В эту реку, как и в Яик (Урал), казаки свободно заходили с моря. В конце концов донцы из походов на Азовское и Черное моря возвраща­лись по Дону в Раздорский, Монастырский, Черкасский и дру­гие городки, равно как запорожцы по Днепру — в Сечь.

Возникает и другой вопрос: не имели ли казаки возможнос­ти добраться с черноморского побережья до Измита по суше? Известно, что практика продвижения казачьих десантов с моря в глубь вражеской территории в XVII в. была нередкой, и, как выражался польский современник Веспасиан Коховский, запо­рожцы не только опустошали берега Малой Фракии и Азии, но и приводили в трепет внутренние районы Османской империи. От черноморского побережья по прямой Измит располо­жен приблизительно в 40 км, т.е. примерно на таком же рассто­янии, как Азов от Ростова. Учитывая отсутствие прямой дороги и условия местности, особенно обилие лесов, «измитское» рас­стояние, конечно, следует удлинить, скажем, на 10—15 км. Раз­беремся, реально ли для казаков было пройти такой путь.

Туристы обычно делают по четыре-шесть км в час, переме­жая движение отдыхом в 10—20 минут, и опытный турист впол-е может преодолеть расстояние в 50 км за один день. Казачьи же марш-броски занимали и гораздо больше времени. «Иног­да, — свидетельствовал Э. Дортелли, — они (казаки. — В.К.)тлрут днем и ночью, углубляясь внутрь страны, чтобы разграбить ка­кое-нибудь богатое место...» При этом темпы их сухопутного передвижения были очень высоки: приходилось использовать ускоренную ходьбу и даже бег.

Как раз в том 1646 г., когда Эвлия Челеби писал об угрозе Измиту, Войско Донское, отказываясь идти в море с непривыч­ным к казачьим походам русским дворянином Ж. Кондыревым, сообщало царю Алексею Михайловичу: «А х которым, государь, пристанем мы... на море преж сево приставывали и на крымские села на удары хаживали, и мы, государь, бежим наспех от при­стани до села день и нощь пешие. А ево, государь. Ждана, с та­кую... службу нужную и пешую не будет».

На какое расстояние от берега можно было отойти при та­ких темпах? Г. де Боплан утверждал, что казаки иногда заходи­ли «около мили в глубь страны», но это явная ошибка. М.А. Алек-берли, поправляя приведенное сообщение, говорит, что они «проникали в глубь Турции более чем на 10 миль». Но насколь­ко более?

Сохранилось довольно много свидетельств казачьих напа­дений на внутренние области и селения Крыма. В 1631 г., по данным русского посольства в этой стране, казаки пристали к берегу под Саркерманом (древний Херсонес), между Гёзлевом и Балаклавой, и «почали воевать крымские улусы, отходя от моря верст по десяти и по пятнадцати». Запорожцы и донцы доходи­ли до Эски-Крыма (приблизительно в 15 км от моря по пря­мой), ханской столицы Бахчисарая (примерно 24 км), Карасу-базара (около 27 км), Мангупа и иных селений, расположенных вдали от побережья.

Учитывая сложность пути от черноморского побережья к Измиту, специально отметим, что в Крыму при передвижени­ях у казаков также были свои трудности. Бахчисарай не имел прямой дороги к морю. Согласно Эвлии Челеби, от долины, где лежит этот город, вели четыре дороги к Эскисалачику, Эс-киюрту, Ак-Мечети и Гёзлеву, имелись и другие, недоступные только для пешего человека, который, направляясь ими, был вынужден «подниматься по горам, как серна, потому что там большие кручи». Мангуп же представлял собой замок между Бахчисараем и Балаклавой, по словам Э. Дортелли, последним сдавшийся туркам при покорении Крыма, «сильнейший по неприступному положению на горе, края которой — высокие ска­лы в виде стен без уступов; на них можно взобраться только с одной стороны по извилистому пути, недоступному телегам». По мнению А.Л. Бертье-Делагарда, в утверждении итальянца содержится преувеличение, и дорога телегами в Мангуп все-таки была. Однако до города в самом деле было трудно до­браться.

Тем не менее в 1629 г. казаки взяли Бахчисарай и Мангуп, куда были свезены «царевы животы» (ценное ханское имуще­ство), и тогда же, как выражался Э. Дортелли, в Карасубазаре, «т.е. в самом центре Татарии... разграбили и сожгли множество лавок, убивая всех им попадавшихся».

Известны и конкретные случаи углубления казаков с моря на территорию Румелии. Например, они нападали на Бабадаг и Провадию, расположенные приблизительно в 15 и 40 км от моря по прямой. Наконец, укажем, что порой казаки забирались во вражескую землю и на более значительное расстояние. Расска­зывая в 1659 г. в Посольском приказе в Москве о последнем ка­зачьем походе на море, известный донской судостроитель Ки­рилл Петров отмечал, что донцы «ходили... от стругов на берег в Крым верст с 50», т.е. на 54 км.

Если верить Эвлии Челеби, то казаки однажды рискнули поохотиться в Карахисарских горах в Анатолии («за Трабзоном», в глубь Турции). «В этих обрывистых... горах, — пишет осман­ский современник, — очень много тигров, зайцев, диких бара­нов, диких ланей, куниц, каменных куниц, гиен, волков, чер­ных волков, лисиц, шакалов. Рассказывают, что однажды тигры и волки разорвали на части казаков, которые, подойдя с Черно­го моря, словно птицы, слетелись в эти горы; когда проклятые сказали: "Давайте поохотимся", — от хищных зверей никто не мог спастись. Так сказывают». Чтобы добраться с моря до Кара­хисарских гор, казакам надо было преодолеть примерно 70 км по прямой.

Если летом 1630 г. казаки нападали на болгарский Ямбол (об этом у нас еще будет идти речь), то он расположен по пря­мой примерно в 75 км от морского побережья.

Таким образом, поставленный вопрос требует положитель­ного ответа: казаки могли попытаться достичь Измита по суше, и это у них могло получиться. Известные на сегодня источники не сохранили сведений о конкретных действиях такого рода, как и о заходах казаков в реку Сакарью. Однако на эти действия, возможно, намекают приведенные слова Эвлии, которые мож-но понять и так, что враг не только мог прийти, но уже и прихо­дил в обозначенный район.

Во всяком случае возможность казачьих нападений на внут­ренний район Турции, включавший в себя бассейн Сакарьи, Измит и восточное побережье Мраморного моря, была вполне реальной. Она явно держала в напряжении османские власти и нашла отражение в сообщении Эвлии Челеби.

 

Галерные рабы

 

Независимо от выходов казачьих судов в Средиземное море, для части казаков война продолжалась и за Босфором. Казаки-пленники, обращенные врабство, находились не только в Стам­буле и на Босфоре, но были разбросаны по всей громадной тер­ритории Османской империи, прилегавшей к морям Черному, Белому, Красному, Зеленому (Каспийскому), обоим Синим (Персидскому заливу и Азовскому морю)⁶. Запорожцев и дон­цов можно было встретить в Киликии, Сирии, Египте, Ливии, Тунисе, Алжире, Греции, Хиджазе, Йемене, Месопотамии и иных странах. Среди городов, в которых довелось побывать ка­закам, называют Мекку и Медину, Иерусалим и Багдад, и мно­гие другие.

Совершенно не случайно, а, напротив, на основе выстра­данных и очень широких политико-географических представ­лений казачества в знаменитом письме сечевиков османского султана называют не только «турецким стряпчим», «каменец-ким палачом», «подольским ворюгой (злодиюкой)», «москов­ским страшилищем», «татарским (казацким) сагайдаком», «цы­ганским чучелом», «армянской свиньей» или «лютеранским рем­нем лошадиным», но и «македонским бражником (пивоваром, колесником)», «ерусалимским калмыком (броварником)», «ва­вилонским поваром», «александрийским козолупом», «Велико­го и Малого Египта свинарем».

Именно казакам в первую очередь грозила опасность попасть на турецкие галеры в качестве рабов-гребцов («пайзенов»). Для их работы требовались физическая сила и выносливость, а у ос­манов, как и во всем Средиземноморье, сложилась своеобраз­ная градация нужных качеств в отношении представителей раз­личных народов — от «лучших» мавров до «худших» черноко­жих африканцев. Казаки же воспринимались турецкими властями как строптивые «проклятые гяуры», но одновременно и как очень сильные, крепкие и физически выносливые люди, закаленные в походах и к тому же имевшие навыки гребли на своих собственных судах. Возможно, какую-то роль играл и психологический момент, выражавшийся в желании заставить об­служивать флот империи ее непримиримых врагов.

Один из знаменитых донских войсковых атаманов XVII в. носил прозвище Каторжный (Иван Дмитриевич Каторжный), и из предложенного С.З. Щелкуновым двоякого объяснения это­го прозвания: «... казаки под его руководством взяли не один десяток фомоздких турецких каторг⁷, а может быть... самому ему пришлось томиться на одной из них», — предпочтение сле­дует отдать второму предположению. Атаманам все же реже до­водилось пребывать в рабстве на галере, чем участвовать в захва­те турецких судов⁸.

«На всех военных кораблях турок, —писала 1660-х гг. Ю. Крижанич, — не видно почти никаких других фебцов, кроме людей русского происхождения». Турецкий информатор 1670-х гг. так­же утверждал, что в Стамбуле «на каторгах все неводники руские и малоросийских городов жители». По словам П.А. Толстого, относящимся к самому началу XVIII в., «болшая половина во всей армаде (в имперском флоте. — В. К.) было преж сего напол­нено гребцами русскими и казаками»⁹. Первых, конечно, на­считывалось там гораздо больше, но и вторые встречались не­редко.