ОКОНЧАНИЕ БОСФОРСКОЙ ВОЙНЫ 3 страница

Г.А. Санин полагает, что «казаки понесли небывалые поте­ри. Ни в одном из походов столь значительных жертв не было. Войско Донское оказалось значительно ослабленным, и опас­ность вторжения неприятеля на территорию самих казаков рез­ко возросла». Правда, В.Д. Сухорукое, исходя из соотношения численности азовского гарнизона и приступавших, сомневает­ся в верности сообщения С. Протасьева. Вопрос этот до сих пор остается открытым, но в значительности тогдашних казачьих потерь, возможно, и меньших, чем у московского информатора, сомневаться не приходится, как и в том, что неудачный штурм унес в могилу вместе с руководителем многих морских экспеди­ций П. Федоровым и большое число других казаков-мореходов, и это после катастрофических потерь профессионалов морской войны в предшествовавшее время.

В том же 1656 г. в Турции начался знаменитый «период Кёп -рюлю» — время правления получивших огромную власть вели­ких везиров Кёпрюлю Мехмед-паши и его сына Кёпрюлю Фа-зыла Ахмед-паши, которые рядом сильных реформ «обновили» Османское государство.

Материальные, военные, людские, финансовые и прочие ресурсы громадной империи были несопоставимо велики в срав­нении с возможностями донского сообщества, и огромной уг­розой для казаков являлось бы установление элементарного по­рядка в Турции и более разумное и целенапраштенное, чем преж­де, использование названных ресурсов. И как раз этим занялись Кёпрюлю. В 1656—1676 гг. они упрочили совершенно расша­танную центральную власть, упорядочили государственный ап­парат, привели в порядок финансы, но первое, что сделали, — укрепили флот, а за ним и армию. В результате Турция, кото­рую многие наблюдатели уже обрекали на скорую гибель, не только сохранила свои границы, но и расширила их, завоевав в 1669 г. у Венеции Крит и в 1672 г. у Польши Подолье.

Действия донского флота 1650-хгг., в том числе не в после­днюю очередь у Босфора, и, очевидно, набег на сам пролив 1654 г. подтолкнули Кёпрюлю Мехмед-пашу к необходимости предпринять решительные и эффективные меры по ликвида­ции казачьей угрозы. Усиление обороны Босфора он, несом­ненно, рассматривал как полумеру и выбрал более действенный вариант — закрытие устья Дона.

Сразу по возвращении Азова, отмечал К. Крюйс, султан не замедлил «не токмо опустошенное и разваленное паки испра­вить, но и новыми укреплениями по новому образцу крепост­ного строения укрепить». Крепость была снабжена большим гарнизоном и мощной артиллерией и затем продолжала ук­репляться на протяжении многих лет. Однако этого даже в со­четании с турецким наступлением и крымскими нападениями на казачьи городки оказалось недостаточно, и надежды на то, что, как выражался в 1649 г. Ислам-Гирей III, «враги — да от­правятся они в ад — испугаются и воздержатся от набегов» на морское побережье, не оправдались. Тогда, чтобы «з Дону на море стругов никаких не пропустить и тем струговой ход от­нять», великий везир решил построить в донской дельте до­полнительные и сильные укрепления, способные закрыть глав­ные рукава реки³⁷.

В июне 1660 г., на следующий год после последнего казачь­его похода к Босфору, рассказывал атаман донской станицы в Москве, «ис Царягорода морем под Азов пришло с ратными людьми и со всякими запасы и снарядом 33 катарги, а на них воинских людей з девять тысячь». Туда же прислали около 10 тыс. «работных людей — венгров и волох, и мутьян» и подо­шли примерно 40 тыс. татар и черкесов во главе с крымским ханом Мухаммед-Гиреем IV. В течение полутора месяцев при­бывшие построили выше Азова три прочных каменных укреп­ления, которые были снабжены значительной артиллерией и гарнизонами из испытанных воинов.

Две башни — Шахи (Султанская башня) и Султанийе (Баш­ня султанши), вместе называвшиеся у турок Сед-Исламом (Щи­том Ислама), а у казаков Каланчами, — расположились по обе стороны главного рукава Дона, выше отделения от него второго важнейшего рукава Каланчи. Форт, также получивший назва­ние Сед-Ислам (Донецкий городок, Лютин, Лютик), размес­тился на берегу третьего из самых важных донских рукавов — Мертвого Донца³⁸.

Казаки из-за недостатка сил не смогли помешать строитель­ству новых укреплений. «А как... делали крепости, — говорил Л. Семенов, — и они (донцы. — В. К.) ходили на них для языков трижды; а крепостей... делать мешать было им некем, потому что у них в Войске было малолюдно (в Черкасске всего "с 3000 человек". — В.К.), и опасались от них на себя прихо­ду...» Крымцы для отвлечения внимания от сооружавшихся ук­реплений нападали на низовые городки и их «стада конские и животинные... все отогнали». Попытки донцов овладеть укреп­лениями в 1660—1670-х гг. не увенчались успехом, даже несмот­ря на помощь московских войск: не было тяжелой осадной артил­лерии, а расположение крепостей низко к воде не давало возмож­ности провести подкопы и взрывами проделать проходы в стенах.

Хотя Войско Запорожское понесло в ходе войны 1648— 1654 гг. значительные потери и затем было вовлечено во внутриукраинскую борьбу и войну на суше, османские власти все же опасались возможного возобновления военно-морской актив­ности запорожцев, и Кёпрюлю в том же 1660 г. в дополнение к системе уже существовавших турецких укреплений на Нижнем Днепре построил там еще одно — Тоган Гечиди (Замок Соколи­ного Брода).

Из османских войск, прибывших в дельту Дона, был усилен гарнизон Азова. В 1665 г. у города поставили дополнительные каменные укрепления, а в 1670-х гг. он был укреплен еше боль­ше и, по словам Готлиба Зигфрида Байера, «приведен... в такое состояние, в каком нашла оной Россия в 1695 году».

Меры, принятые Кёпрюлю в донской дельте, оказались для казаков судьбоносными. «Благодарение Богу, — писал в 1666 г. Эвлия Челеби, —... на берегу реки... построены... две славные крепости... и проклятым лодкам казаков стало невозможно вый-ти в Черное море». То же отмечали и европейские современни­ки. Ж. Шарден, не совсем верно описав эти крепости под 1672 г., тем не менее справедливо замечал, что теперь в отличие от пре­жнего времени выход из Дона в Азовское море «закрыт для боль­ших судов». В донесении одного из европейских представите­лей в Польше 1684 г. читаем, что если раньше казаки разоряли «турецкие города и поселки», то ныне «берега обеих рек, днеп­ровские и донские, вооружены... крепостями и преграждаются от казацких нападений».

Собственно, немало свидетельств о сложившемся принци­пиально новом положении, о «сидении взаперти» оставили и сами донские казаки-современники. «Весно (известно. — В.К.) тебе, великому государю, — писало Войско Донское царю Алек­сею Михайловичу в 1666 г., —давно на море не ходим, морской ход у нас... отнят, и добычи нам... ниоткуда нет». Донцы жало­вались, что «им учала быть скудость большая, на Черное море проходить им немочно, учинены от турских людей крепости». В свое время В.Д. Сухорукое, знакомый с такими оценками, очевидно, посчитал их преувеличенными. По его мнению, «все эти преграды (турецкие. — В.К.) не в состоянии были удержать казаков от любимого ими плавания по Азовскому и Черному морям». «Построение на Дону и на Мертвом Донце крепостей не принесло туркам и татарам тех выгод, каких они от этого ожи -дали. Казаки по-прежнему врывались в Азовское и Черное моря посредством реки Миуса и прокопанного ими Казачьего ери­ка...» Ту же мысль находим и у Н.И. Краснова: «Построив эти крепости, мусульмане надеялись, что заградят козакам путь в Азовское море, но весьма ошиблись...»

Конечно, в жалобах казаков имело место некоторое преуве­личение тяжести их материального положения. Речь шла о не­обходимости увеличения царского жалованья, и донцы, что на­зывается, прибеднялись — на это они вообще были мастера, что и отмечено историками. Но, без сомнения, прибеднялись не слишком сильно, о чем свидетельствует вскоре разразившийся разинский социально-политический катаклизм.

Сам В.Д. Сухоруков рассказывает о случаях, когда донцам не удавалось выходить в море по Казачьему ерику³⁹. Последний вытекал из Дона выше Каланчинских башен и впадал в Калан­чу ниже новых сооружений, и казаки могли обходить и Калан­чи, и Азов: не доходя до Каланчей, суда попадали в Каланчу, не имевшую укреплений, и шли по ней в море. Но путь по Казачьему ерику представлял значительные сложности. Это был, в сущности, небольшой мелководный «ручей», который азовцы сравнительно легко перекрывали, засыпая его землей и камнями и сооружая там шанцы с артиллерией и солдатами. Казакам приходилось углублять ерик, прибегать к волоку и прорываться с боями.

Путь по Миусу также не мог заменить прежних путей, по­скольку донцам нужно было из Черкасска подниматься вверх по Дону и затем по Северскому Донцу, из которого мелководными речками и с применением волока попадать в Миус, а уже из него в море.

Факты показывают, что Турции все-таки удалось перекрыть главные судоходные протоки Дона, прежде использовавшиеся казаками в азовских, черноморских и босфорских экспедици­ях. Новые пути выхода в море оказались более сложными и тяжелыми, в миусском варианте гораздо более длинными, в «еринском» варианте более опасными и во всех случаях мелко­водными.

Вследствие этого Войску Донскому теперь часто приходи­лось прибегать к отправке в море небольших отрядов и пре­имущественно малых судов, плохо пригодных для больших чер­номорских плаваний. Донцы продолжали вырываться в море, но в ближайшие после построения Каланчей и Лютика годы прекратили походы к побережью Малой Азии и стали редко действовать даже у северных берегов Черного моря; операции теперь охватывали почти одно Азовское море. После 1660 г. не состоялось ни единого донского набега к Босфору и тем более на Босфор.

Усиление московского наступления, крайне тяжелые усло­вия развития на Дону сельского хозяйства и промыслов, обус­ловленные непрестанными набегами неприятелей, и падение доходности военного дела в сочетании с увеличением числа бег­лых, прибывавших на Дон, социальное расслоение казачества и другие причины вызвали восстание С. Разина. В 1667—1671 гг. Войско Донское вовсе не осуществляло никаких военных дей­ствий против Турции и Крыма.

Рассмотренные нами обстоятельства вели к значительному ослаблению силы казачьего флота, потере многими казаками прежних навыков мореходства, особенно большого черномор­ского, и к существенным утратам в когда-то замечательной во­енно-морской тактике.

После жестокого подавления разинского восстания в 1671 г. донские казаки впервые принесли присягу на верность царю иего наследникам. Московское правительство, находившееся в 1600—1660-х гг. в войнах и конфликтах с Польшей и потому желавшее мирных отношений с Турцией, как мы отмечали, пы­талось ограничить черноморские походы казаков. Оно требова­ло от них, по их мнению, совершенно невозможного: с татарами воевать, а с их властителями Турцией и Крымом — нет; с Кры­мом воевать, а его сюзерена Турцию «не задирать»; Каланчи во­евать, а на Азов, частью оборонительной системы которого они являлись, не нападать, и т.п. С русско-польского Андрусовского перемирия 1667 г. отношения Москвы со Стамбулом стали резко обостряться, пока дело не дошло до русско-турецкой вой­ны 1677—1681 гг., за которой последовала и война 1686—1700 гг., когда правительству потребовались действия казаков против Османской империи.

Они совершили ряд успешных походов, в том числе и на Черное море, правда, не далее его северного побережья. Может быть, при сильной материальной поддержке Российского госу­дарства еще возможно было организовать и дальние набеги к Босфору, однако ни в Москве, ни у самих казаков такая идея, насколько известно, уже не возникала.

3. «Великая скудость живностей»

 

Казачья война против Стамбула велась даже в то время, ког­да ни запорожцы, ни донцы не совершали набеги на Босфор или к Босфору, и продолжалась по окончании собственно Бос­форской войны. Дело в том, что, действуя и на большом удале­нии от османской столицы, казаки наносили ей хотя и не пря­мой, но громадный экономический вред.

Стамбул чрезвычайно зависел от подвоза продовольствия и иных грузов с Черного моря, о чем сохранились многочис­ленные свидетельства современных наблюдателей. П. делла Балле в 1618г. отмечал, что «это море снабжает его (город. — В.К.) зерном, хлебом, маслом, кожами, всем лесом, который необходим им (туркам. — В.К.) для отопления, для постройки их домов, их судов, и тысячей других подобных продуктов». В 1634 г. Э. Дортелли, перечисляя предметы черноморского ввоза в Стамбул, упоминал пшеницу из придунайской Руме-лии, масло из Тамани, рыбу из Азова, Керчи и Кафы, икру из Темрюка и Азова, соль и кожи из Крыма, рабов из Крыма и с кавказского побережья.

Главными предметами вывоза из Кафы были рабы, рыба, икра, соль, пшеница, ячмень, просо, масло и вино; кроме того, вывозилось много шерсти, шкур ягнят, бараньих кож, говяжьего мяса, сала, нефти, меда, воска и др. Соляные озера у Керчи и Гёзлева снабжали Стамбул и все черноморское побережье сто­ловой и поваренной солью. Азов вывозил главным образом рыбу, икру, кожи и рабов. Ведущие потоки черноморских товаров на­правлялись в сторону Стамбула, но часть их следовала затем в османские провинции и за границу: рыба — в Венецию, икра — на острова Архипелага, кожи — в Италию, Фландрию, Англию и Францию и т.д.

Значение Черноморского региона для жизнеобеспечения османской столицы и всей империи не упало и к концу XVII— началу XVIII в. Посол Е. Украинцев писал Петру I в 1699 г., что в Стамбул «многий хлеб и масло коровье, и хороменный лес, и дрова привозят с Черного моря из-под дунайских городов — из Браилова и Измаила, из Галации и из Килии, из Белогородчи-ны (района Аккермана. — В. К.) и из Очакова, и из Крыму — из Балаклавы и из Кафы, и из анатолийских городов, а масло коро­вье из Кубанской орды...» По сообщению другого посла в Тур­ции, П. Толстого, в столицу с Черного моря завозили пшеницу, ячмень, овес, коровье масло, сало, коноплю, мед, сыр, соленое мясо, кожу, воск и шерсть.

Стамбульский морской арсенал Касымпашав XVII в. снаб­жался лесом из Причерноморья, железом из придунайских районов, медью из Анатолии, пенькой из Синопа и Трабзо­на, салом из Кафы и Варны. Лучшим корабельным лесом счи­тался синопский. Османский автор XVII в. Хюсейн Хезарфен справедливо замечал, что в империи «добывают с черномор­ских гор такое большое количество леса для строительства домов и кораблей, что турки могут легче любого другого наро­да в очень короткое время снарядить могучий флот». Важное для стамбульского кораблестроения и османского флота су­довое снаряжение и парусное пеньковое полотно поступали из Самсуна, славившегося местной коноплей. Знаменитый мелкий белый песок для корабельных и прочих часов добы­вался у Азова.

Канадский историк К.М. Кортепетер на основании турец­ких и западноевропейских материалов составил таблицу пред­метов экспорта черноморского побережья в XVII в. Приводим далее ее данные, видоизменив рубрики и порядок их располо­жения⁴⁰.

Значительная масса названных товаров перевозилась на судах через Босфорский пролив, который представлял собой очень важную, мощную и весьма загруженную транспортную артерию. Достаточно сказать, что генуэзский резидент в Стамбуле граф Синибальди Фиэски в начале ] 670-х гг. «однажды вздумал со­считать суда, проходившие перед его домом (на Босфоре. — В. К.) от полудня до захода солнца, и насчитал около 1300».

 

Предметы Северное Кавказ Балканы Малая Азия
экспорта	Причерно-
	морье
и Крым
Продоволь Просо, Просо, рис, Ячмень, Пшеница,
ствие	пшеница,	пшеница,	пшеница, рис,
	масло, сыр.	масло, сыр	рожь, рис,	сушеная
	соленая	рыба, вино,	сушеная	рыба,
	рыба,	инжир,	и соленая	масло, сыр,
	икра,	лесные	рыба,	фрукты.
	оливковое	орехи,	баранина,	вино,
	масло, вино, фрукты,	мед, чай (?)	говядина, козлятина,	гранатовый сок,
	овощи, мед		вино, изюм,	орехи,
			мед	овощи,
				специи
Животные	Кавалерий-	Соколы	Упряжные Упряжные
	ские лошади		и кавале-	и кавале-
			рийские	рийские
			лошади	лошади,
				рогатый
				скот,
				ослы,
				верблюды
Волокно,	Шерсть, лен,	Пушнина,	Кожи,	Шерсть,
меха, кожи,	пушнина,	кожи,	пушнина,	хлопок,
воск, жир	кожи, воск,	шерсть,	шерсть,	лен, шелк,
	жир	хлопок,	воск, жир	кожи, жир
		лен, шелк,
	воск
Металлы,	Соль	Нефть,	Железо,	Серебро,
минералы,		серебро,	золото,	медь,
химикалии		железо,	серебро,	свинец,
		золото,	медь,	железо,
		сурьма,	свинец	селитра
		свинец,
		красители,
		квасцы
Лесомате-		Самшит	Дрова,	Самшит,
риалы,			древесный	дуб,
строй-			уголь,	древесина
материалы			строевой	грецкого
			строи-	ореха,
			тельный	платан, ель,
			камень	древесный
				уголь
Готовые		Металло-	Суда, ткани,	Ковры,
изделия		изделия,	металло-	ткани,
		ковры	изделия	металло-
				изделия,
				суда
Рабы	От набегов	Главным	От девширме	Специально
		образом от	(«кровного	отобранные,
		торговли	налога»)	отдевширме.

 

Многие современники полагали, что подвоз продовольствия с Черного моря был для Стамбула важнее средиземноморского привоза. К. Збараский, ездивший послом в Турцию, в отчете сейму 1624 г. сообщал: «Из-за опустошения (разорения страны от безвластия, разбоев солдат и т.п. — В.К.)... земля почти не обрабатывается, мало сеют в окрестностях Константинополя. Все продовольствие для него доставляется по Черному морю и совсем немного (только рис и овощи из Египта) по Белому, но на всех этого не хватает».

Е. Украинцев писал царю, что если «запереть» Черное море, то «в Царьграде будет голод», ибо «с Белого моря только при­ходит пшено сарацинское (рис. — В.К.), сахар, кофе, бобы, го­рох, конопляное семя и сочевица, а иных хлебных запасов не приходит. Да и около... Царьграда и далее в иных местах хлебау них родится мало...» Иерусалимский патриарх Досифей, в свою очередь, в письме Е. Украинцеву замечал, что турки опа­саются, как бы не вышло много русских кораблей и «не пошли бы в разные места Черного моря восточныя и западныя в заго­ны, и будет оттого причина, что не будут приходить в Царьград хлебные запасы и будут препону иметь службы их восточныя и западныя великия и многая, и неначаянныя зла могут случить­ся от сего туркам, а наипаче смущения и мятежи, и трудности во всячине».

Е. Украинцеву и Досифею позже вторил и П. Толстой. Пе­речислив ввозившиеся в столицу черноморские товары, он за­мечал, что «ежели того с Черного моря не будет хотя един год, оголодает Константинополь».

Положение имперского центра усугублялось во время войн с Венецией, когда, как выражались современники-доминикан­цы Мариоди Сан-Джованни и Антониоди Сан-Назаро, подвоз съестных припасов в Стамбул становился «возможен только с этого (Черного. — В. К.) моря и ни с какой другой стороны». В 1646 г. венецианцы «одолели» несколько судов, шедших в сто­лицу с запасами из Архипелага, вследствие чего «в Царегороде великая смута востала». Венецианская блокада летом 1656 г. вызвала дороговизну в Стамбуле и резкое недовольство его жи­телей.

Именно последнего, подчеркивает один из тюркологов, «сул­таны всегда боялись и поэтому заботились о том, чтобы населе­ние Стамбула не знало недостатка в продовольствии». С XVI в. строго регламентировались качество хлеба, который мог прода­ваться только свежим, цены на хлеб и мясо, сама торговля про­довольствием и т.п.

После сказанного можно в общем понять, какую роль игра­ли военно-морские действия казаков в подрыве снабжения ту­рецкой столицы. Но, к сожалению, нет возможности восполь­зоваться какими-либо цифровыми данными, которые характе­ризовали бы ущерб, понесенный Стамбулом от запорожских и донских набегов. Приходится прибегать только к свидетельствам сведущих и авторитетных современников. Они же единодушно оценивают этот урон как чрезвычайно большой.

К. Збараский указывал, что когда во время Хотинской вой­ны 1621 г. и активных морских операций казаков Черное море и Дунай оказались закрыты для торговли, а на Средиземном море хозяйничали флорентийские и испанские галеры и «не было никакого подвоза продовольствия по морю», то крайне осложнилось продовольственное положение Стамбула: «Хлеб был столь дорог, что люди погибали от голода...» Папа римский Урбан VIII в инструкции своему нунцию в Польше в 1622 г. отмечал, что казаки уже не однажды умели «морить голодом» столицу Ос­манского государства.

Об особом недовольстве турок тем, что казаки мешают под­возу провизии в Стамбул, писал Т. Роу. 3 мая 1623 г. он доносил в Лондон о многих убытках, понесенных в результате закрытия из-за казаков столичного порта, и о том, что «на защиту торгов­ли» имперский флот вынужден отправить часть галер, а 30 мая извещал Д. Карлтона, что из-за тех же казаков продовольствен­ное снабжение Стамбула «очень расстроено». Когда упомяну­тые выше М. ди Сан-Джованни и А. ди Сан-Назаро, говоря о времени Кандинской войны или более раннем периоде, кон­статировали, что казачьи чайки легко запирали вход судам в Босфор, «к великому страху турок», то имелся в виду прежде всего страх перед возможным голодом.

В 1680 г. русский священник Тимофей в письме из Стамбу­ла в Москву излагал мнение иерусалимского и константино­польского патриархов, что царю Алексею Михайловичу следо­вало бы не воевать на Украине, а овладеть Крымом и Азовом и пустить по морю донских казаков для разорения турецких зе­мель и непропуска запасов в Стамбул. В письме указывалось, что османы сильно боятся русских, поскольку не имеют ни каз­ны, ни войска, и что «крепко дивятся все», почему царское вели­чество не бьется с ослабевшими турками. А представитель Ве­неции в Стамбуле, вернувшийся в июле 1684 г. на родину, рас­сказывал «о великом тамошнем смятении великой ради скудости живностей, и зоне (потому что. — В.К.) от стороны Черного моря, от казаков множество осажены; а когда б к ним из Белого моря 60 чайки (шаик. — В. К.) не пришли с запасом, то б голод вели­кой терпети».

В 1680— 1690-х гг. в Западной Европе не раз отмечали урон, который казачьи действия на Черном море наносили подвозу продовольствия в столицу Турции.

В связи с изложенным довольно странно видеть явную не­дооценку воздействия набегов казаков на положение Стамбула и империи у такого блестящего знатока истории османской сто­лицы второй половины XVII в., как Р. Мантран. Мы уже говори­ли во введении, что, по мнению этого историка, казаки больше угрожали Крыму, чем Турции, и что их первое появление на Босфоре, датируемое к тому же неверно, вызвало только «неко-торое волнение». Р. Мантран считает, что при этом и причини­ли они лишь «известные убытки» (впрочем, «многим селени­ям»). Причину такой недооценки приходится видеть в том, что наиболее значительные казачьи набеги на Босфор и Анатолию осуществлялись за пределами любимого времени историка, а само это излюбленное время являлось периодом «угасания» и затем полного прекращения казачьих походов на Босфор и Ана­толию⁴¹.

Ущерб, причинявшийся казаками Стамбулу, не следует по­нимать только в узком смысле. Речь должна идти не об одних казачьих набегах на Босфор, вследствие которых происходило его прямое блокирование, или о вызывавшем такой же резуль­тат присутствии запорожских и донских судов перед Босфором, поблизости от его устья. Мы должны иметь в виду и нападения казаков на турецкие суда вообще в Азово-Черноморском бас­сейне, даже в отдаленных от Стамбула районах.

Можно привести несколько примеров подобных нападений, в том числе и перехватов грузов, предназначавшихся для столи­цы, хотя далеко не все такие случаи отложились в источниках. Уже излагалисьжштоба крымцев, сообщенная Т. Роу 1 мая 1624 г., о взятии казаками многих судов с провизией для Стамбула и известие 1651 г. о захвате донцами в одном из районов Черного моря трех торговых судов, которые везли в столицу пшеницу и орехи. Атаман донской станицы Федор Прокофьев 26 сентября 1662 г. рассказывал в Посольском приказе в Москве, что казаки «взяли на море карабль, а шол тот карабль ис Кафы в Царьгород со пшеницею и с ясырем... а тою... пшеницею (донцы. — В.К.)... кормились, варили и ели»⁴².