Вл. И. Немировичу-Данченко

 

30 августа 1898

Андреевка, Харьковской губ.

Многоуважаемый Владимир Иванович.

Да, теперь я понял, что значит долго сидеть в глуши без писем. Возвращается лошадь со станции, приносят письма, выкрикивают имена и фамилии,-- вот последнее письмо, и оно... не мне. Такое волнение я испытывал только в гимназии, когда читали список учеников, переходящих в другой класс. Сегодня наконец я испытал приятное волнение, подобно ученику, выдержавшему экзамен... Я получил Ваше письмо, прочел его уже раз пять. Оно вернуло меня к недавней жизни, и я опять почувствовал себя среди вас. Очень, очень благодарен Вам за каждую написанную строчку. Говорят, завтра будет оказия, отвечаю на каждый пункт Вашего письма немедленно. Кстати: оказии здесь один, много два раза в неделю.

Итак, Пушкино опустело!..1 Отчасти я рад... пусть актеры разбредутся по Москве. Будет меньше ссор и пересудов. Передайте Москвину, что я сердечно за него радуюсь и благодарен Вашему чутью, угадавшему настоящего исполнителя для этой роли, и Вашей работе, создавшей нам, бог даст, будущую знаменитость нашего театра2. Как бы хорошо, если бы Вы поскорее принялись с Москвиным за последний акт, боюсь, что к моему возвращению (самое горячее время) он не сживется с ролью, а тогда трудно будет найти время, чтобы работать с ним. Радуюсь и за Волохову... Мария Александровна ленива и, обыкновенно, показывает себя на генеральной репетиции. Вот почему бывают и промахи. Неужели Раевская начинает дышать!.. Ах, уж этот мне Ланской3!.. Боюсь я за него... Женится, пойдут дети, пожалуй, не хватит денег на костюмы, тогда он погиб... Если его свадьба официальная, поздравьте его от меня и пожелайте всего лучшего.

Вишневский... уж не актер ли он с сюрпризами... Раз на раз не приходится! Ведь это опасная манера игры... по вдохновению. Присмотритесь: нет ли у него того же, что у Дарского. Последний, когда он в духе и старается играть -- выходит гадко, и наоборот. Может быть, Вишневский слишком старается -- это свойство я заметил у него в "Шейлоке"... Не имея известий, я уже начал учить Шейлока. Теперь бросаю... Как актер очень жалею об этом, как отец многочисленного семейства -- радуюсь. Радуюсь и за Дарского. Искренно жалею его, но о чем же он думал раньше? Я его предупреждал после первой считки, чтобы он оваций от первого сезона не ждал бы. Он мне клялся, что он их и не ищет. Как его утешить?.. Трудно, если он просто актер-карьерист, и очень легко, если он артист. Четырнадцать лет он создавал карьеру. Это очень громко, но ошибочно! Четырнадцать лет он заблуждался и портил свой талант... Пора и опомниться. Он теперь дошел до геркулесовых столпов, дальше итти некуда. Весь его драматизм и вся четырнадцатилетняя техника вылились в букву Р и во все шипящие и свистящие согласные. Не сочинять же новые буквы для его дальнейшего усовершенствования. Я себя гениальным режиссером, конечно, не признаю, но, если он мне хоть немного верит, скажите ему, что его спасение -- в нашем деле. Его спасение в том, что он сорок раз плохо сыграет Андрея Шуйского, что на этих тридцати разах он прислушается к человеческому тону и забудет свои животные звуки. Пусть он поверит нам, что тот Рубикон, через который мы его хотим перевезти на своих плечах, не так страшен. Пусть он только не сопротивляется. Напомните ему мои слова: Москва -- странный город; кто сразу одержит здесь победу (если я не ошибаюсь, Вы мне это говорили), тот удержится недолго. Надо в Москве начать с небольшого и завоевывать публику постепенно. Пусть Дарский отвыкнет от некоторых своих недостатков, и ему откроется ряд ролей. Он энергичен и умеет работать. Он успеет в этом скоро, только бы сознал необходимость. Я еще раз без всякого колебания утверждаю: три, пять провинциальных сезонов... и Дарский будет невыносимее и комичнее Петрова. Через три года ему начнут шикать, а через пять лет он принужден будет уйти со сцены. Тогда он будет неисправим, а теперь, может быть, он встанет на рельсы. Нельзя ли ему намекнуть еще [на] одну вещь: режиссер только тогда может приносить пользу актеру, когда он уверен, что его работа не пропадет даром. Если Дарский себя поставит у нас так, что мы на каждом шагу будем ожидать его ухода, едва ли это придаст нам много энергии и охоты давать ему хорошие роли и портить на репетициях с ним свои нервы. Как бы он не охладил нас к себе, как это сделала Шидловская, под влиянием которой он, кажется, находится. Однако довольно о нем. Я так распространился о Дарском потому, что вхожу в его положение и искренно его жалею. Думаю, что все, что мы делаем, -- это для его пользы.

С большим интересом прочел о "Чайке"4. Радуюсь за Мейерхольда. А что же Платонов, Вы ничего о нем не говорите? Начинаю читать Дорна 6, но пока -- не понимаю его совершенно и очень жалею, что не был на беседах "Чайки"; не подготовленный, или, вернее, не пропитанный Чеховым, я могу работать не в ту сторону, в которую следует. Роль меня интересует, хотя бы потому, что я давно не играл характерных ролей, но представьте, я не понимаю или, скорее, не чувствую: почему я -- Дорн, а не Калужский, например; почему многие и в том числе Вы говорите, что я подхожу очень для этой роли. Меня волнует, что я не понимаю: чего от меня ждут в этой роли. Боюсь, что я ее сыграю только прилично. Боюсь, что я не теми глазами смотрю на роль. Я себя вижу, например, в Шамраеве, в Сорине, в Тригорине даже, т. е. чувствую, как я могу переродиться в этих лиц, а Дорна я могу сыграть выдержанно, спокойно, и только. Впрочем, как всегда при начале работы, кажется, что сыграешь хорошо все роли, только не ту, за которую взялся. У меня всегда с этого начинается. Буду читать... Вам некогда, но не может ли кто-нибудь, хотя Мейерхольд, который, как Вы говорите, пропитан "Чайкой", намекнуть мне, что говорилось на беседах о Дорне и как он сам его представляет, какая у него внешность. Он бы меня очень обязал, и тогда я бы явился подготовленным в установленном Вами тоне. По той же причине, т. е. что я не пропитан Чеховым, посланные мною планировки могут оказаться никуда не годными. Я планировал на авось... С последним актом я сел... Пока ничего не идет в голову, а выжимать насильно не хотел бы. Почитаю еще пьесу в надежде, что посланных (заказным) трех актов хватит надолго7.

Плачу о некоторых неожиданных вымарках "Федора", а еще более об ужасных вставках. Ведь можно же исправить гениальное произведение цензора?..

Ф_е_д_о_р. "Зачем не веришь ты" ..."Земля стоит на вере"... (разве? а не на трех китах?) "Верь ему!"... "Надо верить, князь"...

Это мне напоминает: лавировали корабли, да не вылавировали...

Дарский, например, скорее выговорит последнюю фразу, а не стихи цензора. Эту фразу прямо вон, пусть Федор, не слушая и не отвечая Ивану Петровичу, обратится к Ирине: "Царица, говори, что ж ты молчишь?" и т. д.

Реплика перед этим:

"И_в_а_н_ П_е_т_р_о_в_и_ч. От сердца ли сказал ты, что-то

Не верится, чтобы от сердца".

Зачем эти слова? Я бы их тоже вон. Таким образом, Борис кончает монолог: "Чем мог бы я один".

"Ф_е_д_о_р. Царица, говори, что ж ты молчишь?"

По крайней мере не будет портить стихов Толстого.

Далее Ирина продолжает так: "Дивлюся я, что князь Иван Петрович..." и т. д.

Ради того, чтобы заполнить строку, к словам "Дивлюся я" цензор вставляет ужасную гадость: "Да что мне говорить. Одно: дивлюся я..."

Это "одно" напоминает стихи в "Московском листке"8. По-моему, лучше пусть испортится толстовский стих, чем он исправится цензором.

Клятва остается, и с поцелуями?.. Это хорошо. Следующую вымарку я бы сделал так:

 

"На выходе, кто с жалобой, кто с просьбой,

Все говорЯт, не разберешь порЯдком".

 

Этот стих -- неверны ударения. Как-нибудь изменить, например:

"Кричат, галдят, не поймешь порядком".

"А здесь я рад их видеть.

Годунов. Государь, царь,

Тебе их вздорных жалоб не избыть".

 

Чтобы сохранить комизм (хотя бы и значительно более грубый) сцены с медведем и хоть немного заменить Варлаама и Дионисия, я бы поставил двух бояр (советники), каждому по 150 лет (вроде членов государственного совета). Их водят от старости за руки, они подслеповаты. Когда Федор, говоря о медведе, навалится на такую руину, может быть, что-нибудь и останется; если же всю эту сцену проделать с боярином-статистом, все пропадет 9.

Конец 3-й картины с выборными -- не понял по Вашему письму и ничего не могу сказать теперь.

Вместо (увы!) вымаранных слов: "Даже в пот меня он бросил, посмотри, Арина",-- ничего не остается, как сделать паузу, во время которой Федор утирался бы и отдувался (или Арина его утирала? можно?).

Согласен с Вами, что "Царь всея Руси, Федор Иоаннович, прости"... -- можно сказать даже еще нецензурнее, чем у Толстого.

Остальные вычерки или непоправимы, или незначительны.

Я решительно отказываюсь понимать: кто вычеркивал пьесу -- столько глупостей и неожиданностей10.

 

Оркестр меня очень сильно волнует, и я радуюсь, что этот вопрос скоро разрешится. Боюсь, не опоздали ли мы с набором музыкантов. Пожалуй, никого и не найдешь. По этому поводу мне приходили две мысли. В случае если музыкантов нет, не брать ли наемных учеников Филармонии и, второе, нет ли у Литвинова в оркестре полулюбителей, полумузыкантов, свободных хотя бы с 4, 5 часов, как наши статисты? 84 рубля за партитуру -- это недорого. Прикажите Лангеру переписать ноты из "Царя Федора"11 (я их передал Вам) в двух экземплярах. Один -- исполнителю, а другой -- в архив. Кроме того, эти ноты надо переписать по голосам.

Что до меня, то я поздравляю Судьбинина с такой женой, а Вас -- с ее приездом.

Не знаю и не слыхал ничего о Тарасове, но ужасно рад ему, потому что он высок и с басом. Со 150 рублей на 60 рублей -- это похвально. Меня волнуют Щукин и Мошнин! 12 Есть ли надежда, что театр будет приличен? Меня волнует и занавес. Мне не придется им заняться, пожалуй, не успею. Кому поручить поискать в Москве эффектных и дешевых материй для этого занавеса? Я бы сделал занавес или сплошной из одной хорошей материи с каким-нибудь кантом понизу, или, если такой дешевой материи нет, то что-нибудь в этом роде, чтобы сократить количество дорогой материи:

 

Больше всего меня беспокоит портниха. Где ее добыть -- честную и порядочную? Например: я привезу много начатых вышивок для "Федора" (жена не может сделать всего, поэтому она только начинает, для того чтобы дать образец и чтобы по этому начатому образцу кто-нибудь кончал). Вещей будет много. Кто заправит это дело?.. Без портнихи трудно -- кто присмотрит и сбережет костюмы от губительной руки костюмеров? Кто сохранит в целости музейные вещи и другие хорошие костюмы -- Мария Петровна Григорьева?13 Не поспеет, да и мало она опытна, хотя очень старательна.

Между прочим, приходила мне такая мысль -- может быть, она никуда не годна. Пишу на всякий случай. Не надо ли после утренников для молодежи устраивать танцы часов до 7 вечера? Это оживит очень утра, да и даст возможность поучиться танцам. Пусть они будут под дирижерством Шашкина или Ермолова. Повторяю, мне эта мысль мелькнула, может быть, она никуда не годится.

Больше писать нельзя, лошади уезжают. Жена шлет Вам свой поклон. Не откажитесь передать Екатерине Николаевне мой низкий поклон и поздравление с приездом.

Уважающий Вас и преданный

К. Алексеев

Вы пишете о харьковской поездке в апреле. Имейте в виду, что постом необходимо отдохнуть. Все устанут после трудного первого сезона. Гастроли начинать не ранее пасхи.