Н. Бестужев. Общий вид Петровского Завода. В центре — тюрьма, где были заключены декабристы.

Большая часть ссыльнокаторж­ных (около 70 человек) были собра­ны в Читинском остроге. Другие де­кабристы оказались на Зерентуйском руднике. Условия работы на всех руд­никах были тяжёлыми, особенно до­саждали оковы (их сняли только в 1829 г.). Кормили каторжников сквер­но, в каземате приходилось спать «в три этажа», донимали насекомые. Но сильнее всего страдали бывшие заго­ворщики — офицеры, дворяне, обра­зованные люди — от оскорблений и унижений, чинимых комендантом и охраной.

ЖЁНЫ ДЕКАБРИСТОВ

За осуждёнными декабристами по­следовали в Сибирь их отважные жёны, невесты, матери, сестры. Они шли на добровольное изгнание, не­смотря на слёзы родственников, многочисленные препятствия, про­тиводействие властей.

Дамы, принадлежавшие к бла­городному сословию, получившие нередко аристократическое воспи­тание, вечно окружённые много­численной прислугой, бросили уют­ные усадьбы ради того, чтобы жить рядом с близкими им людьми, не­взирая на любые лишения, как про­столюдинки. На протяжении полуто­ра столетий Россия хранит светлую память о них.

Женщинами-декабристками дви­гала не только любовь к мужьям, братьям, сыновьям, но и высокое сознание общественного долга, представление о чести. Выдающий­ся врач-терапевт Н. А. Белоголовый, воспитанник декабристов, говорил о них как о «высоких и цельных по своей нравственной силе типах русских женщин». Он видел в них «классические образцы самоотвер­женной любви, самопожертвования и необычайной энергии, образцы, какими вправе гордиться страна, вырастившая их».

Однако мало было решиться навсегда уехать за близкими в Сибирь — женщинам приходилось долго и упорно добиваться у царя разрешения на отъезд. Николай I опасался общественного резонанса, вызванного героизмом родовитых дворянок. Царь полагал, что это возбудит «слишком много участия» к сосланным. Выезжающие в Си­бирь супруги декабристов были обязаны подписать документ, в ко­тором говорилось, что они превра­щаются в жён ссыльнокаторжных с потерей всех дворянских прав и привилегий. «Дети, которые при­живутся (родятся. — Прим. ред.) в Сибири, поступят в казённые завод­ские крестьяне», — гласила подпис­ка. Детей, родившихся до восстания, брать с собой не разрешалось. Но и эти зловещие предостережения не остановили женщин. Доброжела­телям, изумлённым стремлением М. Н. Волконской последовать за му­жем в каторжные места, она отвечала: «Что же тут удивительного? Пять тысяч женщин каждый год делают добровольно то же самое». Она име­ла в виду жён крестьян и рабочих, сосланных в Сибирь.

Е. И. Трубецкой первой из 19 героических женщин-декабристок удалось получить разрешение вы­ехать в Сибирь. Она добралась до Иркутска в начале сентября 1826 г. и пробыла там почти пять месяцев.

П. Соколов. М. Н. Волконская с сыном Николенькой.

Гражданский губернатор Цейдлер в соответствии с инструкцией из сто­лицы изъял у неё все деньги и дра­гоценности, а за дорогу до Благо-датского рудника, где находился Сергей Трубецкой, нужно было пла­тить из собственных средств. Екате­рина Ивановна выехала из Иркутска 20 января 1827 г., а в ночь на 21 ян­варя на той же квартире остано­вилась княгиня Волконская (ей уда­лось в затейливой причёске спрятать 700 рублей ассигнациями). 28 янва­ря в Иркутск прибыла жена «неисто­вого Никиты» — А. Г. Муравьёва. Женщины встретились. Муравьёва везла всем каторжным декабристам пушкинское стихотворение «Во глу­бине Сибирских руд...», а лицейскому другу поэта И. И. Пущину — стихи «Мой первый друг, мой друг бесцен­ный!..». Муравьёва переписала посла­ния А. С. Пушкина на носовой пла­ток, выучила их наизусть. Она же рассказала, что поэт с грустью гово­рил ей: «Я очень понимаю, почему эти господа не хотели принять меня в своё общество: я не стоил этой чес­ти». Спустя несколько дней верные жёны встретились с мужьями.

За ними прибыли на каторгу А. И. Давыдова, Н. Д. Фонвизина, Е. П. Нарышкина, А. В. Ентальцева (Чи­тинский острог), М. К. Юшневская, А. В. Розен (Петровский Завод). Кроме жён декабристов пожелали стать изгнанницами и другие женщи­ны: в 1838 г. в Селенгинске обосновались мать и сестра декабриста К. П. Торсона; в 1847 г. — немолодые уже сёстры ссыльных Бесту­жевых Елена, Ольга, Ма­рия. Их мать, не получив царского дозволения на переезд с дочерьми, от горя скончалась. П. М. Му­равьёва приехала к мужу в Верхнеудинск со своими сёстрами — княжнами Ша­ховскими (Варвара была не­вестой декабриста П. А. Муханова, а Марфа стала второй женой А. Н. Муравьёва после смерти старшей сестры). Огромные сложности на пути к своим женихам преодолели француженки П. Гебль (в замужестве II. Е. Анненкова) и К. Ле-Дантю (после венчания К. П. Ивашёва).

В поэме Некрасова «Русские женщины» в уста Марии Волконской вложены такие слова:

Теперь перед нами дорога добра,

Дорога избранников Бога!

Найдём мы униженных, скорбных

мужей.

Но будем мы им утешеньем,

Мы кротостью нашей смягчим

палачей,

Страданье осилим терпеньем.

Опорою гибнущим, слабым, больным

Мы будем в тюрьме ненавистной

И рук не положим, пока не свершим

Обета любви бескорыстной!..

Чиста наша жертва — мы всё

отдаём

Избранникам нашим и Богу.

И верю я: мы невредимо пройдём

Всю трудную нашу дорогу...

Декабристки старались скрасить тяжкую жизнь всем обитателям ост­рогов, были им утешением, брали на себя труд писать сотни писем от имени лишённых права переписки арестантов, через родных выписыва­ли в столицах необходимую литера­туру, врачевали раны от кандалов. Женщины образовали небольшую колонию. «Всё было общее — печали и радости, всё разделялось, во всём друг другу сочувствовали. Всех свя­зывала тесная дружба, а дружба по­могала переносить неприятности и заставляла забывать многое», — писала впоследствии Анненкова. Особенно много внимания уделяли они тем, чьи жёны так и не смогли добиться разрешения на переезд в Сибирь или отреклись от ссыльных.

К Артамону Муравьёву рвалась его супруга, но из-за болезни не была отпущена. Она тосковала, все стены её комнаты были увешаны картинами с изображениями тем­ниц, узников, истязаний.

 

Н. Бестужев.

М. К. Юшневская.

 

П. Соколов. А. Г. Муравьёва, урождённая графиня Чернышёва.