Олонецкой губ., Лодейнопольскаго узда) въ 1894 г.

Отчетъ о поздк въ Чудской край

 

Въ ныншнемъ 1894 году мстомъ для этнографическихъ наблюденій я избралъ Чудской край Лодейнопольскаго узда, Олонецкой губерніи. Мой путь въ намченный край лежалъ чрезъ Лодейное-Поле, городъ когда-то извстный, служившій мстомъ выполненія нкоторыхъ геніальныхъ замысловъ Петра. Во время извстнаго своего путешествія изъ Архангельска до устья Свири Петръ восхитился изобиліемъ и ростомъ первобытныхъ лсовъ, растущихъ въ этихъ мстахъ; и близь деревни Мокршивицы, гд теперь стоить городъ Лодейное-Поле, въ 1702 году заложилъ корабельную верфь, назначивъ начальникомъ ея поручика Менышикова. Здсь выстроены были — походный храмъ и дворецъ на время пребыванія Петра на верфи, а въ 1703 г. строились уже корабли. Петръ понималъ всю важность быстроты работы, часто понукалъ въ письмахъ своихъ Меньшикова; натура его не выносила откладыванія дла въ долгій ящикъ; онъ самъ первый показывалъ примры энергии и трудолюбія; огромныя деревья были свезены на сосднее поле, засянное рожью; изъ Олонца, Каргополя, Блозерска и Пошехонья явились рабочіе; Петръ самъ пріхалъ въ Лодейное поле, заложилъ собственноручно 6 фрегатовъ и 9 шнявъ и въ сентябр 1703 г. возвратился въ Петербургъ на первомъ построенномъ на Лодейнопольской верфи фрегат «Штандартъ», который и былъ первымъ русскімъ кораблемъ, вышедшимъ подъ императорскимъ флагомъ черезъ Ладогу и Неву въ Балтійское море (Майновъ. Обонежье и Корела). Безъ сомннія, вь т далекія времена г. Лодейное-поле былъ боле дятеленъ, боле оживленъ, чмъ теперь представляется всякому новопрізжему. Въ настоящее время онъ состоитъ изъ какой-нибудь сотни маленькихъ деревянныхъ домишекъ, и вся былая жизнь его перешла въ конечные пункты Свири — Вознесенье и Сермаксу. Лодейное-поле теперь ни боле ни мене, какъ промежуточная станція для судовъ и пароходовъ, направляющихся въ Петербургъ. Оть прежнихъ историческихъ воспоминаній не осталось

С. 2

 

почти ничего, за исключеніемъ только нсколькихъ деревянныхъ тумбъ, окрашенныхъ зеленой краской, съ прибитыми къ нимъ безграмотными надписями: на сихъ мстахъ была церковь Петра... или — на сихъ мстахъ жилъ Петръ... Да еще сохраняется неуклюжій обелискъ, сооруженный частнымъ лицомъ, которое отдало этимъ дань удивленія предъ энергическою дятельностью Петра; на обелиск съ боку вставленъ медальонъ съ барельефнымъ изображеніе императора; на верху придланъ двуглавый орелъ, а внизу витіеватая надпись; «Да знаменуетъ слды Великаго сей скромный простымъ усердіемъ воздвигаемый памятникъ»...

Городъ мертвъ, молчаливъ, скученъ и бденъ такъ, какъ могутъ быть бдны только уздные города убогой Олоніи. Здсь ршительно нтъ никакихъ заработковъ, накакихъ промысловъ, полное отсутствіе всякой заводской и фабричной дятельности. И городскіе жители — мщане, кой-какъ перебиваясь на какихъ-то аферахъ, чистыхъ пустякахъ, съ каждымъ годомъ все боле и боле бднютъ и накапливаютъ въ своей груди желчи и недовольства противъ своего роднаго городка, и отводятъ сердце въ бесд съ случайнымъ прозжимъ, не стсняясь при этомъ въ выразительныхъ фразахъ и сильныхъ выраженіяхъ.

«Будь онъ — анафема, трижды проклятъ, безпутный вашъ городишка», ругался въ моемъ присутствіи Лодейнопольскій мщанинъ, — «да и народъ-то нашъ какой-то безмозгатой... Вотъ Олончане (жители г. Олонца и его окрестностей), однимъ словомъ — кореляки; а поди-ка... телгу ли сдлать, санки ли смастерить, шляпу ли изъ соломы сплести.. да лучше его нту: сейчасъ все пойметъ и перейметъ. А у насъ — хоть бы что, ничего не родится... Придется, кажется, ничего не подлаешь, въ деревню хать да въ крестьяне записываться».

И дйствительно, своими глазами видлъ нсколько домишекъ на окраин города, наглухо забитыхъ досками, жители которыхъ, вроятно, куда-то выселились на новыя мста, ища себ боле счастливой жизни.

Развитіе города, — если только оно еще есть, — идетъ такимъ медленнымъ куринымъ шагомъ, что въ полустолтній періодъ времени не замтишь въ его жизни никакихъ измненій. Жизнь здсь идетъ постоянно неізмннымъ порядкомъ, по разъ намченной коле, и никакихъ улучшеній, никакихъ усовершенствованій не наглядлъ бы здсь самыі зоркій, пристальный взглядъ. Единственный, буквально единственный фонарь, пребитый къ воротамъ полицейскаго увравленія, скупо освщаетъ фасадъ угрюмаго зданія; остальнымъ же улицамъ предоставленно тонуть въ безпросвтной темнт, особенно въ осеннія ночи; и потому, разсказывали мн, мстные религіозные старики

С. 3

 

и старушки ходять ко всенощнымъ и утренямъ съ фонарями въ рукахъ. 2—3 лавченки, торгующія мукой, лукомъ, чеснокомъ, столярнымъ клеемъ и постнымъ масломъ, — вполн удовлетворяютъ неприхотливымъ вкусамъ обитателей. Нтъ ни извощиковъ, ни гостиницъ для прізжихъ, ни уличной мостовой, не говоря уже о другихъ изобртеніяхъ и усовершенствованіяхъ въ род телефона и электричества, которыя, кстати сказать, уже годъ-другой какъ сдлались достояніемъ такихъ маленькихъ финскихъ городовъ, какъ Кексгольмъ и Сердоболь.

А что въ Лодейномъ-пол поражаетъ каждаго новопрізжаго, такъ это обиліе всевозможныхъ присутственныхь мстъ и обиліе чиновниковъ. На каждомъ боле или мене порядочномъ дом, который еще отъ ветхости не согнулся, какъ старушка, и въ которомъ цлы еще вс оконныя стекла, — непремнно вы увидете вывску. Тамъ — уздное присутствіе по крестьянскимъ дламъ, тамъ — уздная управа, тамъ — полицейское управленіе, воинское присутствіе, почтовая контора, тамъ еще и еще вывска и, наконецъ, какой-то «сиротскій судъ», занимающій длинное неуклюжее зданіе, не обшитое тесомъ. Такое обиліе всевозможныхь Госуд. учрежденій естественно породило и многочисленный контингентъ служщихъ — чиновниковъ. Ихъ вы замтите въ любое время дня входящими и выходящими шумной толпой изъ свопхъ присутствій, съ взбитыми на затылокъ форменными фуражками, съ прицпленными съ нимъ на лету кокардами. «Господи, да какъ ихъ много», невольно скажетъ всякій прізжій, пораженный такою ихъ многочисленностью, — «да тутъ служащихъ должно быть гораздо больше, чмъ остальныхъ жителей, не занимающихъ никакой государственной должности».

Изъ Лодейнаго-поля я похалъ дале въ Чудской край, по направленію къ рк Ояти, гд жила и живетъ понын «блоглазая Чудь».

«Вамъ на Русконицы (одинъ изъ ближайшихъ приходовъ въ Лодейному полю, въ 35 верстахъ отъ города) значитъ надоть хать?» — говорилъ лодейнопольскій мщанинъ, котораго я нанималъ въ извощики до ближайшей станціи.

«Вамъ, значитъ, на «смычкахъ» гд-быть способнй будеть; дорога теперь больно ужь плоха, и на телг пожалуй не прохать будетъ. Такъ, я вамъ «смычки» припрягу»...

Смычки... я почему-то увренъ, мм. гг., что нкоторымъ изъ слушателей не только не приходилось здить, но даже и слыхать о такого рода экипаж, который между тмъ широко распространенъ въ Лодейнопольскомъ узд и является здсь почти незамнимымъ. Представте себ дв длинныхъ оглобли, припряженныхъ одними концами къ лошади, какъ припрягаютъ

С. 4

 

обычно оглобли дровней или какого-нибудь другаго экипажа. Задніе концы ихъ тащатся по земл, опираясь въ нее; къ этимъ оглоблямъ прикрпляются гибкими ивовыми прутьями или просто верёвками — перекладины; на нихъ кладутъ багажъ путешественника, и садится самъ путешественникъ, если онъ не мастеръ или почему либо не сметъ взобраться на спину тощей кляченки. Вотъ и все незамысловатое устройство «смычковъ». Экипажъ, какъ видите, самый первобытный, примитивный, употреблявшійся, вроятно, когда-нибудь еще въ доисторическія времена, а между тмъ въ Лодейнопольскомъ узд — это почти единственный, боле всего распространенный и самый удобный по здшнимъ дорогамъ экипажъ. Такой же точно экипажъ предложили мн, и я, кой-какъ примостившись на немъ со своимъ чемоданомъ, потарахтлъ въ Чудской край, знакомиться съ его жителями.

Лодейнопольская Чудь, какъ я уже сказалъ, живетъ по теченію рки Ояти, пріютившись между высокими горными хребтами, тянущимися вдоль этой мелководной, порожистой рченки. (Оять—отъ Чудскаго или Корельскаго слова «оjа»— ручеекъ, канава). «Въдешь на Оять, такъ и свту бол невидать» — говоритъ мстная пословица, какъ нельзя лучше опредляющая характеръ и условія этого края. И дйствительно, едва-ли скоро сыщется гд въ другомъ мст боле глухой медвжій уголокъ, чмъ Чудской край на Ояти. Здсь нтъ ни прозжихъ дорогъ, ни верстовыхъ столбовъ, «ни прозду, ни клюжаго переходу», — пробирайся какъ знаешь и какъ умешь. Высокія горы плотно обступили рченку и надежно защитили ее жителей отъ вліянія остальнаго міра. Здсь на большое чудо встртите вы печатное слово, найдете какую-нибудь книжку или услышите интересную новость, волнующую всякаго человка, живущаго въ обществ и чувствующаго сь нимъ свою органическую связь. Всти приходятъ сюда самыя запоздалыя и при томъ съ такимъ трудомъ, как бы он вышли съ того свту. Такъ, извстія о коронаціи или смерти Государя доходятъ сюда не раньше, какъ мсяцъ или полтора спустя, и при томъ чрезъ столько устъ и въ такомъ извращенномъ вид, что, наконецъ, перестанешь даже врить переданному слуху и терпливо ждешь того счастливаго случая, когда будешь имть возможность прочитать газету и проврить слухъ печатнымъ словомъ. И причиной этого не дальность разстоянія, а отсутствіе всякихъ прозжихъ дорогъ, а отсюда естественно и отсутствіе почти всякихъ прозжихъ. И живутъ люди въ такихъ уголкахъ, живутъ иногда всю жизнь до самой смерти, ни разу почти не перебравшись чрезъ свои горы, не интересуясь ничмъ, что не иметъ самаго ближайшаго отношенія къ ихъ хозяйству. Жизнь чудянъ или «чухарей, кайвановъ», какъ называютъ ихь здсь русскіе, мало чмъ отличается отъ жизни корелъ. Обряды и обычаи

С. 5

 

въ большинств случаевъ здсь т же самые, что у корелъ Олонецкаго и Петрозаводскаго уздовъ, за небольшими только разностями, не имющими, правда, существеннаго значенія. Языкъ «чухарей» также мало отличается оть корельскаго: себя они называютъ ljuvdiköt, а языкъ свой ljuvdikön keli, — такъ же точно, какъ называютъ себя корелы. Чухари живутъ бдно, въ маленькихъ избенкахъ, крытыхъ соломой; невжественны и въ нравственномъ отношеніи стоять гораздо ниже корелъ; вс они любятъ пить водку и держатся не особенно высокихъ понятій о цломудренности и супружеской врности. Двушка 15 — 16 лтъ непремнно заводитъ для себя «бесдника», съ которымъ въ большинств случаевъ состоитъ въ интимной связи; замужнія женщины также свободно измняютъ своимъ мужьямъ, и такое поведеніе вслдствіе своей обычности, заурядности не обращаетъ на себя особеннаго вниманія и не разстраиваетъ семейнаго міра: «Ка hjanel on oma duscha» — Да у него, т. е. у мужа есть своя душа — любовница. И такой порядокъ вещей, мн кажется, можетъ быть объясненъ, если не вполн, то по крайней мр — отчасти, вліяніемъ здсь помщичьей жизни... Оятскіе помщики, если и не принесли другой какой пользы мстному крестьянству, за то порядочно таки развратили его...

Я прожилъ въ Чудскомъ кра почти все лто, съ іюля мсяца и до половины августа, и за это время усплъ постить много деревень, расположившпхся въ большинств случаевъ по теченію рки Ояти ими не далеко въ сторон отъ нея — въ узд Лодейнопольскомъ и отчасти Тихвинскомъ Новогородской губ. (Люговичи, Сюрьга, Чука, Мальгиничи, Шутиницы, Быкова гора, Русконицы, Шапша, Агашова, Койжема, Юбеничи, Кукасъ, Рати-гора, Мустъ-оя. Погья, Верхнее Тойвино, Нижнее Тойвино, Мириничи, Мустничи, Подборье верхнее и нижнее, Надпорожье, Боръ, Ямка, Семова гора, Власковы, Нижне-Конная и Верхне-Конная, Кривошейная, Войновщина, Никифоровщина, Лутохино, Корнышевъ Ручей, Панчукова, Берегъ, Ярославичи, Норьино, Ниргиничи, Киницы, Каргиничи, Печеницы, Семкина гора, Кекозеро, Ладвозеро, Мягозеро, Мутнозеро...); во время этихъ странствованій я усплъ записать: 1) сто слишкомъ загадокъ, 2) причитанья свадебныя и похоронныя, 3) нсколько псенъ, правда, не представляющихъ особаго интереса по своему содержанію, 4) нсколько заговоровъ, 5) сддалъ описаніе нкоторыхъ мстныхъ обычаевъ и 6) записалъ, насколько позволило время и мое умнье, грамматическія особенности чудскаго языка.

А теперь, кстати, я желалъ бы познакомить почтенное собраніе съ однимъ любопытнымъ явленіемъ, которое пришлось мн наблюдать въ описываемомъ кра, — познакомить съ здшнимъ дворянствомъ — помещиками,

С. 6

 

когда-то державшими въ своихъ рукавь мстное населеніе. Въ Лодейнопольскомъ узд живетъ нсколько дворянскихъ родовъ, уцлвшихъ посл 19 февраля и раскиданныхъ теперь по здшнимъ селамъ и деревнямъ, и составляющихъ иногда цлые поселки (напр., Лугохино Ярославскаго пог.; оно состоитъ исключительно изъ жителей — бывшихъ помщиковъ). Предки этихъ помщиковъ, вроятно, были служилые люди, получившіе когда-то въ давно минувшее время за свои услуги — жалованную грамоту, нсколько крпостныхъ душъ крестьянъ и добрый участокъ земли. Мста на Ояти были захолустыя (они и теперь не лучше), и въ количеств подарка въ т времена не стснялись: нарзывали вдоволь и пахатной и снокосной земли, отмежевывали лса и кстати прихватывали озеро или часть рки для рыбной ловли. Блоглазые чудяне исправно работали своимъ «боярамъ», аккуратно платили оброки, ходили на барщину, и помщикамъ жилось хорошо. Они, по разсказамъ старожиловъ, устраивали званые обды съ музыкой и танцами, охотились съ многочисленной сворой собакъ и дозжачихъ, и вообще веселились, какъ только могли и умли, хотя и приходилось въ силу обстоятельствъ жить въ такомъ дикомъ, захолустномъ кра. Барскія постройки отличались красотой и вычурностью и занимали самыя живописныя, самыя красивйшія мсіности, тмъ боле, что въ такихъ мстахъ на Ояти недостатка нтъ... Но насталъ конецъ такому безпечальному житию. 19 февраля рзко, какъ-то однимъ взмахомъ, покончило сь прежними порядками, и дворяне остались на своихъ земляхъ безъ рабочихъ рукъ, неспособные къ работ, не умющіе толкомъ взяться за трудъ. Что было длать помщикамъ?.. Понемногу пошли въ продажу за безцнокъ лса, рощи, чуть ли даже и не самые сады. Стали продавать на сломъ лишнія пристройки, вычурныя бесдки, пустыя конюшни и псарни, когда въ нихъ не стало ни лошадей, ни собакъ. И такимъ образомъ мало по малу, годъ за годомъ, барство опускалось, бднло и постепенно приближалось къ состоянію прежнихъ своихъ холоповъ — крестьянъ. А наряду съ бдностью постепенно понижался и ихъ умственный и нравственный уровень: дтей нужно было учить, но отправить ихъ въ городъ въ школу — не хватало средствъ, а тмъ боле — нанять учителей-гувернеровъ на домъ. Дти бгали по улицамъ, проводили время своего возраста весело, но за то оставались круглыми невждами, въ рдкихъ только случаяхъ умющими читать и писать.

И такимъ образомъ, мало по малу, оть крестьянъ оятскіе дворяне стали отличаться только запонкою на рубашк да названіемъ «бояръ», которое продолжало еще кружить имъ головы. Я вкратц попытаюсь познакомить почтенное собраніе съ теперешнею жизнью этихъ дворянъ., насколько я усплъ

С. 7

 

самъ узнать ее, живя нсколько времени среди нихъ, въ одномъ изъ дворянскихъ селеній. Деревня эта — Мутнозеро, въ верстахъ 35 отъ села (Ярославичи) и боле чмъ за 100 верст отъ узднаго города (Лодейное Поле), — деревенька глухая, дикая, почему-то расположенная на окраин большаго, всегда сырого болота... Какъ будто лучшего мста не могли сыскать...

Деревня была пуста, когда я въхалъ въ нее; и я съ большимъ трудомъ могъ отыскать домъ того самаго помщика, у котораго мн порекомендовали остановиться. Домъ помщика, гд я остановился, былъ также бденъ и грязенъ, какъ и остальная дворянскія избы. Въ нее вела лстница, состоявшая изъ нсколькихъ досокъ, съ набитыми поперекъ ихъ планками. Чрезъ сни, въ которыхъ, по мстному обычаю края, было очень много иконъ, я вошелъ въ избу. Меня встртило нсколько дтей, которыя, при вид незнакомаго имъ человка, начали прятаться за свою старую няньку — «пстунью». Внутренность комнаты была самая обычная, какъ и во всхъ крестьянскихъ избахъ; вдоль стнъ стояли лавки; у средины одной изъ нихъ, преставленной къ лицевымъ окнамъ, стоялъ столъ. Почти треть избы занимала печка. Надъ нею былъ дымоволокъ. Потолокъ черный, закоптлый отъ дыму. Къ печк примыкали полати, и отъ нихъ вокругъ стнъ шли воронцы. Въ углу, противъ печки, который называется «бабьимъ», по лавкамъ было разбросано нсколько вещей изъ крестьянскаго гардероба: валялась синяя бабья юбка, лапти и срый понитокъ. Въ углу, на особой подставк, была прикрплена бутьлка, повернутая горлышкомъ внизъ и заткнутая деревяннымъ гвоздемъ — пробкой; она должна была замнять рукомойникъ. Пахло печенымъ хлбомъ и специфическимъ запахомъ дтей. Вотъ и все убранство избы... День былъ ясный, солнечный, и дворяне-хозяева были на работ. Я прошелся было по деревн, но ничего, сравнительно съ крестьянскимъ житьемъ, не замтилъ. Здсь т же маленькія избенки, съ подслповатыми окнами, крыши, крытыя соломой; у каждой избы небольшой огородъ, гд ростетъ рдька, брюква, капуста и лукъ; на изгороди развшено для просушки нижнее блье изъ грубаго холста — точива, вынесены на солнцепекъ постели, набитыя соломой. Въ деревн было пусто, тихо и только кой-гд попадались мальчишки, копавшіеся вмст съ курицами въ теплой пыли. Но вотъ, наконецъ, жаръ свалилъ; время стало подвигаться къ вечеру, и на улицахъ стали показываться поселяне: кто шелъ съ граблями, кто шелъ съ косой... Деревня постепенно стала оживляться. Мальчишки съ крикомъ бжали на встрчу матерямъ, шедшимъ съ поля или изъ лсу и тормошили ихь, прося ягодъ: «мамка, а мамка, несешь ли ягодъ?.. мамой, дайка мика ягодокъ»... Дворянки ничмъ не отличались отъ крестьянокъ здшняго края.

С. 8

 

Он были одты въ синіе крашенинные сарафаны или платья изъ дешеваго цвтнаго ситцу. Высокія, костистыя, неряшливо одтыя, съ грубыми манерами и грубою, бранчивою рчью — он производили весьма непріятное, тяжелое впечатлніе. «Ой ты, окоянной, фефёла ты, шкура барабанная, стерва, шлюха мокрохвостая» — слышалось повсюду, по всмъ закоулкамъ изъ устъ чмъ-то раздраженныхъ дворянокъ-боярынь. Возвратился, наконецъ, съ работы и мой хозяинъ, одинъ изъ мстныхъ помщиков. На немь быль блый понитокъ, лапти, овчинная шапка, коса за плечами и топоръ за поясомъ. «Дунька», слышно было, какъ говорилъ онъ въ сняхъ своей дочери, — поди-ка-снеси на огороду лапти да онучи, пусть немного присохнутъ къ завтрію». Въ избу вошелъ онъ босикомъ, какъ-то шлёпая сырыми ногами по полу, въ однихъ шортахъ, блой холщевой рубах, — и, увренъ, что никому ни за что не пришло бы и въ голову, что это передъ вами — дворянинъ, потомокъ здшнихъ помщиковъ. Ужинъ дворянина былъ скуденъ и состоялъ изъ одного картофеля съ солью. Наголодавшіеся за цлый день ребята и взрослые ли съ аппетитомъ и не находили нужнымъ даже очищать эти пищевые корни отъ верхнихъ покрововъ. Мы разговорились съ хозяиномъ, и изъ бесды съ нимъ я узналъ, что онъ человкъ совсмъ неграмотный и за бдностью и «недостатками» не могъ дать даже начальнаго образованія своимъ дтямъ. У него молъ одна лошадь, да и та съ изъяном: немного прихрамываетъ; одна коровенка съ нетелкой, нсколько штукъ овецъ, — вотъ и все хозяйство помщика, владющаго между тмъ довольно болышимъ участком земли.

«Да вдь у васъ же земля есть, и земля, кажется, по здшним мстамъ не самая что ни на есть плохая»...

— Это правда, земля вдоволь, даже лишку есть, десятинъ 200—250 на мою долю приходится; да что толку въ земл пустой, безъ средствъ когда за нее взяться не съ чмъ... Чтобы держать землю да съ пользой, — нуженъ капиталъ, а у меня, слава т, Господи, — нтъ иногда за душой гроша мднаго. Съ землей нужно перво-наперво имть скотину, работниковъ, смена, а у меня нтъ ни того, ни другаго... Наша земля любитъ удобреніе, любить, чтобы возжались около нея, старались, а такъ, братъ, безъ этого — ничего-о-шеньки отъ нея не получишь...

«А въ аренду если сдать её»... пытался я поддерживать разговоръ на эту тему.

— Въ аренду?.. это хорошо говорить только... а попробуйте-ка сдать её; да во первыхъ никого не сыщите, кто бы взялъ её... Ну, предложите любому въ нашемъ околодк мужику — взять дворянскую землю въ аренду, да если найдется кто, такъ не будь я... Никто не возьметъ, увряю васъ,

С. 9

 

земли запущенныя... въ пустошахъ давно; обросла лсомъ; съ ними возни-то вдь, — не приведи, Господи... Да потомъ, — къ чему нашему мужику земля?.. ему врядъ только со своей справиться; народъ-то тоже — не чище нашего брата, — голь перекатная; ему, значитъ, и не рука землю брать. Да потомъ... Мужикъ ищетъ землю поближе къ себ, чтобы, значитъ, подъ бокомъ земля была, а тутъ изволь-ка шагать верстъ за 8 —10, такъ какъ ни дешева земля будь, невольно откажешься отъ ней...

«Такъ, значитъ, земля ваша пустуетъ?»...

— Да, что же подлаешь?.. пустуеть... Самому не справится. Сдаемъ немного, правда, Лодейнопольскому мщанину, такъ, немного — десятинъ 30—40, пожалуй, будетъ, и получаемъ за это сущіе пустяки...

«Сколько же такъ приблизительно?»...

— Да на горячее семь не хватаетъ. Такт, вотъ тутъ и сдавай въ аренду.

«Сколько же это точне, въ рубляхъ»?..

— Пустяки... стыдно сказать...

И какъ я ни упрашивалъ, дворянинъ почему-то, заупрямясь, не захотлъ сказать цну получаемой оть арендной платы... Только, кажется, какъ узналъ я потомъ на сторон, эта плата непревышала перваго же десятка.

«А отъ продажи лса — приблизительно такъ — сколько выручаете»?..

— Лсъ, — дворянинъ какъ-то горько хихикнулъ, — да про лсъ кто у насъ вспомнитъ, такъ обычно говорятъ: лони баба п……., да нон вспомнила... Лсу-то у насъ и въ слыхахъ нту... весь ужъ продали. Остался самый что ни на есть негодященскій — менда [1])... Не берутъ, а то и тотъ продали бы... Да вотъ — пока лсу-то хватало, до тхъ поръ и жили хорошо... себя не стсняли... Да видишь, не надолго его хватило, продали весь безъ остатку. Теперь и горюй. Теперь дрова-то и для себя, такъ съ поискомъ... здишь, здишь въ зимній-то день, да едва-едва насобираешь возикъ тонкаго борезняку... Гд ужъ тутъ продать?.. Конечно, есть и такіе между нами дворяне, — вотъ хоть бы Юрьевъ-Шевюсъ (фамилія одного изъ дворянъ Ярославскаго погоста), лсу у нихъ и по сейчасъ есть; а поди продавать, такъ не больно наши лсопромышленники расщедрятся... Потому — видятъ, что человкъ не съ богачества, а съ нужды продаетъ, ему деньги нужны... Ну вотъ, сколько назначатъ, то и ладно... Назначатъ, примрно, за рощу 100 — 200 рублей, и бери да поблагодари еще его, а дровъ между прочимъ —

С. 10

 

въ этой самой рощ рублей на 1000 будетъ. А скажешь лсопромышленнику: мало... такъ у него одинъ отвтъ: ищи больше; а твоего лсу, говоритъ, насильно не беру; поди, поди, братецъ-дворянчикъ, ищи больше... Да радъ будешь, что хоть бы то далъ... Лсной торговлей у насъ занимаются немногіе, одинъ, два — вотъ и все... Ну, и дйствуютъ сообща. Назначатъ что, — и крышка... Отдавай, значатъ, за тое...

— «Ну, а скажпте, какъ, по какимъ цнамъ землю вы продаете?»...

— Землю продаемъ?.. да, по всякимъ цнамъ. Земля земл тоже рознь... Есть у меня тутъ участочекъ и недалечко совсмъ, — десятинъ 10—15 будетъ, такъ я вамъ уступилъ бы, пожалуй, рублей за 10; только составить купчую вы ужъ возьмете на себя — и вс тамъ расходы, предвиднные и непредвиднные... Право слово, — рублей за 10 уступилъ бы; потому участокъ этотъ — болотина; мн онъ совсмъ не нуженъ; тамъ только мохъ одинъ да морошка растетъ, а лсу-то и саженъ десяти не соберешь, — и лсъ-то все «менда», паршивый, никуда не годященскій. А такъ, посредственная земля ходитъ отъ 3 и до 5 рублей за десятину. За 5 рублей можно достатъ очень хорошей по здшнимъ мстамь земли. Тутъ вамъ, если захотите, и покосовъ наржутъ; покосы у насъ, признаться, хорошіе. Сна все больше растутъ «землянныя»; не осока тамъ какая-нибудь, а все больше цвточки; за то какъ выкосить да высушить его хорошенько, такъ, — скажу вамъ, — духъ отъ него, что отъ чаю; лучше малины пахнетъ... Такъ вотъ опять наше горе — двать-то этихъ сновъ некуда... Хоть и покосилъ бы иногда что тамъ полишнее, тамъ обороту-то никакого съ нимъ не сдлаешь... Продать его некому. До города везти далеко; да попробуйте-ка пялить въ наши горы возъ, хоть пудовъ 20 — 25?.. Такъ это сно станетъ въ копечку... Вдь лошаденку-то, чай, всю въ лоскъ измучите. Видли вы сами дорогу, разсказывать нечего; а горы-то и зимой вдь не сравняются. Однимъ словомъ, бда въ нашемъ мст и съ землей, — закончилъ дворянинъ, — и съ землей живучи пропадешь ни за что. Пить, сть тоже нужно, обутка-одёжа — такова же; а вдь ни откуда ничего не приходитъ. Все отъ той же земли смотришь; а она, кормилица, даетъ-даетъ, да иногда бываетъ, что и заупрямится. Вотъ прошедшіе-то годы, — и у насъ вдь былъ тоже голодъ. Изъ другихъ голодныхъ мстъ такъ хоть по крайней мр въ газетахъ пропечатали, обратили вниманіе добрыхъ людей, а у насъ кому писать?.. Такъ вотъ хоть ложись и умирай... Помощи ждать не отъ кого... Ну и натерплись же мы тогда... хоть въ работники идти, такъ семью нельзя никакъ оставить безъ себя... Ну, помилуй Богъ еще мстнаго батюшку; онъ тогда взялъ на прокормъ ребятишекъ и цлую зиму кормилъ даромъ — по

С. 11

 

прежней нашей дружб: съ ддомъ моимъ да еще и съ отцомъ, пока мы въ сил были, хлбъ-соль водилъ; ну, а теперь... — и дворянинъ какъ-то безнадежно махнулъ рукой.

 

Не лучше и не богаче моего хозяина живутъ и другіе оятскіе дворяне. У нихъ точно такая же бдность, нужда и постоянные недохватки. Вс они почти такіе же крестьяне-мужики, неграмотные, невжественные и даже не сознающіе потребности выйти изъ такого положенія. Встрчаются, правда, между ними и такія еще семьи, въ которыхъ, не знаю ужъ почему, въ силу какихъ такихъ причинъ, сохранились еще кой-какіе признаки, «остатки прежняго величія». И такія семьи, на мой взгдядъ, еще боле заключаютъ въ себ трагическаго, еще боле внушаютъ къ себ чувство сожалнія, и способны, кажется, тронуть сердце самаго безпристрастнаго наблюдателя. Съ такой семьей я познакомился въ Ярославскомсъ погост, отстоящемъ отъ Лодейнаго поля въ 70 верстахъ. Здсь мн пришлось увидть ту же почти бдность, то же почти нищенство, но не лишенное нкоторыхъ замашекъ барства, прикрашенное кой-какими чертами, уцлвшими отъ прежняго широкаго житья. Въ дом у этихъ помщиковъ выглядитъ все чище и лучше; ва столахъ «филейныя» салфетки; два-три мягкихъ стула изъ краснаго дерева, съ рзными вычурными спинками, облупившимися отъ времени, и расклеившимися ногами; въ углу икона художественнаго итальянскаго письма съ латинскою надписью, въ род: Gloria in excelsis Deo… Уцллъ также сундукъ съ книгами, чтеніемъ которыхъ въ лучшую пору своего существованія занимали себя помщики и помщицы, но которыми теперь не интересуются, или врне, которыхъ не уметъ читать молодое поколніе. Я по-любопытствовалъ, что это за книги, — и нашелъ, что это были — нсколько разрозненныхъ томовъ исторіи Карамзина, прововди Массильона и нсколько книжекъ Библіотеки для чтенія. Эти дворяне любятъ питъ кофе и въ день ухитряются напиться его нсколько разъ. Кофеемъ ихъ снабжаетъ мстный лавочникъ-кабатчикъ, который иногда, за неимніемъ денегъ, не брезгуегъ брать и вещами, въ род лисьяго мху отъ стараго салопа или старой бабушкиной шали... Двицы-бояршни, еле грамотныя, очень любятъ наряжаться и одваются въ платья со всевозможными біечками, фестончиками и оборочками, подражая въ этомъ случа мстнымъ поповнамъ — здшнимъ законодательницамъ модъ. А молодые дворяне носятъ непремнно брюки поверхъ сапоговъ, «на выпускъ», и рубаху, заправленную въ штаны. Но что трагичне всего въ этой семь, такъ что старушка-бабушка, 80 лть, говорящая по французски, образованная и въ тоже время какъ бы не сознающая

С. 12

 

дйствительнаго положенія вещей, совершенно не замчающая ни бдности, ни невжества своихъ семейныхъ.

Мари, Мари, — обратилась она къ одной изъ своихъ внучекъ, мололоденькой двочк, которая стснялась и не хотла подойти ко мн поздороваться, — Мари, фуй, какъ это теб не стыдно... сдлай реверансъ...

Двочка упрямо опустила голову и застнчиво закрылась рукавомъ холщевой рубашенки:

— Я теб говорю — сдлай реверансъ...

Двочка не понимала бабушки, а бабушк въ свою очередь казался непростительно невжественнымъ поступокъ внучки.

Такая старушка показалась мн — поистин заблудившейся, заблудившейся случайно среди этихъ малограмотныхъ, невжественныхъ внучатъ, и сознаюсь, она-то и произвела на меня самое сильное, самое горькое впечатлніе.

Вообще — бдно живутъ оятскіе дворяне, такъ бдно, что нужда заставляетъ ихъ иногда идти въ работники къ своему же бывшему мужику или заниматься извозомъ, здить на козлахъ въ качеств ямщика. И сколько бываетъ въ такой его жизни сценъ, полныхъ самаго горькаго комизма! Мн рассказывали, что случалось иногда, что прозжий, когда онъ торопилъ ямщика — хать поскорй, получалъ отъ послдняго такой гордый отвтъ: «не бранись, баринъ, я такой-же дворянинъ, какъ и ты, если только еще не лучше». И въ удостовреніе своего званія представляется иногда и грамота, которую родовитый ямщикъ возитъ на всякій случай собой, за пазухою. Крестьяне не уважаютъ этихъ бояръ и смются надъ ними, вышучивая ихъ въ своихъ псняхъ и пословицахъ: «семь дворянокъ верхомъ на одной кобыл здятъ», «бара — по грошу пара». О воспитаніи дтей дворяне очень мало заботятся. Съ ребенкомъ, какъ и у крестьянъ, до 7—8 лтняго возраста водится «пстунья» — нянька, такая же суеврная и невжественная старуха, какія бываютъ въ крестьянскихъ семьяхъ. Потомъ, въ лучшемъ случа, выучатъ ребенка читать и писать, а то иногда и такъ обойдется, совсмъ безъ «учебы», въ особенности если школа окажется далеко, въ другой деревн, или почему-либо сами родители не захотятъ учить, руководясь, вроятно, тмъ, что грамота все равно «ни къ чему»...

— «Куда нашимъ ребятамъ учоба?.. не сенаторами же имъ быть»?..

ІІодобный отвтъ пришлось слышать и мн лично изъ устъ дворянина. И когда я сталъ возражать ему, доказывая всю неосновательность такого страннаго мотива, и сослался при этомъ на примръ одного изъ ихъ родственниковъ, который еще въ недавнее время занималъ видный административный пост…

С. 13

 

— «Ну, полно, братъ, — перебилъ дворянінъ, — Алексю (имя упомянутаго родственника) такая линія вышла; онъ и губернаторомъ былъ; а мн да моимъ дтямъ не тянуться за нимъ...»

И вотъ, эта-то апатія, эта полная примиренность съ тмъ, что существуетъ въ наличности, — и есть, кажется, самое горькое, самое тяжелое во всхъ рчахъ и жизни бывшаго помщика. Иной на его мст, если бы не могъ сдлать ничего лучшаго, такъ, по крайней мр, ругался бы, злился бы и тмъ выражалъ бы скрытую въ немъ энергію, желаніе сравнительно лучшей жизни, стремленіе перемнить и улучшить свою участь. Но нтъ, у оятскаго дворянина даже и этого не замтно. Онъ какъ-то свыкся, махнулъ на все рукой, примирился со всмъ, и это настроеніе вполн выражаетъ въ своемъ тупомъ взгляд, въ своихъ ограниченныхъ запросахъ и въ самомъ покрякиваніи, которое у него выходитъ до крайности благодушнымъ: «охо-хо... далъ бы Господь хлба, а на другое все — чихать»...

Двадцатилтняго боярина обыкновенно женятъ и выбираютъ ему въ жены боярышню сильную, работящую, выносливую, которая могла-бы быть хорошей работницей въ пол и дома. Бояринъ совершенно бываетъ доволенъ, когда однетъ въ праздничный день казинетовый «пинжакъ», изъ «чортовой кожи штаны», черные, съ сборчатыми голенищами сапоги, красный платочекъ съ желтенькими цвточками на шею да выбретъ еще бороду, и ему куда-какъ весело. Онъ гордо расхаживаетъ по деревн и не преминетъ выпить лишній стаканчикъ водки, до которой, слдуетъ сознаться, оятскіе дворяне болышие охотники. Бритая борода отличаетъ дворянина отъ крестьянъ. Но какъ за работами иногда и не до бритья, то не мудрено встртить дворянина и съ бородой. Орудіемъ для бритья служитъ часто обломокъ косы, а мыломъ — парная баенка, гд «бородка отъ жару сдлается мякенькой».

И живетъ такой помщикъ на свт «нн шатко, ни валко», живетъ да кормитъ себя. И протечетъ его жизнь, и умретъ онъ, и, пожалуй, новое поколніе смнитъ его, и оно также останется въ томъ же состояніи, при тхъ же самыхъ целяхъ, съ какими прожили его отцы и дды.

Съ странными и смутными впечатлніями я покинулъ дворянское селеніе. На берегу Свири, въ особенности на Вознесенской пристани (при исток Свири), я наблюдалъ кипучую дятельность мстныхъ крестьянъ, нагружавшихъ и выгружавшихь товарныя суда и барки, и по какому-то неотвязчиво-назойливому закону контраста я снова вспомнилъ дикую захолустную мстность Ояти съ ея захудалыми обитателями—боярами и искренно отъ сердца пожаллъ ихъ.

 

Н. Лсковъ.

[1]) Мелкій лсъ, ростущій въ большинств случаевъ на сырыхъ мстахъ.