VI. Богиня Анге-Патяй, праздники и моляны в честь ее 4 страница
Мордва никогда не имела особых храмов для совершения богослужения. Нигде нет остатков их. Ни в летописях ни в других письменных памятниках нет ни малейшего о них упоминания. У самой Мордвы не сохранилось о них никаких преданий. Наконец в мордовском языке нет даже слова, означающего храм. Слово „черьква" уже русское и означает храм исключительно христианский.
* * *
Зато в разных местах, где живет Мордва, указывают на места старинных мольбищ: в лесах, на полях, на кладбищах. Здесь доселе иногда и давно уже крещеные тайно совершают жертвоприношения старинным своим божествам. В некоторых местах, особенно же в Симбирской, Пензенской, Самарской и Саратовской губерниях, мордовские кладбища называются кереметями. Местами употребляют это название и в Нижегородской губернии. Едва ли оно не заимствовано Мордвой от чувашей. В каждой мордовской волости бывало по нескольку больших мольбищ, или кереметей, и каждое из них было посвящено особому божеству, которому и совершалось в нем жертвоприношение. Так, например, у терюхан Терюшевской волости было пять мольбищ, в которых совершались общественные моляныNote1 целою волостью. В полуверсте от села Сиухи, в лесу, в ровном долу, недалеко от речки Мианги, находилось мольбище Нишки-Пасу; другое было на поле близ деревни Инютина, неподалеку от ручья Майданки; здесь были приносимы жертвы Свет-Верешки-Велен-Пасу; третье близ деревни Березников, в роще, близ речки Пичеси; здесь были приносимы волостные жертвоприношения Анге-Патяй и ее сестреницам, то есть четырем ее дочерям Патяй; четвертое в лесу, близ деревни Малаго-Сескини (Чертовка тож), здесь бывали молебствия Волцы-Пасу, и в начале нынешнего столетия здесь же совершал жертвоприношения и пророчествовал мордвин, известный под названием Кузьки-бога; наконец пятое мольбище Назаром-Пасу было на поле деревни Татарской, недалеко от речки Кирмети.
* * *
Кроме того, при каждой деревне было свое мольбище, на котором совершались молитвы и жертвоприношения жителями одной этой деревни. Это — деревенские мольбища, „пециона-кереметь".
* * *
Когда Мордва еще не была крещена, волостные, а местами и деревенские керемети огораживались плетнем. В лесу или роще избиралась небольшая четырехугольная ровная площадка, сажен в 20–30 длины и столько же ширины; ее огораживали, как сказано, плетнем, а иногда и высоким тыном. Загороженный таким образом кереметь имел трое ворот ( орта), обращенных на восток, на юг и на север. Люди входили через южные ворота; назначенный для жертвоприношения скот вводился в восточные, а в северные ворота носили воду для варения жертвенного мяса. Внутри керемети, у восточных ворот, обыкновенно врывали три столба: один из них назначался для привязывания приносимых в жертву лошадей,Note2 другой для привязывания жертвенных быков, третий для привязывания жертвенных овец. Эти столбы назывались тер-жигат. С западной стороны врывали также три столба юба; здесь закалали приносимый в жертву скот. Между столбами юба была вырываема небольшая яма, закрываемая каменною плитой; в эту яму спускали кровь закалываемого животного и потом закрывали плитой. Неподалеку от этой ямы ставился небольшой сарайчик, или, лучше сказать, навес, — хорай-жигат.Note3
* * *
По средине его врывали небольшие столбики с поперечно положенным на них брусом, на этот брус навешивались котлы, в которых варили мясо жертвенных животных. У южных дверей ставилась хума, стол, устроенный в роде банного полка; на нем разрезывали сваренное жертвенное мясо на столько кусков, сколько человек участвовало при богомолье. На восточных столбах ( тер-жигат) были развешиваемы кожи, снятые с приносимых в жертву животных. В старину все кожи оставались навсегда на этих столбах, а в последнее время их продавали и на вырученные деньги покупали соль к следующему богомолью.
* * *
Все эти ограды и столбы кереметей в свое время были тщательно истребляемы русским духовенством при помощи земской полиции, особенно при обращении Мордвы в православную веру в сороковых годах прошлого (XVIII) столетия, вследствие чего в некоторых местах происходили даже столкновения полицейских чинов с вооруженными язычниками. Истребленные мольбища не раз были возобновляемы. Мордва, и по обращении в христианство, от времени до времени продолжает совершать моления по обрядам старинной своей веры, для чего обыкновенно накануне или за день до назначенного жертвоприношения ставятся столбы, нужные для совершения обряда, но мольбища не обносятся никакою загородкой.
* * *
Керемети, на которых приносились жертвы от одной только деревни, отличались от больших, волостных, только обширностью: та же ограда, те же столбы и та же кухня. Впрочем, ограда на деревенских мольбищах, как сказывают, и в старину устраивалась в редких случаях.
* * *
На кладбищах совершали молитвы на самых могилах, которые большею частью бывали покрыты срубами из бревен, венцов в пять, и тесовою крышей, то есть точно так же, как нередко покрывались могилы и в наших селах. Моления на кладбищах, при совершении которых все участвующие ели и пили приготовленные дома блины и другие кушанья и пили пиво, почти совершенно сходны с нашими поминками.
Домашние моления и жертвоприношения совершались или на шестке печи, или на загнетке,Note4 или на камне кардо-сярко. Среди каждого мордовского двора была положена вровень с землей каменная плита, большей или меньшей величины, а под ней вырыта яма, куда, закалая животных для домашних жертвоприношений, спускали кровь. Даже и в таком случае, если какое-либо животное закалывалось не для жертвоприношения, а просто для обеда, Мордва резала его посреди двора и, поднимая плиту, спускала кровь в находящуюся под ней яму. Пролить кровь животного (кроме птичьей) в другое какое-либо место, по понятиям Мордвы, — грех непростительный, он навлекает на весь дом проклятие. Камень этот посвящен мордовскому домовому богу, Кардас-Сярко-озаису, и называется кардо-сярко.
* * *
У Мордвы не было ни жреческого класса ни жрецов, которые бы на срочное время или пожизненно сохраняли за собой эту должность. Домашние моления и жертвы обыкновенно совершал старший мужчина в доме, а в известных случаях старшая женщина. На кладбищах они же, каждый над могилами своих предков. Но для совершения молений и жертв на общественных, мирских, волостных молянах каждый раз избирались, по общему согласию, несколько человек из уважаемых миром стариков, которые вообще назывались атепокш-тей, то есть хорошие люди. По большей части должность старшего из них ( прявту терюхан и эрдзядов, инятяу мокшан) исполнял старший по летам житель той деревни или волости, и всегда почти эта должность соединялась с должностью деревенского или волостного старшины. Таким образом он был и жрец, и судья, и хранитель общественного имущества, и представитель общины перед правительством. Прявт у эрдзядов и терюхан занимал свою должность пожизненно, но всегда мог отказаться от нее по старости, по слепоте и пр., мог быть и лишен своего звания по общему согласию всех домохозяев деревни или волости, если бывал замечаем в каких-либо, несообразных с должностью его, поступках.
* * *
Прявт (собственно значит „голова") не был жрецом. Он не приносил жертв, не возглашал молитв, но был старшим из предстоявших на молитве. Ему первому подавали кусок жертвенного мяса, ему подавался первый ковш жертвенного пива, он собирал людей на молитву, он распускал по домам молящихся, но сам не совершал никаких обрядов. У него в доме хранились священные ковши, рычаги, парки (кадки), жертвенные ножи и другая утварь, нужная для молебствий. Он же назначал и день молебствия. Хотя мордовские праздники, как мы уже сказали, совпадают во времени с праздниками христианскими, но Мордва не разумеет календаря и потому каждый раз спрашивает прявта, в какой день он велит приготовляться к жертвоприношению тому или другому божеству. Он сам, как умел, считал дни, а со времени распространения христианства узнавал от православных священников, в какой день будут праздновать тому или другому святому, отожествленному с одним из мордовских божеств, и в ближайшую к тому дню пятницу (день, почитаемый языческою Мордвой так же, как у нас воскресенье) назначал жертвоприношение. Один старик из эрдзядов в деревне Сарадон (Нижегородского уезда) сказывал нам, что во времена стародавние у них на общественных молениях первое место занимали „панки" (князьки), а когда они перевелись и „вся Мордва пошла под белаго (русскаго) царя", то место их заняли выборные прявты.
* * *
Главный жрец на общественных молениях у эрдзядов и терюхан назывался возатя; он читал молитвы, он распоряжался и жертвоприношением. Возатя и его двенадцать помощников избирались из самых почетных стариков волости перед каждым волостным моляном; но по большей части одни и те же лица занимали эти должности по нескольку лет. Помощниками возати были: три париндяита; или пурендяита,Note5 которые избирались большею частью на целый год. Они собирали по домам хлеб на пиво, мед для сыты, а также и другие припасы, например, яйца, масло, равно и деньги. Прявт выдавал им священные парки (кадки), в которые они наливали сваренное ими, сыченое медом и заморенное пиво — пуре, и во время молебствия разносили его молящимся. Три янбеда, избираемые за три дня до молебствия и получившие тогда от прявта жертвенные ножи, разносили народу вологу, то есть жертвенное мясо. Три кашангорода, избираемые за день до молебствия и получившие от прявта священные ковши числом по сороку, до пятидесяти и даже по сотне. Наконец было еще три помощника возати, туросторы, наблюдавшие за благочинием во время богослужения, для чего становились на пни, или на поставленные вверх дном кадки, дабы с высоты можно было наблюдать за народом. Они же приготовляли штатолы(толстые восковые свечи, верх которых утончался и загибался спиралью) и прилепляли их по приказанию прявта к заднему краю каждой парки. Париндяиты, янбеды, кашангороды и туросторы находились в полном распоряжении возати.
* * *
Кроме того, для совершения общественного моляна избирались еще три служителя, независимые от возати и подчиненные одному прявту. Их называлипозанбунаведы. Они избирались за три дня до молебствия и ходили по деревням, отыскивая рыжего быка, белого барана без малейшего клочка другой шерсти; если же не находили такого животного, то и другого какого-либо цвета, но непременно одношерстное. Это животное они покупали на собранные париндяитами и янбедами общественные деньги, приводили его на молян и закалывали.
* * *
У мокшан и божеств было меньше, и обряды их были далеко не так сложны, как у эрдзядов и терюхан. И служителей на их моленьях (озкс) было гораздо меньше. Домашние озксы совершаемы были, как и домашние моляны эрдзядов, — старшими в доме, а для общественных молений (вель-озкс) избираемы были в каждой деревне старик и старуха. Старик ини-атя, или инять(главный старик, дедушка), совершал молебствия Солтану, а старуха имбаба(главная старуха, бабушка) — Азараве. Эти старик и старуха пользовались огромным уважением своих односельцев и почитались за первых в селе молитвенников. В случае частных бедствий мокшане прибегали к ним и просили молиться за них Богу, или принять участие в домашнем молебствии.
V. Велень-Молян (Вель-озкс)
Прежде чем станем говорить о каждом мордовском божестве особо и об обрядах в честь их совершаемых, представим обряды, исполнявшиеся вообще на всех общественных мольбищах.
* * *
Богослужение, праздник, жертвоприношение означается у эрдзядов и терюхан одним словом озаисили озкс(у мокшан озкс). Но давно еще, по крайней мере, в первых годах прошлого (XVIII) столетия, эрдзядское слово озаис заменилось заимствованным из русского языка и по-своему переиначенным словом молян. Словом озаисназываются, как мы уже сказали, и мордовские боги низшего разряда.
* * *
Моляны бывали: 1) общественные, волостные — велень-молян(вель-молян) по-эрдзядски, вель-озкспо-мокшански (слово в слово эти слова означают „мирское богомолье"), 2) деревенские — пециона-молян, 3) полевые, совершаемые на полях — пакся-молян, 4) совершаемые в домах — куда-молян, и наконец 5) на кладбищах — атят-молян, то есть молебствие предкам.
* * *
Мн опишем здесь велень-молян, общественное богослужение в честь всех богов мордовских, совершавшееся преимущественно в летнее время, по случаю общественных бедствий, например, моровой язвы и т. п.
* * *
Мы преимущественно пользуемся при этом доставленною нам покойным нижегородским архиепископом Иаковом запиской священника села Сивухи, сведениями о быте и преданиях Мордвы, доставленными из разных мест Императорскому Русскому Географическому Обществу, следственным делом о Кузьке-боге и некоторыми другими следственными делами. Мне самому однажды привелось производить формальное следствие о мордовском общественном молении. Это было в 1848 году. Летом этого года холера сильно свирепствовала в Нижегородской губернии. Панический ужас распространился в народе. В городах и селах совершались молебствия, крестные ходы, Приготовляясь к смерти, и старые и молодые говели, исповедовались и причащались. Июля 8-го, близ села Сарлей, в роще деревни Сескина, почти все население приобщилось св. тайн, а вечером в тот же день человек пятьдесят из причастившихся совершили в роще мордовский молян, принеся в жертву теленка, пиво, яичницы и проч. Бурмистр имения графа Сен-При, которому принадлежат Сарлеи, захватил молельщиков и представил их к суду, называя суеверный поступок отступничеством от христианской веры. Мордву посадили в тюремный замок, и мне было поручено произвесть об них формальное следствие. Арестованные были, разумеется, отпущены и отданы на увещание духовному начальству.
* * *
„Велень-атятня", то есть мирские старшины всех деревень известной волости, посоветовавшись между собой, отправляются в числе пяти или шести человек к прявту и стоят перед домом его с непокрытою головой. Извещенный об их приходе прявт велит отворить ворота настежь, а сам становится середи двора у камня кардо-сярко. Подойдя к прявту, старики трижды кланяются ему молча, а потом говорят, что надо-де справить „молян", и чтоб он назначил день и сделал нужные приготовления. Прявт, назначив пятницу, ближайшую к празднованию тому божеству, которому собираются молиться,Note6 идет к себе в избу и становится у печки. Вынув из загнетки уголь, он вздувает огонь и зажигает хранящийся у него священный штатол (восковая свеча), оставшийся от предыдущего моляна. Прежде горящий штатол прявт ставил на шестке печи, теперь же, по принятии христианства, зажигает свечу перед иконами. Старики повторяют свою просьбу, с такими же поклонами, как и на дворе, и прявт, взяв в руку штатол, снова объявляет им, в какую пятницу надо совершить предположенный молян.
* * *
Затем старики, по приглашению прявта, садятся по лавкам вокруг стола и рассуждают, сколько надо собрать денег, хлеба, меду и прочих припасов для совершения богослужения, и кому быть возатей. Уговорившись, избирают трех париндяитов, призывают их, если они не в числе пришедших на совет, и приказывают начинать сбор. К каждому париндяиту назначается по одному янбеду из бывших на предыдущем моляне. Каждому париндяиту прявт дает по священной „парке" (кадке) для сбора муки и меду, и каждому янбеду по жертвенному ножу. После того сборщики расходятся в три стороны, в каждую париндяит с янбедом. На другой же день начинается сбор.
* * *
Обряд сбора на молян нужных для жертвоприношений припасов весьма замечателен. Этим обрядом, по нашему мнению, может быть объяснено одно непонятное до сих пор место Несторовой летописи.
* * *
В деревне, куда отправляется за сбором париндяит с сопутствующим ему янбедом, уже заблаговременно знают о дне, в который они приедут сбирать, и женщины еще накануне делают к тому приготовления. Шьют три, четыре и более холщевых мешечка и к ним пришивают по две длинные тесемки, или веревочки. В один мешок хозяйка насыпает фунт, два или более муки, смотря по тому, сколько предполагается молельщиков на предстоящем моляне, в другой кладет бурачок с медом, в третий — несколько гривен денег, в четвертый — бурачок с маслом, в пятый — бурачок с яйцами и т. д. Потом накрывает стол чистым рядном и раскладывает на нем назначенные для сборщиков мешки и мешечки. Все это делается одними женщинами: мужчины не должны даже видеть этих приготовлений, для чего с раннего утра уходят на работу в поле, в овины, или же прячутся в хлева, как скоро узнают, что париндяит с янбедом приехали в деревню.
* * *
Но вот сборщики приехали. Они останавливаются с возом у околицы. Бегающие по улице девочки спешат сказать матерям, что ожидаемые гости в деревне (мальчиков на улице не бывает, они прячутся с отцами; при матерях могут оставаться только грудные и не умеющие еще ходить дети мужеского пола). Выждав несколько времени, сборщики отправляются из дома в дом. Янбед пять раз; тычет жертвенным ножом в ворота, оставляемые незапертыми, и потом растворяет их настежь. Потом париндяит с янбедом идут прямо к камню карко-сярко, в который янбед тычет пять раз жертвенным ножом, а париндяит ставит на него священную парку дном вверх. Совершив этот обряд, оба идут в сени, янбед тычет пять раз жертвенным ножом в дверь избы и отворяет ее.
* * *
Когда янбед тычет ножом в ворота, он читает следующую молитву: „Чам-Пас, Нишки-Пас, Свет-Верешки-Пас, Анге-Патяй-Пас, Матушка Пресвятая Богородица, помилуй Васяй (имя хозяина), помилуй Машкась (имя хозяйки)". Тыча в камень карко-сярко, говорит: „Чам-Пас, Назаром-Пас, Кардас-сярко-озаис, помилуй Васяй, помилуй Машкась". Тыча в дверь избы, обращается с такою же мольбой к Чам-Пасу, Волцы-Пасу и Юртова-озаису, то есть домовому богу, или собственно богу избы. Обращения к тем или другим божествам, впрочем, изменялись, смотря по тому, по какому поводу совершался молян и каким божествам предположено было приносить на нем жертву.
* * *
Когда янбед отворял избу, в ней горел штатол на шестке печи, перед которою стоял стол с мешками и мешечками. Перед ним становились замужние женщины семьи, задом к дверям; плечи и грудь у них по пояс были обнажены. Девушки стояли подле них также задом к двери, но не были обнажены. Надобно заметить, что мордовские избы в старину строились не совсем так, как русские: печь ставилась в переднем левом углу, прямо против входа; таким образом мордовки, стоя перед печкой, стояли задом к двери.Note7
* * *
Впоследствии Мордва стала ставить печи по-русски, то есть челом вперед, к окнам на улицу, а не к двери. При таком расположении избы штатол ставился у крещеных перед образами, а у некрещеных на столе, поставленном в правом переднем углу.
* * *
Париндяит с янбедом, войдя в избу, останавливались у самой двери, один — держа палку, другой — жертвенный нож, и громко читали молитву Чам-Пасу, Анге-Патяй и Юртова-озаису. Тогда старшая замужняя женщина брала обеими руками за тесемки мешок с мукой, закидывала его через голову назад на голые свои плечи и, не оглядываясь, ибо не должно было женщинам видеть в лицо сборщиков, пятилась задом к дверям. Когда таким образом она подходила к сборщикам, париндяит подставлял к спине ее священную парку, а янбед, взяв в одну руку мешок, другою рукой пять раз слегка колол подошедшую в обнаженные плечи и спину, читая молитву, обращенную к Анге-Патяй, а потом перерезывал тесемки; мешок падал в парку, а концы тесемок оставались в руках женщины. Она отходила к столу, не оглядываясь; за нею другая таким же образом подходила к сборщикам с другим мешком, третья с третьим, и т. д. Если же в семье была одна замужняя женщина, она одна относила к сборщикам описанным порядком приготовленные мешки один за другим. Девушки оставались у стола, они не могли трогать приготовленных мешков. Приняв назначенные для жертвоприношения припасы, париндяит и янбед уходили, не затворяя ни дверей избы ни ворот, складывали все полученное на воз и отправлялись в следующий дом. Как скоро они удалялись, женщины разводили на шестке огонь, зажигая его горящим штатолом, и сожигали на нем остатки тесемок. Пепел их, вместе с углями, клали в загнетку с молитвой к Юртова-озаису, которую произносила старшая в доме.
* * *
У преподобного летописца Нестора под 1071 годом читаем: „Беси бо под токше на зло вводят, по сем же насмисаются ввергше и в пропасть смертную, научивше глаголати, якоже се скажем бесовьское наущенье и действо. Бывши бо единою скудости в Ростовьстей области, встаста два влхва от Ярославля, глаголюща: „яко ве свеве кто обилье держить"; и поидоста по Вользе, кде придуть в погосте ту же нарицаху лучьшие жены, глаголюща, яко си жита держить, а си мед, а си рыбы, а си скору. И привожаху к нима сестры своя, матере и жены своя; она же в мечте прорезавше за плечем, выимаста либо жито, либо рыбу, и убивашета многы жены, именья их огьимашета собе. И придоста на Белоозеро и бе у нее людий не 300. В се же время приключися прити от Светослава дань емлющу Яневи, сыну Вышатину; поведаша ему Белозерци, яко два кудесника избила уже многы жены по Вользе и по Шексне, и пришла еста семо. Ян же испытав: „чья еста смерда?" и уведев, яко своего князя, послав к ним, еже около ею суть, рече им: „выдайте влхва та семо, яко смерда еста моего князя". Они же сего не послушаша. Ян же поиде сам, без оружья, и реша ему отроци его: „не ходи без оружья, осоромять тя", он же повеле взяти оружья отроком, и беста 12 отроков с ним и поиде к ним по лесу. Они же ставши исполчишася противу, Яневи же идущю с топорцем, выступиша от них десять муж, придоша к Яневи рекуще ему: „вида идеши на смерть, не ходи", оному ловелеши обити я, к прочим же поиде". Далее летописец говорит, что Ян спросил двух волхвов: „что ради погубиста столько человек?" Она же рекшема: „яко ти держать обилье, да аще истребиве сих будет гобино, аще ли хощеши, то перед тобою вынемеве жито, ли рыбу, ли ино что". Ян же рече: „поистине лжа то: створил Бог человека на земле, сставлен костьми и жилами от крове, несть в нем ничего же; и не весть ничто же, но токмо един Бог весть". Она же рекоста: „ве веве како есть человек створен". Он же рече: „како?" Она же рекоста: „Бог мывся в мовници и вспотився, отерся ветхом и верже с небесе на землю; и распреся Сотона с Богом, кому в нем створити человека. И створи дьявол человека, а Бог душю в не вложи; тем же аще умрет человек, в землю идет тело, а душа к Богу" и т. д.
* * *
Волхвы, пришедшие из Ярославля в Ростовскую область и на Белоозеро, принадлежали, конечно, к финскому, или чудскому племени. Там в XI столетии жили полуобруселые Меря и Весь, племена одного происхождения с Мордвой и, вероятно, имевшие одинаковые с ней религиозные обряды. Несторовы волхвы о создании человека рассказывают так, как теперь рассказывает некрещеная Мордва в Нижегородской и Симбирской губерниях. Ходят два волхва, к Яну выступают десять мужей, по-видимому, ближайших их советников — всего двенадцать человек, число прислужников мордовских возатей. Мордовский обряд обрезывания тесемок на голых женских плечах, конечно, перешедший из глубокой древности, не объясняет ли темное место летописца о вырезывании волхвами у женщин из плеч хлеба и разных съестных припасов?
* * *
Собрав нужное количество хлеба, меда и пр., париндяиты с янбедами привозили их к прявту. Тогда этот мордовский старшина выдавал париндяитам священные парки и приказывал им варить пиво из собранного хлеба и делать пуре— сыченое медом пиво, мореный мед. Тогда же, назначив трех человек в позанбунаведы, давал им собранные деньги, на которые они покупали для принесения в жертву быка, или овцу, или гусей и пр., смотря по тому, по какому случаю назначался волостной молян и какому божеству хотели молиться. Животное, назначенное для принесения в жертву, непременно должно быть одношерстное; если позанбунаведы не находили такого в своей волости, отправлялись в другую, в третью и далее, пока не отыскивали.
* * *
Избрание позанбунаведов обыкновенно бывало за три дня до жертвоприношения. За два дня избирались новые янбеды, которым прявт выдавал священные ножи для резания сваренного мяса; большею же частью янбеды оставались прежние. Накануне дня, назначенного для принесения жертвы, избирались кашангороды, которым прявт раздавал священные ковши и рычаги. Тогда же были избираемы и туросторы. Возатя обыкновенно сохранял свою должность в продолжение нескольких лет сряду; он должен был хорошо знать обряды и читать наизусть, без ошибок, установленные молитвы. Некоторые из возатей, по уверению Мордвы, даже пророчествовали во время совершения общественных молянов. Возатя во все время приготовлений к моляну не появлялся на улице, а в ночь перед жертвоприношением тихонько пробирался в кереметь и там взлезал на священное дерево и скрывался в его ветвях.
* * *
В день моляна париндяиты расставляли перед священным дубом или липой парки и наливали их пуре и пивом. Два или три боченка пуре первого сусла ставили под священным деревом по сторонам опрокинутой вверх дном кадки, или иным образом сделанного возвышения, на которое впоследствии, при совершении обряда, становился возатя. Париндяиты раскладывали по земле печеный хлеб, соль, а иногда и мед в сотах или топленый. Кашангороды стряпали на печных заслонах „мирския яичницы" и вешали их на рычагах, прикрепленных к ветвям деревьев. Народ собирался к мольбищу: мужчины отдельно, женщины отдельно, девушки также отдельно. Прявт первый входил в кереметь и становился перед парками, за ним входил народ: мужчины становились на правой стороне, женщины на левой, за ними девушки. Женщины приносили с собой на сковородах домашние яичницы и пироги с пшенною кашей (бибички); их принимали кашангороды и также развешивали на рычагах. Все становились, обратясь лицом на запад.
* * *
Позанбунаведы через восточные ворота вводили назначенное для жертвоприношения животное и привязывали его к одному из трех столбов ( тер-жигать), находящихся у этих ворот: быка привязывали к одному столбу, овцу к другому и т. д. Потом животное проводили с одного конца керемети на другой и привязывали к одному из столбов юба. Позанбунаведы здесь закалали его, спускали кровь в землю под камень, снимали шкуру и, отнеся на восточную сторону, развешивали ее на тер-жигатях. В то время, как резали животное, янбеды приносили северными воротами в священных парках воду, наливали ее в пивной котел, подвешенный под сарайчиком в поварне ( хорай-жигать), и разводили под ним огонь, зажигая дрова священными штатолами. Тогда же туросторы, по приказанию прявта, прилепляли горящие штатолы к задним сторонам парек, стоящих перед священным деревом. Очистив животное, вынув из него требуху и зарыв ее в яму под камень, позанбунаведы клали мясо в котел, где уже кипела вода, приготовленная янбедами.Note8
* * *
В это время из ветвей священного дерева раздавался громкий голос возати: „ сакмеде!", т. е. „молчите". Все скидали шапки, умолкали, и возатя громко произносил: „Пуре пре за марта, пайгуре за марта, андря за марта, шепете за марта, великое за марта, пащин коди"!Note9
* * *
Терюхане и эрдзяды до того обрусели и забыли древний язык свой, что они не знают вполне значенья этих слов, да и сами возати их не понимают. Громко произнося эти слова, возатя приказывает собравшимся молельщикам кланяться ниже. Все низко кланяются много раз, каждый приговаривая: „Чам-Пас, помилуй нас; Волцы-Пас, Назаром-Пас, помилуй нас; Нишки-пас, Свет-Верешки-Велен-Пас, сохрани нас; Анге-Патяй-Пас, матушка Пресвятая Богородица, умоли за нас!" Поклоны с произнесением этой молитвы продолжались по получасу и более. Молитва произносилась вполголоса, но если число молельщиков было значительно, от множества голосов бывал сильный шум.
* * *
Спрятавшийся возатя снова кричит „сакмеде", все замолкают и перестают кланяться. Возатя читает другую, тоже непонятную для него самого молитву, начинающуюся словами: „чувал-пузадо, иля-му задо, чясте, вясте!", и приказывает молиться на коленях. Все становятся на колени, поднимают руки кверху, смотрят на небо и в один голос взывают: „Чам-Пас, Назаром-Пас, помилуй нас; Нишки-Пас, Свет-Верешки-Велен-Пас, сохрани нас; Волцы-Пас, защити нас; Анге-Патяй-Пас, матушка Пресвятая Богородица, умоли за нас!" Имена божеств произносят протяжно, а слова: „помилуй нас, сохрани нас, защити нас, умоли за нас" скоро и отрывисто. Несколько раз повторяют эту молитву; в продолжение ее возатя слезает с дерева и становится на приготовленное для него возвышение у парек. По одну сторону этого возвышения (обыкновенно стол или опрокинутая вверх дном кадка) поставлен боченок с пуре, это так называемая государева бочка, то есть жертва, приносимая за благоденствие государя. По другую сторону боченок с суслом, это — мирская бочка, приносимая в жертву за всех людей. Нередко ставили и третий боченок с пивом, приносимый в жертву за начальство.