Сам себе человек 3 страница

Что РґРѕ его собственно художественных способностей — РІ РёС… оценке критики традиционно расходятся, причем значительный диапазон наблюдается РёРЅРѕРіРґР° РІ писаниях РѕРґРЅРѕРіРѕ Рё того же автора: Чуковский то издевался над Горьким, замечая, что РІСЃРµ его тексты словно разграфлены РЅР° РґРІРµ половины (слева ужи, справа соколы), то восхищался точностью Рё богатством деталей, скупостью Рё выпуклостью РїРёСЃСЊРјР°. Гиппиус то хоронила Горького, то — после «Исповеди» — провозглашала далеко еще РЅРµ исписавшимся Рё многообещающим; Ленин то негодовал, то восхищался — Рё дело тут далеко РЅРµ только РІ политике: был Сѓ него Рё художественный РІРєСѓСЃ, хоть Рё узковатый, Рё РѕРЅ справедливо замечал, что герои «На дне» РіРѕРІРѕСЂСЏС‚ Рё думают РЅРµ так, как реальные ночлежники, Р° СѓР¶ артисты РњРҐРў Рё РІРѕРІСЃРµ РЅРµ похожи РЅР° людей РґРЅР°. Несколько вещей, однако, остаются бесспорными: Горький — мастер динамичного сюжета, замечательный портретист, способный несколькими штрихами изобразить героя точней Рё убедительней, чем умели РІ большинстве своем его современники. Всех РІРёРґРЅРѕ. Сложней обстоит дело СЃ диалогом — речь большинства героев Горького похожа РЅР° его авторскую, СЃ изобилием тире Рё сильных, пафосных выражений; даже Толстой Сѓ него смахивает РЅР° Горького, хотя слышен Р·Р° авторским баском Рё суховатый, дробный, язвительный толстовский РіРѕРІРѕСЂРѕРє. Горький — превосходный сатирик, автор исключительно смешного цикла В«РСѓСЃСЃРєРёРµ сказки», РґР° Рё РІ рассказах его (особенно РІ устных, записанных мемуаристами) РјРЅРѕРіРѕ жестокого, черного, РёРЅРѕРіРґР° абсурдного СЋРјРѕСЂР°. Черней всего РѕРЅ РІ замечательной РєРЅРёРіРµ «Заметки РёР· дневника. Воспоминания», РіРґРµ перед глазами читателя РїСЂРѕС…РѕРґРёС‚ галерея безумцев, фанатиков, идиотов — РЅРѕ Рё святых, Рё мечтателей, Рё самородных гениев. Публицистика Горького почти всегда удачна Рё РІРѕ РјРЅРѕРіРѕРј сохранила актуальность — это касается РЅРµ только «Несвоевременных мыслей», РІ которых Горький вполне адекватно оценивает Февральскую революцию как торжество энтропии, РЅРѕ Рё очеркового цикла «По РЎРѕСЋР·Сѓ Советов», Рё весьма интересной статьи «Две души» (Рѕ европейском Рё азиатском началах СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ ментальности), Рё даже пресловутых заметок «О мещанстве» Рё «О чёрте», РіРґРµ автор обрушивается РЅР° обывателя СЃ истинно челкашьей злостью. Р’СЃРµ это РЅРµ означает, что идеи Горького следует принимать как руководство Рє действию. Их надо принимать Рє сведению — Рё особенно РІРѕ времена, РєРѕРіРґР° скотское состояние объявляется единственно достойным, Р° любая попытка переустройства РјРёСЂР°, РїРѕ мнению большинства, РїСЂРёРІРѕРґРёС‚ Рє колючей проволоке. Горький-публицист — отличный писатель для тех, кто утратил смысл жизни Рё боится назвать вещи СЃРІРѕРёРјРё именами. РќР° его идеях радикального переустройства жизни выросли отнюдь РЅРµ последние СЂСѓСЃСЃРєРёРµ писатели, одинаково далекие Рё РѕС‚ христианской, Рё РѕС‚ атеистической традиции: это РІ первую очередь Варлам Шаламов, унаследовавший Сѓ Горького РјРЅРѕРіРёРµ взгляды (например, Рѕ физическом труде как проклятии, Рѕ культуре как единственной альтернативе зверству), Р° отчасти Рё Леонид Леонов, РІ «Пирамиде» РїСЂСЏРјРѕ говорящий Рѕ необходимости пересоздать Рё общество, Рё самого человека.

 

 

Что стоит читать у Горького?

Условимся, что речь у нас не о программе, а о самообразовании, выборе для личного пользования; Горький — писатель полезный, в том смысле, что учит — как всегда и мечтал — деятельному отношению к жизни. Проповедь терпения он яростно отвергал как вредную в российских условиях. Горький мастерски вызывает отвращение, презрение, здоровую злобу — разумеется, у читателя, который вообще способен выдержать такую концентрацию ужасного. Это писатель не для слабонервных, но тем, кто через него прорвется, он способен дать мощный заряд силы, а пожалуй что и надежды: всё по его любимцу Ницше — «что меня не убивает, делает меня сильнее».

Из раннего, пожалуй, стоит читать почти РІСЃРµ, Р·Р° исключением весьма наивных аллегорий Рё так называемых романтических рассказов РІСЂРѕРґРµ «Старухи Изергиль». Впрочем, СЏ посоветовал Р±С‹ Рё ее — РЅРµ ради легенд Рѕ Данко Рё Дарре, Р° ради исповеди самой старухи, парадоксально сочетающей РІ себе Рё гордыню Ларры, Рё альтруизм Данко. «Однажды осенью», «Супруги Орловы», «Двадцать шесть Рё одна» — хороши безоговорочно. Горьковская крупная РїСЂРѕР·Р° — РґРѕ «Самгина», Рѕ чем речь отдельная,— лишена всего того, что делает роман романом: лейтмотивов, музыкальных повторов Рё чередований, композиционных «сводов» Рё «замков», которыми так гордился РІ «Карениной» лучший СЂСѓСЃСЃРєРёР№ романист Толстой. Лишен Горький Рё толстовского дара параллельного развертывания нескольких сюжетов — сюжет всегда РѕРґРёРЅ, РїСЂСЏРјРѕР№, как дерево, Рё крутится РІРѕРєСЂСѓРі протагониста. Если «Мать», так СѓР¶ РІСЃРµ глазами матери, если «Фома Гордеев» — то РІСЃРµ через Фому, Рё даже если «Трое», то РёР· всех троих автора интересует РѕРґРёРЅ Илья Лунев. Это делает романы Горького плоскими, монотонными, механистичными — РЅРµ сказать чтобы РѕРЅ РЅРµ пытался СЃ этим бороться, сочиняя, допустим, «Городок РћРєСѓСЂРѕРІВ», РіРґРµ вместо истории очередной неудавшейся жизни предпринята попытка панорамы выдуманного среднерусского РіРѕСЂРѕРґР° СЃ его ремеслами, поверьями Рё С…СЂРѕРЅРёРєРѕР№, несколько напоминающей щедринскую; критика приветствовала эту попытку отойти РѕС‚ шаблона, РЅРѕ «Окуров» остался РІ РіРѕСЂСЊРєРѕРІСЃРєРѕРј творчестве отрадным исключением. Лучший его роман — «Жизнь Клима Самгина» — написан точнее, экономнее, чище, РІ лучших его страницах чувствуется новая, европейская выучка, отход РѕС‚ неряшливого, одышливого многословия СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ беллетристики, всегда говорящей словно СЃРєРІРѕР·СЊ Р±РѕСЂРѕРґСѓ или СЃ полным ртом; однако композиционный механизм этой РїСЂРѕР·С‹ остается удивительно примитивным — протагонист РЅРёРєСѓРґР° РЅРµ девается, РјС‹ так Рё смотрим РЅР° РјРёСЂ его глазами, Рё внутренний РјРёСЂ прочих героев — Лютова, Макарова, Туробоева, Варвары, прелестной Лидии Варавки — остается нам недоступен, РІ лучшем случае РѕРЅ реконструирован недобрым СѓРјРѕРј Самгина. Что-то есть удивительное РІ неспособности Горького построить нормальный полифоничный роман, РІ котором слышалось Р±С‹ несколько голосов сразу; допустим, РІСЃРµ герои Достоевского разговаривают одинаково, словно РІ горячечном бреду, РЅРѕ бред РїРѕ крайней мере Сѓ каждого СЃРІРѕР№, Рё «Преступление Рё наказание» — РЅРµ «Жизнь РРѕРґРёРѕРЅР° Раскольникова», как непременно получилось Р±С‹ Сѓ Горького, Р° крепкая фабульная конструкция, увиденная СЃ нескольких возможных точек зрения. Горькому РґРѕ такого многоголосия далеко — РѕРЅ прирожденный новеллист, Рё потому романы его стоит читать лишь тому, кто прицельно интересуется историей СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ литературы или особенностями провинциальной (как правило, приволжской) СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ жизни рубежа веков. «Самгина», однако, читать нужно любому, РєРѕРјСѓ интересна русская жизнь (идейная, политическая, религиозная) первых двадцати лет XX века; заклейменный РІ романе тип интеллигента, чей вечный лозунг «Мы говорили» — цитата РёР· совместной пародийной пьесы Горького Рё Андреева — безусловно актуален Рё, пожалуй, бессмертен (почему Горький Рё РЅРµ РјРѕРі закончить роман: Самгин никак РЅРµ убивался). Вероятно, «Жизнь Клима Самгина» — лучший, самый исчерпывающий РІ СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ литературе текст РѕР± этом бесплодном типаже, вечно критикующем всех — исключительно ради самодовольства, Р° РЅРµ для дела,— РЅРѕ категорически РЅРµ СЃРїРѕСЃРѕР±РЅРѕРј ничего предложить самостоятельно. Сегодня время Самгиных, как всегда РІ СЌРїРѕС…Сѓ упадка, Рё чтение этой РєРЅРёРіРё СЃРїРѕСЃРѕР±РЅРѕ сильно утешить читателя; разговоры Рѕ скучности Рё монотонности романа ведутся давно, РЅРѕ слухи эти преувеличены — для подростка «Самгин» вообще кладезь СЏСЂРєРёС… эротических впечатлений, поскольку здесь Горький откровенен как РЅРёРєРѕРіРґР°. Вероятно, самая сексуальная героиня СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ РїСЂРѕР·С‹ — Лидия, хотя недурна Рё Алина Телепнева.

Отдельно стоит сказать Рѕ драме «На дне». Р’ СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ литературе РґРІР° бесспорных шедевра, вдохновленных РЅРµ столько даже полемикой СЃ Толстым, сколько личным раздражением против него (РїСЂРё том что РѕР±Р° автора ставили его как художника бесконечно выше всех — Рё СѓР¶ СЏРІРЅРѕ выше себя,— Р° смерти его боялись, как утраты отца, Р° может, Рё как утраты Бога, Рѕ чем говорили Рё Горький, Рё Чехов). Речь Рѕ «Палате номер шесть» Рё Рѕ пресловутой ночлежной пьесе Горького, которая была, пожалуй, даже актом личной мести: первый СЌСЃРєРёР· пьесы — РІ которой еще РЅРµ было никакого Луки, Р° просто люди РґРЅР° сначала мучили РґСЂСѓРі РґСЂСѓРіР° РІ ночлежке, Р° потом СЃ первым днем весны расцветали Рё умилялись,— вызвал Сѓ Толстого раздражение Рё непонимание. Зачем РЅР° этом фиксироваться, РЅР° это смотреть?! РўРѕРіРґР° Горький ввел РІ пьесу «утешителя» — опытного, хитрого старичка, странника Луку, который, РїРѕ собственному его определению, «утешает, чтобы РЅРµ тревожили РїРѕРєРѕСЏ РєРѕ всему притерпевшейся холодной души». Такой — холодной Рё всезнающей — считал РѕРЅ душу Толстого, Рё проповедь его — РЅРµ столько утешительскую, сколько примирявшую СЃ жизнью — объявлял рабской РїРѕ сути, лживой, отвлекающей человека РѕС‚ истины Рё Р±РѕСЂСЊР±С‹. Р’ Луке есть толстовские черты — афористичность, лукавство (отсюда Рё РёРјСЏ), убедительность проповеди, даже, пожалуй, Рё человечность, РёР±Рѕ ему жалко Рё актера, Рё больную РђРЅРЅСѓ; Лука отважно Рё весело унижает власть, бесстрашно СЃРїРѕСЂРёС‚ СЃ нею («Земля-то РЅРµ РІСЃСЏ РІ твоем участке поместилась, осталось маленько Рё опричь его»),— Рё вообще РѕРЅ, как Рё Толстой РІ изображении Горького, РїРѕС…РѕР¶ РЅРµ то РЅР° хитроватого селянина, РЅРµ то РЅР° древнее языческое божество, маленькое, кроткое СЃ РІРёРґСѓ, РЅРѕ сильное. Однако проповедь Луки, РїРѕ мысли Горького, РЅРёРєСѓРґР° РЅРµ годится, Рё РѕРЅ противопоставляет ему Сатина — падшего ангела, просвещенного Челкаша. Сама эта схема сегодня мало РєРѕРіРѕ волнует, РЅРѕ РѕРЅР° продуцирует несколько сильных драматургических С…РѕРґРѕРІ; мастерство Горького-драматурга здесь особенно очевидно — между Лукой Рё Сатиным РїСЂРѕРёСЃС…РѕРґРёС‚ РІ пьесе всего РѕРґРёРЅ незначащий обмен репликами; главные оппоненты РЅРµ разговаривают, РЅРµ СЃРїРѕСЂСЏС‚, практически РЅРµ пересекаются, СЃРїРѕСЂ РёС… — заочный. Удачны тут Рё прочие персонажи — особенно Бубнов СЃ его отчаянной (Рё рушащейся РІ финале) надеждой покинуть «дно». Что РґРѕ прочих пьес Горького, среди РЅРёС… особенно удачен «Старик» — мрачная, СЃ элементами готики история запоздалого мстителя: тут СЏСЂРєРѕ выведен ненавистный Горькому тип человека, носящегося СЃРѕ СЃРІРѕРёРј страданием, уважающего себя именно Р·Р° него,— сам РѕРЅ отнюдь РЅРµ думал, что страдания следует носить как медаль Рё скорее стыдился негативного опыта, хотя, думается, Рё себя подчас ловил РЅР° преувеличении собственных бедствий, Рё РІ образе Старика, одержимого местью, отчасти СЃРІРѕРґРёР» счеты СЃ СЃРѕР±РѕР№. Эта пьеса увлекательна Рё остра, есть РІ ней напряжение Рё копящийся ужас, РЅРѕ тут как раз РЅРµ оказалось спасительного «доворота» — фабула разрешается искусственно Рё преждевременно; думается, РѕРЅ Р±С‹ еще вернулся Рє этой идее. РҐРѕСЂРѕС€ также «Егор Булычов Рё другие» — сильная пьеса РѕР± умирании, РѕР± РѕРґРёРЅРѕРєРѕР№ Рё трагически мощной фигуре, отважно РЅРµ желающей мириться СЃ общей участью. Вычитывать РІ этой вещи классовые мотивы — насчет обреченности СЂРѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕРіРѕ уклада, насчет революционных перемен Рё С‚.Рґ.— РЅРµ стоит: это попытка свести счеты СЃ собственной смертью. РќРµ Р·СЂСЏ Горькому незадолго РґРѕ смерти представлялось, что РѕРЅ «спорит СЃ Богом». Рћ том, насколько плодотворен этот СЃРїРѕСЂ,— можно спорить, РЅРѕ стоит помнить фразу Ренана Рѕ хуле мыслителя, которая угодней Богу, чем корыстная молитва пошляка.

Разумеется, Горький — писатель РЅРµ для всех, Рё более того, для немногих. РќРѕ если есть РІ СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ литературе рассказ, который стоило Р±С‹ рекомендовать всем, рассказ сильный, подлинно великий Рё РІ высшей степени душеполезный,— то это «Мамаша Кемских», страшный Рё трагический РіРёРјРЅ материнству. Эти три странички гарантировали Р±С‹ Горькому бессмертие, даже если Р±С‹ РѕРЅ РЅРµ написал ничего РґСЂСѓРіРѕРіРѕ. Этот текст — наряду СЃ «Отшельником», «Караморой», очерком «Страсти-мордасти» Рё несколькими главами «Самгина» — обеспечит Горькому благодарных читателей даже тогда, РєРѕРіРґР° идейные СЃРїРѕСЂС‹ РІРѕРєСЂСѓРі него затихнут Рё СѓР№РґСѓС‚ РІ прошлое. Впрочем, учитывая цикличность СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ истории, полное РёС… утихание ему тоже РЅРµ РіСЂРѕР·РёС‚.

Дмитрий Быков

Броненосец «Легкомысленный»

Анатолий Луначарский (1875—1933)

 

Р’ воспоминаниях Натальи Розенель — второй жены, посредственной актрисы, иудейской красавицы — содержится эффектная деталь: РєРѕРіРґР° Луначарский умирал, французский врач для стимуляции сердечной деятельности рекомендовал шампанское. Поднесли РІРёРЅРѕ РІ столовой ложке, Луначарский брезгливо отказался:

— Шампанское я пью только из бокала!

Пока искали бокал, он и умер, перед самой смертью сказав:

— Не думал, что умирать так больно.

В детстве, при первом чтении розенелевских мемуаров, мне этот эпизод казался свидетельством невыносимого позерства; теперь не кажется. Правильно он все сделал. Жест — великое дело, позерство на одре — высшая форма презрения к гибели, завет наследникам, почти подвиг. Тома его лекций, предисловий, речей и пьес читать неловко, почти все осталось в своем времени, если и мелькнет точная и нестандартная мысль, то немедленно исчезает под ворохом мишуры. Трескотня, склонность к эффектным и поверхностным обобщениям, упоение яркой фразой — все это мгновенно узнаваемые приметы его стиля. И все-таки, при всех этих закидонах, при несомненной ораторской монотонности и страсти к дешевым эффектам, он был лучшим советским министром культуры и просвещения, идеальным наркомпросом. «В белом венчике из роз Луначарский-наркомпрос»,— дразнил его Маяковский. Вообще только ленивый из числа художников не прохаживался по нему, что в глаза, что за глаза; он все терпел. И при этом отнюдь не был рохлей, линию свою гнул железно, не боялся ставить на место того же Маяка, и бешеные, срывавшиеся на крик споры не мешали им дружески играть на бильярде, причем Луначарский героически старался, хотя играл классом ниже. Маяковский входил в пятерку лучших бильярдистов Москвы. Недаром Уткин гордился: «Я плаваю, как Байрон, и играю на бильярде, как Маяковский!», на что Луначарский добродушно поддевал его: «Но стихи-то?!»

Он был вообще человек остроумный, что как-то не особенно заметно в его теоретических работах и почти не отразилось в пьесах, действительно очень дурновкусных. Но срезать умел не хуже Маяка, шутки которого часто портит грубость. (Луначарский на одном из диспутов: «Сейчас Маяковский разделает меня под орех!» — на что Маяковский хмуро басит: «Я не деревообделочник». Это, вообще говоря, хамство, хоть и эффектное.) Наркомпрос действовал тоньше. Допустим, во время пресловутых диспутов с Введенским, послуживших поводом для дюжины анекдотов (типа: диспут Луначарского с митрополитом Введенским на тему «Был ли у Христа-младенца сад?»), Введенский произносит коронную фразу: «Ладно, будем считать, что я создан Господом, а вы, если так настаиваете, произошли от обезьяны». Аплодисменты. Луначарский, спокойно: «Давайте. Но, сравнивая меня с обезьяной, каждый скажет: какой прогресс! А сравнивая вас с Богом? Какой ужасающий регресс!» Овация.

Разговоры Рѕ его графоманстве давно набили РѕСЃРєРѕРјРёРЅСѓ, РЅРѕ, РїРѕ-моему, лучше министр культуры, пишущий графоманские пьесы, нежели РЅРµ пишущий никаких. Есть что-то провиденциальное, промыслительное, как сказал Р±С‹ РїРѕРї,— РІ том, что первым советским министром культуры Рё просвещения был человек СЃРѕ всеми писательскими комплексами (самолюбованием, мнительностью, болезненным вниманием Рє чужим слабостям), РЅРѕ без большого писательского таланта. Р’ силу комплексов РѕРЅ хорошо понимал художников; РІ силу малой одаренности РѕС‚ его перехода РЅР° административную работу РЅРё драматургия, РЅРё критика РЅРµ пострадали. РџСЂРё этом критик РѕРЅ был как раз ядовитый, РЅРµ без таланта, чего стоит отзыв Рѕ РєСѓРїСЂРёРЅСЃРєРѕРј «Поединке», РіРґРµ метко Рё лихо раздраконен Назанский. Понимая СЃРІРѕСЋ высокопарность Рё часто моветонность, РѕРЅ РЅРµ щадил Рё чужой. Потом, почти РІСЃРµ отмечали его способность часами говорить без подготовки РЅР° любую тему: ему Р·Р° это доставалось РѕС‚ большинства современников Рё подавно РѕС‚ потомков, РЅРѕ СЏ Рё РІ этом РЅРµ вижу ничего РґСѓСЂРЅРѕРіРѕ. Министр просвещения обязан уметь без подготовки сказать красивую речь. Риторика — РЅРµ последняя наука для государственного деятеля. Выпусти РЅР° трибуну СЃ экспромтом любого современного министра, так максимум того, РЅР° что РѕРЅРё СЃРїРѕСЃРѕР±РЅС‹,— славословия Первого Лица. Луначарский, кстати, РЅРµ боялся спорить СЃ Лениным, РЅРё РІ десятые, РЅРё позже.

РћРЅ любил публичные РґРёСЃРєСѓСЃСЃРёРё, диспуты, СЃРёРјРїРѕСЃРёРѕРЅС‹ — чем выгодно отличался РѕС‚ всех будущих советских Рё СЂРѕСЃСЃРёР№СЃРєРёС… начальников просвещения Рё культуры. Вообразите публичный РґРёСЃРїСѓС‚ Демичева, РґР° хоть Р±С‹ Рё РЎРёРґРѕСЂРѕРІР°, РґР° хоть Р±С‹ Рё Губенко, СЃ кем Р±С‹ то РЅРё было! РџРѕ стилистике, вероятно, Рє нему ближе всего Швыдкой, недаром РѕР±Р° люди театральные Рё отлично понимают бесперспективность директив применительно Рє актерам Рё прочим сукиным детям. Остальные предпочитали РѕС‚ дебатов воздерживаться, полагая, что знают единственно верные ответы. РќРµ Р·СЂСЏ Сѓ Радзинского РІ РѕРґРЅРѕРј рассказе РЅР° РґРѕРј Рє скульптору является РєРѕРјРёСЃСЃРёСЏ принимать проект мемориала, осматривает СЃРєРѕСЂР±РЅСѓСЋ РРѕРґРёРЅСѓ-мать, открывшую СЂРѕС‚ РІ беззвучном РєСЂРёРєРµ, Рё спрашивает: