Философия Мартина Хайдеггера

Мартин Хайдеггер был привержен к феменологии, будучи учеником ее основателя в Германии Э. Гуссерля. Поскольку философа более всего занимал фундаментальный вопрос о бытии, который он исследовал всю свою творческую жизнь, его следует отнести и к наиболее известным специалистам в области онтологии, т.е. учения о сущем.

Немецкое издание произведений Хайдеггера включает около 100 томов. Среди опубликованных им ранних работ можно выделить в первую очередь «Бытие и время», именно ее появление в 1927 г. приобрело широкую известность не только в Германии, но и в других европейских странах, и ознаменовало возникновение нового направления.

Коренную проблему экзистенциальности человека философ рассматривал через призму отношения «истины бытия к существу человека». Для уяснения сути вопроса вводится понятие «присутствие» или здесь – бытие, наличное бытие. В метафизике это понятие употребляют для того, что «называют также, действительность, реальность и объективность».

Немецкий мыслитель полагал, что «присутствие» это и опыт места, местности истины бытия и его осознание. Экзистирует, существуя, обладая сознанием, только человек, а не скала, не дерево, не лошадь, не ангел и не бог.

«Экзистенциальное существо человека есть основание того, что человек умеет представить сущее как таковое и иметь сознание о представленном». Способ Dasein – экзистенция, в которой воплощается природа и сущность человека.

Философия существования (экзистенциализм) Хайдеггера предполагала включение человека в его общественную среду, определенную историческую эпоху. Сущностный образ эпохи дает философия своим истолкованием сущего и пониманием истины. К сущностным характеристикам Нового времени он отнес пять явлений: науку; машинную технику; искусство как выражение жизни человека; культуру как реализацию верховных ценностей; обезбожение, когда «боги улетучились. Возникшая пустота заменяется историческим и психологическим исследованием мифа».

Хайдеггер указывал на «бытие-в-мире» как интерпретацию экзистенции, основополагающую черту человечного человека .Однако бытие бросило сущего человека в «заботу». Следовательно, мир «есть просвет бытия, в который человек вступает своим брошенным существом». Субъективное бытие человека оказывается одиноким, неустроенным.

Экзистенцию человека невозможно понять вне философии, а ее саму – без человека. Мы в своем философствовании не удостоверны. Философия по своей внутренней природе не обладает этим свойством, «коль скоро она человеческое дело. Философия имеет смысл только как человеческий поступок. Ее истина есть, по существу, истина человеческого присутствия. Истина философствования укоренена в судьбе человеческого присутствия. А это присутствие сбывается в свободе». Так учение о бытии вывело Хайдеггера на теорию познания, авторскую концепцию истины, а через нее - к трактовке свободы человека как фундаментального признака его экзистенции.

Сама она выступает как неподлинная, когда человек поглащается массой, по-своему, анонимно представляющей его индивидуальность. Когда у человека имеется свобода выбора, он ее реализует. Есть, однако, одна возможность, игнорировать которую не дано ни одному живому существу, включая человека. Она становится необходимостью, и это – смерть. Ее осознание исторично и конкретно. Когда человек оказывается в пограничной ситуации между жизнью и смертью и осознает невозможность дальнейшего существования, он обретает свое подлинное бытие. Человек становится свободным от другого выбора перед лицом собственной смерти. Бытие – к -смерти выступает как одна из основных форм подлинной экзистенции.

Хайдеггер в своем главном труде «Бытие и время» подчеркивал, что субстанция человека «есть не дух как синтез души и тела, но экзистенция». А неподлинность индивидуального человеческого существования он детерминировал наличием в обществе мрачного «господства других».

Данное господство он выразил в анонимной форме посредством выдвижения обобщенной фигуры «Человек», которая устанавливает собственную диктатуру над индивидами, подавляя их свободу, волю и т.п. Хайдеггер писал, что «Человек» не есть «ни тот, ни этот, ни оно само, и не единственный и ни сумма других». По существу, этот образ – слепок с реальной жизни подлинных отношений людей в тоталитарном и авторитарном государстве.

у Хайдеггера речь не идет о человеке как субъекте, сознании, направленном на объект. Он отвергает гносеологизм новоевропейской философии, который ведет к рассмотрению вопроса о бытии исходя из познающего субъекта и в результате к замене бытия сущим, например наличностью геометрии у Декарта. Вместо анализа структур сознания Хайдеггер проводит анализ структур бытия человека. Dasein, сущее, которое "всегда мы сами", место обнаружения бытия, а его сущность – экзистенция, которая является его исключительной особенностью, "онтологическим преимуществом", состоящим в "экстатическом стоянии в истине бытия", в "выступании в истину бытия", которые суть те предварительные онтологические структуры, на основе которых и возможен познавательный опыт в том виде, в котором он присутствует в концепциях позитивизма, неокантианства, в исследованиях "наук о духе" и т.д. Например, философ пишет, что в герменевтике Dasein коренится герменевтика "в производном смысле", как методология историографических наук о духе, так как аналитика Dasein разрабатывает, в том числе, вопрос об историчности Dasein как условии возможности историографии.

В процессе экзистенциального анализа Хайдеггер выявляет все более глубокие смысловые определения Dasein. Эти определения относятся к двум видам – экзистенциалам и категориям. Онтологические определения Dasein называются экзистенциалами, онтические определения любого сущего, в том числе человека (высокий, пугливый) – категориями. Экзи- стенциалы не могут выводиться из конкретно-научных знаний (антропологий, психологии, биологии и т.д.), поясняет Хайдеггер, так как это конкретные, онтические науки. Экзистенциалы выявляются в опыте феноменологического усмотрения, описания смыслового содержания экзистенции. Это описание, однако, обращено к обычному оптическому опыту и, согласно требованию феноменологического метода, выявляет его априорные структуры. Так, нельзя дать строгого аподиктического (феноменологического) описания тревоги, не имея ее в своем опыте.

 

Важнейший исходный экзистенциал, введенный Хайдеггером, – бытие-в-мире – свидетельствует о полном разрыве философа с "философией сознания" и отрицании трансцендентальной редукции Гуссерля. В этой редукции как раз фактический опыт человека в мире "заключался в скобки", чтобы найти внутренний опыт чистого сознания. Для Хайдеггера мир, фактичность экзистенции неотчуждаемы, даже в возможной постановке под вопрос своего бытия-в-мире этот мир остается негативной границей. Любое отношение человека к миру, в том числе познавательное, возможно потому, что человек уже есть в мире и как экзистенция осуществляет его дорефлексивное понимание. Следовательно, понятие трансцендентального субъекта, трактуемое Гуссерлем как абсолютная основа любого смысла, – несостоятельная абстракция.

Бытие-в-мире – это "ближайший", дорефлексивный способ существования в мире обыденной повседневности, где человек окружен подручностями и другими людьми. Подручности, в отличие от объектов теоретического созерцания, являются средствами осуществления практического поведения человека. Это материал, из которого ремесленник мастерит изделие, молоток, которым орудуют. Именно так, в опыте непосредственного практического усмотрения, даны нам в онтологическом понимании вещи мира. Философ пишет, что подручности, не являясь объектами теоретического отношения, все же имеют собственный способ усмотрения для человека как средство "для того чтобы". Ряд философов (П. Рикёр, Э. Левинас) увидели здесь материализм хайдеггеровской концепции бытия-в-мире. Следует тут же отметить, что в описании мира как практически понятного Хайдеггер во многом опирается на рассуждения Аристотеля. Вообще есть основания полагать, что труд "Бытие и время" заменил планировавшуюся ранее Хайдеггером работу об Аристотеле.

 

В "Никомаховой этике" Аристотель выделяет пять различных складов души, в которых она достигает истины: искусство, паука, рассудительность, мудрость, ум. Все пять, по Аристотелю, причастны истине. Великий грек не сводил, таким образом, истину к ее логической форме. У Хайдеггера за анализом экзистенции, повседневного бытия человека в мире, стоит аристотелевский анализ фронесиса – практической рассудительности. Гадамер был прав, когда писал, что, обратившись к аристотелевскому понятию "практического знания", укорененного в конкретной экзистенциальной ситуации и предваряющего объективное знание в научном смысле, Хайдеггер впервые решительно дистанцировался от "философии как строгой науки".

Далее философ рассматривает в бытии-в-мире сам способ разомкнутости (бытис-в) экзистенции и формулирует три важнейших ряда экзистенциалов. Во-первых, разомкнутость означает всегда определенную расположенность, настроенность экзистенции, которая конкретизируется с помощью экзистснциала заброшенности – помещенности человека в фактическую раскрытости мира (уже-бытие-в-мире). Здесь человек понимает свою жизнь как не им выбранную, уже заданную обстоятельствами. Во-вторых, к структуре бытия-в принадлежит понимание, в котором экзистенция задает значения сущим. Обращение к сущим не обязательно артикулируется в высказывании, это допредикативное видение и толкование. Хайдеггер критикует гуссерлевское представление о чистом восприятии как прямом доступе сознания к предмету: предмет в опыте сознания заранее задан понятностью в экзистенциальном опыте. В выборе значений экзистенция обнаруживает себя как свободу. Оказывается, что Dasein вручено самому себе, и в выборе себя направлено на свое будущее (вперед-себя). В-третьих, понимание выговаривается в речи. При этом речь как артикуляцию понимания бытия следует отличать от болтовни среднего человека, проговаривающего общепринятые мнения.

 

Анализу временного характера экзистенции посвящен следующий раздел книги, где философ описывает два способа временения Дазайн: собственный и несобственный. В собственном временении Дазайн в понимании набрасывает собственную бытийную возможность, ставит под вопрос свое собственное бытие и переживает ничто бытия. Эта постановка себя под вопрос возможна, поскольку Dasein конечно: в забегающей решимости экзистенция обнаруживает себя как возможное ничто, или как бытие-к-смерти. Исходя из собственного будущего, специфически окрашиваются его собственное настоящее, которое видится как миг, в котором открывается будущее, и прошлое – как возобновление бытийной способности бытия-к-смерти. В несобственном временении Дазайн озабочивается настоящим устроением, будущее получает смысл ожидания повторения настоящего, а прошлое выступает как забытость собственного смысла Дазайн. Модус прошлого временения кратко рассмотрен Хайдеггером, главным образом он касается проблематики деструкции истории онтологии. Есть собственное и несобственное прошлое, к первому относится традиция понимания бытия во времени, ко второму – различные "истории бытия" в гегелевской, неокантианской историографии и т.д.

"Поворот" Хайдеггера в 1930-е гг. не означал отказа от экзистенциального анализа, поскольку с самого начала он задумывался как предварительный и проводился в свете главного вопроса бытия как такового. Однако теперь философ ищет новые подступы к бытию, радикально отличные от всей традиции метафизики. Во-первых, бытие рассматривается в его истории. История бытия трактуется как его забвение, о котором свидетельствует метафизика. Во-вторых, Хайдеггер ставит вполне конструктивную задачу– найти "мысль бытия", предполагающую особый способ доступа к бытию. Философ обращается к языку мифа и поэзии, который хранит бытие, в отличие от языка научно-технической цивилизации, порожденной метафизикой. Поэт слышит голос бытия, мыслит бытие доконцептуальными средствами языка поэзии. Искусство открывает истину бытия, а философ эксплицирует глубинный онтологический смысл поэтического мышления. Хайдеггер переосмысливает феноменологический метод, обращаясь вновь к древнегреческой мысли. На семинаре в Церингене, толкуя Парменида, он развивает идею о мышлении как пути, который нацелен на то, что не обнаруживается научной теорией с ее понятиями, но все-таки видимо для феноменолога.