Возникновение христианства 2 страница

Многие слова потеряли изначальный смысл. Например, hypocrite из актера превратился в лицемера.

Ряд слов допускает неоднозначный перевод. Например, обращение «Господь» к Иисусу может быть переведено и как «господин».

Все это делает перевод Евангелий (даже на современный греческий) в определенной степени условным.

 

В книге использованы привычные транслитерации имен и географических названий. Это сделано исключительно с целью удобства чтения. Сегодняшний читатель будет спотыкаться, встречая Иешуа га-Ноцри, Шимон Кифа и Саул вместо Иисуса Назаретянина, Петра и Павла. Одновременно я стараюсь избегать и другой крайности, оставив, например, Иоанна и Стефана вместо Ивана и Степана.

 

Основным источником канонических переводов до 18-го века является первая печатная греческая Библия, подготовленная Эразмом Роттердамским. Немедленно после опубликования, в ней были обнаружены ошибки, опечатки, пропуски почти на каждой странице. Дж.Милл насчитывает около 30,000 отклонений текста Эразма от других изданий. Пробелы плохого греческого оригинала 12-го века Эразм восполнял вольным обратным переводом с латинского. Вслед за первым изданием вышли несколько исправленных, в том числе приводящих иной текст других греческих манускриптов.

 

В 18-м веке текст Эразма был сильно исправлен на основе более ранних греческих изданий (хотя сам текст оставался каноническим вплоть до 20-го века), однако открытым остается вопрос, насколько обоснованно редакторы отдавали предпочтение тем или иным версиям. Довольно много текстов сохранилось от 4-го века, на пороге и после канонизации. Только несколько уцелевших фрагментов датируются 2-м веком, и тексты их сильно различаются. Различие усугублялось в период до 4-го века с появлением трех основных групп текстов: Антиохийской (и Константинопольской), Египетской и Оригена. Канонические тексты 4-го века несут уже все те искажения, о которых упоминали Цельсий, Порфирий и другие антихристианские авторы. Именно эти искажения были в дальнейшем зафиксированы.

 

Объем различий огромен: современный текст Joint Committee of United Biblical Societies (UBS) совпадает с основными греческими текстами (Tischedorf и Westcott & Hort) от 52% (Откровение Иоанна), 56% (Евангелия), до 77% (Послания Павла). Конечно, основная часть из них – незначительные расхождения. Но даже по самым оптимистичным подсчетам, не менее 5% текста расходится в вопросах доктрины[4]. И эти 5% легко могут оказаться той ошибкой, которую конкретный христианин сегодня допускает в вопросе своего спасения. И даже эти оптимистичные 5% возникают при сравнении с сильно искаженными текстами 4в. с некоторой поправкой на более ранние манускрипты (в основном, Sinaiticus) сомнительной датировки, происхождения и достоверности. Следует отметить, что версия UBS составлена на основе текстов 3-5в.в.: после разделения христианства и иудаизма, после подавления крупных ересей, после канонизации.

R.Swanson в The New Testament Greek Manuscripts приводит массовые различия между наиболее авторитетной версией Codex Vaticanus и папирусов и цитат.

 

Насколько различия существенны? Приведу одиозный пример текстуального, даже не смыслового, различия. Традиционное «Не можете служить Б. и маммоне» в популярной редакции Funk заменено на «Не можете служить Б. и банковскому счету».

 

Недавнее открытие папируса P⁷⁵ (предположительно начало 3в.), хорошо согласующегося с Codex Vaticanus (4в.), отнюдь не доказывает древности исходного текста. Вполне рациональна гипотеза о том, что Vaticanus был составлен с одной из популярных версий текста, позднее канонизированной, и совпадающей с версией P⁷⁵. Иначе говоря, существование текста в 3в. отнюдь не означает его аутентичности или даже исключительности в 1в.

 

Изрядно иная версия Нового Завета содержится в Западном тексте. Эта версия датируется началом-серединой 2в. и цитируется в гармонии Diatessaron Тациана. Следует ли использовать наиболее древний текст (возможно, искаженный) или несколько более поздний текст (также, возможно, искаженный по сравнению с оригиналом или прототекстами, но), более близкий к каноническому? Следует ли предпочитать сирийские и латинские переводы более ранних версий более поздним (и более близким к каноническим) греческим версиям? Вопрос отнюдь не носит теоретического характера, если учесть, что Западные тексты носят выраженный иудейский характер.

 

Число существенных (влияющих на смысл тезисов) различий измеряется десятками. Если требовать более точного совпадения, мы говорим уже о сотнях версий. Таким образом, каждый христианин может выбрать себе ту или иную редакцию по вкусу.

Никому не пришло бы в голову покупать чайник, к которому прилагается сотня взаимно противоречивых инструкций. Но ведь в христианстве именно это и происходит. Верующие либо привязываются к той или иной (заведомо во многих местах неправильной) редакции, либо формулируют собственную теологию и подбирают под нее наиболее подходящую редакцию текста.

Но тогда следует признать, что канонические тексты не имеют особого значения. Не только в силу различия редакций, но и вследствие массированных (признаваемых даже апологетами) фальсификаций и откровенных мифов.

Канонические тексты ничего или почти ничего о христианстве достоверно не рассказывают. Применимость апокрифы и, тем более, сектантской литературы жестко оспаривается церковью. Тогда что же такое это христианство, о котором (почти) ничего не известно? Концепции даже философов не принимаются на веру. Тем более, не может строиться религия на мнениях тех или иных теологов.

Отметим, насколько по-другому выглядит иудаизм. В канонические тексты не только не вносилось каких-либо исправлений – они переписывались одним и тем же шрифтом, одними и теми же чернилами. Даже в научных изданиях Писания расхождений текста практически не встречается. За исключением одиозных текстов, вроде Самарского папируса, насчитывается не более 150 различных букв. Зачастую они явно видны как ошибки ранних писцов и выявлены в сносках мазоретской редакции. Человек, который обращается к иудаизму, знает, что это такое. Он знает точные тексты и даже канонизированные аллегорические и мистические толкования.

 

Цельсий утверждает, что христианство едва поддается критике, поскольку сами христиане не могут определиться, во что же они верят. Лишь начиная с 4-го века объекты христианской веры были сравнительно зафиксированы. Но даже сейчас остаются разногласия по вопросам, значительно более принципиальным, чем сколько ангелов могут танцевать на кончике булавки: например, православная и католическая церковь не согласны в вопросе о чистилище.

 

Христианские теологи спорили по важнейшим аспектам веры: был ли Иисус богом (Арий), един ли Б. или Иисус представлял другого бога (Марцион), основывается ли христианство на иудаизме (Марцион), верна ли концепция гностицизма (погруженный в зло мир вне прямой власти Б.) Согласие по этим проблемам было достигнуто чисто административными способами. Отсутствие влияния откровения на такие административные решения подтверждается многочисленными противоречиями соборных мнений и откровенным пренебрежением к христианским устоям многих руководителей церкви.

Даже важные для христианства описания рождения и воскрешения Иисуса разнятся до степени прямого противоречия Евангелий друг другу. Св.Епифаний, епископ Саламиса, в Panarion51:17-18 описывает «других евангелистов», которые, в отличие от Иоанна, утверждают, что Иисус бежал от Ирода в Египет, а потом вернулся в Назарет, затем крестился и жил в пустыне (искушение дьявола). В дошедших до нас текстах бегство от Ирода описывает только Матфей.

 

Столкнувшись с очевидными противоречиями Евангелий, христианские теологи выдвинули гипотезу о том, что христианство должно рассматриваться как публичная мистерия. Тогда тексты Евангелий нужно анализировать в их глубинном смысле. Это, конечно, выход: на уровне ассоциаций, откровенных фантазий, игры слов, неправильного перевода и передергивания за любым текстом можно увидеть любой смысл. Легко и найти общее начало в совершенно противоположных текстах. С такой позицией спорить невозможно – если принять эту позицию за аксиому. Но тогда и собственно текст Евангелий теряет всякое значение – существенен только глубинный смысл. Если такая неопределенная (реально, отсутствующая) трактовка удовлетворяет христианина, то можно на этом и остановиться. Нас же интересует наличие в христианстве универсальной концепции.

Поскольку христианские проповедники и верующие используют именно буквальный текст, то его критика вполне уместна. Справедливости ради отметим, что, если христиане вдруг массово станут ссылаться именно на усматриваемый ими глубинный смысл Евангелий, пренебрегая формальным текстом, анализ положений этой веры станет невозможным. Впрочем, церковь традиционно рассматривает Евангелия буквально.

Для кого нужны мистические евангелия? Уж, по крайней мере, они бессмысленны для абсолютного большинства рядовых христиан. Учитывая, что мистического смысла им официально не объяснили, во что же в этом случае им верить?

Как возможна мистическая трактовка переводов, когда переводчик на свое усмотрение выбирает одно из множества значений конкретного слова, и подбирает один из многих синонимов нового языка? Важный пример: греческий перевод Iesous имени Joshua. Транслитерация довольно искусственная, с тем, чтобы гематрическое значение имени Иисуса было 888, сумма букв греческого алфавита. Аналогично, имя Петра Cephas дает значение 729, число дней и ночей в году. Но Иисус вряд ли разговаривал с учениками (рыбаками) по-гречески, тем более с учетом пифагорейских традиций. Соответственно, с высокой вероятностью можно полагать, что даже имена в Новом Завете искажены.

 

Мистическая трактовка канона, хотя и устраняет противоречия, традиционно не приемлется церковью. Признание буквального несоответствия Евангелий, вкупе с возможностью их согласования на уровне мистицизма, было, видимо, основной причиной конфликта христианства с Оригеном (раннее его отлучение за проповеди без сана было обычным делом в тогдашнем христианском обществе). Кстати, Ориген объяснял текстуальные различия тем, что святой дух приспосабливал форму своих откровений к разным потребностям разных апостолов. Но как могло такое приспособление порождать различные факты?

Св.Августин несколько модифицировал эту идею, предположив, что иногда евангелисты имели в виду нечто другое, чем писали. Например, Матфей, предположительно писавший на иврите, использовал традиционные литературные обороты. Но откуда Матфей, сборщик налогов, мог быть знаком с литературными приемами?

 

Thiering полагает, что Евангелия и Деяния написаны в технике pesher, в них закодированы пророчества, аналогично тому, как закодированные послания (например, в отношении Иисуса) выискиваются у пророков – сомнительная теория. Аллегория и символизм, конечно, присутствуют. Так, Павел описывает этот прием в Гал4:24. Однако едва ли в этой технике написаны Евангелия. Ведь даже притчи обычно вполне прозрачны. В любом случае, при компилировании прототекстов в Евангелия литералисты выхолостили не то что код, но и просто второй смысл аллегорий.

Wajyikra r.1: «Исторические описания приведены в Библии только для их интерпретации». Предполагая преемственность христианства от иудейской традиции, нельзя отказать Евангелиям в таком же подходе. Но ведь это вовсе не означает, что сами описания могут быть недостоверными или противоречивыми. Только то, что они могут иметь мистическое значение.

Почти все секты иудаизма использовали мистическое толкование. Возможно, это связано с ограниченностью числа исходных текстов: иудеи не могли создавать новые тексты (псевдоэпиграфия обычно носила вспомогательный характер), но должны были трактовать канон. В некоторых случаях мистический смысл придавался намеренно, чтобы предотвратить злоупотребление текстами со стороны безответственных или неподготовленных людей.

 

Мистическая трактовка может объяснить все, что угодно, и как угодно. Например, такой казус: историю распятия и воскрешения Иисуса естественно рассматривать как гностическую смерть для возрождения к духовной жизни. Именно так воскрешение рассматривала гностическая традиция. Но, видимо, описание воскрешения в Евангелиях – фальсификация. Хотя мы придумали уже ей отличное мистическое объяснение.

Пойдем дальше. Короткая версия Марка описывает распятие без воскрешения. И этому можно найти хорошее объяснение: ученик не сможет обратиться духовно, если не переступит через мастера. Иначе мастер будет заслонять ему Б. Аналогичный тезис есть в буддизме. И такой истории мы приписали смысл.

Вообще, произвольные аллегорические объяснения не ограничиваются мистицизмом. Например, Тора описывает создание мира за шесть дней. Есть отличное научное объяснение: в силу относительности времени (в зависимости от скорости), при достаточной скорости движения духа (над бездной) шесть дней для него равнялись бы миллиардам лет, которые ученые считают возрастом Вселенной. Инкорпореальность является отличным эквивалентом поля энергии. Отсутствие аспектов и ипостасей можно сравнивать с неопределенностью волны-частицы. Что уже говорить про создание Вселенной: чем оно отличается от Большого Взрыва, когда из бесформенной, вечной, неопределенной, всесодержащей энергии была создана Вселенная? Или, например, ковчег Ноя был не судном, а лабораторным ларем с образцами ДНК тогдашних живых существ. Предполагать можно все, что угодно.

Аллегорическое толкование позволяет придать смысл чему бы то ни было, причем любой смысл. Добавив к этому лютеранскую концепцию индивидуального, без помощи со стороны, познания Библии, мы получаем информацию, которую каждый может понимать, как ему заблагорассудится. Это и неудивительно: аллегорическое восприятие позволяет одному человеку видеть в масляном пятне на поверхности воды разные картины, другому – одну и ту же картину на всех пятнах, третьему – только пятна.

Впрочем, современные апологеты предпочитают иметь лучшее от обеих концепций, трактуя буквально, где возможно, и аллегорически там, где буквальное толкование совсем уж не к месту. Такой подход был бы логичным, если бы мистическое толкование применялось к учению Иисуса, а буквальное – к событиям предполагаемой историчности. Но апологеты не придерживаются такой системы.

 

Необходимо предостеречь от ошибки поиска скрытого смысла. Она особенно распространена среди современных теологов. Евангелисты и Павел были необразованными людьми. Тех тонкостей логики, аллегории и, особенно, филологии, о которых сейчас пишут горы литературы, они просто не могли разглядеть. Вряд ли у них было и современное чувство юмора, основанного на парадоксах, которое часто пытаются приписать Иисусу. Никто из них, перед применением термина, не анализировал его употребление в Торе, иудейской традиции или греческой философии. Никто не пытался придать сокровенный смысл каждому слову, эпизоду и логической связке. Многие слова и концепции они употребляли, не особенно задумываясь, если вообще четко понимая их смысл. Отсюда и противоречия, и ошибки. Их неправильно устранять путем создания настолько сложных теологических и филологических конструкций, что их не поняли бы теологи 18-го века, не говоря уже о евангелистах.

Вероятно, раннехристианские авторы наложили учения языческого мистицизма на историю о проповеднике из Иудеи, о котором не было достоверно известно почти ничего, кроме, видимо, его призывов к покаянию в ожидании грядущего пришествия Мессии. Потом мистические аллегории и тексты-притчи обросли для достоверности придуманными фактами жизни Иисуса. Вряд ли авторы описывали эти события как аллегории – ведь речь шла о совсем недавней истории.

 

Сравнение иудаизма и христианства очень условно. Обе этих религии состоят из множества разных течений зачастую противоположного толка. Внутри каждого из них можно найти какие угодно взгляды. Отсюда непонятно, что с чем сравнивать.

Прежде всего, можно найти в иудейской традиции более или менее точные копии практически всех христианских тезисов и даже эпизодов. В отношении канонического текста это с успехом проделано в Strack-Billerbeck. Что касается апокрифы, мистицизма и иных христианских сект, им также, по-видимому, в полной мере отвечают эквиваленты в иудаизме.

Причина этого состоит в том, что обе традиции (в широком смысле, не обязательно канонизированные) составлялись тысячами самых разных людей с различными взглядами, культурой, образованием на протяжении двух – двух с половиной тысяч лет. Естественно, в таком обилии идей можно обнаружить любую.

Сравнивать между собой каноны тоже не вполне корректно. Победа раввинизма Гиллеля в иудаизме и церковного литерализма в христианстве были в значительной мере случайными событиями. Хотя, конечно, простота и функциональность в обоих случаях сыграли свою роль. Состояние религий в 1-2в.в. наверняка было существенно иным, чем мы сейчас знаем. По меньшей мере, о тогдашнем христианстве мы может только догадываться. Начиная с эпохи Реформации, христианство чересчур отдалилось от католического канона (по крайней мере, его жесткой версии), чтобы рассмотрение его древней и средневековой традиции имело смысл в современном мире.

 

Добавляет сложности и наличие нескольких возможных подходов в толковании. На разных полюсах находится буквальное толкование церкви и мистический pesher иудаизма. Правила доказательств с помощью определенных операций над цитатами из Писания не всегда укладываются в современное представление о корректном анализе текстов.

Соответственно, необходимо в той или иной степени произвольно избрать метод сравнения. Допуская мистическое толкование тезисов и эпизодов, я применяю, тем не менее, несколько ограничений, укладывающихся, похоже, в рамки здравого смысла.

Цитаты должны рассматриваться в контексте. Иначе, очевидно, чем короче цитата, тем более расширяется круг ее применения, и теряется ее специфический смысл. Например, когда христиане ссылаются на пророчества в Писании, желательно видеть совпадение контекста, в котором должны осуществиться эти пророчества (во время войны или мира, всеобщего процветания или торжества Израиля, царем или Мессией, и т.п.) Применимость изолированных фраз к образу Иисуса не рассматривается как доказательство – хотя можно спорить, что этот метод в ряде случаев удовлетворяет аргументации, применяемой для построения halakah.

Мистическое толкование не должно уходить в высоты фантазии, а основываться на теологических представлениях, приписываемых автору текста. Понятно, что в любом тексте, при достаточной свободе мысли, можно увидеть произвольный – и даже заранее заданный – смысл.

Параллели и заимствования из других текстов и, особенно, из традиций окружающих народов, рассматриваются как ущемляющие достоверность изложения. Христианская традиция со времен, как минимум, Юстина, считает языческие аналогии христианских текстов проявлениями дьявольской мимикрии в целях дискредитировать Иисуса до его прихода. Для современного критического восприятия – учитывая, к тому же, слабый авторитет Юстина как теолога – это неприемлемый довод.

Впрочем, здесь возникает чрезвычайно интересная проблема. По современным представлениям, Юстин жил на заре христианства. Фактически, при нем формировалась христианская доктрина и даже Евангелия. Здраво рассуждая, он не мог не знать о том, что параллели с языческими мифами являются прямым заимствованием. Но, вместо того, чтобы внести исправления, отойти от этих параллелей, он начинает весьма вымученно их объяснять. Трудно отделаться от впечатления, что христианские концепции сформировались задолго до Юстина. Это бы сильно нарушило принятую сегодня хронологию раннего христианства.

Как всегда в гуманитарных исследованиях, формальная логика остается недосягаемой. Возможно расхождение с другими авторами в интерпретации текстов, восстановлении событий по их литературным отражениям, оценке вероятности тех или иных обстоятельств. Постоянные указания на соответствующую неоднозначность выводов сделали бы эту книгу нечитаемой, поэтому во многих случаях такие ссылки отсутствуют, но всегда подразумеваются.

 

Пасторали 1 и 2Тимофею, Титу современными теологами однозначно рассматриваются как поздние фальсификации для обоснования позиции римской церкви, видимо, в борьбе с гностиками. 2Фессалоникийцам, Колоссянам, Эфесянам, 2Петра, 2 и 3Иоанна, Иуды большинство теологов также считает подделками. Филологический и контекстный анализ этих работ предпринят рядом авторов, доводы которых здесь вряд ли нужно переписывать. В анализе Посланий, поэтому, я буду лишь вкратце на них останавливаться.

 

В современном мире канонические христианские тексты едва ли могут представлять теологический интерес. Все Евангелия и послания (возможно, кроме некоторых Павла) однозначно признаются псевдоэпиграфией. Причем, за вставками, редактированием и гармонизацией практически невозможно установить не то что оригинальный текст, но даже аутентичную теологию.

Их анализ сводится к критике. Легко доказать, чем они не являются – откровениями. Невозможно установить, чем они являлись изначально, как выглядело христианство. Как тексты многих христианских сект с разными основателями были приняты за вариации текстов одной из них, считавшей Христом именно Иисуса.

Несколько особняком в этом списке стоит Апокалипсис Иоанна. Еще Евсевий считал его фальсификацией. Сегодня теологи практически едины в том, что это иудейская псевдоэпиграфия, немного обработанная христианским редактором. Неудивительно, что ее события концентрируются вокруг города Мегиддо, объекта древних войн армий Египта и Месопотамии, - Армагеддона.

Крайне сомнительно предположение Морозова о том, что Апокалипсис Иоанна описывает астрологическую карту. Не только само сходство образов Иоанна с астрологическими несколько сомнительно. Но какое время описывал Иоанн в астрологической карте? Вряд ли настоящее (для него) - довольно абсурдно датировать апокалипсис настоящим временем, когда он, как заведомо известно Иоанну, не состоялся. По тем же причинам странно (астрологически) датировать апокалипсис и прошедшим временем. Если Иоанн говорил о будущем, то мог ли он рассчитать астрологическую карту? Нет никаких свидетельств такой учености Иоанна. Откровения тут не было уже потому, что так астрологически датированный 395г. апокалипсис не состоялся. Более того, непонятно, какую дату Иоанн имел в виду. Не зная его методов расчета, невозможно определить, астрологическую карту какой даты он составлял. А ошибки расчета могут измеряться столетиями.

 

Собственно, не нужно быть теологом или историком, чтобы убедиться в фальсификации Евангелий. Здравого смысла и минимальной непредвзятости должно хватить.

Евангелия ничуть не похоже на рассказы очевидцев. Они различаются в основных событиях, совпадают в малозначительных эпизодах и отдельных перикопах. Совершенно очевидно, что их тексты формировались из отдельных, произвольно состыкованных, частей, которые каждый евангелист по-своему трактовал, комментировал и снабжал минимальным фоном.

Евангелия просто не построены так, как писал бы ученик о своем божественном учителе. В них нет никаких личных деталей Иисуса как человека, почти никакого фона, на котором разворачиваются события. Без сомнения, не существует мемуаров, написанных в таком стиле.

 

Насколько существенна достоверность текстов? Создавая тексты, претендующие на историческую достоверность, христианство, в некотором роде, построило себе ловушку. Если описываемые события – правда, то этого разумному человеку достаточно, чтобы убедиться в божественности Иисуса, и веры не требуется.

Если достоверность изложения непроверяема, то неизвестно, во что верить: в божественность Иисуса или в достоверность текстов. А если верить в божественность, то на основании чего? И в какой форме она проявилась, если достоверность текстов неизвестна? Еще раз укажем, что верить в то и другое бессмысленно, потому что веры в достоверность текстов достаточно уже для чисто логического признания божественности Иисуса.

Если тексты недостоверны, то во что верить? Ведь тогда об Иисусе ничего не известно вообще. Без текстов, мы даже не знаем, был ли Иисус и что он делал. Более того, даже если верить в Иисуса без Евангелий, то что дальше? Ведь, в отрыве от Евангелий, мы не знаем его учения. Как реализовать в жизни такую веру? И уж, во всяком случае, популяризирующая такие фальсификации церковь не может пользоваться авторитетом.

 

В этой книге анализируется, в основном, Матфей, по следующим причинам. Лука однозначно утверждает, что он не знал Иисуса и пишет на основании дошедших до него текстов. Он нигде не ссылается на полученное им откровение. То есть, его Евангелие является производным от некоторого набора текстов, и теологическое значение его минимально. По крайней мере, приоритет Луки для определения достоверности тех или иных эпизодов значительно ниже, чем когда они описываются учениками Иисуса. Если эпизоды Луки совпадают с описанными Матфеем, то нет надобности заострять внимание на Луке. Если не совпадают, то предпочтение следует отдать Матфею.

Иоанн почти наверняка является поздней псевдоэпиграфией. Глава Ин21, устанавливающая авторство апостола Иоанна, написана позднее основного текста. Рассматривая эллинизмы Иоанна, трудно сомневаться, что это Евангелие написано не иудеем – то есть, не учеником Иисуса.

Марк написан значительно позже описываемых событий человеком, не знавшим Иисуса. Автор Марка не был иудеем и даже не был знаком с иудаизмом, культурой, обычаями иудеев, географией страны. Учитывая многочисленные ошибки Марка в этих вопросах, трудно предполагать достоверность его изложения в других эпизодах Евангелия. Поскольку Петр вряд ли бы излагал Марку, например, географию Иудеи с грубыми ошибками, то необходимо предположить, что многие эпизоды придумал (или заимствовал из недостоверных источников) сам Марк. Если он сознательно фальсифицировал часть Евангелия, то откуда уверенность в том, что он верно передал другую часть? Кроме того, принятие Марка за основу Матфея разрушительно для христианской традиции. Ведь тогда получается, что Матфей не написан учеником Иисуса, а поздно и неправильно переписан с и без того искаженного Марка. Такая себе искаженная редакция крайне сомнительного текста, написанного человеком, не знавшим Иисуса – и не указывавшим, что он испытал откровение. Тогда бы получилось, что сколько-нибудь достоверная текстуальная основа христианства отсутствует вообще. Это явно менее предпочтительная для христианства позиция.

Павел писал, возможно, раньше евангелистов и, по крайней мере, независимо от них. Но Павел, в общем-то, ничего не говорит о предполагаемо историческом Иисусе (кроме, пожалуй, самого общего указания на то, что он был убит). Теология Павла явно не цитирована (вслед за Иисусом), а придумана им самим. По крайней мере, она слишком противоречива, чтобы претендовать на статус откровения. Поэтому у Павла нет ничего полезного для анализа тезисов или действий, приписываемых Иисусу. Впрочем, мы сравниваем теологию Павла и теологию, приписываемую Иисусу евангелистами.

Было бы привлекательно рассматривать Фому, немного почистив его от поздних наслоений. Но Фома не принят в качестве канона, и уже на этом основании любые доводы не были бы приняты христианами. Поэтому я использую Фому, разве только для дополнительных доводов, а не как основной текст.

Матфей написан (согласно традиции) учеником Иисуса. В любом случае, человеком, довольно близким к нему по происхождению, культуре, религиозной основе. Похожее на Матфея евангелие было принято эбионитами – иудейской сектой, наиболее вероятной в качестве прямых последователей Иисуса. По крайней мере, трудно объяснить, как неиудейские секты могли быть ближе к Иисусу, чем эбиониты. Если Матфей окажется недостоверным, то уж тем более недостоверны более поздние тексты.

Конечно, процесс создания религиозного канона был длительным, и отнюдь не сводился к написанию одного источника. Матфей явно и интенсивно заимствует из Луки, который, в свою очередь, заимствует из Фомы. Вероятно, небольшая часть Матфея была его собственным, оригинальным текстом. Позднее, в результате редактирования, он разросся до привычных размеров Евангелия.

 

Еще ожидает своего разрешения проблема стилистики. Не слишком ли хорош стиль Евангелий для необразованных христианских авторов двухтысячелетней давности? Не чересчур ли стиль контрастирует с плохим греческим, тем более в эпоху отличного греческого? Не были ли Евангелия написаны значительно позже: тогда, когда античный греческий язык уже вышел из употребления, а стиль был достаточно развит и распространен?

 

Отметим, что большие сомнения в подлинности текстов возникают не только в отношении чисто религиозных трудов. Историческая литература может являться псевдоэпиграфией в значительно большей степени, чем принято предполагать.

Необходимо отдавать себе отчет в минимальном количестве ранних авторов, чьи труды, предполагается, сохранились до нашего времени. Могли ли их фальсифицировать? Запросто.

Существовали целые мастерские, специализировавшиеся на подделках. Как можно обнаружить такие тексты? Шрифт – его легко подобрать. Вид переплета – тем более. Перекрестные ссылки и упоминания в разных книгах? Творчески настроенные писцы могли их постепенно вносить в отдельные копии, откуда они распространялись. Стиль? Но подделками занимались одаренные литераторы – вспомним туманные претензии в адрес Петрарки. Смысл? Но не следует полагать, что все фальсификаторы так же тупы, как автор «Евангелия от Пилата» (кстати, сколько людей считало его аутентичным). Тем более, чрезвычайно легко было дополнять тексты, внося в них абзацы, эпизоды и целые главы нужного содержания.