Священник Павел Островский
Рассказ «Пять рублей. О прощении длиною в жизнь»
Однажды ко мне на исповедь пришла женщина примерно пятидесяти лет.
Когда она была двенадцатилетней девочкой, из их семьи ушел отец, и на протяжении всей жизни она его за это ненавидела, не общалась с ним.
Он пытался наладить связь с дочерью, но та не хотела идти на контакт, проклинала его, не желала видеть.
Прошло около сорока лет, и её отец умер.
И вот она пришла, стала объяснять: «Я, конечно, понимаю, что это плохо, но до сих пор продолжаю обижаться на него».
Я ей отвечаю стандартно: «Старайтесь молиться, каяться, всё-таки злопамятство — это не очень хорошо».
Рассказав про отца, она начала вспоминать своё детство, и в той же исповеди между делом упомянула, что как раз в двенадцатилетнем возрасте украла у мамы пять рублей.
А я, сам не зная, что меня заставило спросить, говорю ей:
— А Вы прощения-то у неё за это попросили?
— Нет, не просила, — отвечает она.
— Надо попросить! — настаиваю я.
Она возражает:
— Мама в деревне живет, ей восемьдесят с лишним лет, она уже, наверное, не помнит ничего.
А я все равно убеждаю:
— Нет, надо съездить, прощения попросить.
Потом я над ней прочел разрешительную молитву, и мы расстались.
Через несколько недель я снова увидел эту женщину.
Та пришла ко мне в ужасном состоянии: вся зарёванная, её буквально трясло.
Она долго рыдала, но, наконец, успокоилась и рассказала, что приехала к матери в деревню, и между делом вспомнила:
«Ты знаешь, мама, когда мне было двенадцать лет, я у тебя взяла пять рублей из кошелька, и ничего не сказала, а недавно к батюшке на исповедь приходила, и он велел попросить у тебя прощения».
Мама заплакала и рассказала:
«Когда-то твой отец сильно пил — так сильно, что стал воровать деньги.
Когда тебе было девять, я не выдержала и решила его выгнать.
Он просил прощения, стоял на коленях, и я дала ему последний шанс.
После этого он завязал, устроился на работу.
Но, когда тебе было двенадцать лет, мы не досчитались пяти рублей.
Я спросила у тебя — ты ответила, что не брала.
Тогда я обвинила во всём мужа, и мы поссорились.
После этого он ушёл, и больше не возвращался».
Когда женщина все узнала, у нее пропала вся ненависть к отцу, и вместо нее подкатил целый товарный поезд вины — хотя, если взглянуть объективно, её вина тут невелика.
Что такое пять рублей? Мелочь.
Но через такие мелочи Господь открывает нам глаза.
***
Такое бывает сплошь и рядом – мы видим в человеке одно, а Господь может видеть и совсем другое.
Есть такой святой – преподобный Паисий Святогорец. Это наш современник в полном смысле слова – он отошёл ко Господу в 1994 году.
Канонизирован в 2015-м.
По национальности – грек; схимонах, Афонский старец.
В житии преподобного Паисия приводится удивительный рассказ под названием
«Монах-пьяница».
На Святой Горе был один монах, который жил в Карее.
Он пил каждый день, а выпив, становился причиной скандалов с паломниками.
Когда он умер, группа верующих поспешила к старцу Паисию Святогорцу - поделиться радостью о том, что, наконец, проблема отпала.
Отец Паисий ответил им:
- Я знаю о смерти этого монаха, и видел, как всё ангельское воинство пришло забрать его душу.
Удивились паломники, думая, что старец не понял, о каком монахе идёт речь.
И тогда старец Паисий рассказал им следущее:
Этот монах родился в Малой Азии, незадолго до Катастрофы.
Здесь следует объяснить, что это за Катастрофа.
Это – изгнание православных греков из Турции (или Малой Азии) в 20-е годы прошлого столетия.
Малоазийская катастрофа —это самое трагическое для греков событие— конец трёхтысячелетней греческой истории Малой Азии, и «Исход» — изгнание коренного православного греческого населения.
Геноцид православных греков (этническая чистка), был начат турками в годы Первой мировой войны (1914—1918).
А кульминации эта Катастрофа достигла в 1919-1922 годах.
По мнению историков, Малоазийская катастрофа была более масштабной и ужасной, нежели падение Константинополя.
Французский эллинист Октавий Мерлье писал, что «Потеря Малой Азии означала конец истории двадцати веков.
1453 год ознаменовал конец Византии.
1922 год был более трагическим, поскольку ознаменовал конец малоазийского эллинизма».
Малоазийская катастрофа является не только политическим, дипломатическим или военным событием.
Она глубоко затронула коллективную память греческого народа, и создала раны, которые продолжают зиять в греческом обществе, через наследников поколения Катастрофы.
Турки убивали детей православных греков; и как раз в это время родился тот самый монах.
Чтобы не оставлять младенца дома одного, родители брали его с собой на уборку урожая.
А чтобы он не плакал, и их не вычислили, - добавляли немного крепкого алкоголя в молоко.
Тогда он засыпал.
Из-за этого, когда он вырос, пристрастился к алкоголю.
Врачи посоветовали ему не создавать семьи, - так он оказался на Афоне и стал монахом.
Там он нашёл старца и поведал ему, что он - алкоголик.
Старец определил ему правило:
«Совершать поклоны, и творить молитвы ко Пресвятой Богородице - с просьбой сократить количество алкоголя на одну рюмку».
После года борьбы и покаяния ему удалось снизить меру выпивки с 20-ти до 19-ти рюмок в день.
Борьба продолжалась, и за все годы монашества он достиг уровня двух-трёх рюмок в день.
Люди годами видели лишь монаха-пьяницу и скандалиста, а Бог видел воина, который сражается с большим рвением и усердием для преодоления страсти.
***
Архимандрит Тихон Шевкунов
Рассказ «Об одной святой обители»
Где-то в глубинке России перед революцией был монастырь, о котором по округе ходила скверная молва, что монахи здесь — сплошь лентяи да пьяницы.
В Гражданскую войну в городок, рядом с которым находился монастырь, пришли большевики.
Они собрали жителей на рыночной площади, и туда же под конвоем пригнали монахов.
Комиссар громко обратился к народу, указывая на чернецов:
— Граждане, жители города!
Вы все лучше меня знаете этих пьяниц, обжор и бездельников!
Теперь их власти пришёл конец.
Но чтобы вы до конца поняли, как эти тунеядцы столетиями дурачили трудовых людей, мы сейчас сделаем вот что.
Мы кладем на землю перед ними их Крест и их Евангелие – тот самый Крест и то самое Евангелие, перед которым они вас всех исповедовали.
Сейчас, на ваших глазах, каждый из них растопчет эти орудия обмана и порабощения народа!
А потом мы их отпустим, пусть убираются на все четыре стороны!
В толпе захохотали.
И вот, под улюлюканье народа, вперед вышел игумен — грузный мужик с мясистым испитым лицом и красным носом — и сказал, обращаясь к своим монахам:
— Ну что ж, братия, жили как свиньи, так хоть умрём как христиане!
И ни один из монахов не сдвинулся с места. Ни один не растоптал Крест и Евангелие.
Всех их в тот же день зарубили шашками.
***
Возвращаемся к теме праздника Крещения Господня.
Духовная жизнь – это не хобби и не развлечение, на которое у нас может хватать или не хватать времени.
Духовная жизнь – это основание, на котором зиждется всё остальное.
В день Крещения Господня мы чтим память Святителя Феофана, Затворника Вышенского.
В этот день, 19 января 1894-го года, он скончался.
Святитель Феофан Затворник указывал на то, что Господь каждого человека ставит в наилучшие условия для спасения его души, - чтобы душа по-прежнему осталась верной Богу и спаслась.
- Вот об этом, - говорил он, - должен помнить каждый христианин –
- Не забывай, христианин, что по Крещению, Миропомазанию и причислению к Церкви – ты гражданин Неба и Отечества Небесного, куда Предтечею вошёл наш Искупитель – Христос Бог, Матерь Божия и все святые: ветхозаветные и новозаветные.
И мы все уже не чужие и не пришельцы для Царствия Небесного, но мы – сограждане святым и свои Богу.
Это – по Крещению…
Мы все – крещёные, а значит, мы все – Божьи: народ Божий.
Человек крестился, - значит, стал гражданином Неба и Отечества Небесного.
Конечно же, одного этого – мало.
Если человек крещён, это только даёт ему право войти в Церковь.
Но нужно ещё – войти.
И не только войти, но и – остаться.
Ведь приходит Праздник, и у каждого человека (как правило!) есть выбор – как он этот Праздник проведёт: что ему более любо.
Одному человеку – пойти в храм и причащаться, а другому – подольше поспать. Единственный выходной всё-таки – Праздничный день или Воскресный – надо же выспаться!
И вроде бы ничего плохого в этом нет; совершенно безобидное дело: устал – посплю.
Какой в этом грех? Никого же не убил, не ограбил…
А бывают такие злодеи – и грабят, и убивают; вот это грешники! – может подумать человек.
На самом же деле он сам недалеко от этих злодеев ушёл, потому что:
взять, поставить рядом – того, кто говорит «Лучше посплю – не пойду на службу», и злодея, который грабит и убивает.
Большая ли разница?
Для людей – да, большая.
Для полиции – да, безусловно.
Для Бога – нет.
Потому что:
и тот, кто спит, не войдёт в Царствие Божие,
и тот, кто грабит и убивает, - тоже не войдёт!
Царствие Божие открыто для всех желающих, только это желание должно быть не на словах, а – действенно.
Не так, как большинство людей в наше время говорит: «Я глубоко в душе верю в Бога».
В душе – это хорошо.
Но – и бесы тоже веруют.
Просто вера без дел – мертва.
А без каких именно дел?
У каждого человека ведь много дел – всяких: и дома, и в поле, и на работе…
Здесь же имеются в виду дела - совсем другие!
«Вера без дел мертва» - это о другом!
О каких же делах идёт речь? Что это за дело?