Эймунд приезжает в Гардарик

Эймундова сага1

Здесь начинается сказание об Эймунде и конунге Олафе

Был Конунг, по имени Ринг: он рядил Уппландиею, в Норвегии. Удел этот назывался Рингарик, потому, что он был над ним Конунгом. Он был умен, милостив, очень добр и богат, и был сын Дага Ринговича, внук Гаральда Прекрасноволосого, а те, которые были получше и познаменитее (происхождением) в Норвегии, от него себя производили. У Ринга было три сына, и все они были Конунги: один назывался Рёрек (Рюрик), и тот был старший; второй, Эймунд; третий, Даг. Все они были храбрые мужи, заступали вместо отца своего в походах и в (морском) витяжестве, и тем весьма прославились. Это было в то время, когда и Конунг Сигурд Свинья рядил в Уппландии: он имел (женою) Асту, дочь Гудбрандову и мать Олафа Святого. Сестра ее называлась Торни, и была матерью Галльварда Святого: вторая сестра, Исрид, была бабушка Стейгар-Тореру. Они воспитывались и выросли вместе, Олаф Гаральдович и Эймунд Рингович; и были почти равных лет. Они были обучены всему, что делает человека отличным, и проживали частью у Конунга Сигурда, частью у Конунга Ринга, отца Эймундова. Когда Конунг Олаф отправился в Англию, Эймунд отправился тоже: с ними был еще Рагнар Агнарович, внук Рагнара Риккиля, сына Гаральда Прекрасноволосого, и многие другие знатные мужи. Они становились тем достопочтеннее и славнее, чем дальше странствовали, как то ясно сбылось потом в рассуждении Олафа Святого, ибо имя его сделалось известным по всему Северу: когда достиг он власти в Норвегии, то покорил себе всю страну, и истребил всех удельных Конунгов, как о том сказано в его Саге, употребив к тому различные средства, о чем писали мудрые мужи2. Повествуется достоверным образом, что он отнял владения у пяти Конунгов в одно утро, а всего отнял владения у девяти Конунгов той страны, по сказанию Стюрмера Мудреца: некоторых убил, других изувечил, иных прогнал из отчизны. В это несчастие попали и Ринг с Рёреком и Дагом: Эймунд и Ярл Рагнар Агнарович, были тогда на витяжестве, когда эти дела происходили. Уехали они из отчизны, Ринг и Даг, и долго проживали в набегах: потом отправились на восток, в Готландию, и там еще долго они рядили потом. А Конунг Рёрек был лишен зрения и оставался при Конунге Олафе, доколи не изменил ему, возмутив его придворных мужей, которые перерезались между собою: он нанес Конунгу Олафу удар в день Вознесения Господня в ограде Христовой церкви и рассек платье, в котором был Конунг, но Бог помиловал, что Конунг остался не ранен. От чего, потом, Конунг Олаф на него разгневался, и послал его на Гренландию, если ветер дозволит, с Торарином Нефюльфовичем; но они прибыли в Исландию, где он и остался у Гудмунда Знатного, в Мадреваллах, в Эйяфирде, и умер в Кальфскинне.

Об Эймунде и Рагнаре

Наперед сказать, что Эймунд и Рагнар воротились в Норвегию скоро после этого, со многими ладьями. Конунг Олаф был тогда в далекой стороне. Они сведали про те дела, о которых сказано выше. Эймунд составил вече из жителей области, и говорил таким образом:

— Здесь произошли большие вещи, в области, с тех пор как мы уехали вдаль. Мы потеряли родных наших, а некоторые из них изгнаны из отчизны в несчастном виде. Срам и убыток постигли нас после (истребления) знаменитых и достопочтенных родственников наших. Теперь один Конунг в Норвегии, тогда, как прежде было их много. Я полагаю, что это государство пойдет хорошо, будучи управляемо Конунгом Олафом, моим совоспитанником, хотя иное кажется что-то весьма странным в его правительстве. Я надеюсь получить от него много милостей и почестей, исключая звание Конунга.

Тут друзья обоих стали советовать ему отправиться к Конунгу Олафу, чтоб увидеть, не даст ли он ему звания Конунга. Эймунд отвечал:

— Ни сам щита не подниму против Конунга Олафа, ни пойду на него с неприятельскою ратию; но, после таких ужасных дел, какие произошли между нами, не могу идти связываться с ним и добровольно слагать с себя свое достоинство. Так что же, полагаете вы, предстоит нам делать, если мы не хотим ни примириться с ним, ни идти в его присутствие? Я знаю, что он окажет мне великие почести, если мы с ним повидаемся, чтоб только не я находил на его владение; но мне кажется невероятным, чтобы вам, моим мужам, было у него столь же хорошо, когда увидите вы родных ваших тяжко уничиженными. Но если вы того от меня требуете, я готов стерпеть (это унижение): только мы наперед должны поклясться присягою, и тогда уж будем держаться крепко.

На то сказали Эймундовы люди:

— Что же ты думаешь делать, если нам ни примиряться, ни идти в присутствие Конунга, ни, уехав вдаль из наших вотчин, приставать к враждебной ему рати?

Рагнар примолвил:

— Эймунд сказал очень сходно с тем, что мне самому мнится в душе: я тоже не хотел бы судьбу нашу вверять Конунгу Олафу. Но, я полагаю, надобно наперед подумать о том: если сбежим с наших дворов, будем ли мы казаться (людям) чем-то получше каких-нибудь купцов3?

Эймунд сказал:

— Хотите ли принять наряд, который задумал я в мысли? Я скажу вам мое мнение, если вы желаете: я узнал о кончине Конунга Вальдамара (Владимира), на востоке, в Гардарике, и теперь это владение держат три его сына, мужи самые доблестные. Но он разделил владение свое между ними едва ли поровну, потому, что один из них имеет областей более, нежели два другие. Один называется Бурислейф (Бурислав, Святополк), и получил самую большую часть отцовского наследства: он же и самый старший между ними; другому имя Ярислейф; третьему Вратилаф (Вратислав, Брячислав). Бурислейф имеет Кенугард (Киев-город), Ярослав — Гольмгард (Новгород), а третий правит Палтеском (Полоцком) и всею тою областью, которая лежит подле, но они теперь в несогласии за свои владения: не довольствуется своим добром тот, который держит самую большую и лучшую часть раздела, думая, что у него мало государства потому, что менее, нежели как было у отца, и от того считая себя ниже своих предков. Теперь мне пришло в голову: не покажется ли вам удобным, чтоб мы отправились туда, и повидались с теми Конунгами, да пристали б к какому-нибудь из них, а всего лучше к тому, кто хочет удержать свое владение за собою и доволен так, как отец поразделил между ними? Для нас это было бы хорошо, как в рассуждении богатства, так и почестей. Я укреплю этот наряд за вами!

И все они изъявили то же желание. Были там многие мужи, которые хотели стяжать себе богатство и имели в виду вознаградить обиды свои в Норвегии: они скорее предпочли покинуть отчизну, нежели оставаться и терпеть последнюю беду от Конунга и своих врагов, решились идти на чужбину с Эймундом и Рагнаром, и поплыли вдаль, со многими людьми и с большою, по мужеству и храбрости, силою, держа путь на Аустурвег (Россию). Обо всем этом Конунг Олаф узнал не прежде, как после их отъезда и сказал:

— Дурно случилось, что Эймунд и его люди не повидались (со мною), ибо я заставил бы его считать друг друга лучшими приятелями. И то правда что поделом он может быть озлоблен на меня!.. но вот теперь выбыл из нашей земли такой муж, которому бы я предоставил величайшие почести, кроме звания Конунга!

Когда Олафу рассказали, что Эймунд говорил на вече, Конунг отозвался, что Эймунд всегда был способен принять хорошую меру. И как о том нечего сказать более, то обратим повесть к Эймунду и Ярлу Рагнару.

Эймунд приезжает в Гардарик

Эймундовцы не прежде оставили путешествие, как прибыв на восток, в Гольмгардию, к Конунгу Ярислейфу. Они решились, (не предлагая своей службы другим), наперед явиться к Конунгу Ярислейфу, согласно настоянию Рагнара. Конунг Ярислейф был в родстве со Шведским Конунгом, Олафом: он имел (в супружестве) дочь его, Ингигерду. Как скоро сведал Конунг о прибытии их в ту страну, послал к ним мужей, предложить им безопасность в дружеской земле и (звать их к) его присутствию на веселый пир; за что они хорошо возблагодарили. Когда уселись к пиру, Конунг и Господыня, (его супруга), расспрашивали у них о разных Норвежских делах и о Конунге Олафе Гаральдовиче. Эймунд сказал им много хорошего о нем и об его нравах, говоря, что долгое время был он его совоспитанником и товарищем (на поле брани); но не хотел распространяться о том, что его огорчало, относительно происшествия, о которых упомянуто выше. Эймунду и Рагнару понравилось все, касающееся как до Конунга, так и до Господыни, ибо она была решительна (в делах) и мягка на пенязь (т. е. щедра); Конунг же Ярислейф хотя отнюдь не славился мягкостью своею на пенязь, но был Князь способный к правлению и знатновидный.