ГЛАВА 9 РОЖДЕНИЕ ИСТИННОЙ ЖИЗНИ В ЧЕЛОВЕКЕ

Истинная жизнь всегда хранится в человеке, как хранится жизнь в зерне, и наступает время, когда жизнь эта делается видна. Истинная жизнь в человеке начинается с того, что плотская природа тянет человека к мирским, плотским удовольствиям, духовное же разумение показывает ему невозможность блага в такой жизни и указывает на какое-то другое благо. Человек вглядывается в это другое благо, которое еще далеко от него; но он сначала не в силах ясно разглядеть его, не верит в это благо и возвращается назад к плотскому благу. Но хотя разум еще и неясно указывает человеку свое новое благо, он зато уже вполне ясно показывает ему невозможность плотского блага, и человек опять отказывается от этого плотского блага и опять вглядывается в то новое благо, которое раскрывается перед ним. Разумное благо ему еще не видно ясно, но плотское благо сделалось невозможным; человеку уже нельзя продолжать наслаждаться плотскою жизнью, и он начинает по-новому понимать плотскую и духовную жизнь свою. Человек начинает рождаться к истинной человеческой жизни.

Происходит то, что происходит в природе при всяком рождении. Плод родится не потому, что он хочет родиться, не потому, что ему лучше родиться, или что он знает, что хорошо родиться; плод родится потому, что он созрел, и ему нельзя уже жить в прежнем виде; он должен начать новую жизнь не потому, что новая жизнь как бы зовет его, а потому, что прекратилась возможность жить по-прежнему. [Вот причина пробуждения!]

Духовная жизнь незаметно вырастает в человеке и дорастает до того, что жить ради удовольствия плоти делается для человека невозможным.

Происходит совершенно то же, что происходит при зарождении всего: то же уничтожение зерна и проявление нового ростка; та же кажущаяся борьба между зерном и ростком и то же питание ростка на счет разлагающегося зерна. Разница для нас рождения духовной жизни от видимого нами плотского зарождения состоит в том, что при плотском рождении мы видим, когда и где, из чего, как и что рождается из зародыша; знаем, что зерно есть плод, что из посеянного зерна выйдет растение, что на нем будет цвет, а потом — плод такой же, как зерно, — одним словом, на глазах наших совершается весь круговорот жизни растения. Между тем, как роста духовной жизни человека мы не видим во времени, не видим круговорота ее, потому что мы сами совершаем его: наша жизнь есть ничто иное, как рождение того невидимого нам существа, которое рождается в нас и потому-то, хотя мы и знаем, но никак не можем видеть его.

Мы не можем видеть рождения этого нового существа, этого возрастания духовной жизни над плотской так же, как зерно не может видеть роста своего стебля. Когда мы начинаем замечать в себе духовную жизнь, нам кажется, что в нас происходит какая-то несообразность. Но несообразности нет никакой, как нет несообразности в прорастающем зерне. В прорастающем зерне мы видим только, что жизнь, бывшая прежде в оболочке зерна, теперь уже в ростке его. Точно так же и в человеке, в котором проснулась духовная жизнь, нет никакой несообразности, а есть только рождение нового существа, вырастание разумной жизни из жизни плотской.

Если человек живет, не всматриваясь в окружающую его жизнь, не зная, что наслаждения не удовлетворят его, что он умрет, то он не знает даже и того, что он живет, не понимает своей жизни, и тогда он не чувствует ни раздвоения, ни несообразности.

Если же человек увидал, что жизнь других людей такая же, как и его жизнь, что ему нельзя избегнуть страданий, что вся плотская жизнь его есть медленная смерть; если разумение истинной жизни стало раскрывать ему тщету плотской жизни, он уже более не может класть свою жизнь в этот обман, а будет класть ее в ту новую жизнь, которая открывается ему.