Градусы и децибелы публичных дискуссий о путях и перекрестках развития народного и не совсем народного хозяйства - зашкаливали....
ОДИН ДЕНЬ ИВАНА АНАТОЛЬЕВИЧА
ОЛЕГ ТАРАСОВ
Где-то там, за стенами энергоблока, за границами зоны безопасности ядерного комплекса - в городах и весях большой страны кипела горячая предвыборная борьба...
На телевизионных экранах, на страница прессы, на шумных митингах бушевали общественно-политические страсти. Кандидаты в депутаты и партийные деятели всех мастей делали громкие заявления, требовали решения всех людских проблем, разя своих оппонентов и саму власть вопиющими аргументами... В свою очередь, руководящие лица, прижатые боевыми ораторами к "стене плача" из статистических таблиц, нехотя сопротивлялись, отстреливаясь большими посулами и маленькими цифрами, хитро именуемыми "тенденция"...
Градусы и децибелы публичных дискуссий о путях и перекрестках развития народного и не совсем народного хозяйства - зашкаливали....
...А здесь царили тишь, покой и строгий технологический порядок. Атомный энергогигант работал в обычном, стабильном режиме. Устойчивое "горение" уранового топлива в реакторе бдительно поддерживалось дисциплинированными нейтронами. Разогретая пламенным ядерным процессом пароводяная смесь по трубам рабочего контура неистово неслась к лопаткам турбогенератора, передавая им свою атакующую силу. Однозвучно пели подшипники огромных роторов. Настороженно гудели мощные трансформаторы. Полноводная река электричества размеренно и чинно впадала в океан единой энергосистемы Родины...
Так было и, наверно, так будет всегда: на ядерном энергоблоке технологические процессы шли своим неизменным чередом, строго по правилам и регламентам. И это конструктивное действо никак не зависело от политических дискуссий и общественных катаклизмов. За прочные бетонные стены блока не проникали, да и не должны были проникать вихры враждебные публичных боев за власть в Советах. Здесь была зона надежности и безопасности технологических систем. Зона открытости и прочности человеческих отношений, характеров, решений. Повторюсь: так было и так должно было быть всегда...
... Спокойные, немногословные операторы работали за пультами блочного щита управления - БЩУ. Их труд, на первый взгляд, был комфортен и даже красив - негромкие разговоры, легкие движения рук, мягкие кресла, приятный дизайн. Но если оценить по существу... Этот труд был сложен, глобален и, что особенно важно, его нельзя было сравнить ни с каким другим видом трудовой деятельности в мировой классификации профессий. Это не преувеличение. Труд оперативного персонала АЭС отвечает высшим критериям профессионализма -- по уровню ответственности, степени риска, глубине знаний...
Здесь, на БЩУ и возникло острое желание рассказать об этих профессионалах-атомщиках. Мне назвали одного их них: Бабич Иван Анатольевич, заместитель начальника службы технологического управления энергоблоками № 1 и № 2 первой очереди Ленинградской АЭС. К этому добавили: депутат городского Совета депутатов и просто хороший человек.
О жизни и труде хорошего человека и пойдет рассказ. И здесь есть над чем поразмыслить...
-----------------------------------------------------
ГРОЗАотгремела ночью, к утру дождь за окном выдохся, поутих.
Встал Иван Анатольевич рано, как по ранжиру - в шесть был уже на ногах. Прошел на кухню осторожно, почти бесшумно, дабы не разбудить жену, совсем сморенную ночными бдениями с мятежником грудного возраста - Федором Ивановичем, который теперь, в ранний час как ни в чем ни бывало, посапывал в своей кроватке.
Глянул в окно. Прохладное, ясное утро затопило мокрый двор розоватыми отблесками зари, в лучах которой невысокие деревца, разбежавшиеся по газонам, выглядели светлыми и пушистыми.
День разгорался, и когда Иван Анатольевич собрался, спустился по лестнице, дошел до стоянки и завел машину, небо уже вовсю голубело.
Дорога, ведущая в промзону - к главной рабочей площадке города, быстро наполнялась гулом и суетой бесчисленных легковушек, грузовиков, автобусов. Подчиняясь общему движению, его машина, словно лодка, плыла в этом шумном стальном потоке техники, и скорость того плавания теперь напрямую зависели только от одного фактора - близкого старта трудовой смены...
Иван Анатольевич приоткрыл окно, в салон машины хлынул густо замешанный аромат соснового бора и близкого моря...
Он любил эти ранние минуты поездки на работу. Время, когда покой и мрак дремлющего мира, словно ветром, сметался напором света, звуков, свежих чувств и мыслей. И отступали, стирались в памяти какие-то вчерашние, непотребные уже заботы, тревоги. И пробуждались новые желания, намерения...Он думал о предстоящей работе с тем легким, приятным возбуждением, которое всегда появлялось на подъезде к станции.
...Светлый корпус блока открылся сразу за поворотом шоссе. Поток машин здесь притормаживал, дробился, растекался ручьями по серебристыми путепроводам к многочисленным зданиям и площадкам всего ядерного комплекса, раскинувшегося на береговой полосе залива вдоль четырех действующих энергоблоков ЛАЭС...
В эти ранние часы на автостоянке мест вполне хватало.
Не успел он захлопнуть дверцу авто, как услышал за спиной шаги и негромкое приветствие. Обернулся, ответил. Пожал протянутую руку. Попытался вспомнить: где и когда на станции видел этого парня? Не вспомнил... Но догадался сразу о чем пойдет речь.
- Мне ребята посоветовали к вам обратиться, - начал парень традиционно, как и многие подобные просители. - Есть большое желание - работать у вас, на блочном щите управления. - помедлил, стал пояснять подробней. - Институт закончил три года назад. Сейчас тружусь в реакторном, оператор в центральном зале. Работа, в принципе, нравится, коллектив хороший. Но... Скажу честно - дело не в зарплате. Интерес не тот. Хотелось бы большего...
Проситель ему нравился. Откровенный, без хитростей и с нормальными амбициями.
Вспомнил: когда-то сам вот так же, робея, почти теми же словами объяснял начальнику службы свое намерение работать в смене станции...
Пригляделся к парню. Коренастый, ладный, что-то основательное, сильное в движениях, в походке. Хотя совсем молод. И взгляд уверенный, деловой - без сияния наивной юности. Таким можно поручать серьезные дела.. И требовать с них по полной. Но понимает ли на какую роль претендует?
По дороге к блоку они шли вместе, говорили о деле. Молодой инженер признался сразу: о самой службе технологического управления - СТУ знает мало, люди говорят разное, хотелось бы разобраться...
Иван Анатольевич, не теряя время, на ходу и рассказывал. Будто рекламный проспект перелистывал. То, что обязан знать каждый новичок...
Если объективно оценить, коллектив СТУ - в производственной цепочке всех цехов и отделов станции - имеет совершенно особый, можно сказать, абсолютный статус. Речь, разумеется, не о деньгах и льготах. О его функциональном назначении и уровне ответственности. Если конкретно,
эта служба обеспечивает работу блочных щитов управления - БЩУ, которые и рулят двумя
двумя блоками первой очереди ЛАЭС. Иными словами, СТУ и, в частности, БЩУ - "мозг" и координационный центр станции. Общий труд всех эксплуатационников здесь, на щите, как бы, кристаллизуется, превращаясь в мегаватты энергии. Сюда сходятся все линии связи и управления технологическими системами. А ежели с человеческой точки зрения: именно здесь сливаются воедино усилия, стремления, интересы всех атомных энергетиков.
- В нашей службе восемьдесят человек, - Иван Анатольевич говорил с чувством, с толком.- По цеховым меркам - коллектив небольшой. Но крепко спаянный, можно сказать, откалиброванный. Это значит каждого работника регулярно "обрабатывают" - психологи, врачи, технадзор, профильные специалисты, разве только батюшку еще не привлекали... Всего на БЩУ действуют пять оперативных смен, работают они по восьмичасовому скользящему графику. Две смены - резервные. В них включены инженеры для вероятной замены в главной "пятерке"- на случай отпусков, болезней. Точно как в спортивной команде - скамья запасных не должна пустовать..
Он помолчал, снова глянул на своего слушателя и уже лично для него уточнил:
- Пока свободных мест у нас нет. Но если включаем тебя в резерв, предстоит все испытать. Такая проверка, как у нас, вряд ли где возможна. Покруче, чем у космонавтов. Там экипажи вертятся на орбите считанные месяцы. А наши ребята -в сменах, единой командой "играют" годами! И почти без замен - полное взаимопонимание, подстраховка, оперативность. Фактически, родство душ получается... У нас ведущие инженеры или руководители групп тестируются специальной психологической лабораторией по "железным" стандартам. Каждому надо показать глубокие знания, мастерство, быстроту реакции, здоровье, ну и, конечно, умение действовать в команде. В сменах полная совместимость людей по характерам, темпераментам, интересам... . Иначе нельзя, такова специфика управления ядерными блоками, ошибки, сам понимаешь, недопустимы..
- Только не подумай, что жизнь в СТУ, так сказать, шоколадная, - добавил он серьезно. - Есть, конечно, свои "плюсы" - хорошая зарплата, комфорт на рабочем месте, иногда спокойные, безоблачные дежурства. Но, признаюсь, трудных "минусов" куда больше. Посуди сам: во время пусков, остановов. перезагрузок реактора напряжение в каждом звене дежурной смены - просто запредельное! Иной раз, семь потов сойдет с оператора в такой момент. Хотя вроде и с места не сходил человек, за пультом сидел. Почему? Нервы. Да, любая, даже малая ошибка, к примеру, ведущего инженера управления реактором или турбиной - ВИУРа или ВИУТа - чревата аварией и остановом блока. За этим - срыв выработки энергии, другие напасти и риски... А то еще информация об инциденте на станции в СМИ проскочит. Обольют! Растрезвонят по всему свету - чего было и чего не было!... Дежурной смене - позор. Поэтому наша служба, как под "колпаком" - проверки, экзамены, тренировки. Боевая жизнь, не соскучишься....
- Кстати, есть еще одна житейская напасть,- заключил он без улыбки. - Наши оперативники дежурят по скользящему графику. Как у нас шутят: скользим по жизни.. Это значит надо выходить на работу посменно - то в ночь. то в день, а то посреди дня. Семейным нелегко. Жену. детей видят зачастую только по ночам, когда все спят. Параллельная жизнь!..
Они дошли до проходной. Парень вопросов не задавал, и у Ивана Анатольевича вдруг всколыхнулось сомнение: не передумает ли он теперь, после всех откровений? Но тот, похоже, больше зажегся - стал уточнять: кому подать заявление, как готовиться... Ясен месяц - разговор впрок...
РАБОЧИЙдень Ивана Анатольевича катился привычным маршрутом насущных дел, встреч, совещаний. Обычный день.
С утра - короткий забег на БЩУ. Это ритуал. Обязательная проверка: как дела в "датском королевстве?" В "королевстве" было тихо и складно. Смена трудилась: деловая атмосфера, ядерный аппарат и турбогенератор - на мощности, экраны и табло дружелюбно помигивают. Ну, что еще нужно ему, заместителю начальника службы (ЗНСТУ), для того, чтобы счастливо встретить грядущую оперативку?
По пути на совещание зашел к технологам. Один за одним, по очереди - С.Г. Сологубов, И.М. Гончаров, С.Ф. Бевзюк - докладывали, раскладывали на столах свою продукцию - графики, таблицы, списки. Готово!
Решали вместе. Корректировали мероприятия по устранению недостатков ремонта одной из систем. "Хвосты", то бишь, недоделки висели, руководство раздражалось - срочно "рубить"! План действий был представлен на бумаге - кто и когда исполнит. Все учли? Выяснилось - не все. Сам дописал важные пункты, упрекнул: "Такие вещи не забывают!" Назначил сроки и ответственных. Есть еще вопросы?
Вопросы, конечно, были - острые и не совсем. В первую голову по организации труда и учебы оперативного персонала. Вчитался в документы, вроде, все продумано. взвешено. Нашел таки ошибку, критикнул: "Как могли упустить!"
Дальнейшие дебаты прервала стрелка часов. Время! Утреннее совещание по разбору "полетов" - это святое.
...Совещались у шефа - начальника службы В.Б. Разбаша (На диалекте энергетиков эта должность шифруется так - НСТУ). В кабинете собрались руководящие лица от цехов, дежурной смены и СТУ. От высшего руководства - заместитель главного инженера станции В.А. Тимаков.
Как обычно, докладывал НСС, он же - начальник смены станции, дежурство которой только завершилось. Полный анализ деятельности дневной и ночной смен. Главные источники информации - доклад НСС, подготовленный ночной сменой, журнал сменный заданий и другие документы. (Если совещание в понедельник, то производится разбор "полетов" за период выходных).
Итоги были оптимистическими, главное, без происшествий. (И слава богу!..) Само собой: в оперативном журнале тревожных записей не наблюдалось.
НСС сообщил о свершенном - отстрелялся, сел на свое место. Замечания? Предложения?
Сейчас начнется, буднично подумал Иван Анатольевич, утвердят прошлое и запланируют будущее...
Утвердили и запланировали. Отчего вектор разговора, будто курсор на мониторе, заскользил по разным производственным нуждам. Говорили по делу. Об одиноких насосах, что после ремонта заждались проверки с "автоматическим включением резерва" (Почему?) Об установке датчика в активную зону реактора. (Когда?) Не забыли о выявленной протечке какого-то малого трубопровода. (Где и отчего?)
Последний факт слегка повысил градус разговора: чем чревата протечка? Тут вмешался Шерлок Холмс - его крылатую фразу вспомнил один из знатоков: "Побочные обстоятельства бывают иногда также красноречивы, как муха в молоке".
Шутку трактовали всерьез, отчего в журнале сменных заданий была оперативно начертана строка о ликвидации данной "мухи".
...Оперативка шла в обычном режиме. Он сидел среди коллег, в их тесном кругу, привычно ощущая себя "своим среди своих". Это были заслуженные, уважаемые спецы атомной энергетики. Каждый - асс на вверенном ему участке. В то же время. каждый, как бы, сам по себе - со своими характером, талантом, опытом. Но все вместе они образовывали то особое трудовое братство, на плечах которого теперь и был взвален весь груз ответственности за стабильную, надежную эксплуатацию ядерных мощностей..
Иван Анатольевич думал о стабильности и надежности...
Он думал о том, что скучноватая рутина их производственных совещаний вытекает из жесткой необходимости. Важна конкретность. Здесь нельзя грешить домыслами и пустословием. Здесь каждый должен строго следовать строгой логике обстоятельств и ситуаций, вход в которые, равно как и выход, обрамлен специальными правилами, регламентами, техническими картами, наконец, приказами. У таких бумаг совсем не бумажная суть. Напротив, они обладают уникальными свойствами - нержавеющей объективностью, юридической непотопляемостью, аварийной устойчивостью. Именно из этих свойств отливаются фундаментные камни надежности атомной энергетики, которая является, по существу, строго консервативной системой, с устоявшимися, многократно проверенными (иногда горьким опытом) методами и приемами. В эту систему категорически воспрещен доступ лихим ветрам экспериментов и проб. Сюда вправе попадать лишь научно обоснованные и генерально утвержденные технические решения. Иного - не дано.
Он вспомнил случай. "Веселенькое дело - всю жизнь копаться в инструкциях!" - эту бесшабашную фразу произнес один из молодых инженеров при сдаче экзамена на "рабочее место". Такое отношение к базовым ценностям атомщиков считалось святотатством. Реакция экзаменаторов была мгновенной и штрафной: переэкзаменовка. Крылатый постулат - "Хорошо думать, значит хорошо работать" на атомных блоках звучал с принципиальным уточнением: "Хорошо думать, значит хорошо исполнять правила"...
Двум главным навыкам -думать и исполнять правила его научила жизнь.
Разумеется, начиналось с детства. Семья, школа, друзья и товарищи - все у него было в счастливом варианте, как надо, ударов судьбы, слава богу, не испытал. Основные же трудности, испытания, перенапряжения и рывки пришлись уже на тот период бытия, который солидно именовался "трудовая деятельность". И все же...
Когда в острые моменты жизни ему не хватало опоры для принятия важных решений, память возвращала в юность - там были самые надежные помощники...
Там был дед Иван Георгиевич - ветеран войны и военной журналистики, орденоносец, до преклонных лет редактор газеты "Знамя труда" в известном шахтерском городке, название которого абсолютно совпадало с его производственным профилем - Сланцы. Сюда еще в 60-х годах прошлого века по отпускным делам к сестре приехал отец, Анатолий Евгеньевич, познакомился с хорошей девушкой Валентиной, естественно, влюбился. Была свадьба, а в 1971 родился их сын Иван, названный в честь знатного деда.
По шахтерскому профилю трудились отец - главный энергетик сланцеперерабатывающего завода, тётя, дядя, другие родственники - в работе, в той или иной мере, все были связаны одной цепью - производством сланца... Казалось, дальнейшая судьба выпускника школы, отличника-медалиста Ивана Бабича вполне предсказуема - в горный институт. Но вышло иначе...
Он вспомнил... Как-то однажды при тестировании на ЛАЭС одного из его друзей-коллег спросили: "Почему вы выбрали атомную энергетику?" Тот отшутился словами из кино. "Саид, как ты здесь оказался?" "Стреляли!.."
Так и у него было, Еще в школьные годы "выстрелила" обычная реклама. Увидел по телевизору светлые корпуса Ленинградской АЭС на берегу голубого залива, работников станции в белых одеждах у сверкающих приборов и механизмов, чудесный молодой город в густом лесу -Сосновый Бор. Это смотрелось почти божественно на фоне привычного его детскому глазу неброского, запыленного облика родного шахтерского городка. Очень захотелось туда, в мир красоты и технического прогресса...
Его путь в светлое будущее пролег через питерский политехнический институт имени М. И. Калинина. Учебу здесь завершил получением красного диплома с солидной надписью "Инженер-физик. Теплоэнергетик". (После будет и второй красный диплом - Академии государственной службы)
В годы студенчества сдружился с Юрием Скоком, Андреем Калининым, Сергеем Мергасовым, Андреем Чижовым, Алексеем Килиным. Вместе проходили практику на ЛАЭС, вместе пришли сюда же после окончания вуза - на разные участки производства.
(Об этом тогда они, наверно, могли только мечтать...Пройдут годы, и бывшие однокашники станут мастерами атомного дела, займут высокие должности в подразделениях ЛАЭС).
Но прежде он побывал на преддипломной практике на Калининской АЭС. Там готовили к пуску новый блок с водоводяным реактором ВВЭР-1000. Отличная работа, удобные в эксплуатации системы. Выпускники-атомщики требовались позарез. Ему сулили хорошую должность, перспективы, жизненные блага. Отказался. Город в ожерелье сосен на берегу Финского залива уже снился...
...ОН ПРОШЕЛ по длинному сверкающему чистотой коридору, поднялся по лестнице. Снова коридор, лестница и вот - выход в Центральный зал. По стальному настилу, словно по гулкой корабельной палубе, подошел к "пятаку" ядерного аппарата, плотно укрытого по верху "кубиками" биологической защиты. Место знакомое. Любой специалист знает: главные части - "схемы" реактора, надежно защищенные сталью и бетоном, уходят отсюда, с девятнадцатиметровой отметки вниз - до нулевого уровня, занимая в ширину добрую половину огромного зала...
В последние годы он редко бывал здесь. Но если удавалось, всегда волновался, как студент - выпускник. Это был его первый реактор. Он воспринимал его, как одушевленное существо. Аппарат, который многому его научил...
Свою работу в СТУ Иван Анатольевич начинал с должности ведущего инженера управления реактором - ВИУРа. Короткое слово, будто имя из книжной фантастики, которой всегда зачитывался. Однако, обязанности ВИУРа были сугубо земные, конкретные - обеспечить безопасность и стабильность работы ядерного аппарата.
...Впервые испытывал особые чувства. В его руках "жил", "дышал" ядерный гигант -"миллионник". По узкоглазому экрану прибора скользил "светлячок" нейтронного потока. Сияли настенные панели, где сотни разноцветных ячеек отслеживали функционирование технологических каналов и систем защиты. Как за всем уследить? Как сдержать, загнать в рабочие параметры бушующее ядерное "пламя"?
Волнения добавляла и сама "известность" реактора - головной образец, то есть первый в истории атомной энергетики многоканальный аппарат большой мощности (кипящий) из серии РБМК-1000. Помнил и другое, щемящее: техногенная катастрофа на Чернобыльской АЭС заклеймила реакторы этой серию черной меткой - "чернобыльские"...
...О трагических событиях 1986 года на ЧАЭС Иван Анатольевич и многие его коллеги знали в подробностях, как атомщики . Конечно, не только из прессы и фильмов. Немало сосновоборских строителей, монтажников, энергетиков ЛАЭС, принимали участие в ликвидации последствий трагедии. Их рассказы о действиях персонала в момент аварии были для него и других оперативников СТУ не просто живым свидетельством, скорее тяжелым, но необходимым опытом.
Разные люди тогда участвовали в публичных обсуждениях причин взрыва на украинском реакторе. Критикующий люд, в основном, журналисты, политологи, деятели, далекие от атомной науки, сгущали тучи именно над конструктивными недостатками многоканальных реакторов. Всю вину за случившее возлагали на ученых, создателей проекта "РБМК". Об уникальные возможностях и достоинства этих аппаратов надолго забыли. И лишь немногие опытные специалисты указывали на основную причину трагедии - "человеческий фактор".
Между тем, в тот период в стране действовали более десятка атомных блоков с ядерными аппаратами такого типа. Специалисты этих станций пребывали на ЛАЭС для стажировки, обучения. Иван Анатольевич многих знал, студенческие связи, как говорится, не ржавели. Беседовали о положении дел на станциях, делились проблемами. Вспыхнувшие было сразу после Чернобыля разговоры о закрытии блоков с РБМК-1000 быстро погасли. Стабильная, производительная генерация энергии на таких мощностях не оставляли сомнений в их эффективности. Но были и противники. Вот почему для всех работников атомного комплекса АЭС была важна перспектива. Требовалось до минимума снизить риски, до максимума поднять уровень безопасности РБМК-1000.
Ученые предлагали, разрабатывали технологию и оборудование, повышающие надежность реакторов. Реализацию же всех научных замыслов производили сами атомщики, в первую голову, специалисты-реакторщики и, конечно СТУ - управляющий центр.
В короткий срок все аппараты были модернизированы - за счет внедрения автоматики, дополнительных систем защиты, изменения конструкции отдельных узлов и систем. Особое внимание было уделено именно "человеческому фактору" - качеству подготовки персонала, методикам обучения и, что особенно важно, техническим регламентам эксплуатации.
Большинство таких нововведений Иван Анатольевич, как ВИУР, пропустил, что называется, через свои сердечные клапана, ибо работники БЩУ, в первую голову и являлись тем самым "фактором", квалификация которого было поставлена во главу угла. Буквально, на глазах умножались профессиональные требования при проверках и переэкзаменовках. Была введена гарантия мастерства - лицензирование всего оперативного персонала БЩУ. Увеличилось количество обязательных учебных часов. Особый акцент сделали на знания правил и технологических регламентов.
Из того времени ему запомнилась встреча с М. В. Шавловым - известным ветераном атомной энергетики, лауреатом Государственной премии СССР, которому довелось участвовать в работе ведомственной комиссии по анализу причин аварии на ЧАЭС. Слова ветерана врезались в память.
"Технологический регламент - вот главная защитная броня РБМК-1000. В этом документе досконально отражены все возможные варианты действий главного оперативного лица - ВИУРа в случае возможной аварийной ситуации на реакторе. В такой момент он здесь царь и бог. Его высшая ответственность - в строжайшем исполнении регламента. Отступления - недопустимы! Первопроходцы ЛАЭС буквально выстрадали ныне действующий технологический регламент. Он отлит, образно говоря, из научных разработок, из опыта эксплуатации сибирских промышленных реакторов, из критических ситуаций первых лет эксплуатации головного блока ЛАЭС. Жаль, что операторы в Чернобыле пренебрегли нашим рекомендациями. Не изучили, не внедрили. Простой документ - технологический регламент Ленинградской АЭС мог спасти страну - предотвратить катастрофу века... Конечно, аппараты РБМК сильно изменились с тех горьких дней, можно сказать, шагнули из прошлого в нынешний век - в прямом и переносном смысле. По сути, это совсем другие реакторы - поменялось "железо", приборы, "физика"ядерного процесса. Тем не менее, основным гарантом безопасности АЭС остается человек-оператор, в руках которого технологический регламент - самая эффективная защита."
...На "пятаке" реактора работали люди. Подошел. Говорили коротко, о деле.. Наладчики готовились к загрузке контрольных датчиков в специальные каналы. Работа плановая, без суеты и лишних слов. Бодрый голос звеньевого, как звонок, в тишине зала: "Продлеваем жизнь аппарата!"
О продлении этой жизни и размышлял, пока шагал по гулким коридорам и бесконечным лестницам к санпропускнику - на выход из "чистой зоны" станции. Проблема острая, всех работников ЛАЭС задевает. Четыре действующих ядерных аппарата "состарились". Шутка ли, почти тридцать лет "отпахали", с редкими передышками на ремонты. Нормативный срок эксплуатации - на исходе. Время сушить весла. Будто притихли энергоблоки, ожидая своей участи. Что дальше? Ликвидация? Смысла нет, все системы вполне работоспособны. К тому же, многое обновлено, как теперь говорят - модернизировано. Даже в "нутро" реакторов забралась та модернизация: специалисты станции вместе с учеными в реакторном пространстве (РП) произвели хирургическое вмешательство - выполнили работы, которые повысили ресурсные характеристики графитовой кладки, замедлителя нейтронов. Каждому такому аппарату, считай, жизнь продлили на полтора десятка лет. Что дальше? А дальше - люди. Важно теперь укрепить главный ресурс - человеческий. Сегодня опытных спецов-пенсионеров, аксакалов-атомщиков в каждом цехе, отделе - в достатке. А завтра? Молодежи маловато. Назрело, для обновленных блоков надо готовить новые кадры, умелые, надежные...
Иван Анатольевич взглянул на часы: согласно личного графика, впереди его ждала встреча с с этими самыми - молодыми кадрами, прием экзаменов.
...Перед кабинетом заместителя главного инженера станции толпились претенденты на повышение квалификации. Обычная суета, негромкие разговоры. Он прошел мимо младого незнакомого племени, чувствуя на себе почтительные взгляды, зашел в кабинет. Его уже ждали коллеги-экзаменаторы - специалисты по охране труда и радиационной безопасности. Комиссия серьезная, непоколебимая. Начнем?
Экзаменационные вопросы, понятно, как на подбор - строго по темам и должностным обязанностям соискателей. Молодые работники из разных цехов, отделов, смен (в большинстве своем производственники) отвечали уверенно, опыт уже имелся, перед комиссией не робели, получали свое "добро" и выходили из кабинета. Застревало меньшинство - тот отчаянный народец, кто дерзнул проскочить "налегке", как говорят, "на шармачка". Иван Анатольевич (по доброте душевной) таких обычно жалел, даже подсказывал, ободрял. Но если, случалось ему в ряду "меньшевиков" обнаружить претендента на работу в СТУ, тут же гасил симпатии, суровел, браковал соискателя... Он давно утвердился в четких критериях отбора: для работы на БЩУ нужны особые люди - ответственные, вдумчивые, с адреналином поиска, с той самой "гордостью мысли", которую почитал еще писатель Лев Толстой. Не всяк тому соответствовал...
Когда экзамены закончились, заместитель главного инженера подвел итог:
- Не будем казнить, будем миловать неудачников. Требования у нас высокие, ядерные. Кто намерен работать дальше, пусть готовится серьезно. Кто не желает, вольному воля...Просьба ко всем: помогите ребятам найти хороших консультантов на рабочем месте...
Комиссия не возражала. Группа "меньшевиков" тем более...
Конечно, найти консультантов - дело нужное, размышлял Иван Анатольевич, направляясь после экзамена в сторону обеда, то бишь, в столовую. Вот же было когда-то в ходу доброе, душевное звание "наставник". Таких почитали, уважали... Жаль, забыли. А надо бы вспомнить, вернуть в жизнь. Для молодых кадров хороший наставник - незаменимый человек!
Он судил по своей жизни. Добрые учителя-наставники ему встречались часто. Если вспомнить, на каждой должностной ступени был рядом работник, даже не один, кто не просто консультировал, советовал, а помогал досконально в деле разобраться, войти в должностные обязанности мыслями и душой, чтобы после и осознать себя мастером...
Первым таким наставником ему стал Л. А. Белянин, начальник цеха наладки. Учил главному - работать без ошибок. Такова специфика атомного производства. Метод простой: сто раз отмерь, десять раз проверь, разок-другой посоветуйся с мудрейшими, тогда и отрезай...
Когда перешел работать в СТУ, сразу встретил В. И. Крапивина, мудреца-покровителя из плеяды НСБ. (Для него, начинающего ВИУРа, все "начальники смены блока" тогда были не иначе, как техническая "элита", вроде богов на атомном Олимпе).
Опытный Крапивин проповедовал решимость и стойкость. "Не боги горшки обжигают!"- так напутствовал новичка Ивана Бабича. ВИУР Шулегин А. А. помог освоить секреты управления реактором. НСБ Фролов С.В. благословил на новый служебный рывок - сдать экзамен на "рабочее место" ведущего инженера управления блоком -ВИУБа. Тогда Иван Анатольевич и сам загорелся, мол, мы тоже можем эти самые горшки...
... Он вспомнил те стартовые годы. Не все было гладко, случались и промахи...
Где-то в двухтысячном году это произошло. Был тогда в стране экономический кризис, коснулся и атомной отрасли. Ситуация, как в песне: "Ромашки спрятались, поникли лютики"... Тогда у атомщиков "спрятались" кое какие льготы, "поникли" зарплаты. Дрогнули стройные ряды, но с блоков ушли немногие - на "свободные хлеба", в бизнес, в чиновники. Оставшиеся подрабатывали, кто как мог.
Иван по тому времени был молодожен, ждали ребенка, с квартирой проблемы, а тут - безденежье, долги. Задумался о будущем: может тоже в бизнесмены или чиновники податься? Сил и времени, вроде бы, хватало, поступил на заочное отделение Северо-Западной Академии государственной службы. Учился рьяно. Нашел и конкретный приработок, а, заодно, практику для вуза - в свободное от основной работы время крутился менеджером в рекламном отделе местной газеты. Семейный бюджет подкрепил, легче стало. Все бы ничего, но...
Вышел однажды в ночную смену на БЩУ. Обычная работа - за пультом. А глаза слипаются, хоть спички вставляй. Устал, спать охота. Потому как весь день его двойник - менеджер деньгу ковал, без отдыха. Как теперь ему, сонному оператору "держать" реактор? А случись перезагрузка, отключение или, не дай бог, авария? Ох, нехорошо ему стало...
Тогда и сгинул менеджер. Остался ВИУР в одиночку, дал себе клятву: никаких отступлений от главного дела, никогда.
У КАЖДОГО человека всегда есть выбор. Выбор наилучшего из разных вариантов. Конечно, если таковые имеются в достатке. Труднее, когда выбора нет, приходиться пробивать жизненный путь в буреломе жестких обстоятельств, негативных факторов, тяжелых условий. Не всем это удается. Но если трудную дорогу осилил идущий, он становится во сто крат сильнее тех, кто проскочил по легкому....
Легких путей Иван Анатольевич не искал. Когда-то в юности привлекла его в атомной профессии чисто внешняя красота - белые одежды, прогресс, порядок и чистота. Много лет отработал прежде, чем в душе укрепилась вера в глобальное значение и великую мощь атомной энергетики, ставшей главным смыслом жизни...
...И вновь он устроил себе трудную жизнь. Предложение от начальства поступило - должность ведущего инженера управления блоком - ВИУБа. Взыграл интерес Требовалось не только освоить дополнительно навыки управления турбогенератором (это отдельная должность - ВИУТ), но и детально, до тонкостей изучить множество систем, что заполняют все пространство блока меж цехами - реакторным и турбинным.
От работы его тогда освободили - учись, студент. Учился. Программу одолел быстро, ибо главное - желание. Искомую должность ВИУБа и лицензию успешно получил, зарплата, правда, почти не прибавилась, но торжество победы ощутил.
А вскоре случилась ему проверка. Серьезный урок, надолго запомнился...
...Выводили блок на мощность после ремонта. Операция обычная, накатанная. Но в этот раз что-то пошло не так, обнаружилась течь одного из трубопроводов. Решили отключить определенные насосы, отсечь аварийный участок, чтобы не допустить остановки блока. В такой горячке ему, ВИУБу надо было принимать быстрое решение. Хотел было послать машиниста к тем насосам, но вдруг выяснилось, что нет туда прохода, строители залили свежим бетоном полы. Как быть? Пожалел машиниста. Дал иной приказ: отключить другое оборудование, дублирующее. В общем, не угадал, ошибся. Блок, в итоге, встал, вышел скандал. Конечно, было расследование, его, фактически, оправдали. Зато сам себя промах не мог простить, мучился: нет мелочей и поблажек в атомном производстве - беги хоть босиком по свежему бетону, хоть по острым иглам, но аварию устрани, промедление - начало беды...
Работал, набирался опыта. Через три года пришел к тому же Крапивину за советом. Объяснил: предложено сдать экзамен на должность НСБ, то есть, целым блоком командовать, а это - сквозная смена, почти сотня человек, большая ответственность, в общем, есть сомнение - стоит ли соглашаться?
Виталий Иванович, как всегда, благословил, причем, с твердым обещанием: поможем! Помогали тогда всем миром - В.М. Тишков, А.П. Веренич, С. В. Фролов, Н.Н. Сероплёков, другие руководители. Поддержали в меру своих сил и служебных обязанностей, никто не отказал...
С тем и пошел на новый рывок. Пошел, хотя по его тогдашним понятиям должность начальника смены блока - НСБ располагалась где-то в заоблачных высотах. Предстояло изучить весь технологический комплекс в масштабе огромного корпуса. Можно сказать, открыть заново страну, что звалась "Технология". Красивые слова, но мрачный смысл - готовиться ему предстояло без отрыва от производства, с помощью личного напора и отзывчивости коллег, за счет ночного сна и выходных.
В общем, рванул с места в карьер. Клочки времени на учебу отрывал от дней и ночей, мучил соратников хитрыми вопросами, взахлеб штудировал пособия и правила, словом, шел ухабистой дорогой познания к высокому посту, добрался до кабинета заместителя главного инженера В.П.Московского. (Именно сюда, для жесткой экзаменационной проверки отправляли тогда всех представителей СТУ). Тут и споткнулся. Никогда в жизни такое не испытывал - провалил экзамен.
Вышел из кабинета чернее тучи. Налетел Тишков В.М, тогдашний начальник СТУ. Успокоил бодро: "Не горюй, за одного битого двух небитых дают. Понимаешь суть? Битый-то вдвое сильней!... Мы все через Московский "фильтр" прошли, не ты первый застрял, не ты последний. Работай - справишься!"
Как работать? Если честно, тогда ему казалось, что сроки подготовки и требуемый объем знаний НСБ превышают пределы разумного. Но выбор был сделан, вариант отступления - не рассматривался. Взял путевку в профилакторий станции, уехал на лесное озеро Копанское, в озерную тишину, подальше от суеты, от шума городского, заперся в комнате, разложил по столам схемы систем блока, самая большая простыня -"Газовый контур" - на полу. Схемы напоминали медицинские плакаты - организм в разрезе. Стальной скелет конструкций. Переплетение жил - артерии, вены, капилляры, лимфоузлы - технологические трубопроводы. Нити нервных связей - системы управления и безопасности. Рабочая жизнь ядерного гиганта открывалась ему в массе подробностей и нюансов, в движении жидкостей и газов, горячем наполнении труб, конденсаторов и сепараторов, вздохах деаэраторов, гуде моторов и насосов....
Такая интенсивная работа была по душе. Работал на износ, до усталости, но в итоге - на укрепление и рост, наполнение знаниями и умениями, которые, в сущности, и давали ощущение радости жизни, разве не так?
Экзамен В.П. Московскому он сдал как надо,. Удостоился похвалы мэтра, отвечавшего за качественный состав СТУ. Прошел обкатку - 12 рабочих смен в качестве дублера НСБ, (как говорят, "отдублировался"), дальше работал сам, без страховки. Весь ядерный блок теперь для него был - как открытая книга. Конечно, не в абсолютной степени, оставались еще темные пятна и закоулки, скрытые резервы. Но ощутил свою силу, будто раздвинул границы возможного...
На следующую должностную ступень - НСС, начальник смены станции (первой очереди) - Иван Анатольевич взошел через три года. Это достаточно короткий строк, другие претенденты ждали дольше. Но так вышло: вакансия открылась на редкость скоро и, к сожалению, печально, с душевной болью: безвременно ушли из жизни его товарищи и наставники В.М. Тишков и А.П. Веренич...
Что говорить, то назначение было ему не в радость. Для многих на ЛАЭС горькая потеря опытных атомщиков были неожиданной, невосполнимой. Всем молодым работникам из СТУ ушедшие из жизни товарищи были не просто начальниками, главное - воспитателями и учителями. Лучшая память о них - продолжение их добрых дел...
Переживал: почему эти люди - сильные, уверенные ушли из жизни так рано, не дожив даже до пенсионного возраста? Они прошли в энергетике трудный путь, осложненный рисками, нервными напряжениями, тяжелыми стрессами. У сожалению, в этих испытаниях - специфика служения атомному делу.. Может потому, частенько даже в разговорах атомщиков мелькают "жесткие" эпитеты: "Остановка турбины, как остановка сердца", "Разрыв технологического канала все равно, что разрыв аорты". Боль даже в словах. Наверно, все тут сошлось - и первые курчатовские реакторы, и память Чернобыля, и аварии на наших блоках, и корневая ответственность таких специалистов перед людьми...
...ШЕЛ обеденный перерыв - святое время. Просторный зал столовой был наполнен ароматами кухни, звоном посуды, разноголосым шумом пестрой толпы посетителей. Полуденные солнечные лучи хлестали в широкие окна, скользили по столам, тарелкам, лицам людей, стекали на светлые полы, покрывая их причудливыми узорами...
Народ обедал.. Это действо, наверно, можно было назвать общим застольем большого трудового коллектива, крепко спаянного единым желанием - утолить голод, отвести душу.
Иван Анатольевич стоял в общей очереди на раздачу комплексных обедов -"мирской пищи" атомщиков. Раздача шла вяло, очередь двигалась по-черепашьи. Ожидание несколько скрашивали знакомые и коллеги, то и дело появлявшиеся в поле его зрения с подносами в руках и с короткими приветствиями, а после исчезавшие бесследное в столовской толчее...Обеденный перерыв был в разгаре, он отдыхал от забот, может потому смотрел на окружающий мир почти иронически...
Их очередь была вполне демократичной. Иными словами, в ней царили согласие и равноправие, что не позволяло никому из очередников обеспечить себе лидирующее, то есть внеочередное получение подноса со снедью благодаря своему высокому служебному положению. Иван Анатольевич, как и другие присутствующие начальники, был блюстителем порядка и толерантности и потому терпеливо отстаивал вахту в ряду простых тружеников фронта и тыла атомной энергетики.
Так бы и продолжал он свои иронические размышления, но отвлекся - услышал случайный разговор двух молодых инженеров, стоявших в очереди где-то позади. Парни вели беседу настолько увлеченно, что просто не заметили причастного руководителя, скрытого от них широкими спинами. Между тем, разговор его касался...
- На днях ходил на прием в дирекцию,- рассказывал один из собеседников, - Узнавал насчет должности: помогут - не помогут, когда ждать повышения... Выслушали меня, ни о чем не расспрашивали и сказали: иди-ка ты знаешь куда? - он сделал многозначительную паузу. - Вот-вот, к своему начальнику иди, по месту работы. Ему положено, говорят, как должностному лицу, хлопотать за своих подчиненных. Типа, он лучше знает, чем ты там занимаешься, чем дышишь, может ты хороший работник, а, может, раздолбай и клейма некуда ставить. У нас, говорят, такой информации не имеется, извини... В общем, облом. Как думаешь, к кому из наших лучше обратиться?
Парни стали перебирать фамилии главных специалистов своей службы - как на ромашке гадали. Иван Анатольевич прислушивался, кого-то из названных он хорошо знал, а с кем-то был мало знаком. Привык он оценивать этих людей, как производственников, по служебным качествам, но тут ребята о другом говорили...
- Нет, не советую к ним обращаться, - разговор продолжил второй инженер, голос его показался знакомым, но оборачиваться Иван Анатольевич не стал. - Ты пойми, все эти начальники - технари, им кроме инструкций и "железа" ничего не надо. Возможно, там, "наверху" их уважают, есть авторитет и все такое. А мы внизу, на блоке. Для них все твои личные трудности - по фиг!
Он замолчал, добавил категорично и неожиданно:
- Ты к Бабичу обратись. Он поможет....
Услышав свою фамилию, Иван Анатольевич вздрогнул, будто кто окликнул, смутился, но никто в очереди на него внимания не обратил, успокоился. А парень дальше развивал тему:
- Понимаешь, он - наш человек. Короче - свой. Потому как всегда в "поле", с рядовыми. С ним любой вопрос можно обсуждать. К другому начальнику, иной раз, даже по работе не хочется подходить. А к Бабичу зайдешь, выслушает - спокойно, без гонора. Если может решить -сразу скажет, не будет зря обещать, баки вкручивать. А если не может, посоветует - как дальше действовать. В общем, ты понял?
Как раз подошла Ивану Анатольевичу очередь рассчитываться у кассы. Понес свой поднос к дальнему столику. Возможно, разговорчивые инженеры его присутствие уже заметили, небось, даже обсуждают. Хотя вряд ли поняли, что их разговор услышан...
Да разве в том дело - услышан или нет, раздумывал он после. Если молодежь в сменах ему доверяет, это приятно, доброе мнение людей - стимул по жизни. Но помочь всем желающим, ох, как трудно Даже если должностные рамки раздвинуть. А с другой стороны, все от человека- руководителя зависит, от его желания. Как в реакторе - мощность определяется нейтронным потоком. Слаб поток, дремлет реактор, нет выделения рабочей энергии. Активизируй нейтроны - получишь лавину тепла, Выходит, наши возможности от нас самих и зависят. Активируй!
...Когда он вышел из проходной, солнце уж скатилось далеко за полдень, зацепилось за верхушки темных сосен вдоль автотрассы. По дороге сновали машины, пыль облачками взлетала из-под колес, медленно расстилалась по зеленым зарослям вдоль обочин. У административного здания станции на ветру трепетали разноцветные флаги двух стран - великой России и дочерней - "Страны "Росатом".
Он перешел шоссе, поднялся в гору к сверкающему фасаду большого здания. Этот светлый корпус - гордость ЛАЭС - именовался конкретно: "Учебно-тренировочный центр", коротко УТЦ. Было и другое - лаконично-спортивное название "Тренажер"...
Когда-то, на заре трудовой карьеры Иван Анатольевич и его товарищи - персонал БЩУ -осваивали управление блоками почти в "спартанских" условиях на ленинградском заводе "Электропульт", где, по тем временам, изготавливались приборные комплексы для отечественных АЭС. Там они и "накатывали" по минимуму свои первые часы оперативной работы, повторные стажировки на заводе не практиковались, а основной опыт взаимодействия и синхронизации навыков дежурных смен кристаллизовался уже в "боевых" условиях - на действующих мощностях. Иными словами, известный принцип генералисимуса Суворова работал на станции, как бы, в обратную сторону: в учении было легко, но трудно в бою - при оперативном управлении энергоблоками, особенно в экстремальных ситуациях.
С тихой грустью можно констатировать, что именно чернобыльские события резко активизировали процесс сооружения почти на всех отечественных АЭС специальных учебно-тренировочных центров для повышения квалификации, прежде всего, оперативного персонала. Сверхзадача тренажеров (УТЦ) формулировалась глобально: гарантировать полную безопасность в регионах, прилегающих к зонам АЭС, минимизировать вероятность рисков от аварийных ситуаций на ядерных объектах, которые могли бы произойти в результате ошибочных действий персонала, иными словами, полностью исключить "человеческий фактор", как причину беды.
...Он вошел в главный зал УТЦ. Здесь - полная аналогия БЩУ блока. Только без самого блока. Та же аппаратура, программы, дизайн, кнопки и подсветка, экраны и кресла. Даже начальство - те же знакомые лица. Все в сборе? Операторы готовы? Заместитель главного инженера у руля? "И парень тот, он тоже здесь, среди стрелков..." Это Высоцкий, вечный... Ждем заветного сигнала? Тогда стартуем..
Мысли быстрые, короткие, как кинохроника. Когда-то с этими ребятами он работал в одной смене - не один год. Каждого знает лично. Так и остались "своими". Теперь он - педагог, они - подопечные, будет им строгая проверка. Обязательная проверка и учеба для них, профессионалов, рассчитана по времени на 10 часов. Эти часы необходимо "откатать" в течение года на тренажере. Прошли уже половину. Ну, начали...
... Свечение экранов, табло, схем. Негромкие голоса специалистов. Команда НСС. Ответы ВИУРа и ВИУТа. Световой сигнал поплыл в узкой прорези прибора - нейтронное поле "дышит", Программа расписана руководителем до деталей: производим останов, потом пуск реактора. До сантиметра, до секунды выверен ход стержней защиты - СУЗ. Это - главные регуляторы, бойцы в РП. Они "диктуют" свою волю бойким нейтронам, тех в РП много - "тьмы и тьмы", сейчас задача - "давить" поток, снижать активность...А что операторы? У каждого перед глазами строки программы. Она уже в памяти, как клятва. Задача сложная, предельная: выход на МКУ - минимальный контролируемый уровень.. Подходим, реактор "устал", чуть "дышит", только нейтроны шастают, не дают ему впасть в "летаргию"". Вот она - "критика", критическое состояние аппарата, что назначено в задании. Сейчас реактор - консервная банка, не более, со стальной "килькой" внутри - каналы, их всего 1693 штуки...Ладно, работаем, гагаринское: "Поехали!" Подъем стержней, сняли узду, прыгнул "заяц" на приборе, ожил поток нейтронов - тронулась лавина, раскручивается, медленно и неуклонно,, следим - где опасность?- это недопустимо, это - чернобыльская предтеча, где-то здесь собака зарыта, надо тихонько, еще тише - радиально поддерживать, не дать локального разгона, не дай бог, такое уже было в том веке, ребята пережили - Михал Палыч расскажет, дальше идем, подходим, есть двести мегаватт, четко, встали на регулятор, поле устойчивое, "автопилот" работает...
Он всегда в них верил.
Хорошо, если совесть, долг и мастерство в человеке крепко сплавлены. Это лучшая гарантия безопасности, прочности, нерушимости жизни. Хоть на земле, хоть даже в космосе. У атомщиков из этого сплава судьбы отлиты. Другой сплав не годится, не выдержит...
...Он отслеживал возможные просчеты смены, оценивал красоту решений. Придраться не к чему. Ошибок нет потому, что их не должно быть. Никогда. В смысле - абсолютно недопустимы. Если еще точнее: допустимы они исключительно здесь - на тренажере и только в особом случае - у чистокровных новичков. На действующей мощности всякая ошибка профессионала - это поражение. Жестокое поражение. Каждый в команде понимает, что проигрыш здесь невозможен, вернее, немыслим! Это же не футбол. К счастью, не футбол...
МАТЬ позвонила ему сразу после смены, в дороге. Ее далекий, приглушенный голос интересовался, прежде всего, здоровьем всех близких, включая самых маленьких. Говорила участливо, словно заранее знала ответы на свои вопросы:
- Ты в машине? Можешь сейчас говорить? Я же помню, если твой телефон включен, значит, работу закончил. Домой едешь, наверное...
Она легко сплетала воедино, в логические цепочки хронику его дня.
Он отвечал ей подробно, обстоятельно, торопиться было некуда. Некуда потому, что его машина застряла в традиционной пробке, в промзоне, где как раз финишировала рабочая смена. И "элитные" торопыги, и разные прочие "опеля" с дисциплинированными водителями на борту прочно впаялись в эту машинную толчею, перспективы были нерадужные...
Говорили они недолго, но обстоятельно. Валентина Ивановна ждала его вместе с семьей в воскресные дни, обязательно с дочкой и малышом, повторяла: ничего не надо, все есть, себя привезите, наконец... Жила она все там же, в унылом от безработицы и упадка городке Сланцы, который был прежде веселым шахтером. Здесь схоронила мужа, Анатолия Евгеньевича, отца Ивана, рядом жила дочь Вероника с семьей, сестра Ивана, еще сестра мужа, их дети и внуки. Горный комбинат давно закрыли, разворовали (чертова перестройка), осталась кучка ООО, "что-то ищут, а чего - не видно", народ перебивался заработками на стороне, в основном в Питере, но, шли разговоры, что скоро будут перемены, инвестиции и все такое прочее...
Ей хотелось о многом сказать сыну, но связь хрипела, не могла передать главное, к тому же мать что-то нужное забыла, не могла сразу вспомнить, да и трудно ему, небось, говорить по телефону в дороге, да и бог с ним, с телефоном, главное - в воскресенье, обязательно...
Стальной поток страждущих авто, наконец. пополз в сторону города, потихоньку наращивая скорость. Мотор его машины тоже повеселел, запел. Жизнь - это движение, движение - это радость, все это - бесспорные истины. А кто спорит?
Радио вещало хорошие новости: у кого-то где-то что-то приросло. Он улыбнулся и вспомнил о насущном - предстоящей встрече с избирателями, примерно через час, время есть, надо бы набросать о чем говорить...
... Депутатом он стал как-то неожиданно и вдруг. Вызвал и настоял В.И. Перегуда, директор ЛАЭС: "Надо, Иван Анатольевич, надо!" Накануне выборов проехался по потенциальному избирательному участку, поговорил с людьми. Участок сложный, многопрофильный, расположен, как бы, на нейтральной полосе, в аккурат между прошлым и будущим, то есть, налицо живая смычка города с деревней: старые усталые поселения с русско-ижорскими именами Калище, Ракопежи, Смолокурка топтались-маялись перед сверкающим фасадом молодого самоуверенного Атомграда. В этих "городских" деревнях жили, в основном, советские заслуженные ветераны-пенсионеры, многие годы терпеливо ожидавшие простых бытовых удобств - уличных фонарей, нормальных дорог, элементарного водопровода и поистине элитарного газопровода...
Он поговорил с жителями о житейских проблемах. Проблемы пахли порохом и болотом...
Когда после выборов он вернулся сюда уже депутатом, деловым человеком с двумя красными дипломами (это из предвыборной листовки), с атомной активностью и росатомовской поддержкой, в него разом все поверили, а потому порох полыхнул так, что, не дай бог! Поток жалоб, кляуз, запросов панических требований и воплей о помощи - вся эта лавина почти единовременно обрушилось на его молодой оптимизм, ядерную сдержанность, врожденную тактичность (которую особо отмечали станционные психологи). Испытав определенный комплекс общественно-политической неполноценности, пережив несколько бессонных ночей, он взял свою судьбу в руки, включил резервы, в общем, начал пахать на общество.
Против болота использовал привычную атомную технологию - все должно быть расписано по законам, правилам, регламентам. "Фонари" - вбиты строкой в бюджет, пусть немного, но светят. "Дороги" - целый абзац в постановлении Совета и главы - за счет резерва, пусть хотя бы закатают дыры асфальтовой "крошкой", но обязательно. "Водопровод" и "Газ"- самые сумасшедшие, безумные еще вчера пути решения потащил через проект межевания и выбивания жалких 15 миллионов рублей, после - через заброс "куска" посолидней в бюджет следующего, авось, урожайного года, главное - пошло-поехало, решается, движется, активируем!
День за днем депутатские дела нанизывались на его отточенное расписание, как шашлык на шампур. Дневного стержня не хватало, с ночами тоже было туго. Понял: одному не справиться, нужны помощники из аборигенов. Старост домовых советов в деревенских улочках пришлось выковывать из малоактивных, но явно озабоченных, нацеленных на добрые перемены людей, в основном преклонного возраста -самый качественный контингент.
Тяжелее других активировался "потерянный мир" - два громадных общежития по улице Мира, плотно заселенных одинокими и многодетными пофигистами, усталыми работягами, темными личностями, нетрезвыми говорунами. Поначалу его призывной депутатский глас звучал в коридорах этих "общаг", как в пустыне. Однако, авторитет народного избранника резко возрос однажды, благодаря "левому"стояку (речь о водопроводной системе), который много лет обильно заливал жилые этажи желтоватой водой и был уже признан природным явлением, как вдруг в один момент он был спешно и доброкачественно отремонтирован коммунальщиками. Автором рукотворного чуда взволнованная общественность признала новоиспеченного депутата. Так родилась вера. Верующие в депутатскую прикосновенность и отзывчивость пошли по "миру", собрали собрание, родились первые Советы, поначалу робкие и хилые, но после проведенных дворовых субботников "советская" власть в общежитиях серьезно окрепла, хотя...
В обычные рабочие дни его путь от станции до дома пролегал, как правило, через депутатскую комнату мэрии. Здесь его всегда ждали. Более всего, ждали письма, жалобы, запросы, решения органов управления, словом, всякая бумажная всячина, которая требовала ответов, внимания, реагирования... Иногда ждали люди - коллеги по Совету, общественники, избиратели.
Вот и теперь его тоже ждали избиратели в одном из дворов на подшефной территории. Правильнее сказать, избиратели ждали его депутатского отчета о проделанной работы. Дело серьезное и конкретное. Но главное, за делом стоял вопрос: как люди относятся к его работе?
Машину поставил там же, во дворе. Прихватил папку с бумагами. Для "реагирования".
Собрались, в основном, пожилые, умудренные опытом, одолеваемые болезнями, но не сдавшиеся - всего с десяток пенсионеров. Расселись по скамейкам, ждали, беседовали о своем, актуальном, житейском, о ценах и внуках, американцах и лекарствах, о разном. К примеру: зачем он, как депутат им, вообще, нужен? Ответ: чтобы задать вопросы официальному лицу и получить ответы от этого лица, в смысле - от лица, представляющего власть, наконец, для спроса, ведь с кого-то же надо спросить за все!
Говорил он подробно. Рассказывал о бедах и нуждах жителей участка. О выполнении наказов избирателей и тормозах бюрократии, о камнях преткновения на территории мэрии и надеждах на обещанные инвестиции, о цифрах и фактах, обязательствах и условиях - о многом говорил. На его отчет откликались добрые глаза и чуткие души собравшихся. Вопросов было немного. Но беседа текла. С одной стороны - от людей постарше, поопытней - звучали вполне благозвучные комментарии, напутствия - не снижать напор, на давать спуску... Другая же сторона, депутатская, одиночная - внимательно впитывала полезную информацию, фиксировала инициативу на бумагу, не прерывая, разумеется, теплого разговора...
Однако... Как оказалось, язва тоже присутствовала, ждала своей минуты, чтобы открыться...
- Знаем мы ваши басни! Что вы тут нам рисуете картину -"За всю Одессу"! Скажите конкретно: что вы для нас, как депутат, сделали - на нашей улице, во дворах. Где ваша помощь? Нету!
Эту громкую речь произнес один из участников собрания - пожилых лет мужчина, с виду старый интеллигент, но раздраженный, обиженный на всех и вся...
Что ответить гражданину?
В принципе, ситуация как на БЩУ - сбой одной из систем. Что рекомендуют психологи? Набрать воздух, сдержать дыхание, резкий выдох и - вперед!
Он набрал воздух, но выдохнул спокойно - вопрос правильный, ответ готов, даже подкреплен газетными статьями...
Сначала напомнил: много лет проезд вдоль домов был колдобина на колдобине, а нынче (даже рукой показал) ровные заплатки, глазу радость, жильцам спокойствие. Кто помог? Дед Пихто... Далее, просили беспокойные комсомольские сердца ветеранов сделать пешеходный переход через беспокойную Комсомольскую улицу? Летом сделали, как надо, по современным требованиям, ходи - не хочу...
Не забыл он о самом волнующем, памятном наказе, который тоже превратил в реальность. Островок соснового леса в треугольнике улицы, не тронутый застройкой, утвержден недавно в официальном статусе, как "Сквер имени А.А. Фроля". Серьезное решение: в соответствии с законом и на средства города теперь будет свято сохраняться вечная память об Антоне Антоновиче, замечательном нашем земляке, солдате Победы, краеведе-искателе с пламенным сердцем...
Глянул на гражданина, задавшего вопрос. Тот смутился, глаза в сторону, и говорит что-то соседкам, якобы, не хотел, не собирался "срезать" (по-шукшински) депутата горсовета каверзным вопросом....
Когда собрание закончилось, главные избиратели - добросердечные женщины не торопились расходиться, переговаривались шумно и со вздохами, дескать, куда уж теперь спешить, не-ет, туда всегда успеем, пока здесь делов всяких хватает... И личные вопросы еще оставались, старались рассказать, вспомнить славное прошлое, ждали участия...
Его тронула за рукав одна из женщин, негромко, вполголоса, но чтобы и другие слышали, произнесла:
-Вы уж идите по своим делам, Иван Анатольевич, не слушайте наши тары-бары, - ее глаза излучали спокойствие и мудрость. - Разговоров тут много...А у вас семья, разные заботы.. И мальчонка, говорят, народился. Сколько ему? О-о, совсем большой, уже - человек. И жене надо помочь, с малышом-то много хлопот...Идите с богом!
Он сразу вспомнил, что, действительно, дома его ждут, дел множество, семейная лодка бьется о гранит забот, заторопился, вежливо простился, пошел к машине. Вечер приближался, уже смеркалось, на дороге суетился транспорт. Он ехал аккуратно, с дистанцией от лихачей, вежливо притормаживая перед переходами. Серьезный человек, депутат все таки... Мыслями уже был дома. Пока светло, пока время есть, надо погулять с Федором Ивановичем по бульвару, пусть - в коляске, можно и ножками потопать, только успеть, ведь, перед сном еще купать, сушить...
Он вспомнил эту веселую, знаменитую в тесном семейном кругу картину - купание розового малыша, с шампанскими мыльными брызгами, с визгом и писком, с китайскими смешными рыбками, вот оно - лучшее средство для отдохновения мозга и души после шебутного дня.
Его машина плавно скользила по вечерней улице. Вечнозеленые сосны, светящиеся окна, люди на тротуарах, сияющие рекламы - все было красиво, мирно, привычно, как надо. Всякое крутилось в мыслях...Если бы кто-то сейчас предложил ему вдруг и сразу обменять вот эту его беспокойную, суетливую, порою бестолковую круговерть жизни на какое-то иное, легкое, приятное бытие, например, на "баунти", да, да рекламное "баунти" - с плеском теплого океана, шорохом пальм, сарабандой смуглых тел на золотом песке, изумрудными лагунами и белыми лайнерами в ожерелье жемчужных островов... Интересно, согласился бы он на такой красивый обмен? Нет-нет, если по честному, разве не согласился бы? Отказался бы? Ну-ну...
Сам себя и развеселил смешными выдумками... Отступали, таяли в памяти недавние встречи, волнения, тревоги. Он устал, усталость была приятной.
Непростой был денек, подумал он как-то нехотя, не самый удачный, но... ничего, нормальный...