ЭТИКЕТ, КУЛЬТУРА, НРАВСТВЕННОСТЬ

Этикет (франц. étiquette) — установленный порядок поведения где-либо. Такое определение дается в ”Советском энциклопедическом словаре”, изданном в 1985 г.

Однако внимательный читатель, заглянув в словари более раннего издания, увидит несколько другие определения.

Например, в ”Словаре иностранных слов” (1954 г.): Этикет (фр. étiquette) — строго установленный порядок и формы обхождения при дворе монархов, в отношениях между дипломатами и т. п.

Или в ”Словаре русского языка” С. И. Ожегова (1973 г.): Этикет — установленный порядок поведения, форм обхождения (в дипломатических кругах, при дворе монарха и т. п.).

Изменения в определении понятия ”этикет” не случайны. Существенная перестройка общественных отношений приводит и к изменениям в этикете, ибо человеческая деятельность всегда варьируется в зависимости от тех социальных условий, в которых она осуществляется, и таким образом отражает их. Этикет как особая знаковая система не исчезает и продолжает обслуживать общество.

Итак, этикет — совокупность правил поведения, установленных в человеческом коллективе и принятых как норма общения в различных жизненных ситуациях.

В конечном счете этикет выражает содержание тех или иных принципов нравственности, хотя и является ритуалом, имеющим чисто внешнюю форму.

Различают этикет неречевой и речевой. Неречевой этикет — это очень разнообразная система знаков: похлопывание по плечу, помахивание рукой (в знак приветствия или прощания), способы размещения людей в соответствии с правилами первенства (за столом, например), преподнесение подарков и т. д. Каждый участник общения получает и передает самую разнообразную неречевую этикетную информацию.

Речевой этикет — это часть правил ритуализованного поведения человека в обществе, словесные (вербальные) формы выражения вежливых отношений между людьми в процессе общения, отражающие существенные для данного общества социальные отношения и функционирующие в силу традиции. Использование этикетных формул обусловлено также полом, возрастом, степенью родства, знакомства лиц, принимающих участие в разговоре. Ситуации играет дополняющую и уточняющую роль в процессе языкового общения. Повторяющиеся слова, словосочетания, предложения, связанные с определенными бытовыми ситуациями и шаблонными темами разговора — формулы обращения, приветствия, поздравления, пожелания, приглашения, просьбы — постоянно встречаются в бытовом общении.

Речевой этикет наряду с информацией — приветствовать, извиняться, благодарить, поздравлять, предлагать, приглашать, соглашаться, отказываться и др. — несет и социальные сведения о говорящем, о его партнере, об их отношениях в официальной или неофициальной обстановке общении.

В широком смысле слова этикет — важная часть общечеловеческой культуры, нравственности, морали, выработанной на протяжении многих веков жизни всеми народами, впитавшая в себя представления о том, что соответствует их понятиям о добре, справедливости, человечности — в области моральной культуры и о красоте, порядке, благоустройстве, бытовой целесообразности — в области культуры материальной. Именно поэтому нецелесообразно отбрасывать многие разумные, продиктованные и проверенные вековым опытом нормы поведения.

Нормы этикета сводятся к основному правилу: неукоснительно, везде и во всем уважать общество в целом и каждого его члена в отдельности и относиться к ним так, как вы относитесь к себе и хотите, чтобы другие относились к вам. Правило очень простое, но — увы! — в повседневной практике человеческих отношений далеко не всегда и далеко не всеми осуществляемое. А между тем, культура человеческих отношений, общения людей между собой играет важную роль на производстве, в быту, при проведении досуга, ибо от профессиональной, нравственной, интеллектуальной культуры в сильнейшей степени зависит производительность и качество труда, психологическое спокойствие и моральное, физическое здоровье окружающих нас людей, эффективное использование своего отдыха. Каждый ежедневно встречается с десятками, а то и сотнями людей, входит с ними в самые разнообразные трудовые, моральные, психологические отношения, и найти правильные, разумные и, главное, социально-полезные решения возникающих иногда коллизий — не всегда простое дело.

Когда принцип уважения к обществу и каждому его члену органически присущ человеку, когда этот принцип неукоснительно руководит суждениями и поступками, то это проявляется во всех случаях общения не только с близкими, знакомыми, сотрудниками, сослуживцами, но и с совершенно незнакомыми людьми и даже в отношении к предметам общественного пользования, к поддержанию чистоты и порядка в общественных местах, ко всему тому, что представляет общественный интерес.

Если же человек не руководствуется этим принципом постоянно и искренне в своих отношениях с окружающими — на работе, в быту, то ему не помогут внешне усвоенные общие правила этикета, он — в зависимости от индивидуальных черт характера и меняющихся обстоятельств — постоянно, реже или чаще, но неминуемо будет отступать от правил и требований общественного поведения.

Каждый из нас может по многим поступкам, проявляющимся в общественном поведении людей, определить почти безошибочно степень их социальной воспитанности и зрелости, преобладание у них привычки думать или не думать об интересах окружающих, думать или не думать, не доставляют ли они своими поступками каких-либо неудобств, неприятностей другим людям, т. е. степень их уважения к правилам общежития. Например, не приходилось ли вам обращать внимание на то, как по-разному люди входят в метро или в здания с автоматически закрывающимися дверями? Одни, открыв такую дверь, непременно оглянутся — не идет ли за ними кто-нибудь, и если идет, то придержат дверь, чтобы она не ударила идущего. Другие, мощно распахнув дверь перед собой и пройдя через нее, затем, не оглядываясь, отпускают ее, совершенно не думая о том, что за ними могут идти дети, инвалиды, больные, которых этот обратный мощный удар двери может сбить с ног, сильно ушибить, причинить травму.

Или: не приходилось ли вам в театре, в концертном зале или кинозале, в которых у кресел общий смежный подлокотник, быть соседом человека, широко и ”навечно” расставившего свои локти и на правый и на левый подлокотники?

Или: не становился ли перед вами человек (когда вы в музее, в картинной галерее, на выставке смотрели на экспонат), который бесцеремонно загораживал от вас то, что вас интересовало?

Или: не протискивался ли на ваших глазах кто-нибудь, расталкивая женщин, детей, инвалидов, к билетному окошечку на вокзале, к кассе в магазине, в вагон метро, автобуса?

Можно привести массу примеров подобного неуважения к окружающим, больше того — презрения к их законным интересам. Такие отклонения от норм общественного поведения сразу покажут вам, что допускающие их люди совершенно не воспитаны социально.

Вопросы этикета интересуют особенно тех, кому по характеру работы приходится часто контактировать с людьми разных профессий, сталкиваться с различными условиями общения не только в своей стране, но и за рубежом. Однако перечислить даже главные нормы этикета во всех жизненных ситуациях невозможно. Поэтому представляется целесообразным ограничиться некоторыми основными положениями. При этом за эталон взяты нормы общеевропейского этикета — самого распространенного в мире.

У каждой эпохи свой стиль, у каждого общества свои правила поведения. Но есть ценности общечеловеческие, и именно на их основе развивается культура любого народа. Неотъемлемая часть культуры — этикет, складывающийся веками, уходящий своими корнями в сферу нравственности.

Этикет — это общественные привычки, обычаи, имеющие исторический характер. Они меняются со временем, своеобразны у каждого народа. Этикет отражает социальную структуру коллектива, теснейшим образом связан с ней.

Роль этикета в человеческом общении невозможно раскрыть без учета таких понятий, как вежливость, такт, мораль, порядочность, добро, совесть.

Этикет, таким образом, входит в сферу интересов разных наук: истории, этнографии, социологии, философии, этики, психологии, лингвистики.

У разных народов разные обычаи, обусловленные историческими и местными условиями, характером народа и другими факторами.

Традиционные этикетные правила часто символизируют принадлежность человека к определенной нации.

Илья Эренбург пишет: ”Житель Вены говорит ”целую руку”, не задумываясь над смыслом своих слов, а житель Варшавы, когда его знакомят с дамой, машинально целует ей руку. Англичанин, возмущенный проделками своего конкурента, пишет ему: ”Дорогой сэр, вы мошенник”, без ”дорогого сэра” он не может начать письмо. Христиане, входи в церковь, костел или кирху, снимают головные уборы, а еврей, входя в синагогу, покрывает голову. В католических странах женщины не должны входить в храм с непокрытой головой. В Европе цвет траура черный, в Китае — белый. Когда китаец видит впервые, как европеец или американец вдет под руку с женщиной, порой даже ее целует, это кажется ему чрезвычайно бесстыдным. В Японии нельзя войти в дом, не сняв обуви. Если к европейцу приходит гость и восхищается картиной на стене, вазой или другой безделушкой, то хозяин доволен. Если европеец начинает восторгаться вещицей и доме китайца, хозяин ему дарит этот предмет — того требует вежливость. Мать меня учила, что в гостях ничего нельзя оставлять на тарелке. В Китае к чашке сухого риса, которую подают в конце обеда, никто не притрагивается нужно показать, что ты сыт. Мир многообразен, и не стоит ломать голову над тем или иным обычаем, если есть чужие монастыри, то, следовательно, есть и чужие уставы” (И. Эренбург. ”Люди, годы, жизнь”).

Первые печатные своды о правилах этикета появились в XV в. в Испании, откуда довольно быстро распространились по другим западноевропейским странам. Везде они предназначались для имущих классов, отражали обычаи, принятые в жизни этих классов.

В русский язык понятие ”этикет” стало входить в начале XVIII века. Правда, еще в середине XVI века был издан ”Домострой” — своеобразный кодекс правил, которыми должен был руководствоваться горожанин в своем поведении и отношении к светской власти, церкви, семье, слугам и т. д. В нем нашло отражение сословно-иерархическое деление русского общества того времени, подчинение младших старшим: внешнее почтение родителю, отцу должны были оказывать и собственные дети и ”дети” крепостные, зависимые.

Правила охватывали разные стороны жизни зажиточных горожан – бытовые обряды, ведение торговых дел, воспитание детей, домоводство, обхождение с гостями и т. п.

Хотя первое издание ”Домостроя” вышло в XVI веке, но еще до сих пор в нашем народе бытуют выражения: ”живет по домострою”, ”домостроевщина” и т. п., употребляемые по отношению к людям, которые в своей семье или в отношениях со своими подчиненными стремятся утвердить свою беспрекословную, неограниченную личную власть, не терпят никаких преград ей. Дело в том, что, наряду со многими полезными бытовыми советами, в социальном плане ”Домострой” утверждал именно такую власть ”главы дома” над жизнью своих домочадцев и слуг, предписывая, в случае неповиновения, ”сокрушать ребра” последним. И эта деспотичная власть ”главы дома” в семье — микромире общества — была отражением такой же неограниченной власти по восходящей линии — боярина, наместника, царя.

К началу XVII века патриархальные требования ”Домостроя” сковывали развитие культуры, перестав соответствовать потребностям прогресса. Петр I начал интенсивно проводить европеизацию русских патриархальных отношений: в специальных указах формулировались предписания внешних форм поведения, и нарушение их сурово каралось.

”Петр ускорял перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства” (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 36, с. 301). Ускоренная, весьма энергично проводившаяся Петром I программа ”европеизации” России наряду с созданием многих новых учреждений, учебных заведений повела к значительному изменению быта, жизненного уклада и обихода дворянства, богатого купечества, а также к большому численному росту той общественной прослойки, которая несколько позже получила название ”разночинной интеллигенции”.

Петр I заботился о том, чтобы правила нового этикета как можно быстрее входили в быт и охватывали как можно более широкие слои населения, особенно молодое поколение.

В 1717 г. по распоряжению Петра I была издана книга ”Юности честное зерцало, или показание к житейскому обхождению, собранное от разных авторов”.

В книге давались советы молодым дворянам, как держать себя в обществе, чтобы иметь успех при дворе и в свете.

Это была компиляция, составленная (в переводе на русский) из многих западноевропейских сводов общегражданского этикета. Есть основания полагать, что при составлении этого сборника была проявлена известная забота о сохранении тех норм сложившегося русского национального этикета, которые диктовались бытовой целесообразностью и специфическими условиями России или являлись национальной гордостью русского народа.

Соответственно этому при дворе, а затем и вообще в дворянстве, вошли в обиход некоторые элементы западноевропейского, преимущественно английского этикета, особенно в одежде, в воспитании детей.

Но широкие народные массы по-прежнему были далеки от всех этих изменений ”в верхах”, воспринимая лишь те крупицы нового, которые непосредственно касались их и медленно входили в менявшийся быт масс. Они продолжали руководствоваться своими, неписанными, но очень крепкими, устойчивыми правилами жизненного поведения, которые веками складывались в быту и находили свое выражение в сказках, песнях и особенно в алмазах народной мудрости — в пословицах. Эти правила несложны, но глубоки, мудры, как основные нравственные правила всех народов. Уважение к ”отцу-батюшке”, к ”родной матушке”, к старшим по возрасту вообще, бережное, любовное отношение к ”красным девицам” и взаимное чувство уважения девиц к ”добрым молодцам”, гостеприимство, честность, трудолюбие, скромность, мужество, любовь к родине — вот какие чувства и качества не предписывались сверху административным путем, а вкладывались, входили в душу русского трудового человека через песню, сказку, пословицу. Эти традиции, этот общенародный этикет переносились затем, в период развития капиталистических отношений, в среду фабричных рабочих, дополнялись, обогащались в ней.

Лучшие традиции русского национального этикета развивались и в среде разночинной интеллигенции, которая усваивала передовые идеи мировой культуры, развивала их на национальной почве и создала величайшие произведения в области литературы, всех видов искусств, в области философии, науки и техники. В этой интеллигенции, вышедшей из демократических слоев населения, вырабатывались принципы новых отношений между людьми, отвергались, высмеивались бессмысленные условности как дворянского этикета, так и мещанско-купеческого быта, провозглашались и пропагандировались естественность, простота в общении людей между собой.

Конечно, в русском дореволюционном обществе не могло быть этикета, одинакового и практически приемлемого для всех сословий (не говоря о разных национальностях). В литературных памятниках различных исторических периодов мы встречаем фрагменты этикета, бытовавшего в дворянско-помещичьей, купеческой, мещанской, крестьянской и рабочей среде.

Несомненно, в каждой культуре и в каждом социальном слое, даже в
каждом поколении людей имеются свои правила этикета. Однако их относительная независимость от внутренних нравственных убеждений, мировоззрения делает многие из них очень устойчивыми и приемлемыми для самых различных эпох, культур, классов и сословий.

Очень интересные мысли об интеллигенте прошлого века находим у писателя Сергея Залыгина: ”... человек, именующий себя интеллигентом, тем самым брал на себя совершенно определенные моральные обязательства.

Мерилом интеллигентности были не только убеждения и мораль, и творчество как таковые, но и поступки. Человек, оскорбивший прислугу, незнакомого прохожего, мужика, приехавшего на базар, нищего, сапожника, кондуктора, в интеллигентской среде не принимался, от него отворачивались, но тот же человек, надерзивший начальству, а то и плюнувший ему в лицо (тогда говорилось ”в физиономию”), вызывал полное доверие.

Но доносить нельзя было ни на кого, даже на начальника... Грубость не допускалась нигде, кроме как в отношениях с начальством — странно, но факт. Карьеризм ни в какой степени не поощрялся, но в отдельных случаях был терпим...

Обогащение было презираемо, особенно в тех случаях, когда разбогатевший человек никому не оказывал материальной помощи...

Именно потому, что интеллигентность предусматривала мораль поступка и образа жизни, она и не была сословностью, и граф Толстой был интеллигентом, и мастеровой был им...

Кодекс интеллигентности никогда и нигде не был написан, но понятен был всем, кто хотел его понять, тот и знал, что такое хорошо и что такое плохо, что можно, а чего нельзя.

Кроме того, интеллигентность обозначала еще и товарищество, взаимопомощь и совет...

И еще был неписаный порядок: всякого рода осуждение, порицание, недовольство по отношению друг к другу редко высказывались вслух, тем более многословно, это считалось плохим тоном. Хороший тон был — дать понять. Дать понять тем, что человека переставали приглашать в гости, не приходили к нему, сухо с ним здоровались или не здоровались совсем, но это уже в самых крайних случаях. Кроме того, в каждой компании был человек, который ”не стеснялся”. Он и произносил в лицо осуждение тому, кто, по общему мнению, это заслужил. К такому нестеснительному относились с уважением: он может! И еще была такая черта как доверие”. (С. Залыгин. ”К вопросу о бессмертии. Из заметок минувшего года”. — ”Новый мир”. 1989, №1, с.17-18).

* * *

Сегодня чрезвычайно актуально все, что связано с понятием ”культура” — понятием очень многозначным и емким:

культура политическая, парламентская, административная, правовая, городская, массовая, материальная, духовная, музыкальная;

культура демократии, управления, труда, производства, торговли, продавца, общении, поведения, речи, диалога, полемики, дискуссии, спорта и др.

Названные сочетания слов, функционирующие в современном речевом общении, может быть, не всегда точно и полно определяют понятие, о котором идет речь, но сам факт их широкого употребления достаточно информативно характеризует нашу сегодняшнюю повседневную жизнь.

Что же такое культура, цивилизация, мораль?

культура [лат. cultura] — 1) совокупность материальных и духовных ценностей, созданных человеческим обществом и характеризующих определенный уровень развития общества; различают материальную и духовную культуру; в более узком смысле термин ”культура” относят к сфере духовной жизни людей; 2) уровень, степень развития, достигнутая в какой-либо отрасли знания или деятельности (культура труда, культура речи и т.д.); 3) степень общественного и умственного развития, присущая кому-либо; 4) возделывание, обработка почв, с/х угодий. /Словарь иностранных слов, изд. 11-е стереотип., М., 1984, с. 266/.

Цивилизация [лат. civilis — гражданский]. 1) уровень общественного развития, материальной и духовной культуры (определяемой уровнем развития производительных сил), достигнутый данной общественно-экономической формацией; 2) современная мировая культура. (Там же, с. 555).

Мораль [фр. morale] — 1) нравственность, совокупность норм и принципов поведения людей по отношению к обществу и другим людям; одна из основных форм общественного сознания;

2) нравственный, поучительный вывод;

3) нравоучение, поучение. /Там же, с. 323/.

Мораль регулирует поведение и сознание человека во всех сферах общественной жизни — в труде, быту, политике, науке, в семейных, личных, внутригрупповых и др. отношениях. В отличие от особых требований, предъявляемых человеку в каждой из этих областей, принципы морали имеют социально-всеобщее значение и распространяются на всех людей, фиксируя в себе то общее и основное, что составляет культуру межчеловеческих взаимоотношений.

Принципы морали поддерживают определенные общественные устои, строй жизни и формы общения /или, напротив, требуют их изменения/ в самой общей форме, в отличие от более детализированных, традиционно-обычных, ритуально-этикетных норм. В отличие от простых обычаев, нормы морали не только поддерживаются силой устоявшегося и общепринятого порядка, властью привычки, но и получают выражение в заповедях, принципах о том, как должно поступать.

Трудности в общении обусловлены объективными и субъективными причинами. С одной стороны, объективные причины — это расширение сферы общения, свободы выбора друзей, знакомых, работы, досуга, профессионализация личности и др. С другой стороны, в настоящее время, поглощенные суетой, напряженным трудовым ритмом, люди стали уделять мало внимания духовной, нравственной стороне общении — нравственной культуре.

Нравственная культура предполагает доброжелательность в отношении к окружающим, умение считаться с интересами и вкусами других людей. Нравственная культура определяет, на какой основе происходит общение и к чему сводится. Каждый человек должен развивать в себе способности к общению, уметь анализировать свое поведение, оценивать свои ошибки.

Основа нравственной культуры — система нравственных норм. Нормы нравственности связывают интересы общества и личности, предполагают свободный выбор поступка. Суть нравственности в том, что, принимая решение, затрагивающее чьи-либо интересы, нельзя не прислушиваться к голосу своей совести. Совесть, благодарность, долг, вина — элементарные нравственные понятия. Мораль, нравственность как одна из важнейших сторон жизнедеятельности человека, специфическое явление общественной жизни изучается философской наукой — этикой.

Этика выясняет место морали в системе других общественных отношений, анализирует ее природу, происхождение и историческое развитие.

Совесть — категория этики, характеризующая способность личности осуществлять нравственный самоконтроль, самостоятельно формулировать для себя нравственные обязанности, требовать от себя их выполнения и производить самооценку совершаемых поступков.

Совесть проявляется как в форме рационального осознания нравственного значения совершаемых действий, так и в форме эмоциональных переживаний (напр., ”угрызения совести”).

Долг — категория этики, в которой выражается нравственная задача индивида, группы лиц, народа в конкретных социальных условиях и ситуациях, становящаяся для них внутренне принимаемым обязательством. Содержание долга толковалось различно в зависимости от понимания обязанностей, лежащих на человеке в ту или иную эпоху; оно всегда было связано с конкретными проблемами времени и данного общества.

Долг необходимо рассматривать как конкретизацию общих требований морали применительно к возникшим обстоятельствам, положению, способностям и возможностям человека, которые определяют условия и меру его личной ответственности и составляют содержание его мотивов и совести.

Моральные требования к человеку имеют в виду не достижение каких-то частных и ближайших результатов в определенной ситуации, а следование общим нормам и принципам поведения.

Обращая внимание на внешнюю сторону поведения — такт, манеру держаться, — нельзя забывать и о внутренних нравственных убеждениях и чувствах — совести, долге, ответственности.

Нравственная культура — это духовная наполненность, подлинная интеллигентность. Нравственная культура тесно связана с культурой общения людей, ибо потребность в общении испытывает каждый нормальный человек. Именно нравственная культура в большой степени определяет смысл и результативность общения, благодаря ей люди легко включаются в общение, какой бы характер оно ни приобретало: деловой, дружеский, общественно-политический и т.д.

Сейчас, когда общественная жизнь развивается очень быстрыми темпами, общение становится более сложным, требует большой психологической выносливости, гибкости, умения правильно расходовать свои душевные силы.

Формирование современной нравственности проходит в сложных условиях и зависит от многих факторов. Для общения необходима при этом глубокая общекультурная основа — нравственная культура, которая является условием осмысленной и плодотворной жизни, душевного здоровья личности.

* * *

Девиз ”Разрешено все, что не запрещено” как-то сразу был перенесен в нашей жизни из деловой сферы в нравственную, эстетическую, политическую.

И появляются сцены, подобные этой:

”На Красноярском почтамте молоденькая девица, не удовлетворенная обслуживанием, громко, во всеуслышание отчитала связистку:

— Козлы, сидите здесь за сто рэ и еще выпендриваетесь.

И ушла — в золоте, в куртке из варенки, — полная внутреннего превосходства над другими. Ей не было стыдно.” (”Правда”, 1990, 21 дек.).

Вот в этом и все дело, что ей не было стыдно! А ведь стыд — одно из проявлений нравственного самосознания личности, моральное чувство, в котором человек выражает осуждение своих действий, мотивов и моральных качеств. Человек либо самостоятельно в эмоциональной форме осознает безнравственность их, либо сознается в этом самому себе под воздействием осуждения со стороны окружающих. В отличие от совести, стыд имеет более внешний характер: человек оценивает свои поступки глазами окружающих.

Стыд — это внутреннее сознание предосудительного, внутренняя исповедь перед совестью, угрызение совести в дурном поступке (В. Даль).

Стыду, как и совести, противопоставлены наглость, нахальство, бессовестность, бесстыдство, т. е. те проявления безнравственности, о которых мы говорим и пишем. И для того, чтобы добро, совесть одерживали верх, нужна постоянная работа души, труд.

В последнее время с каждым днем остро чувствуется не только дефицит продуктов питания, промышленных товаров, но и сострадания, милосердия.

Вот как определяется понятие ”милосердие” в словаре В. Даля.

Милосердие — значит сердоболие, сочувствие, любовь на деле, готовность делать добро всякому, жалостливость, мягкосердность. Милосердствовать — сострадать, соболезновать, жалеть или желать помочь.

Благотворить — значит делать добро, помогать бедным, дряхлым, увечным, неимущим.

Добро — все, что честно и полезно, все, чего требует от нас долг человека, гражданина, семьянина: худо тому, кто добра не делает никому; в ком добра нет, в том и правды мало; за добро добром платят. /В. Даль. Толковый словарь живого русского языка. Т. П, с. 327, т. 1, с. 443, М., ”Русский язык”, 1979/.

”А что такое доброе дело?” — спросите вы.

Этот вопрос задает и Дейл Карнеги (1888-1955), американский специалист в области человеческих взаимоотношений и ораторского искусства, перу которого принадлежит множество книг по этим проблемам. Отвечая на вопрос что же такое доброе дело, Д. Карнеги приводит многочисленные примеры, подтверждающие основной его тезис: доброе дело — это то, что дарит радость другому человеку.

Почему, если совершать каждый день доброе дело, это оказывает такое удивительное воздействие на того, кто его совершает?

Потому, что стремление доставлять удовольствие другим не позволяет нам эгоистично думать о себе, впадая в меланхолию, беспричинный страх, беспокойство. Об этом давно говорили и врачи-психиаторы. Нужно проявлять живой, искренний интерес к окружающим людям, ведь у каждого из них свои проблемы, мечты и стремления. Они тоже стремятся поделиться ими с кем-нибудь.

Что это вам принесет? Большое счастье! Большое удовлетворение!

Аристотель назвал такое поведение ”просвещенным эгоизмом”. Заратуштра сказал: ”Делать добро другим — не обязанность. Это — радость, ибо это улучшает здоровье и увеличивает счастье”. Китайская пословица гласит: ”Ароматом роз всегда веет от руки, которая их дарит”.

Д. Карнеги подчеркивает, что именно так ставили вопрос о добре великие философы и вероучители с самого начала письменной истории человечества — Христос, Конфуций, Будда, Платон, Аристотель, Сократ... И еще Карнеги вспоминает Т. Драйзера — самого знаменитого американского атеиста двадцатого века.

Драйзер высмеивал все религии, как сказки, и считал, что ”жизнь — это повесть, которую пересказал дурак: в ней много слов и страсти, нет лишь смысла”. Однако Драйзер восхищался одной великой заповедью Христа — заповедью о служении другим. ”Для того, чтобы он (человек) мог получить хоть какую-то радость на отведенном ему коротком отрезке пути, — говорит Драйзер, — он должен думать и составлять планы, как улучшить положение не только для себя, но и для других, поскольку радость, испытываемая им самим, зависит от того, насколько он радуется за других и насколько другие радуются за него.

Если мы собираемся улучшить положение для других, — настаивал Драйзер, — то нам надо спешить. Время уходит. По этому пути я пройду лишь один раз. Так пусть же я уже сейчас совершу какой-нибудь достойный поступок или проявлю доброту. Пусть я не отложу и не упущу случая это сделать, ибо по этому пути я никогда больше не пройду”.

— Делайте доброе дело каждый день, проявляя интерес к окружающим, — не устает повторять свой тезис Карнеги.

Нам надо быть терпимее друг к другу, — говорит драматург Виктор Розов. — Сейчас ведь все ругают, все ругаются. И вот рявкнет какая-то из продавщиц, именно не скажет, а рявкнет — ты же ей вежливо ответишь: извините, я вот вас побеспокоил. И вдруг все смещается. Сколько раз я замечал: когда начинаешь говорить мягко и хорошо, сразу сникает агрессивность с противоположной стороны...

Добро есть соль жизни. Без этой соли она портится, и наступает всеобщая смерть. (”Правда”, 1991, 2 февр.).

О недостатке милосердия и сострадания в нашем обществе сегодня с
болью и тревогой пишут многие.

Вот, например, заметка председателя Московского городского правления Всероссийского общества слепых Ф. Астафьева.

— Однажды наблюдал такую сцену, — возмущается автор. — В небольшую (по нашим временам) очередь встала женщина. За нею очень медленно, тихо и как-то неловко подошел другой покупатель. При этом он толкнул стоявшую впереди гражданку. Она дернулась, громко закричав:

— Ты что не видишь? Лезешь прямо на людей!

— Да, не вижу, извините, я слепой.

Женщина оглянулась. Перед ней стоял человек с белой тростью. Вместо того, чтобы и самой попросить у него прощения за грубость, ”дама” пожала плечами, равнодушно отвернулась...

С волнением и надеждой на сострадание напоминает Ф. Астафьев о том, что нужно быть внимательными, деликатными к людям, лишенным зрения. Прислушаемся к этим словам, будем милосердными:

— От вас требуется элементарная помощь. Если вы заметили, что слепой человек сбился с маршрута, не кричите ему об этом на расстоянии. Подойдите поближе и спокойно подскажите, как выбраться на правильный путь. В автотранспорте достаточно довести его до двери и указать на поручень, положив на него руку слепого. При выходе — то же самое.

Пожалуйста, не забывайте уступить ему место в транспорте, ведь при резком торможении или толчке так трудно найти точку опоры. На кромках тротуаров, ступеньках, уступах, спусках предупреждайте незрячего. Если можно, пройдите эти расстояния вместе с ним. От вас требуется самая малость, только не забывайте о ней. (Ф. Астафьев. ”Человек с белой тростью”. — ”Московская правда”, 1991, 2 февр.).

Нравственное состояние нашего общества волнует тех, кому не безразлична судьба отечества, будущее наших детей и внуков.

Не вправе молчать и журналисты, потому что нравственность общества сегодня зависит и от них.

И журналисты не молчат.

— Мне стыдно и неловко смотреть в глаза ветеранам, — пишет корреспондент ”Правды” В. Трохин.

Газеты и телевидение убеждают их в никчемности и ненужности пройденного пути — он, дескать, полностью был ошибочным. Они стыдятся уже говорить о своей молодости, словно повязанные какой-то общей виной перед человечеством. Фронтовики стыдливо прячут ордена. Да и как иначе, если оскверняются памятники их товарищам, павшим в боях от Волги до Эльбы, единственная вина которых в том, что честно отдали свой долг Родине. Посмотрите на их лица в толпе городского рынка. О чем они думают, идя мимо прилавка с бешеными ценами и зажав в кармане остатки сторублевой пенсии? Становится ли им легче от депутатских дебатов, единственным результатом которых пока является быстрое ухудшение уровня жизни? И не тревожно ли у них на сердце за нашу нравственность, когда они подходят к газетным киоскам?

И вообще герои ныне не в моде. Какая корысть от подвига или просто порядочного поступка? В Свердловском районе Красноярска среди бела дня шла жестокая драка. Несколько человек били одного. Девочка-подросток, дочь того человека, металась, молила о помощи. Вокруг было много народу. Никто из прохожих не остановил потасовку. А отца девочки забили насмерть. Преступление не раскрыто — милиция не может найти свидетелей. Вот вам и пример крайнего нравственного отупения. (”Правда”, 1990, 21 дек.).

— Что же случилось с нами, если ныне жестокосердие стало едва ли не нормальным проявлением людской натуры? — взволнованно обращается к читателям корреспондент ”Литературной газеты” Н. Зенова.

Кошмарная эта история произошла в свердловском гастрономе ”Центральный”. Давились за молоком и кефиром. Кефир кончился раньше. Покупательница с чеком, на который не хватило кефира, просила заменить его молоком. Продавец не вняла. Покупательница произвела ”самозахват” чужих бутылок, крепко взяв их за горлышки. Продавец потянула бутылки к себе. Покупательница не отпускала. Продавец выразила свое отношение словами. Покупательница накинулась и укусила продавца за руку. Продавец ударила ее бутылкой. Итог: покупательницу отправили в травмпункт, где наложили швы, продавца — в психоневрологический диспансер, где поставили диагноз — нервное истощение.

И обе написали заявление о привлечении друг друга к уголовной ответственности.

... Мне жаль покупательницу: у нее маленькие дети — как же им без молочного?

Жаль продавца — совсем еще девочка, а здоровье уже ни к черту.

И еще мне жаль судью, которому придется искать конкретного виновника там, где его попросту нет. (”Литературная газета”, 1991, № 6).

— Жалость унижает человека? — задает полемичный вопрос Л. Михайлова, корреспондент отдела писем и изучения общественного мнения ”Правды”, как бы продолжая мысль, высказанную в предыдущей заметке.

Иногда думаю: а может, потому и давили сострадание, что боялись этого простого и такого сердечного чувства? Ведь оно словно самой природой дается нам для одоления эгоизма. ”Человек жалью живет”, — говорили в народе. Не с постоянно стиснутыми кулаками, а с любовью, состраданием, пониманием. Жалость заставляет быть душевно зрячим. Недаром на Руси всегда выделяли слабого, немощного, малого, сирого. Сердцем постигали истину, которая нам с таким трудом ныне дается, — помоги ближнему... Нормальный человек даже дворнягу бесприютную способен пожалеть, обогреть — хотя, на первый взгляд, какая от нее польза?

А польза человеку от всего живого, живущего — именно в самой этой дарованной вокруг жизни! Без нее каждый из нас — одинок, нищ и тоже обречен на безжалостность.

У нас сегодня в ходу все больше слово ”милосердие”. Слово прекрасное. Но, по-моему, мы его затаскали и столь часто поминаем, что порой, право, неловко. Бесплатная похлебка для стариков — милосердие. Продажа войлочной обуви в магазине по пенсионным книжкам — милосердие. Концерт эстрадной звезды для сирот — милосердие. Помилуйте, есть же всему этому вполне достойное определение — благотворительность. Или нам непременно что ”повыше” подавай? Недавно вздрогнула, услыхав в открытом эфире: ”Сегодня, когда милосердие так активно внедряется в наше общество...” Это что же — как кукуруза или мелиорация?

Душам нашим еще оттаивать и оттаивать, коль чувства жалости и доброты десятилетиями считались чем-то зазорным. Милосердие, на мой взгляд, сродни самоотречению, и не всякому дано до него дотянуться. Не на каждый день оно рассчитано. Путь к нему лежит через такие простые движения души, как сочувствие, доброжелательность. А сердечной боли сегодня столько — инвалиды, нищие пенсионеры, многодетные семьи, искалеченные ”афганцы”, беженцы, беспризорники, безработные...

Сердобольность всегда почиталась за высокое чувство. Она позволяет нравственно раскрыться душе человеческой.

Бабушка моя 92 года жизни своей безвыездно прожила в заштатном уральском городишке, — вспоминает корреспондент Л. Михайлова в цитируемом материале. — Происхождения была стопроцентно мещанского. В юности, правда, окончила гимназию, а потом — рожала, кормила, растила, крутилась с оравой в восемь человек. Отчего же память накрепко связала это: бабушка и благородство?

Вот ясно вижу, как спешит, торопится ей навстречу по дворовой тропке Вовка — брат моей первой школьной подружки Аси. Ася — красавица (это можно понимать и в семь лет), она — нарядное и любимое дитя матери. А Вову мама ”не хотела”, но он, упрямец эдакий, явился-таки на свет. Рука скрючена, нога вывернута, из полуоткрытого рта стекает слюна. ”Марь Федоровна, Марь Федоровна! — кричит Вовка во все горло. — Я пришел!”. И тянется, тянется к моей бабушке бледно-зеленым лицом своим. И в глазах Вовкиных такой свет!.. Сколько лет прошло — помню!

Ни про гуманизм, ни про милосердие бабушка никогда не говорила. Она просто жалела. Непременно подкармливала беднягу. Выслушивала так, как мама родная наверняка не слушала. Отгоняла от него обидчиков. Звала только Вовой, хоть вся улица кликала Вовкой. Думаю, Вовка оттого и кричал всякий раз громогласно свое ”я пришел!”, что чувствовал: не случайный, не зряшный он на земле, коль принимает его столь желанно живая душа. (”Правда”, 1990, 13 сент.).

Да, нам очень не хватает сегодня в общении теплоты, доброжелательности, внимания. Но люди не перестали быть людьми, а значит у них должен звучать в душе ”надежды маленький оркестрик”. Именно так называется заметка в ”Правде” А. Дмитракова из г. Пушкина, Ленинградской области:

— Пасмурным ноябрьским вечером я возвращался, как и тысячи других ленинградцев, с работы, троллейбус не подходил уже минут двадцать. От томительного ожидания и скверной погоды настроение портилось. Вокруг быстро росла толпа. Люди, прячась под зонты, тихо переругивались.

Неожиданно позади нас метрах и двухстах — у станции метро ”Пушкинская” — возникли нежные звуки духового оркестра. Играли старинный вальс ”На сопках Маньчжурии”. Многие в толпе изумленно стали оборачиваться, всматриваясь в дождливый сумрак. Я разглядел горстку музыкантов под небольшим навесом метрополитена.

Дождь все лил. Троллейбус не появлялся. Толпа на остановке росла. Постояв еще немного, я рассудил, что даже если случится чудо и троллейбус появится, то все равно при таком количестве ожидающих мне в него не сесть. Пойду-ка поближе к музыкантам и пережду с полчаса.

С недавних пор в Ленинграде духовые оркестры начали выступать в самых оживленных местах — возле станций метро, на вокзалах, в парках, возрождая забытые традиции и пробуждая в людях чувства добра, любви к старинной духовой музыке.

Я подошел к музыкантам. Их было человек пять-шесть пожилого возраста. Лишь один трубач, стоявший чуть в стороне, был молодой и краснощекий. Они внешне мало отличались от остальных прохожих, одеты так же обыкновенно, простые и скромные лица. На неровном мокром асфальте лежал раскрытый футляр, на дне которого виднелись несколько смятых вымокших рублей и горстка блестящих серебряных монеток. Изредка проходящие мимо люди бросали в него деньги. Сунув руку в карман куртки, бросил мелочь и я. Встав поодаль, продолжал наблюдать. Вот к музыкантам подошел небольшого роста темноволосый человек.

— Генацвале, сыграй что-нибудь грузинское.

— Хорошо, генацвале, — в тон ему ответил молодой трубач, взглянул на товарищей, качнул головой, и они дружно заиграли почему-то веселую песенку из мультфильма про Чебурашку и крокодила Гену.

— Ой, молодцы, — грузин поднял руки вверх и принялся отплясывать под мелодию что-то вроде лезгинки. Люди вокруг улыбались и аплодировали. Неожиданно в круг выбежал какой-то мальчуган лет пяти и тоже стал выписывать ногами замысловатые кренделя рядом с жизнерадостным южанином.

— Ай, джигит, — воскликнул тот, наклонился, подхватил мальчика на руки и вместе с ним продолжил танец.

Люди улыбались. Звенела звонкая медь труб. Я тоже улыбнулся и почувствовал, что стало вокруг заметно теплее, хотя погода ничуть не изменилась. Музыканты, словно не замечая холода, дождя, пасмурных туч, не слыша пронзительного скрежета тормозов машин, выводили одну мелодию за другой. Трогательно было глядеть на эти одухотворенные бледные лица. По-видимому, они не были профессионалами. Порой кто-то из них давал ”петуха”, барабанщик не всегда успевал точно попадать в такт, но это не огорчало ни их самих, ни слушателей.

Происходило чудо. Разглядывая горстку музыкантов, люди начинали улыбаться, добреть, лица их заметно смягчались, губы расплывались в мягкие, светлые улыбки. Ни у одного проходящего человека я не заметил брезгливого или презрительного выражения на лице. На глазах у многих стариков выступали слезы — звучали мелодии их далекой молодости. Мне показалось, что сгинула куда-то инфляция, не существует страшных очередей в магазинах, утихла межнациональная рознь и люди вокруг стали дружелюбны, отзывчивы. (”Правда”, 1990, 19 нояб.).

Как же сохранить себя нравственно? Как сохранить в себе доброту, отзывчивость? Как сохранить в человеке человеческое? С этими вопросами еженедельник ”Собеседник” обратился к академику Д. С. Лихачеву.

— Культура, только культура может помочь нам. И в отсутствии ее — причина многих бед. У нас в упадке ныне и человеческая культура, и культура государственности, и просто культура общения, — говорит Лихачев.

— Когда я сижу в зале съезда народных депутатов, слушаю их, мне становится не по себе. Как неумело они выступают, не экономят времени — ни своего, ни чужого, не могут точно и кратко сформулировать свои мысли, отвлекаются от существа дела на различные побочные соображения, пытаются добиться чисто внешнего успеха, говорят для телевидения.

Какой должна быть культура человека — в двух словах не обрисовать. Это целая программа воспитания общества, и у нас в стране должна быть долгосрочная концепция по развитию культуры.

Все начинается с детства. Воспитание нравственности начинается с колыбели. Когда мать улыбается ребенку, радуется ему — это уже воспитание самых глубин нравственности, его дружественного отношения к миру.

Далее школа. Центральная фигура в обществе, от которой зависит его будущее, — это учитель, педагог. Эти люди должны быть материально обеспечены, потому что когда учитель приходит в класс в бедной одежде, невольно он не вызывает уважения учеников.

И еще: мудрость — в книге.

Объединить нас может только высокая культура. Культура едина для
всего человечества, всем она дорога. Не дорога она только тем людям, которые лишены ее. Забота о культуре должна быть всеобщей. (”Нас спасет культура”. — ”Собеседник”, 1991, № 1).

Несмотря на то, что правила приличия не всегда едины, подчас условны и относительны, их соблюдение необходимо, так как это предупреждает недоразумения между людьми и делает общение более приятным. Среди правил вежливости есть обязательные, соблюдаемые в интересах общества, и необязательные, при которых каждый может действовать по своему усмотрению, чувству такта и вкуса.

Правила поведения необходимо соблюдать осмысленно, в зависимости от ситуации, места и времени. Вежливость, умение вести себя зависят от общего развития человека, должны опираться на естественность, непринужденность.

Сегодня значение культуры поведения возрастает. Хорошие манеры необходимы каждому. На первый взгляд кажется, что любой человек может легко и быстро освоить основные правила поведения. В определенной степени это так. Но труднее самовоспитываться, намного сложнее, чем воспитывать других. Мало знать, как себя вести.

Необходимо применять эти знания на практике, применять систематически, и тогда они станут второй натурой. Это возможно, если каждым будет осознана насущная необходимость культуры поведения, освоен тот багаж знаний эстетики поведения, хороших манер, который накоплен человечеством.

Хорошие манеры удлиняют жизнь, потому что берегут нервы и человеческие силы. Необходимо уважение не только к себе, но и к тем, кто нас

окружает, ибо человеческое поведение не может строиться лишь на одних
эмоциях.

Самообладание и самоконтроль помогают нам в этом.

Хороший тон — это целый комплекс взаимоотношений человека с обществом, который нельзя сводить лишь к внешней стороне общения.

Существует тесная связь того, что понимается под проявлением вежливости, и того, что составляет глубокое нравственное естество человека.

Современное понятие ”хороший тон” — это не только нормы поведения в обществе, но и культура в самом широком смысле этого слова.

Терпимость — ценное качество человека, если это понимать не как равнодушие и беспринципность. Тактичность, вежливость предполагают уважение к интересам окружающих. Мало знать правила этикета, нужно чувствовать внутреннюю потребность соблюдать их, только в этом случае имеют смысл и сами правила.

Взаимная вежливость — насущное требование нашей жизни, хорошие манеры необходимы каждому. Если они станут внутренней потребностью, то помогут в значительной степени изменить человеческие взаимоотношения.

Хороший тон нужен для того, чтобы было удобно всем людям, чтобы им всегда доставляло удовольствие общение с окружающими.

Есть ли, например, хоть какая-нибудь связь между правилами хорошего тона и правилами уличного движения? Вы думаете: ”Нет!”

Ошибаетесь. Есть. Ибо от невоспитанности до аварии с человеческими жертвами — один шаг.

Этика общения на дорогах обусловлена прежде всего правилами дорожного движения. Но не только ими. Есть еще неписаные этикетные правила, определяемые уровнем культуры и доброжелательности.

В романе ”Таксопарк” И. Штемлера есть такая сцена:

”Лениво вскинув полусогнутую ладонь, милиционер произнес, глядя в сторону:

— Нарушаешь? Плохо со зрением, да? Висит знак — левый поворот запрещен, а ты дуешь...

Сергачев стоял молча...

— Ты что, не слышишь? Попрошу права, — повторил милиционер.

— А собственно, почему вы мне ”тыкаете”, сержант?

— Что? — изумился милиционер.

— Я рабочий человек, сержант, и нахожусь сейчас на своем рабочем месте — кто дал вам право обращаться ко мне на ”ты”?

— Что это... вы, товарищ таксист, разговорились?

— Вот. Так-то лучше, сержант, — усмехнулся Сергачев. — Конечно, если вы скажете, что вы не кончали лицей, я вам поверю. — И он легко и весело протянул милиционеру свое удостоверение”.

В этом диалоге четко видна запрограммированная (почему? кем? для чего?) недоброжелательность стража порядка к таксисту: обращение на ”ты”, употребление просторечного слова ”дуешь”, иронично-фамильяр­ного вопроса ”плохо со зрением, да?”. Но самое смешное и грустное — искреннее удивление милиционера, услышавшего вопрос о ”праве” обращаться к таксисту на ”ты”.

К чести милиционера, он сумел быстро оценить ситуацию, понять справедливость вопроса возмущенного Сергачева и отреагировать должным образом: появилось обращение на ”вы” — товарищ таксист. Последняя фраза Сергачева о лицее — подводит итог диалогу: этикет необходим во всех ситуациях общения, но увы! — не всегда и не все об этом помнят.

Пресса, радио, телевидение уделяют много внимания тому, о чем мы
ведем речь. А как же иначе? Ведь Москва упорно не уступает лидерства в скорбном соревновании столиц мира по числу жертв уличного движения.

— Причин много, — пишет корреспондент ”Правды” С. Богатко. — Но среди многих причин есть одна, играющая далеко не последнюю роль, — это наша взаимная вредность. Говорят, вещи познаются путем сравнения. Вот побывал я недавно в двух латиноамериканских столицах — Лиме (Перу) и Боготе (Колумбия). Первое впечатление от уличного движения — жуть! Машин лавина. Движутся все быстро, резко — то на газ, то на тормоз; непрерывно маневрируют, сигналят так, что вой стоит. Ужаснулся: как только люди выживают?! Техническое состояние автопарка в Лиме, например, такое, что Москва по сравнению — сплошные лак, хром и глянец. Катят механизмы ржавые, драные, мятые, жеваные, перелатанные. Иные без радиаторных решеток, бамперов, а то и вовсе без крыльев. Разве что колеса на месте. И все это движется энергично, круто. В Боготе автопарк побогаче, почище, но тоже далек от идеала. Латиноамериканцы и сами признают, что у них правила движения намного либеральней, чем в Европе или США. Но... За десять дней я раз пятнадцать был обыскан полицейскими от макушки до пяток. Что делать, почти 30 лет в Колумбии идет война. Но ни разу не видел, чтобы тамошний ”гаишник” задержал машину за нарушение. И не высмотрел ни единого случая аварии или наезда на пешехода. Не поверив своим глазам, стал расспрашивать. Действительно, и статистика подтверждает: аварий относительно мало. При небольших трениях и касаниях виновники рассчитываются на месте или обмениваются данными страховых полисов.

В чем же тут дело? Как объясняют русские, живущие в Перу и Колумбии, латиноамериканец за рулем более собран, а главное — доброжелателен к окружающим. Он весело, по-дружески уступит, поможет, предупредит об опасности. Стоит только водителю или справа сидящему пассажиру показать рукой, что трудно сделать маневр, тотчас пропустят, сверкнув зубами: ”Амиго!..”

К горькому сожалению, на московских улицах совсем другой этикет, иные царят нравы. Прижать, подрезать, подставить под удар, навести на препятствие — бейся, товарищ! — стало почти нормой. Уступить кому-то, хоть ”скорой”, считается чуть ли не позором. Словно идет какая-то злобная игра всех против всех. И зачастую не из какой-то выгоды, корысти, а просто по вредности.

Латиноамериканец, попав в пробку, обязательно оставит зазор, чтобы пешеходы могли просочиться, и если посигналит, то предупреждая или поторапливая. Москвич на машине обязательно подожмет бампером и грозит ”пехотинцу” фарами, прогазовкой, сигналом, да еще высунется и перечислит обитателей Московского зоопарка. Какая-то эпидемия беспричинной злобности.

В последнее время, правда, и в Москве появились признаки стремления к миру и согласию. На нескольких машинах я видал очень трогательный, совсем ”неуставный” знак — чайник в треугольнике. Покупают в ”Детском мире”, приклеивают на стекло. Дескать, признаюсь, что я — водитель так себе, не претендую на звание аса, не обижайте меня. Такая добрая самоирония делает честь водителям в первом поколении.

Но это лишь нотки смягчения. Жестокие нравы пока господствуют. И тут никакой, самый распрекрасный Моссовет нам не поможет. Только если задумаемся и откровенно ”поговорим” с собой о том, стоит ли платить за вредность, за минутное удовольствие ущемить ближнего такую высокую цену — жизнями, кровью, разбитыми машинами... (”Правда”, 1990, 24 окт.).

”Пешехода надо любить”. Во имя этой любви работают днем и ночью сотрудники ГАИ, строятся ограждения панелей и дорогостоящие подземные переходы, развешиваются дорожные знаки и всевозможные указатели, на мостовых разрисовываются места перехода — и все для того, чтобы обезопасить жизнь пешехода. А иному пешеходу кажется, что это ущемление его прав: ему хочется перейти именно здесь, хотя он знает, что здесь не положено и опасно. Пешехода надо любить. И пешеходу надо любить водителя. Выигрывают от этого оба. И в этом — связь между правилами хорошего тона и правилами уличного движения.

Все правила поведения, которые формировались в процессе истории человечества, обоснованы практически.

За время долгого развития человечества многие правила изменились, дополнились, многие вообще исчезли, часть сохраняется традиционно.

Человек всегда стремился к порядку, и поэтому в простом народе сложились свои неписаные, передаваемые из поколения в поколение, обычаи и правила поведения, отражающие народные традиции.

Правила поведения всегда отражают также и требования гигиены. Подавляющее большинство обычаев, управляющих поведением, непосредственно связаны с психической гигиеной. В обычаи людей они внедрялись непроизвольно, на основе приобретаемого опыта. Современный человек должен уметь сознательно регулировать свои отношения с окружающими, исходя, в первую очередь, из требований психогигиены.

Требованиям гигиены подчинена большая доля правил поведения за столом, да и вообще правил приличия.

Правила вежливости запрещают шуметь, тревожить и раздражать окружающих. Вежливость требует самообладания в словах и поступках.

И, наконец, все общепринятые правила поведения в той или иной степени связаны с понятием прекрасного.

Хороший тон нужен во всех сферах общения.

Хороший тон нужен для всех и для каждого. Вот почему культуру поведения надо воспитывать с детства, сохранять приобретенные навыки хорошего тона на всю жизнь.

Если лишь выучить наизусть все учебники хорошего тона и все инструкции, как себя вести, воспитанным человеком не станешь, потому что воспитание — процесс серьезный, кропотливый и длительный.

Из правил, казалось бы даже мелких, которые в результате самовоспитания и самодисциплины должны стать привычкой, и складываются нормы человеческого общежития.

Самые правильные советы и рецепты смогут принести плоды только в том случае, если будут глубоко усвоены и крепко войдут в сознание.

Общие правила поведения, внешней культуры обязательны для каждого воспитанного человека.

Этика, такт являются необходимой нормой для воспитанного человека. Этика объединяет в себе понятие такта, и то, что принято называть порядочностью. Без этики не может быть вежливости и хороших манер. Лишенные этической основы, они превращаются в слою противоположность, помогают скрывать нечестные намерения и недостойные поступки.

Нравственные нормы — своеобразный регулятор поведения.

Воспитанность связана с внутренней культурой человека, именно поэтому особую значимость приобретает единство внешней и внутренней культуры людей. Поведение человека зависит от мировоззрения, духовного мира, знаний, эрудиции.

Правила этикета очень конкретны и направлены на регулирование внешних форм общения, они дают тактические рекомендации поведения в заранее оговоренных условиях и ситуациях. Правила этикета определяют, как человек обращается с другими людьми, каковы его внешний вид, манера вести себя, жесты, способы приветствий, поведение за столом и т. д.

Именно на регулирование взаимоотношений людей в разных сферах труда и быта, на согласование личного и общественного интересов направлены правила общения. Они возникли как ответ на потребность людей облегчить, организовать, упорядочить свои контакты, сделать их более полезными, красивыми, радостными.

Соблюдение этих правил — проявление общей культуры человека. Проблемам общения посвящены многие специальные книги, искусству общения можно учиться и по произведениям художественной литературы.

Процесс общения в самых разнообразных формах проявления рассматривает также психология как специальная научная отрасль.

О большом интересе к проблеме этикета в наши дни свидетельствуют не только работы, специально посвященные этому вопросу, но и многочисленные публикации на страницах газет и журналов; в них определяется сущность и значение этикета, раскрываются основные его требования, относящиеся к различным проявлениям человеческих отношений.

— Перестройка всколыхнула наше общество, — пишет в газете ”Правда” журналист Вера Ткаченко, — по-хорошему его взбудоражила и освежила, но, как и следовало ожидать, в чем-то и обострила противоречия, выявила массу нерешенных проблем, среди которых совершенствование человека, считаю, — одна из самых острых. Почему? Да потому, что все мы хотим жить по-новому. Лучше, чище, зажиточнее и культурнее, чем раньше. А для этого мы и сами должны стать другими, учиться по-новому думать, трудиться, вести себя дома, в коллективе, в общественных местах. Что значит по-новому? Думаю, всем нам надо быть строже, требовательнее к себе, не распускаться, не терять ”форму” воспитанности, добропорядочности, доброжелательности к окружающим...

Да, людям надо самим учиться культуре общения, ибо это не мелочь. В жизни ведь все взаимосвязано: какова нравственная атмосфера, таковы и настроение, и дисциплина, и даже производительность труда. Не станем терпимее к окружающим и взыскательнее к самим себе — и в деловой сфере будем не приумножать и набирать в работе, а терять, тратя попусту силы и нервы на изматывающие перепалки, ”выяснение отношений” и сведение счетов. Главное, понять, ради чего живем, ж не опускать руки в строительстве нравственного, культурного человека, как говаривали в старину — доброго гражданина своего Отечества.

Иначе может сложиться ошибочное представление, что мы отказались от уроков вежливости потому, что в борьбе за культуру поведения продвинулись страшно далеко, и в связи с этим исчезла всякая надобность мозолить людям глаза благостными настенными призывами, равно как и устными, льющимися из динамиков. Что у нас перевелись начисто проявление хамства, неуважение друг к другу, раздражительность, нетерпимость. Что нет среди нас любителей швырять под ноги прохожих обертки от мороженого и сигарет, оставлять после себя на пляже и на привале в лесу бумажный хлам, консервные банки и бутылочное стекло. Что нашими словами-любимцами, без которых мы шагу не шагнем, уже стали такие бесхитростные и простые выражения, надежно блокирующие всякие стрессы, как ”извините”, ”прошу”, ”позвольте”, ”пожалуйста”, ”спасибо” и все в таком роде. И, наконец, — даже дух захватывает! — что любезная сердцу культура житейского поведения и уважительный, доброжелательный тон не только овладели массами, но и проникли в сферу газетно-журнальных дискуссий и стали неотъемлемыми компонентами профессиональной и бытовой этики критиков, писателей и братьев-журналистов.

Увы, нам еще далеко не только до идеала — до элементарной культуры человеческого общежития...

Устойчивый дефицит вежливости, чего греха таить, притупил наши чувства, так что теперь лишь в самых острых случаях мы прибегаем к валидолу. Притерпелись. Свыклись. Сжились. Даже книгу жалоб перестали требовать — уж слишком хлопотно получить к ней доступ! Но зато каким стыдом опалит многих из нас, как бывает уязвлено наше гражданское самосознание, когда ”человек со стороны” ткнет пальцем в ”отдельные недостатки” нашего общественного бытия!...

Хотелось бы, чтобы мы задумывались почаще над тем, какие мы есть, и просто так, без всякой материальной выгоды, а исключительно ”для себя”, ради своего человеческого достоинства, относились бы к окружающим вежливо и терпимо. Вежливость действует благодетельно, смягчает общественные нравы, делает жизнь людей легче, веселее, да и здоровее тоже: ведь как часто ранит душу одно только сказанное походя грубое слово!..

Может, и впрямь добрые, любезные слова — лучшие цветы человеческой души? И разве не стоит немного постараться, чтобы в жизни у нас было как можно больше приветливости и доброты, благожелательных, ласковых слов и легких, веселых добрых минут от общения с ближними? (Вера Ткаченко. ”Розы и жабы”. — ”Правда”, 1988, 19 апр.).

* * *

Прежде чем излагать основные нормы этикета, с которыми чаще всего приходится считаться в повседневной жизни, — еще несколько общих замечаний о тех человеческих качествах, отсутствие которых превращает самое строгое внешнее выполнение этих норм в безжизненную, лишенную всякого человеческого содержания форму, а иногда — в их карикатуру. Мораль человеческого общения требует не бессмысленного, бездушного следования правилам поведения, а глубокого понимания их социальной необходимости и, следовательно, такого же их выполнения, как и других общественных обязанностей. Остановимся на таких понятиях этики, как вежливость, тактичность, скромность.

”Вежливость — это сумма маленьких жертв, приносимых нами окружающим людям”, — писал американский философ Эмерсон. Широко известна фраза знаменитого испанского писателя Сервантеса: ”Ничто не стоит так дешево и не ценится так дорого, как вежливость”. Не кажется ли вам, что подтекст того и другого определения один и тот же: я приношу людям ”маленькие жертвы”, оказываю ничего не стоящие мне знаки внимания — не только потому, что к этому меня обязывают присущие мне, как высшему в живой природе существу, требования ума и сердца, не по естественному желанию сделать приятное или полезное, а потому, что в ответ на это я жду таких же, а, может быть, и больших ”жертв” и знаков внимания к себе? Не принижает ли в ваших глазах такой — какой-то оценочный, потребительский — подход к понятию о вежливости самую сущность, ”душу” этого понятия? Ведь вежливость вежливости рознь. Всем известны выражения: ”холодная вежливость”, ”ледяная вежливость”, ”презрительная вежливость” и т. п., в которых эпитеты, соединенные с этим, одним из прекраснейших человеческих качеств, не только уничтожают его сущность, но и превращают ее в прямую противоположность. Ведь нельзя провести разницу в выражениях ”хамская вежливость” и ”вежливое хамство”, в которых сущность одна — хамство.

Вежливость социально воспитанного человека может быть лишь вежливостью доброжелательной, так как она — лишь одно из проявлений искренней, совершенно бескорыстной, органически присущей такому человеку благожелательности по отношению ко всем людям, с которыми ему приходится общаться на работе, в доме, где он живет, в общественных местах, которые он посещает. Со многими товарищами по работе, со знакомыми в быту вежливость может перейти в дружбу, но органическая, повседневная, никогда не покидающая человека благожелательность к другим людям вообще — обязательная база подлинной вежливости. Без нее вежливость всегда ущербна. И это естественно: высшая культура поведения в обществе — там, где поступки человека в любых ситуациях вытекают из нравственных принципов, диктуются ими и соответствуют им.

Общечеловеческая мораль лежит в основе и таких благородных качеств, как тактичность, чуткость по отношению к окружающим. Их содержание — внимание и глубокое уважение к внутреннему миру общающихся с нами людей, искреннее желание и умение понять их, почувствовать, что может доставить им радость, удовольствие или, наоборот, вызвать у них раздражение, досаду, обиду. Тактичность, чуткость — это и чувство меры, которое следует соблюдать в разговоре, в бытовых и служебных отношениях, умение не переходить границу, за которой в результате наших слов или поступков у человека возникают незаслуженные им обиды, огорчения, а иногда и большая сердечная боль. Тактичный человек в общении с другими всегда учитывает конкретные обстоятельства: разницу возраста, пола, общественного положения, места разговора или выступления, наличие или отсутствие посторонних лиц и т. д.

Подлинное, а не показное уважение к другим — обязательное условие тактичности как в личных отношениях, так и в общественной жизни. Вспоминается один ”ответственный товарищ”, который во время собраний коллектива или на совещаниях не стеснялся громко бросать во время выступлений ”нижестоящих” такие слова, как ”чушь”, ”ерунда” и т. п. Это вело к тому, что его собственные высказывания по обсуждающимся вопросам, даже содержавшие весьма здравые суждения (чего было не отнять), встречались в аудитории с холодком. О нем говорили: ”Природа отпустила ему столько уважения к людям, что ему его хватает только для себя”. Подобные люди вызывают сожаление. Их самоуважение без уважения к другим неизбежно ведет к чванству, высокомерию, что в конечном счете обрекает их на отчуждение, духовное одиночество, социальную неполноценность.

Но культура поведения вышестоящего по отношению к подчиненным, нижестоящим обязательна не только для первого. В равной степени она обязательна и для вторых в их отношениях с первыми. Она выражается прежде всего в честном, добросовестном отношении к своим обязанностям, в строгой, сознательной, а не казенной дисциплинированности, а также, в свою очередь, в человеческом уважении, вежливости, тактичности по отношению к руководителю.

Иногда понятие ”тактичность” требует того, чтобы вы сделали вид, что не заметили совершенную другими какую-то бытовую мелкую ошибку.