Глава 2 Вещественные доказательства 3 страница

– Мистер Ламек, – с трудом выговорила она.

Он сел, облегченно вздохнув: женщина явно не знала супервайзера в лицо. Коснувшись носком ботинка лежащего под столом тела, он тут же изобразил приступ кашля, надеясь скрыть свое замешательство.

– Я знаю, что здесь не принято поступать подобным образом, – начала она.

У Анвина свело живот. Неужели он так быстро себя выдал?

– Я полностью отдаю себе отчет в том, что мне заблаговременно следовало подать заявку о назначении аудиенции, – продолжила женщина, – в надежде в конце концов получить уведомление, извещающее о том, кто будет заниматься моим делом. Но я не могу ждать и мне далеко не все равно, кто станет мной, то есть моим делом, заниматься. Так что мне было просто необходимо встретиться с вами.

Значит, она нарушила правила. Анвин прокашлялся и строго взглянул на нее, потом, демонстрируя гостеприимство, жестом пригласил сесть.

Она некоторое время озадаченно смотрела на кресло, а потом, тяжело вздохнув, потупила взор.

– Мне нельзя садиться, – еле слышно прошептала она. – Если сяду, то в ту же секунду засну.

Казалось, сама мысль о том, чтобы сесть, совершенно подавляла ее; она прижала к себе сумочку и закрыла глаза.

Анвин встал с кресла, полагая, что ему сейчас придется подхватывать ее на руки, но она, вздрогнув, выпрямилась и, несколько раз моргнув, пояснила:

– Я и сама, понимаете ли, некоторым образом детектив. И я выяснила, что вы супервайзер Сайварта.

Анвин сразу же, как только она это произнесла, понял, в чем дело. Ламек был супервайзером Сайварта, точно так же как сам он был его клерком. И вот сейчас он был как бы единым в трех лицах: клерк по должности, детектив вследствие повышения и супервайзер по ошибке.

– Меня зовут Вера Трусдейл, – объявила она. – И я жертва ужасного недоразумения.

Анвин снова сел, понимая, что ему теперь придется поддерживать эту игру. Свой портфель он оставил возле другого кресла, поэтому выдвинул самый верхний ящик и нашел там то, что искал: чистый блокнот. Он положил его перед собой и взял карандаш.

– Продолжайте, – стараясь сохранять официальный тон, подбодрил он ее.

– Я приехала из другого города около трех недель назад, – сообщила мисс Трусдейл. – Остановилась в отеле «Гилберт», номер двести два. Должна заметить, что я неоднократно просила переселить меня повыше.

Анвин прибег к стенографии, чтобы успевать записывать за ней.

– Почему вы хотите, чтобы вас переселили? – спросил он.

– Это необходимо по соображениям секретности, – многозначительно понизив голос, сообщила мисс Трусдейл. – Если бы я жила выше, они, возможно, не смогли бы проникнуть ко мне, в смысле, в мою комнату.

– Кто не смог бы проникнуть к вам?

– Да не знаю я! – Мисс Трусдейл почти кричала. Она начала ходить взад-вперед по кабинету. – Каждое утро я просыпаюсь в окружении, ну, вы понимаете… всякой всячины. Пустые бокалы из-под шампанского, россыпь конфетти, розы. И прочее в том же роде. Это разбросано по всему полу, по моей кровати. Такое впечатление, что некто устраивал у меня в комнате вечеринку, а я все это проспала. Но я уверена, что это не так. У меня такое ощущение, словно я вообще несколько лет не спала.

– Бокалы из-под шампанского, конфетти и…

– И розы, с длинными стеблями.

–…и розы с длинными стеблями. Это все?

– Нет, это не все, – оживилась она. – Окно распахнуто, в комнате леденящий холод. И всюду мокро, все влажное, такая ужасная, промозглая влажность. Я уже не могу это выдерживать. – Она широко раскрыла глаза. – Может быть, я уже лишилась рассудка. Такое возможно, мистер Ламек?

Анвин проигнорировал ее явно риторический вопрос; сам Ламек, несомненно, не знал бы, что на это ответить.

– Я уверен, что мы сможем вам помочь, – стараясь казаться убедительным, сказал он, но затем отложил карандаш и блокнот. Это уже не его компетенция. Чего еще она могла ожидать от супервайзера?

– Значит, вы пришлете кого-нибудь? – спросила мисс Трусдейл.

Анвин, совершенно теряясь, открыл лежавший на столе Ламека ежедневник. Перелистал несколько страниц, добрался до текущей даты. Там было записано карандашом, что на десять утра назначена встреча с ним самим, с Анвином. Он глянул на часы. Ламек намеревался побеседовать с ним, и встреча должна была начаться через несколько минут.

Мисс Трусдейл все еще ждала ответа.

– Мы пришлем к вам сотрудника, – объявил он, давая понять, что аудиенция завершена.

Кажется, что-то ее не устраивало, костяшки пальцев у нее побелели, когда она снова прижала к себе сумочку. Она уже хотела было возразить, но ее прервал скрипучий звук, исходящий откуда-то из стены возле книжного шкафа. И она, и Анвин повернули головы в ту сторону. Он уже представил себе крысу чудовищных размеров, пробирающуюся за настенными панелями и ведомую своим безошибочным чутьем к огромному трупу, упрятанному Анвином под столом. Источник скрипа переместился почти к самому потолку, потом звук пропал, а на столе Ламека дважды звякнул маленький колокольчик.

– Вы разве не заберете то, что вам прислали? – спросила мисс Трусдейл.

Анвин пожал плечами, как обычно делал мистер Даден, демонстрируя свое неудовольствие.

– Боюсь, мне придется просить вас уйти, – сухо заметил он. – У меня назначена встреча, причем с соблюдением всех общепринятых процедур, кои некоторые пытаются обойти.

Она кивнула, словно с самого начала этого ожидала.

– Отель «Гилберт», номер двести два. Не забудете?

Он сделал запись на первом листе и повторил вслух:

– Отель «Гилберт», номер двести два. А теперь попробуйте немного отвлечься и расслабиться, раз уж так случилось, мисс Трусдейл.

Анвин встал с кресла и препроводил ее до двери. Она почти не сопротивлялась, хотя, кажется, у нее было что сказать ему напоследок. Он, избегая ее взгляда, захлопнул дверь, прежде чем она успела что-то возразить, потом подождал, прислушиваясь. Он слышал, как мисс Трусдейл вздохнула, слышал ее нетвердые шаги, удаляющиеся по коридору, потом за дверью пронесся поток воздуха, сопровождающий открытие и закрытие дверей лифта.

Он подошел к стене и приложил к ней ладони. Поверхность была прохладная на ощупь. Он прижал к ней ухо и затаил дыхание. Из неведомых полостей в стене здания до него донесся низкий воющий звук, словно от воздуха, зажатого в каком-то тоннеле или воздухопроводе. Что же там такое может быть упрятано? Тут Анвину вспомнилось то, что Сайварт сообщал о загородном поместье полковника Бейкера в своих рапортах по этому делу, хронологически отслеживавших все три варианта смертельного исхода, постигшего бедолагу. «Здесь больше тайных проходов, чем обычных коридоров, а каждое зеркало с одной стороны прозрачное. Мне даже пришлось пожать руку манекену в рыцарских доспехах, чтобы открыть дверь в библиотеку! Можете себе такое представить?! Эти предки буквально помешаны на всякой классической рухляди».

А не относится ли это и к мистеру Ламеку? Анвин подошел к книжному шкафу и углубился в поиски. Книги были обозначены по корешкам только римскими цифрами и буквами алфавита; справочные издания по какой-то, видимо, весьма универсальной и довольно замысловатой научной дисциплине. Ему вовсе не требовалось определять эту последнюю, чтобы найти то, что он искал: у одного тома корешок в верхней части был истрепан от частого к нему обращения. Он потянул его на себя, и тут же одна из панелей на стене отворилась, открыв нечто вроде миниатюрной кабинки лифта. Внутри лежал пакет, завернутый в коричневую бумагу, размером примерно фут на фут; к нему была прикреплена записка.

Доставая пакет, Анвин ощущал, что переходит некую границу, долгое время отделявшую его от мира, являвшегося объектом его работы. И перед его глазами оказалась записка, очень краткая, так что он прочел ее в ту же секунду, как увидел.

 

Эдуард!

Вот твой специальный заказ. Содержание я не видела. Но если хочешь добрый совет, не буди спящих мертвецов.

Целую, мисс П.

 

Его изумило, что в Агентстве используются такие вот «кухонные лифты». Насколько ему было известно, вся внутренняя переписка, невзирая на ее важность или тривиальность, должна доставляться курьерами. Оператор телефонного узла не имел права даже соединять одного сотрудника с другим – согласно правилам внутреннего распорядка Агентства, телефоны были предназначены для связи с внешним миром, и только. И что же это за спецзаказ такой, почему его доставили в кабинет мертвого человека столь экстраординарным способом?

Пакет был тяжелый, плотный, но не запечатанный. Может быть, Ламек намеревался вручить его ему самому, когда он явится на встречу с ним?

Открыв пакет, Анвин обнаружил внутри патефонную пластинку. В отличие от тех, что продаются в музыкальных магазинах, она была матовая, почти прозрачная, а в центре ее красовался герб Агентства – открытое недремлющее око, причем отверстие для шпинделя служило ему в качестве зрачка. Поднеся ее ближе к глазам, он разглядел цепочку букв и цифр, напечатанных между бороздками в конце записи. Трехбуквенная аббревиатура ТТС была точной такой же, как фигурировала в каждом рапорте, направляемом ему в течение последних двадцати лет семи месяцев и скольких-то дней. Расшифровывалась она как Трэвис Т. Сайварт.

Звонок снова звякнул, и курсирующая в стенной шахте миниатюрная кабинка лифта ушла вниз. Анвин задвинул панель. Он снова почувствовал себя клерком: собранным, готовым продолжать свою работу формалистом, поглощенным изучением фактов по этому делу, но не самим делом. Он вернулся к письменному столу Ламека, вырвал из блокнота листки с записями своей беседы с мисс Трусдейл и сунул в карман, потом взглянул на телефон. Почему шнур был выдернут из розетки? Анвин воткнул вилку на место, потом выключил лампу с зеленым абажуром.

Граммофонная пластинка, как он понимал, уличала бы ее обладателя в причастности к преступлению, а посему было бы чревато забирать ее с собой. Тем не менее соблазн был слишком велик, и секунду спустя, когда он, затворяя дверь кабинета, вызвал лифт на тридцать шестой этаж, пластинка уже уютно покоилась внутри его портфеля рядом с экземпляром «Руководства по раскрытию преступлений».

Ну и как оправдать столь вопиющее нарушение правил?!

Когда речь заходила о делах Сайварта – и это совершенно не должно нас удивлять, – стремление Анвина всячески услужить могло доходить даже до страстного и ревностного желания заниматься всеми ими исключительно самому. Уж если клерк, находящийся в непосредственном подчинении «супердетектива», заполучал какой-то файл – в какой бы странной форме он к нему ни поступал, – он по всем канонам становился его собственностью: ему одному вменялось его просматривать, регистрировать и переводить в архив. Учитывая это, разве мог он просто самоустраниться, словно никакого последнего дела Сайварта вообще не существовало в природе? На какой-нибудь другой файл Анвин, может быть, и не обратил бы внимания, однако данный рапорт, пусть даже и не самый значимый сам по себе, непременно будоражил бы его сознание в те минуты перед наступлением сумерек, когда город начинают окутывать тени.

У Анвина редко, но бывали такие вечера, на большее он и не надеялся. Когда лифт пришел, он велел лифтеру доставить его на двадцать девятый этаж. Ему захотелось ознакомиться со своим новым кабинетом.

 

* * *

 

На двадцать девятом этаже перед ним, как и следовало ожидать, открылся длинный коридор с одиноким окном в конце. Но вместо ковровых дорожек тридцать шестого этажа здесь сиял и сверкал словно бриллиант гладкий и чистый полированный паркет темного дерева. Созерцая этот пол, Анвин застыл на месте. На нем вечно висело нечто вроде проклятия – его ботинки всегда скрипели на любом полированном полу. Не важно, какую обувь он надевал, не имело значения и то, сухие были у него подметки или влажные. Если Анвин направлялся куда-либо по полированной поверхности, подошвы всегда и при любых обстоятельствах издавали свой настырный скрип, привлекая внимание окружающих.

Дома он ходил в одних носках. Таким образом ему удавалось не беспокоить соседей, а также совершать иногда безмолвные пируэты без обуви по комнате – например, когда он готовил себе на завтрак овсянку, которую полагалось дополнить изюмом и сахаром, а те находились у противоположной стены комнаты. Это было просто чудесно: скользить в носках по полированной поверхности! Но квартирку Анвина можно было назвать в лучшем случае малогабаритной, а мир обычно относится с явным предубеждением к не вполне обутым и не в меру шаловливым.

Сейчас он, конечно, не мог снять ботинки – на него смотрел лифтер. Он уже предпринял нынче утром пару достаточно подозрительных вылазок. И хотя этот старикан никак и ничем не выдал того, что позволил себе иметь какое-то мнение на этот счет, Анвин зашагал решительно прочь от лифта, притворяясь, что не слышит скрипа, распространяющегося от него во все стороны.

Дверей здесь было больше, и все они были заметно уже, чем на тридцать шестом этаже, фамилии же обителей кабинетов красовались не на бронзовых табличках, а были выписаны черной краской на матовых стеклянных оконцах. Из-за дверей доносился непрерывный перестук пишущих машинок, и на его фоне то и дело слышались приглушенные голоса, бубнившие нечто неразборчивое. При приближении Анвина голоса вроде как затихали, или это просто ему казалось?

Кабинет номер 2919 был расположен примерно в середине коридора, и в нем кто-то уже функционировал. Оконце на двери мерцало янтарным светом. Анвин коснулся матового стекла. Фамилия, фигурировавшая там ранее, была соскоблена, и совсем недавно: черные мазки краски все еще липли к дереву рамки.

Внезапно он понял, что тут имеет место уникальный пространственный феномен: его новый кабинет, находящийся на двадцать девятом этаже в середине восточного крыла, располагался точно над его прежним рабочим местом на четырнадцатом и точно под кабинетом Ламека на тридцать шестом. Если просверлить сквозное вертикальное отверстие сквозь все здание, то однопенсовая монетка, сброшенная со стола Ламека, пролетит – на пути вниз, к столу Анвина в двадцати двух этажах ниже – прямо через комнату 2919.

Он все еще стоял так, пораженный своей догадкой, когда позади него отворилась дверь и в коридор вышел детектив с тонкими усиками, одетый в темно-синий костюм. Он уже собирался закурить сигарету, но заметил Анвина и его губы раздвинулись в ухмылке.

– Я же вас предупредил о том, что в такой шляпе на тридцать шестой этаж лучше не соваться, – снисходительно пояснил он. – Вообще-то подобные штучки и здесь не проходят.

– Извините, – только и смог выдавить Анвин.

– Можете извиняться сколько угодно. А кто вы, собственно, такой?

Удостоверение лежало у Анвина в кармане пальто, но в нем он был обозначен как клерк, которому заказан доступ на этот этаж. Поэтому вместе со служебным жетоном он предъявил меморандум, подписанный Ламеком. Детектив вырвал у него из рук и то и другое, глянул на жетон, сунул его обратно Анвину, потом не торопясь прочитал бумагу.

– Но это же не вам адресовано, – наконец изрек он и сунул меморандум в свой карман. – Надо бы спросить у самого Ламека.

– Полагаю, мистер Ламек сейчас не хотел бы, чтобы его беспокоили.

– Если бы на это осмелился какой-нибудь колченогий клерк, то, конечно, он просто должен был бы выразить свое негодование. – Детектив хмыкнул. – И этого парня хотят двинуть на место Трэвиса!

Анвин открыл было рот, намереваясь огласить свой протест, однако тут же захлопнул, осознав то, что только минуту назад сообщил ему детектив. Его, Анвина, выдвигают на замену детектива Сайварта? Да у него ни подготовки для этого нет, ни способностей. Он же клерк – превосходный, разумеется, кто бы спорил, уважаемый своими коллегами и начальством за оригинальный стиль мышления, за точный глаз, за старательное изучение и запоминание всех подробностей и деталей каждого расследуемого дела. У него цепкая хватка, он проницателен, когда возникает такая необходимость, но эта проницательность распространяется лишь на то, что уже зафиксировано на бумаге. Он вовсе не ровня Сайварту. И что вообще случилось с Сайвартом? Почему его приходится кем-то заменять?

Детектив, помахав перед ним неприкуренной сигаретой, объявил:

– Я буду присматривать за вами, сосед.

Потом достал из кармана пиджака носовой платок и протер им ручки двери в свой кабинет, сперва наружную, а потом внутреннюю. А когда заметил, что Анвин неотрывно наблюдает за ним, резко заметил:

– Я враг любого беспорядка, в чем бы он ни проявлялся.

После этого он сунул платок обратно в карман и захлопнул за собой дверь. На табличке значилось его имя: Бенджамин Скрид.

Анвин сунул зонт под мышку и повернулся к двери в кабинет 2919. Значит, это был кабинет Сайварта, и теперь ему предстояло занять его. А между тем женщина в клетчатом пальто уже вполне освоила его место на четырнадцатом этаже. Означает ли это, что она будет его куратором? И чем она станет заниматься до того, как он сдаст свой первый рапорт? При таком стечении обстоятельств ждать ей, видимо, придется очень долго.

 

Глава 4 Улики

 

Почти все сущее в этом мире можно разделить на две категории: детали и улики. Понимать разницу между тем и другим гораздо важнее, нежели отличать свой правый ботинок от левого.

 

Комната 2919 была маленькой и без окна. В центре стоял стол, поверхность которого была усыпана скомканными листами бумаги. Лампа была включена. На стуле, откинув голову на спинку, сидела круглолицая молодая женщина. У нее были густые рыжие волосы, собранные на затылке и скрепленные заколкой. Меж приоткрытых губ едва виднелись мелкие кривоватые зубы. Ее полные ручки с коротенькими пальцами бессильно лежали на клавиатуре пишущей машинки.

Неужто сегодня у него такой паскудный день – ходить из кабинета в кабинет и в каждом натыкаться на свежий труп? Хотя эта женщина была скорее жива, чем мертва. Он уже заметил, что плечи у нее чуть приподнимаются и снова опускаются в такт с легким похрапыванием. Анвин покашлял, но женщина не шевельнулась.

Он подошел ближе, нагнулся над машинкой, чтобы разглядеть то, что она печатала.

 

Не засыпай. Не засыпай. Не засыпай. Не засыпай. Не засыпай.

 

Эта фраза повторялась на протяжении половины страницы, но последнюю она не дописала:

 

Не засыпай. Не засыпай. Не засы…

 

Анвин снял шляпу и снова покашлял.

Женщина дернулась, потом переместила голову с левого плеча на правое. Волосы высвободились из-под заколки, и несколько прядей упали ей на лицо, окрасившись губной помадой. Свет от лампы отразился в стеклах ее очков, но не разбудил ее. Она начала похрапывать еще громче.

Анвин наклонился и нажал на рычаг на каретке пишущей машинки. Каретка, отбивая дробь, доехала до упора, громко и четко прозвучал звонок. Женщина проснулась и выпрямилась на стуле.

– Я не знаю никаких таких песен, – призналась она.

– Песен про что?

Она смущенно поморгала за стеклами своих очков, слишком больших для ее девчачьего личика. Вряд ли она намного старше, чем был Анвин, когда он в первый раз пришел на работу в Агентство.

– Вы детектив Анвин? – полюбопытствовала она.

– Да, я Анвин.

Она встала и, отбросив волосы назад, собрала на затылке и закрепила, но не заколкой, а остро заточенным карандашом.

– Я ваша ассистентка, Эмили Доппель^[1].

Она одернула свое синее шерстяное платье, потом принялась собирать со стола смятые листы бумаги, сбрасывая их в мусорную корзину. Руки у нее немного дрожали, и Анвин подумал, что ему следовало бы выйти в коридор и дать ей возможность прийти в себя, но тут она заговорила – быстро, без пауз, продолжая при этом убирать со стола, так что он не успел подыскать предлог, чтобы уйти.

– Я отличная машинистка, я все время практикуюсь, при любой, как вы уже заметили, возможности, – пояснила она, подавляя зевоту. – Я уже изучила самые важные дела Агентства, и не возражаю против сверхурочной работы. Мое самое слабое место – это чрезмерная склонность к в общем-то непроизвольным приступам сонливости. Я понимаю, разумеется, что это совершенно не соответствует девизу Агентства. Но работа, проделанная мной для того, чтобы как-то компенсировать эту слабость, только укрепила мою решимость, причем гораздо сильнее, чем можно было ожидать. А потому прошу меня извинить за храп.

Теперь на столе оставалась – помимо пишущей машинки, лампы и телефона – только блестящая черная коробка для ленча.

Эмили обошла стол и протянула руку, чтобы забрать шляпу Анвина, но он крепко держался за свой головной убор. Она же, тоже вцепившись в поля его шляпы, упорно тянула на себя, пока он наконец не сдался, и тогда она торжествующе водрузила ее на вешалку.

Эмили стояла очень близко, и комната показалась Анвину слишком маленькой для них двоих. Он чувствовал в воздухе аромат лавандовых духов. Она протянула руку, чтобы забрать у него портфель, но он прижал его к груди, прикрыв обеими руками.

– Да вы не беспокойтесь, – улыбнулась она, обнажив свои кривоватые зубы. – Я просто должна проявлять заботу о вас. Это ведь вменено в мои служебные обязанности.

Стало быть, его ассистентка знает, для чего она здесь находится, хотя сам Анвин этого еще не уяснил. Только вот что ему с ней делать? Если бы он сейчас сидел за своим столом на четырнадцатом этаже, то, вероятно, сумел бы что-нибудь придумать. Там всегда нашлась бы какая-нибудь работа: напечатать новые этикетки на папки, рассортировать сами папки в алфавитном порядке или в хронологическом, по возрастающей или по убывающей. Но Анвину и самому доставляла огромное удовольствие возня даже с этими, на первый взгляд малозначительными, делами, и просто так он никогда бы не отказался от этой подчас незаметной, но все-таки нужной деятельности.

Эмили все-таки действительно помогла ему снять пальто, а затем повесила на крючок ниже шляпы. Ну а вот как она забрала у него зонтик, он вообще не заметил.

– У меня очень много работы, – устало проговорил он.

Она сложила руки на груди, демонстрируя всем своим видом то, что ее не страшат никакие трудности.

– Я готова ознакомиться со всеми аспектами нашего дела. Полагаю, естественно, что ваш куратор уже связался с вами.

– Я уже… пообщался с этим джентльменом, – заверил ассистентку Анвин.

Тут раздался стук в дверь, и Эмили отворила, прежде чем Анвин успел ее остановить. В коридоре за дверью стоял мужчина неопределенного возраста: непричесанные светлые волосы могли бы украшать голову тринадцатилетнего подростка, но он прошел в кабинет с непоколебимым спокойствием человека, несомненно, более старшего возраста. В глаза бросалась накрахмаленная белая рубашка и желтые подтяжки. В руках у него был сверток размером с коробку для обуви, завернутый в коричневую бумагу.

– К вам курьер, сэр, – объявила Эмили, словно Анвин находился где-то вне кабинета.

Анвин принял сверток и развернул. Внутри оказался служебный жетон Агентства с именем Чарлза Анвина, детектива. Рядом с ним лежал пистолет. Анвин захлопнул коробку.

– Кто это прислал?

– Данная информация выходит за пределы того, что я должен вам передать, – ответил курьер и провел большими пальцами под своими подтяжками сверху вниз.

Анвин давно уже приобрел определенный опыт общения с курьерами. И считал их всех плутовским народцем, склонным произвольно нарушать правила, регламентирующие их деятельность. Этот тип явно не был исключением.

– Вы можете сказать, когда оно было отправлено? – попробовал Анвин другой подход.

Курьер лишь уставился на потолок, словно в подтверждение того, что вот именно подобные вопросы и компрометируют как тех, кто их задает, так и тех, к кому они обращены.

– Тогда вы, наверное, можете принять ответное сообщение?

Этим ходом Анвин загнал курьера в ловушку. Тот обязан доставлять не только то, что ему было поручено доставить, будь то пакет или вербальный посыл, но и принимать любое поручение, при каких бы обстоятельствах оно ему ни было дано. Носитель накрахмаленной рубашки оставил в покое свои подтяжки и вздохнул.

– На словах или в напечатанном виде? – сокрушенно спросил он.

– В напечатанном, – сухо пояснил Анвин. – Эмили, вы говорили, что отлично печатаете.

– Да, сэр. – Она вернулась к пишущей машинке, зарядила в нее чистый бланк с шапкой и девизом Агентства. И подняла руки над клавиатурой, чуть склонив голову влево. Глаза ее смотрели далеко в пространство, словно бы на какой-то далекий предмет.

Анвин начал диктовать:

 

Ламеку, супервайзеру, этаж тридцать шестой. От Чарлза Анвина, клерка, этаж четырнадцатый, в настоящее время этаж двадцать девятый, временно.

Сэр, при всем моем уважении, должен просить вас срочно обратить внимание на вопрос о моем недавнем повышении, решение о котором, как я полагаю, было принято по ошибке.

 

Эмили печатала уверенно и даже несколько вызывающе – каретку она всякий раз возвращала к новой строке эффектным взмахом руки, как пианист-виртуоз перелистывает страницы нот какого-нибудь изящного интермеццо, а ее пальцы порхали, высоко взлетая над клавишами в конце каждого предложения. Стиль ее работы наполнил Анвина еще большей решимостью, и он в полной мере проявил ее при продолжении диктовки:

 

Как вам известно, я несу персональную ответственность за оформление файлов с делами детектива Трэвиса Т. Сайварта. Естественно, я рассчитываю вернуться к этой работе как можно скорее. Если вы не располагаете возможностью ответить на данное обращение, я буду считать, что данный вопрос решен, поскольку мне не хотелось бы беспокоить вас более, чем это необходимо. Я, безусловно, приму все меры, чтобы вы получили копию моего рапорта.

 

Эмили извлекла лист из машинки, сложила его втрое и вложила в конверт. Курьер сунул его себе в сумку и вышел.

Анвин вытер лоб рукавом. Курьер отправится прямиком в кабинет Ламека на тридцать шестом этаже и обнаружит беднягу мертвым. Это освобождало Анвина от необходимости самому докладывать о его смерти.

– Клерк, – задумчиво произнесла Эмили. – Отличное прикрытие, сэр. Преступники всегда недооценивают обычных клерков, даже не подозревая, что именно это может стать для них фатальной ошибкой. А вы уже здорово вошли в роль, прошу простить за такое замечание. Полагаю, что эта ваша легенда вполне сойдет как для внутреннего, так и для внешнего употребления. Теперь я начинаю понимать, почему они решили назначить вас на место детектива Сайварта.

Эмили поднялась со своего стула и сделала жест в сторону противоположной стены кабинета. Ее нервозность уже прошла – виртуозная работа на пишущей машинке вернула ей уверенность в себе.

– Сэр, – заявила она, – позвольте мне показать вам ваш персональный кабинет.

Только сейчас Анвин заметил, что за столом имелась дверь такого же грязно-коричневого цвета, что и стены. Эмили провела его в комнату, погруженную в зеленоватый полумрак. Темный ковер на полу и еще более темные обои создавали впечатление небольшой поляны в густом лесу, хотя пахло здесь сигарным дымом.

Из окна открывался гораздо более радующий глаз вид, чем из окон на четырнадцатом этаже. Отсюда просматривались крыши тесно сгрудившихся домов вокруг старого порта, а за ними – огромное серое пространство гавани, где дым из пароходных труб пронизывался бисером дождя. Вот этим видом и любовался Сайварт, когда писал свои рапорты и отчеты. Там, внизу, ближе к воде Анвин едва различал полуразрушенные павильоны передвижного луна-парка Калигари^[2], служившего в течение многих лет Еноху Хоффману оперативной базой. «Интересно, – подумал Анвин, – что ощущал детектив, наблюдая за логовом врага, не выходя из своего комфортабельного кабинета?»

Но о Хоффмане уже давненько, лет восемь как, то есть со времени «Дела человека, укравшего двенадцатое ноября», ничего не слышно, а луна-парк с тех пор успел превратиться в заброшенную свалку. Может, Сайварт тоже пропал? Анвин припомнил, что в одном из рапортов детектива промелькнул намек на то, что Сайварт планирует выйти в отставку. У Анвина, конечно, хватило предусмотрительности провести соответствующую зачистку – подобные пассажи не только были там совершенно неуместны, но и носили крайне мрачный характер и явно были написаны в период затишья между делами, когда Сайварт пребывал в депрессивном состоянии. После двенадцатого ноября участились рецидивы, и Анвину оставалось только надеяться на то, что он единственный человек, имеющий представление о том, как тяжело сказалось расследование этого дела на самом Сайварте. «Я ошибался на ее счет», – написал он, имея в виду Клеопатру Гринвуд. Это было правдой, он действительно ошибался.

Сайварт же, вероятно, мечтал обосноваться в каком-нибудь пригороде и засесть за сочинение мемуаров. Анвина поразило подробное описание будущего дома: маленький белый коттедж в лесу, за северной окраиной какого-то городка, у реки; склон холма, заросший кустами ежевики; качели, сделанные из старой автомобильной покрышки; пруд с кувшинками. И еще тропинка, что ведет к земляничной поляне в лесу. «Отличное местечко, чтобы вздремнуть», – резюмировал он.

Анвин понимал, что Сайварту вряд ли удастся реализовать грезы об этом коттедже. С ним в любой момент может случиться нечто ужасное. Кстати, не при его ли участии на тридцать шестом этаже появился труп?

Словно разгадав ход мыслей Анвина, Эмили заметила:

– По поводу его исчезновения не поступало никаких официальных разъяснений.