уверенитет- верховная власть, верховенство, господство — независимость государства во внешних и верховенство государственной власти во внутренних делах.

ЛЕКЦИЯ 2. ТЕМА: ПРАВИТЕЛЬСТВА, ПОЛИТИЧЕСКИЕ СИСТЕМЫ И РЕЖИМЫ.

ПЛАН

1. Понятия правительства, политическая система и политический режим.

2. Классификации правительственных систем и режимов.

3. Режимы современного мира .

 

1. Что такое «правительство» и чем правительства отличаются от «политических систем», или «режимов»?. Термин «правительство» относится к институтам и процессам, в рамках которых обычно принимаются коллективные и при том, как правило, обязательные к исполнению решения. Правительство — это обычно коллегиальный орган исполнительной власти, осуществляющий руководство управлением страной. В отличие от органов законодательной власти оно не творит законы, а исполняет их, проводит их в жизнь. В различных странах правительство может носить разное наименование, но в большинстве случаев — это Совет Министров, Кабинет министров или правительство. В ряде президентских республик (например, США, Бразилии, Мексике и др.) и дуалистических монархий правительства как коллегиального органа не существует, ибо исполнительная власть в них принадлежит непосредственно главе государства, по поручению которого его администрация как совещательный орган при нем осуществляет управление страной. В Конституции США, например, говорится, что «исполнительная власть вверяется Президенту Соединенных Штатов Америки».

олитическая система — совокупность политических структур, норм, ориентаций, выполняющих функции интеграции общества, адаптации к окружающей среде и способствующих принятию наиболее важных политических решений. Понятие политической системы было введено в политическую науку американским политологом Дейвидом Истоном. Разработанная им теоретическая модель была призвана выразить целостный характер политики. Под политической системой он понимал совокупность взаимодействий, посредством которых происходит властное распределение ценностей в обществе.

Политическая система выступает более широким понятием, чем правительство. Оно охватывает не только механизмы власти и институты государства, но также структуры и процессы, через которые государство взаимодействует с обществом. Политическая система выступает подсистемой более широкой общественной системы. «Системой» она является потому, что в ней имеет место взаимодействие частей внутри единого целого, «политической» — потому, что это взаимодействие происходит по поводу распределения власти, богатства и ресурсов в обществе.

Политический режим- способ организации политической системы, который отражает отношения власти и общества, уровень политической свободы и характер политической жизни в стране. Режим, таким образом, есть такая «система правления», которая сохраняется при сменах правительства. Правительства могут сменяться в результате выборов, смены династий, государственных переворотов и т.д., режимы изменяются вследствие либо военного вмешательства извне, либо революционного переворота изнутри. (В российской политологической традиции сложилось прямо противоположное понимание термина «режим» — как более узкого понятия, отражающего то или иное состояние, исторически непродолжительное, политической системы). ???

Государственное управление.Под государством можно понимать любой механизм или институт, управляющий обществом, поддерживающий в нем установленный порядок, обладающий способностью вырабатывать коллективные решения и осуществлять их.В известном смысле механизм управления мы обнаруживаем почти во всех социальных институтах — в семье, школе, деловых структурах, профсоюзах и т.д. Термин «государственное управление» обычно относят к тем официальным и институциональным процессам, посредством которых на национальным уровне поддерживаются закон и порядок, осуществляются действия коллективного характера. Центральными функциями государстваявляются выработка и принятие законов (законодательство), их претворение в жизнь (механизмы исполнительной власти) и их толкование (судебная система).

 

2. Классификация политических систем важна по двум причинам. Первая причина — она существенно облегчает понимание политики и государственного управления. Ведь в политологии, как и в других общественных науках, познание идет главным образом через сравнение: методы экспериментального характера здесь неприменимы. Мы не можем, скажем, поставить эксперимент, чтобы проверить, не легче ли правительству США будет разрешать тот или иной правительственный кризис, если здесь откажутся от принципа разделения властей, или сохранилась бы в СССР социалистическая система, будь реформа в стране начата поколением раньше. Нам, следовательно, остается прибегать к сопоставлению явлений: замечая черты сходства и различий между ними, мы яснее видим предмет исследования, отсеиваем существенное от несущественного и вообще вносим какой-то порядок в то, что иначе было бы простым собранием непонятных фактов. Параллельно политолог может формулировать какие-то свои гипотезы, концепции, теории и даже в какой-то степени проверять их на фактическом материале.

.Вторая причина— классификация облегчает не только анализ, но и оценку явлений. Ведь со времен Аристотеля политические мыслители стремились не только понять, но и усовершенствовать власть. Дескриптивные (описательные) элементы в философии всегда соседствуют с нормативными — вопросы о том, что есть, с вопросами о том, что должно быть. В истории даже не раз предпринимались величественные попытки нарисовать картины идеальной системы правления — по сутиутопии: примеры — «Республика» Платона, «Утопия» («Утопия» — название острова с совершенным государственным устройством) Томаса Мора (1516), «Город Солнца»(27 лет тюрьмы) Томмазо Кампанеллы, «Поля, фабрики и мастерские» Петра Кропоткина (1912) и др. Сравнивая политические явления между собой, мы получаем возможность дать им ту или иную качественную характеристику, оценку. Только в рамках сравнительного подхода, например, можно вынести какие-то суждения в вопросах вроде «Следует ли приветствовать и поощрять переход России и других бывших социалистических стран к либеральной демократии?» (ключевые ценности либеральной демократии восходят к традиционным либеральным представлениям об ограничении власти и призваны обеспечить наличие широкого спектра гражданских прав и свобод человека). , «Должна ли Индия отказаться от федерализма в пользу унитарной системы или независимости регионов?» и «Следует ли Великобритании принять «писаную» конституцию?» У всех систем классификации, однако, есть свои недостатки.

Как и остальные аналитические методы, они несут в себе опасность упрощения. Классификация режимов под одной рубрикой, скажем, привлекает внимание к их совпадающим характеристикам, но вполне возможно, что за скобками останутся какие-то вполне существенные различиямежду ними. Велика опасность не заметить и того, что одно и то же явление в разных условиях может иметь существенно неодинаковый смысл. Например, «государство», существующее в Японии и во всей Восточной Азии, по типу и самой своей сущности может весьма и весьма сильно отличаться от «государства», как его понимают на Западе. Поэтому проводя сравнительный анализ, нужно постоянно иметь в виду опасность этноцентризма

Классификации могут быть искажены теми или иными ценностными влияниями. Было время, например, когда политологи объединяли коммунистические и фашистские режимы под одной рубрикой «тоталитарные», — возникала картина, что в годы «холодной войны» западные либеральные демократии воевали, по существу, с тем же врагом, что и во Второй мировой войне. Но А.С. Тургаев, А.Е. Хренов в своем учебнике по политологии пишут о том, что принято выделять две разновидности тоталитаризма: «левый» и «правый».

«Левый» тоталитаризм возник в коммунистических странах — в Советском

Союзе, в странах Восточной Европы, Азии (Китай, Северная Корея, Северный Вьетнам), на Кубе. «Правый» тоталитаризм сформировался в фашистской Италии и Германии.

Исторически наиболее авторитетной системой классификации систем правления всегда была та, которую в IV в. до н. э. разработалАристотель, — материалом для нее стали 158 греческих полисов, существовавших на тот момент. После Аристотеля эта система господствовала в политической философии еще 2500 лет. Аристотель полагал, что правительства отличаются друг от друга по двум критериям: «кто правит» и «в чьих это интересах». Власть может находиться в руках одного человека, кучки людей или многих граждан,и в каждом из этих случаев она может служить либо узким, подчас даже откровенно эгоистическим интересам самих правителей либо интересам всего сообщества. ТакАристотель выделил шесть форм правления

Сам Аристотель стремился по достоинству оценить каждую форму правления, дабы определить наилучшую среди них. К худшим, испорченным, формам он отнес тиранию, олигархию и демократию: здесь, по его воззрению, соответственно один человек, кучка людей и массы народа властвовали в своих собственных интересах и потому в ущерб другим людям. Более совершенными формами перед ним предстали монархия, аристократия и полития: в этих системах соответственно один человек, класс людей и широкие слои общества управляли в интересах всех. Наихудшей формой правления Аристотель, разумеется, провозгласил тиранию, ибо она низводит граждан до положения рабов. Кроме того, в монархии и аристократии он усмотрел ту слабость, что здесь уж очень многое зависело от того, найдут ли в себе правители «богоподобное желание» поставить благо сообщества над своим собственным. Наиболее же совершенной и при этом устойчивой формой правления была признана полития — власть многих в интересах всех. Однако у Аристотеля нашлись и слова критики для народного правления в том смысле (и эта аргументация сохранится до XX в.), — что массы здесь, если их увлечет зависть по отношению к богатым согражданам, с легкостью подпадают под влияние демагогов. Философ поэтому отдавал предпочтение «смешанной» форме правления, которая объединяла бы в себе элементы демократии и аристократии, а власть находилась бы в руках «средних классов» — не богатых и не бедных.

В дальнейшем система Аристотеля была развита такими мыслителями, как Томас Гоббс и Жан Боден (1530—1596), особенно основательно разрабатывавшими принцип суверенитета, (верховенства и независимости власти) — по их воззрению, основы стабильности всех и всяких государств. Суверенитет эти мыслители трактовали как «высшую и неизменную власть» — власть, которая одна только и способна гарантировать упорядоченное правление. В работе «Шесть принципов общего блага» Боден самым подробным образом рассматривал вопрос о том, кто является носителем («вместилищем») власти в государствах, как древних, так и современных. В итоге он пришел к заключению, что наиболее предпочтительной формой правления следует признать абсолютизм, ибо носителем власти здесь является правитель, имеющий свободу диктовать закон, но сам никаким законом не связанный. Когда власть находится в руках одного человека, государство, по Бодену, получает все выгоды единого и неделимого суверенитета: оно в этом случае, можно сказать, говорит одним голосом. Вместе с тем и монарх ограничен в своей воле —божественным законом или естественным правом людей. Гоббс, в свою очередь, трактовал суверенитет как исключительное право на принудительную власть: в его книге «Левиафан» (1651) правитель выступает носителем вообще ничем не ограниченной власти.

Позже с радикальным пересмотром этих идей выступили такие представители раннелиберальной мысли, как Джон Локк и Шарль Монтескье, — идеологи конституционного правления. Локкв «Двух трактатах о правительстве» выдвинул положение о том, что суверенитет «помещается» не в монархе, ав народе, власть правительства же должна быть ограничена во имя естественных прав человека — в особенности права на жизнь, свободу и собственность.

Монтескьев своем знаменитом «Духе законов» (1734) сделал попытку «подлинно научного исследования» общества, дабы обнаружить в самом его устройстве наиболее благоприятные для свободы человека условия. Именно Монтескье, непримиримый критик абсолютизма и энтузиаст английской парламентарной традиции, первым предложил идею сдержек и противовесов в виде «разделения власти» между исполнительной, законодательной и судебной институтами. Позже этот принцип был воплощен в американской конституции (1787), а затем и вовсе стал определяющей чертой либерального демократического правительства.

С конца XVIII в. развитие современных конституционных систем все яснее показывало, что классическая типология политических систем, идущая от Аристотеля, устаревает. Система конституционного республиканизма, сформировавшаяся в США после войны за независимость 1775—1783 гг., якобинский период Французской революции 1789 г., та специфическая форма парламентарной демократии, что постепенно определилась в Великобритании — все это каждый раз приносило с собой что-то такое, чего попросту не могли предвидеть мыслители более раннего времени. Классические схемы все шире вытеснялись растущим интересом к конституционным и институциональным аспектам власти. Основой процесса стало учение Монтескье: все больше внимания стали уделять взаимоотношениям между ветвями власти. Так в конце концов утвердилась новая типология с подразделением на монархии и республики, парламентские и президентские системы, системы унитарные и федеративные.

В XX в. ход истории еще раз изменил критерии политических типологий. Между двумя мировыми войнами возникли новые формы авторитаризма — в сталинской России, фашистской Италии и нацистской Германии; в глазах многих людей мир оказался разделенным на две системы — демократических и тоталитарных государств. Хотя во Второй мировой войне фашизм был разбит, контраст между демократией и тоталитаризмом был столь разительным, что для сознания многих политологов именно это разделение стало главным на два десятилетия вперед. Со временем, однако, стали понимать, что такой взгляд, по сути, всего лишь отражает антагонизмы либо Второй мировой, либо «холодной войны». Начался поиск такой системы классификации, которая была бы более объективной и ценностно-нейтральной. Со временем популярность приобрела так называемая концепция «трех миров» — идея о том, что политически мир может быть поделен на три блока:

• капиталистический «первый мир»

• коммунистический «второй мир»

• развивающийся «третий мир»

У этой классификации есть свои экономические, идеологические, политические и военно стратегические измерения. Западные индустриальные режимы были провозглашены «первым миром» по экономическим соображениям: их население имеет самый высокий уровень жизни. В 1983 г. эти страны, имея всего лишь 15% мирового населения, производили 63% мирового валового внутреннего продукта (ВВП)(по данным Всемирного банка на 1985 г.). Коммунистические режимы были «вторыми» в том смысле, что они в целом прошли процесс индустриализации и были способны удовлетворить по крайней мере основные материальные потребности своего населения; имея 33% населения мира, эти страны производили 19% мирового ВВП. Менее развитые страны Азии, Африки и Латинской Америки объявлялись «третьим миром» из тех соображений, что они экономически зависимы и поражены массовой бедностью: здесь на 52% мирового населения приходилось 18% мирового ВВП.

Между «первым» и «вторым» миром шла ожесточенная идеологическая борьба. «Первый мир» исповедовал чисто капиталистические принципы — свободу частного предпринимательства и рынка, «второй мир» — коммунистические ценности социального равенства, коллективного труда и централизованного планирования. Идеологические антагонизмы находили соответствующую форму и в области политики. «Первый мир» держался либерально-демократической политики, основанной на принципе партийного соперничества за власть на выборах. Режимы «второго мира» были однопартийными государствами, где безраздельно господствовали «правящие» коммунистические партии. «Третий мир» являл собой пеструю картину авторитарных режимов самого разного типа — монархий, диктатур, прямого военного правления. И все это представало на фоне биполярного мирового порядка, где Запад во главе с США противостоял Востоку во главе с СССР, — порядка, закрепленного противостоянием военных блоков —НАТО и Варшавского договора. Что до «третьего мира», пытавшегося проводить политику «неприсоединения», он то и дело становился полем борьбы и геополитического соперничества — фактор, который со своей стороны закреплял и усиливал политическую и экономическую зависимость этих стран.

Однако с конца 1970-х годов данная система классификации становилась все менее и менее адекватной. Используя новые стратегии экономического развития, многие страны «третьего мира» — нефтяные государства Ближнего Востока, новые индустриальные страны Азии и, пусть и в меньшей степени, Латинской Америки, — осуществили настоящий прорыв к процветанию. Другие из них, наоборот, стали еще беднее: таков обширный регион к югу от Сахары, ныне относимый к тому, что стало называться «четвертым миром». Кроме того, расширение процессов демократизации в Азии, Африке и Латинской Америке, особенно интенсивно шедшее в 1980—1990-х годах, показало, что режимы «третьего мира» уже невозможно все без разбора объединять под рубрикой «авторитарные». Наконец, недовольство у многих вызывает уже сама фраза «третий мир», несущая в себе что-то уничижительное, — сегодня поэтому предпочитают говорить о «развивающемся мире».

Но самый сокрушительный удар по концепции «трех миров» нанесли, конечно, восточноевропейские революции 1989—1991 годов. Их результатом стал крах ортодоксального коммунизма в СССР и других странах бывшего социалистического лагеря, начало политической либерализации и рыночных реформ. Френсис Фукуяма (американский политолог японского происхождения) в этой связи даже заявил, что все это означает «конец истории»(1989), ибо все и всякие идеологические противоборства завершились победой западной либеральной демократии, что до режимов «второго» и «третьего мира», то им остается лишь окончательно осознать, что только капиталистический «первый мир» предлагает действительно верную перспективу экономического процветания и политической стабильности.

С конца 1980-х годов в политологии в общем-то не было серьезных попыток предложить что-то новое по части классификации политических систем. От концепции «трех миров» отказались, но какими должны быть новые линии деления на политической карте мира, так до сих пор и не ясно. Идея «конца истории», по сути, оказаласьбабочкой-однодневкой, выпорхнувшей на свет лишь по случаю краха коммунизма и волны демократизации конца 1989 — начала 1990-х годов. Сегодня понятно, что настроения триумфа, тогда охватившие Запад, на самом деле были не более чем самолюбованием и «похмельным расслаблением» после «холодной войны». До сих пор, однако, многие не перестают говорить о превосходстве «мира либеральных демократий» и специфически западной модели развития, не вполне, может быть, понимая, что в действительности за этой моделью стоит, собственно говоря, лишь американский опыт, и, возможно, отнюдь не стоит настаивать на универсальной применимости таких ценностей, как индивидуализм, права человека и право выбора. Так или иначе «западноцентристский» менталитет до сих пор мешает многим без предубеждения взглянуть, например, на исламскую и конфуцианскую политические формы: по укоренившейся привычке их подчас и сегодня третируют как то ли «отклонение от нормы», то ли последние очаги сопротивления триумфальному шествию либеральной демократии по всему миру.

Что касается контуров новой системы классификации, нужно видеть еще одну трудность — отсутствие четких критериев. Вообще говоря, ни одна система классификации не базировалась на одном-единственном основании, пусть даже самом серьезном. Всегда какие-то критерии в них были более, а какие-то менее важными. Как правило, при выборе критериев следует ответить на следующие вопросы:

Кому, собственно, принадлежит власть? Ограничивается ли политическое участие верхами общества либо оно охватывает все население?

Как достигается общественное согласие или подчинение — через применение силы или угрозы силой, через переговорный процесс и «торг», через компромисс?

• Носит ли правительственное управление централизованный или децентрализованный характер? Какие сдержки и противовесы действуют в политической системе?

Как происходит завоевание и передача власти?Является ли система открытой и соревновательной или она закрыта для конкуренции политических сил?

• Каковы отношения между государством и индивидом? Как распределяются права и обязанности между правительством и гражданами?

Каков уровень экономического развития страны? Каков в ней уровень жизни, насколько ровно в ней распределено материальное богатство?

Как организована экономическая жизнь?Ориентирована ли экономика на рынок или на централизованное планирование, какова экономическая роль правительства?

Насколько стабильна система? Сколь долгую историю имеет данный режим, обладает ли он способностью реагировать на новые требования и вызовы?

В концепции «трех миров» был заложен экономико-политический (идеологический) подход, главным критерием в котором был уровень экономического развития системы и ее общая политическая и идеологическая ориентация.Подход, предлагаемый Хейвудом отличается от каждого из данных выше. Он предлагает учитывать три основные характеристики режима— его политический, экономический и культурный аспекты. Центральная идея его подхода состоит в том, что системы различаются не столько по своим конкретным политическим, экономическим или культурным параметрам, сколько по тому, как эти параметры воздействуют друг на друга и переплетаются между собой в реальной жизни .

При этом он заостряет внимание на том, что политические и экономические институты могут функционировать совершенно по-разному в зависимости от своего культурного контекста: например, многопартийные выборы и рыночная экономика в либеральной культуре западных обществ — это одно, в культуре незападных обществ — нечто иное. При этом нужно понимать, что на фоне глубочайших политических переворотов конца XX в. любая классификация будет носить временный характер. Сами политические системы сегодня изменяются столь быстро, что классифицировать их в высшей степени сложно: это вечная гонка за постоянно изменяющейся политической реальностью.

В современном мире можно выделитьпять основных типов режимов:

• западные полиархии

• новые демократии

• восточноазиатские режимы

• исламские режимы

• военные режимы

Понятие «западные полиархии» фактически относится к тем системам, о которых раньше говорили как о либеральных демократиях или просто демократиях. Это системы, изначальным географическим ареалом которых были Северная Америка, Западная Европа и Австралия. Америк. политолог Сэмюэль Хантингтон усматривал в этих режимах продукт первых двух «волн» демократизации, из которых первая пришлась на период между 1828 и 1926 годами и такие страны, как США, Франция и Великобритания, а вторая — на 1943—1962 годы, захватив Западную Германию, Италию, Японию и Индию. Хотя процесс становления этих систем шел через демократизацию и либерализацию, термин «полиархия» в данном случае все же представляется более предпочтительным, чем «либеральная демократия», и на то есть две причины. Во-первых, в понятии «либеральная демократия» очень многое скорее отполитического идеала, нежели от действительности: так или иначе в этот термин подчас вкладывается уж очень широкое значение. Во-вторых, говоря «полиархия», мы подразумеваем, что означаемые этим термином системы в чем-то существенно важном пока ещене достиглиэтого демократического идеала.

Для описания политических систем понятие «полиархия» было введено Далем и Линдбломом в работе «Политика, экономика и благосостояние» ( 1953), а затем было развито Далем в работе «Полиархия: участие и оппозиция» (1971). По мнению этих авторов, полиархические режимы отличаются той или иной комбинацией двух главных факторов. (1) В них достигнут относительно высокий уровень толерантности к оппозиции, достаточный для того, чтобы общество тем самым могло удерживать власть от поползновений к произволу. На практике это обеспечивается состязательной партийной системой, конституционно гарантированными и надежно защищенными гражданскими свободами, энергичным и здоровым гражданским обществом. (2) Полиархии предоставляют обществу достаточно широкие возможности для участия в политической жизни, — здесь высок уровень политической активности. Достигается это через четко отработанную избирательную систему, позволяющую гражданам контролировать и, если необходимо, смещать неугодных политиков.

Однако и Линдблом, и Даль признавали тот факт, что полиархии находятся под чрезмерным влиянием больших корпораций. Поэтому сами они иногда предпочитали говорить о «деформированной полиархии».

В этом последнем варианте понятие «полиархия» может быть использовано для описания все более увеличивающегося числа режимов по всему миру. Вообще какие-то полиархические черты присущи всем государствам, практикующим многопартийные выборы. При этом западные полиархии отличаются явно выраженной спецификой — не только представительной демократией и капиталистической экономической организацией, но также культурной и идеологической ориентацией, по большей части проистекающей из западного либерализма. Главное в этом наследии — глубоко укоренившаяся приверженность принципу индивидуализма. Философия индивидуализма, наиболее характерная для Запада ценность, исходит из уникальности каждого человека и утверждает, что общество должно быть организовано так, чтобы наилучшим образом отвечать интересам и потребностям составляющих его индивидов. На политическую культуру западных полиархии эта философия оказала множественное воздействие. Мы и по сей день видим ее проявления и в том совершенно особом внимании, которое здесь уделяется проблеме прав человека(возможно даже к умалению его обязанностей), и во всеобщей вере в спасительность конкуренции и свободы выбора как в экономике, так и в политике, и в обыкновении с недоверием и опаской относиться ко всякой власти как к возможной угрозе свободе индивида.

Однако нельзя сказать, что западные полиархии скроены на один манер. Одни из них тяготеют к централизации и мажоритарному правлению, другие — к фрагментации и рассредоточению власти. В этой связи Лиспхарт писал о необходимости различать «мажоритарные» и «консенсусные демократии». Мажоритарные демократии организованы на принципах парламентаризма в соответствии с так называемой вестминстерской моделью.. Самый яркий пример здесь — это, конечно же, Великобритания, но многие черты этой модели мы также видим в политических системах Новой Зеландии, Австралии, Канады, Израиля и Индии. Мажоритарные системы обычно ассоциируются с любым или всеми из следующих принципов:

• однопартийным правительством

• неполным разделением власти между исполнительной и законодательной ветвями

• однопалатным парламентом либо парламентом с ограниченными прерогативами верхней палаты

• двухпартийной системой

• электоральной системой одномандатных округов, в которых претенденту достаточно набрать простое большинство голосов

• унитарным или централизованным правительством

• неписаной или слабокодифицированной конституцией и принципом парламентского суверенитета.

В отличие от этой модели другим западным полиархиям присуще рассредоточение власти по всему спектру правительственных и партийных институтов. В США система правления зиждется на строгом распределении власти между институтами государства, совершенно четко прописанном в соответствующих статьях конституции. В других странах, особенно в континентальной Европе, за конечным политическим консенсусом стоят отношения между партиями — с их переговорами, «торгом» и «дележом власти». В Бельгии, Австрии и Швейцарии получила развитие система согласительной демократии (consociational democracy), более всего подходящая для обществ с глубокими религиозными, идеологическими, культурными, региональными и другими различиями. Консенсусные или плюралистические тенденции часто ассоциируются со следующими принципами:

• коалиционным правительством

• разделением власти между исполнительной и законодательной властью

парламентом с четко выраженной двухпалатной системой

• многопартийной системой

• пропорциональным представительством

• федерализмом или широкой передачей власти на места

• кодифицированной («писаной») конституцией и биллем о правах.

Как ни классифицировать политические системы, нужно понимать, что вообще-то каждый полиархический режим, а на самом деле всякий режим вообще, — уникален и потому единичен и исключителен. Американская исключительность, например, во многом идет о того, что у страны не было своего феодализма, но был опыт миграции, расширения границ и устройства поселений. Все это и объясняет нам, почему политическая культура США столь индивидуалистична, почему (уникальный момент среди западных полиархий) страна продемонстрировала такой иммунитет в отношении социалистического или любого другого движения такого же типа. В США также самый высокий среди западных систем уровень религиозности среди населения, и это единственная политическая система, в которой христианский фундаментализм стал серьезной политической силой.

Еще более сложный случай представляет собой Индия. В культурном, религиозном и философском отношении страну никак невозможно отнести к Западу. В отличие от «развитых» полиархий Европы и Северной Америки это преимущественно аграрная страна с уровнем грамотности, едва превышающем 50% населения. Получив независимость в 1947 г., Индия являла собой типичную полиархию, которая достаточно легко пережила даже «чрезвычайное положение», введенное Индирой Ганди • конце 1970-х годов. Политическая стабильность Индии, очевидно, объясняется общекастовой политикой Индийского Национального Конгресса и той, можно сказать, «мистикой», что всегда окружала династию Неру—Ганди: сегодня, когда обоих этих факторов уже нет, Индия эволюционирует, можно полагать, к модели согласительной демократии ( Согласительная демократия— демократия, функционирующая на основе распределения власти и тесном сотрудничестве между партиями или политическими группировками.).

Новые демократии

Новая волна демократизации в мире, согласно Хантингтону, началась в 1994 г. свержением правых правительств в Греции, Португалии и Испании, затем выразилась в заметном ослаблении позиций военных диктаторов в Латинской Америке и завершилась, самое главное, крахом коммунизма. Восточноевропейские революции 1989—1991 годов вызвали к жизни процессы демократизации, в ходе которых многое заимствовалось от западной либеральной модели. Главным здесь было введение многопартийных выборов в политике и начало рыночных реформ в экономике. Можно утверждать, что многие, чтобы не сказать все, прежние коммунистические режимы претерпевают переходный период, который со временем выведет их на модель западных полиархий.На сегодняшний день, однако, эти системы лучше относить к какому-то особому, промежуточному, типу. Прежде всего, нужно сказать, что бремя коммунистического прошлого невозможно изжить, образно говоря, за ночь, особенно в случае с Россией, где коммунистическая система существовала свыше 70 лет. Кроме того, сам переходный период в этих странах принес новые проблемы, не имеющие ничего общего с проблемами западных обществ.

Эти режимы, следовательно, лучше всего квалифицировать как новые демократииили полудемократии.

Особенность посткоммунистических режимов сегодня заключается в том, что им приходится иметь дело с политико-культурными последствиями коммунистического правления вплоть до не изжитого еще наследия сталинского тоталитаризма. При той безжалостной цензуре и подавлении инакомыслия, что сопутствовали партийной монополии на власть, здесь не получил развития тот тип гражданской культуры, который предполагает политическое участие, переговоры («торг») и консенсус. Как результат сегодня в России мы видим слабую и раздробленную партийную систему, очевидно не способную выражать подлинные интересы общества. Парадоксально, но зачастую идею стабильности в этих системах несут коммунистические или бывшие коммунистические партии. В Румынии и Болгарии, например, многие институты коммунистического общества благополучно перекочевали в посткоммунистическую эпоху, а в Венгрии, Польше и России коммунистические партии, перешедшие, непонятно лишь, по принципиальным или конъюнктурным соображениям, на социал-демократические позиции, вновь идут на выборы.

Еще один ряд проблем связан с процессом экономической перестройки. «Шоковая терапия», сопровождавшая по рецептам Международного валютного фонда переход от центрального планирования к свободному капитализму, из-за роста безработицы и инфляции существенно ухудшила положение многих слоев общества и усилила социальное неравенство. Сравнительно с бурными временами начала 90-х годов темпы экономической либерализации сегодня резко замедлились — во многом из-за отрицательной реакции общества на рыночные реформы, выражающейся и в поддержке коммунистических или националистических по своей окраске партий. Наконец, еще один круг проблем здесь связан со слабостью государственной власти, особенно заметной перед лицом центробежных сил, в коммунистические времена подавлявшихся. Сегодня это воочию видно в повсеместномвозрождении этнических и национальных противоречий. Крах коммунизма в СССР сопровождался и распадом прежней советской империи: среди тех пятнадцати независимых государств, что пришли ей на смену, в нескольких, включая Россию, национальные проблемы стоят самым острым образом. В 1992 г. перестала существовать Чехословакия, разделившись на Республику Чехия и Словакию. Но наиболее драматичные формынационально-этнический конфликт принял в Югославии, где он вызвал самую настоящую войну между Сербией и Хорватией в 1991 г. и гражданскую войну в Боснии в 1992—1996 годах.

Посткоммунистические режимы, разумеется, тоже неодинаковы. Главные различия здесь пролегают между индустриально развитыми и живущими «по-западному» странами Центральной Европы — Чехией, Венгрией и Польшей, с одной стороны, и более отсталыми «восточными» странами — Румынией, Болгарией и в каких-то отношениях Россией. В первой группе рыночные реформы прошли быстро и относительно гладко; во второй они были неполными, шли с большими трениями и в конце концов вызвали серьезные политические противоречия. Первая группа государств, кроме того, стремится как можно скорее вступить в Европейский Союз — свидетельство и шаг к дальнейшей консолидации демократии у них. Другая граница — между государствами, которым коммунизм в конце Второй мировой войны был «навязан» военной силой, и теми, кто до того был частью СССР. Если не считать прибалтийские государства (Эстонию, Латвию и Литву), бывшие советские республики имеют историческую специфику: они дольше находились под коммунистическим правлением и входили в состав Российской империи еще до 1917 г. Наконец, нельзя забывать и об уникальности самой России, проистекающей из ее имперского прошлого, склонности российской государственности принимать авторитарные и экспансионистские формы, и из того, наконец, обстоятельства, что со времен Петра Великого здесь противостояли западнические и славянофильские ориентации и потому сегодня ей, возможно, непросто определиться в своих культурных и политических судьбах.

Восточноазиатские режимы

Совершенно нельзя исключать того, что начавшийся на исходе XX в. подъем Восточной Азиив конце концов может оказаться даже куда более важным глобально-историческим процессом, чем крах коммунизма. За это время центр мировой экономики заметно сдвинулся с Запада на Восток. Уже в последние два десятилетия XX в. показатели экономического роста на западной «окраине» Тихоокеанского региона в два-четыре раза превышали показатели развитых экономик Европы и Северной Америки. Это известно. Куда меньше говорят об особой восточноазиатской политической системе. В былые времена думали, что модернизация равнозначна вестернизации. В переводе на политический язык это означало идею о том, промышленный капитализм и либеральная демократия всегда идут нога в ногу. Сторонники этого взгляда указывают, в частности, на политический прогресс в Японии,после того как США ушли отсюда, оставив стране конституцию 1946 г., а также на успешное введение в течение 1980—1990-х годов многопартийных электоральных систем в таких странах, как Таиланд, Южная Корея и Тайвань.Этот подход, однако, не принимает во внимание того, что даже и полиархические институты в Азии функционируют не так, как на Западе: слишком существенны различия между культурами, сформировавшимися под влиянием конфуцианства, и культурами, сформированными западным индивидуализмом. Приходится признать, что особые азиатские ценности,резко отличные от западных, все же существуют.

В том или ином отношении все восточноазиатские режимы имеют что-то общее. 1) Они всегда организованы в большей степени вокруг экономических, нежели политических целей; их главная задача — содействовать экономическому росту и благосостоянию, а не расширять тот круг индивидуальных прав и свобод, который мы видим на Западе. Этот сугубый прагматизм с очевидностью прослеживается в экономической истории пяти «тигров» Восточной и Юго-Восточной Азии — Южной Кореи, Тайваня, Гонконга, Сингапура и Малайзии. Но его же мы видим и в бурном развитии китайской экономики с конца 1970-х годов, и это при той коммунистической монополии на власть, которая еще существует в Китае. 2) В этих системах укорененаидея «сильного» правительства — уважение к государству и всегда достаточно высокий уровень поддержки правящей в данный момент партии. Хотя из-за невысокого уровня налогов и общественных расходов (обычно не превышающих 30 % ВВП) эти системы не располагают особыми возможностями для реализации модели «государства всеобщего благоденствия», здесь как должное принимается то, что государство наподобие «главы семьи» должно руководить общественными и частными институтами и отвечать за общую стратегию национального развития. 3) Руководитель и лидер здесь в принципе пользуются уважением по конфуцианской традиции лояльности, дисциплины и долга: на западный взгляд, во всем этом даже можно усмотреть какие-то скрытые, а то и открытые, тенденции к тоталитаризму. Наконец, здесь много думают об обществе и социальных связях — семья же является вообще центральным элементом этой традиции. В итоге складывается то, что японцы называют «групповым мышлением» с его закрытостью в отношении таких идей, как индивидуализм и права человека в их западном понимании.

Как и другие системы, восточноазиатские режимы неодинаковы.Здесь проявляются культурные различия между Китаем (вместе с родственными ему Тайванем и Гонконгом), Японией и такими этнически смешанными государствами, как Сингапур и Малайзия. Интересно, что в Сингапуре неудачей закончились попытки внедрения конфуцианских программ в школах — планы эти пришлось оставить из-за опасения вызвать недовольство со стороны малайского и индийского населения. Похожая ситуация имела место и в Малайзии, где также делалось все, чтобы ограничить китайское влияние и еще больше укрепить и без того явно выраженныеисламские элементы национальной культуры. Переход Китая на путь капиталистического развития во многом затушевал, но отнюдь не разрешил всех этих противоречий. До сих пор, например, сохраняется резкий контраст между «рыночным сталинизмом» китайского образца и глубоко укоренившейся демократией в Японии. Более того, на фоне той индустриализации и урбанизации, что прошли в других восточноазиатских государствах, Китай до сих пор предстает в общем-то аграрной страной. Здесь сказываются и различия между принятыми стратегиями развития: у Японии и таких «тигров», как Тайвань и Сингапур, экономический рост все последнее время базировался на технических инновациях, образовании и профессиональной подготовке работников, тогда как Китай все еще продолжает полагаться на свое громадное сельское население как на громадный рынок дешевого труда.

Исламские режимы

одъем ислама как политической силы оказал глубочайшее воздействие на сферу политики в Северной Африке, части Азии и на Ближнем Востоке. В отдельных случаяхвоинствующие мусульманские движения взяли на себя роль рупора интересов городской бедноты из-за повсеместного разочарования в марксизме-ленинизме и именно этим бросили вызов существующим режимам. В других случаях сами режимы создавались или воссоздавались на основе ислама. Чисто исламским государством со времени своего возникновения в 1932 г. является Саудовская Аравия. В Иране революция 1979 г. привела к созданию исламской республики во главе с аятоллой Хомейни (1900—1989) — пример, которому позже последовали Судан и Пакистан. Весьма специфичная и даже экстравагантная интерпретация ислама стала основой для политики в такой стране, как ЛивияМуамара Каддафи.

Ислам, однако, не является и никогда не являлся просто религией. Это скорее целостный образ жизни, определяющий нормы этического, политического и экономического поведения как людей, так и государств. «Путь ислама» основывается на учении пророка Мухаммеда (570—632), как оно изложено в Коране, почитаемом всеми мусульманами в качестве слова Божьего, и также суннах — «проложенном пути», то есть соблюдаемых правоверным мусульманином обычаях, восходящих к жизни самого Пророка.

олитический ислам стремится к созданию теократического государства, в котором политические и всякие иные отношения были бы подчинены «высшим» принципам веры. Однако существуют самые разные его течения, подчас резко отличающиеся друг от друга: от непримиримого фундаментализма до форм, вполне совместимых с политическим плюрализмом.

Фундаменталистская версия ислама обычно ассоциируется с Ираном. Здесь до конца своей жизни во главе клерикального управления обществом стоял аятолла Хомейни, возглавлявший Исламский революционный совет — орган, представлявший пятнадцать высших лиц церковной иерархии страны. Хотя в стране был учрежден и всенародно избираемый парламент в виде Исламской консультативной ассамблеи, все законы подлежали одобрению Совета по защите конституции, следившего за их соответствием принципам ислама. После смерти Хомейни в 1989 г. его преемник Хашеми Рафсанджани перешел к более прагматичной и менее идеологизированной политике, шариатское правоздесь до сих остается господствующим правовым и моральным кодексом. С еще большей силой революционный фундаментализм заявил о себе в Афганистане, где режим Талибан в 1997— 2001 годах ввел чисто теократическое правление, исключив женщин из образования, экономики и вообще общественной жизни. Не менее важную роль фундаментализм играет в Саудовской Аравии, где он также приобрел абсолютистские оттенки, хотя консервативный суннитский режим страны отличается куда более мягкими формами, нежели революционный популизм шиитского Ирана.

Однако сами мусульмане не принимают всех этих оценок исламских режимов как «фундаменталистских», видя в них лишь проявление извечного западного предубеждения против «экзотического» и «деспотичного» Востока. Примером того, что ислам вполне совместим с политическим плюрализмом, служит Малайзия. Хотя ислам здесь является официальной государственной религией и высший правитель страны выступает одновременно главой и государства и церкви, в стране сложилось нечто вроде «направляемой» демократии, где власть в рамках многопартийной системы принадлежит Объединенной национальной организации малайцев во главе с премьер-министром доктором Махатхиром. С 1981 г. правительство Махатхира проводит сложную политику, где принципы ислама сочетаются с поддержкой чисто малайских элементов общества и экономической стратегией японского образца. В 1988 г. у режима тем не менее обозначились авторитарные тенденции, когда после волны арестов и введения жесткой цензуры в стране по существу прекратила действовать независимая система судопроизводства.

Военные режимы

В то время как большинство политических систем формируется под воздействием той или иной комбинации политических, экономических, культурных и идеологических факторов, в мире остаются и такие режимы, которые опираются на чисто военную силу, систематическое принуждение и репрессии, — военные режимы. Их относят к более широкой категории «авторитарных». Авторитаризм военного образца всегда был распространен в Латинской Америке, на Ближнем Востоке, в Африке и Юго-Восточной Азии. В период после Второй мировой войны военные диктатуры также образовались вИспании, Португалии и Греции. Как правило, в военном режиме власть переходит в руки военных в соответствии с их положением в иерархии военного командования; при этом действие традиционных политических и конституционных учреждений приостанавливается, а все институты, через которые может быть выражена публичная оппозиция, такие, как парламент и пресса, подвергаются ослаблению или запрету.

Хотя все формы военного правления глубоко репрессивны,между ними есть и свои различия. В некоторых диктатурах армия присваивает себе прямой контроль над правительством. Классическим выражением этой разновидности является военная хунта.Как показывает история Латинской Америки, это форма коллективного военного правления, где все решается советом командования, обычно представляющего три род; войск (сухопутные, морские и военно-воздушные). Подчас для хунт характерно соперничество как между этими родами войск, так и между их представителями, вследствие чего власть часто может переходить из рук в руки.

Другая форма военного режима — это личная диктатура при военной поддержке. В такого рода случаях в хунте или режиме выделяется один человек; часто при этом имеет место культ личности и стремление сформировать власть харизматического толка. Примерами могут служить генерал Пападопулос в Греции периода 1974— 1980-х годов, генерал Пиночет в Чили после военного переворота 1973 г. и генерал Абача в Нигерии периода 1993—1998 годов. Наконец, мы видим военные диктатуры, где главным фактором является общая позиция армии, сам жегенералитет предпочитает оставаться в тени и лишь «дергать за ниточки». Именно такую картину, к примеру, являла собой Бразилия после Второй мировой войны, где армия, дабы придать системе большую легитимность, предпочла сохранить деление на политические и военные органы власти. (В таких случаях, правда, есть вероятность того, что в обществе зародится стремление вернуться к обычному гражданскому управлению и диктатура в конце концов уступит свои позиции, освобождая место для процессов демократизации).

Существуют и другие подходы к классификации режимов. Голосов Г.В. в учебнике «Сравнительная политология» выделяет авторитарные режимы, популистские режимы, военные режимы и демократии и их разновидности .

 

ИНЫЕ КЛАССИФИКАЦИИ ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕЖИМОВ

Сэмюэл Хантингтон (род. 1927) обозначил четыре типа недемократических режимов: однопартийный, военный, личная диктатура и расовая олигархия. Наибольшее распространение получила типология политических режимов, предложенная американским ученым Хуаном Линцем (род. 1926), который выделил пять основных типов режимов — демократический, авторитарный,

тоталитарный, посттоталитарный и султанистский.

До XX в. никогда ранее в мировой истории не было правления с признакамитоталитарных режимов. Об этом заявлял еще основатель итальянского

фашизма Бенито Муссолини (1883-1945): партия, которая управляет тоталитарно, — новый факт в истории.

 

При тоталитарном режиме создается политическая система особого

рода, которая замыкается на личности вождя, поддерживаемого и выдвигаемого некоей олигархической группировкой. Для обеспечения господства государства (во главе с вождем) над обществом используется целый комплекс мер и средств, где главное — нескрываемое насилие. Активно применяются методы политического, экономического, идеологического, пропагандистского воздействия, поэтому на определенной стадии своего формирования тоталитарному режиму удается создать для себя достаточно массовую социальную опору. Наличие массовой поддержки режима иногда доказывается с помощью плебисцитов и референдумов. Известнейшими исследователями тоталитаризма были Ханна Арендт и Карл Поппер.

«Тоталитаризм существенно отличается от всех иных форм политического подавления, известных нам как деспотизм, тирания или диктатура. Где бы тоталитаризм ни приходил к власти, везде он приносил с собой совершенно новые политические институты и разрушал все социальные, правовые и политические традиции данной страны.

Независимо оттого, каковы конкретные национальные традиции или духовные источники идеологии тоталитарного правления, оно всегда превращало классы в массы, вытесняло партийную систему не диктатурой одной партии, а массовым движением, переносило центральную опору власти с армии на полициюи проводило внешнюю политику, открыто ориентированную на мировое господство».

X. Арендт, «Истоки тоталитаризма»

В условиях тоталитарного режима государству удается подчинить себе

общество, уничтожить его гражданские основания, подвергнув огосударствлениювсе стороны его жизнедеятельности вплоть до частных (даже интимных) отношений. Так вселюди превращаются в «винтики» огромного всеобъемлющего механизма. Тоталитарная власть без колебаний расправляется с теми, кто, по ее мнению, плохо выполняет функции «винтика» или уже сделал все, на что был способен. При этом непременно — и показательно — репрессируют отдельных представителей господствующей группировки во имя сохранения и упрочения власти в целом.

«Почти все наиболее важные идеи современного тоталитаризма непосредственно восходят к Гегелю... Я привожу краткий список самых драгоценных из этих идей... (а) Национализм в форме историцистской идеи, согласно которой государство представляет собой воплощение духа (или, в современных терминах, крови) самозарождающейся нации (или расы): одна избранная нация(ныне — избранная раса) обречена на мировое господство. (b) Государство как естественный враг всех иных государств должно утверждать свое существование путем войны, (с) Государство свободно от любого рода моральных обязательств; история, т.е. исторический успех, являетсяединственным судьей в общественном развитии; коллективная полезность — это единственный принцип личного поведения; пропагандистская ложь вполне допустима. (d) «Этическая» идея войны (тотальной и коллективистской), особенно молодых наций против старых; война, судьба и слава как наиболее желательные блага, (е) Творческая роль великого человека, всемирно-исторической личности, человека глубинного знания и великой страсти (ныне — принцип лидерства). (/) Идеал героической жизни («живи, рискуя») и «героического человека» в противоположность мелкому буржуа и исповедуемой им жизни мелкой посредственности».

К. Поппер, «.Открытое общество и его враги»

В философии Поппера выделяется концепция открытого общества как социального устройства, главные элементы которого — гражданское общество,

рыночная экономика (свободный рынок) и правовое государство, в тесной взаимосвязи обеспечивающие свободу во всем многообразии ее проявлений (и

прежде всего личную). Открытое общество принципиально основано на власти закона — здесь в мирное время госслужащим позволено руководствоваться только закрепленными правом интересами и нормами. Оно требует критического мышления, ему чуждо догматическое сознание. В открытом обществе индивиды «вынуждены принимать личные решения»; это их полное право, равно как и конкуренция за социальные статусы. Подобное общество постоянно испытывает себя и учитывает совершенные ошибки.

Однако продуктивнее всего открытое общество можно определить путем

противопоставления закрытому (тоталитарному) обществу как «магическому,

племенному или коллективистскому», все институты которого основаны на

«священной санкции — табу»; его лучшая аналогия — биологический организм.

Образцы тоталитарных политических режимов — власть А. Гитлера в Германии, Б. Муссолини в Италии, В.И. Ленина и И.В. Сталина в СССР, Мао Цзэдуна в Китае, Ф. Кастро на Кубе, Пол Пота в Камбодже. Многие историки и политологи утверждают, что без подобных лидеров не было бы и тоталитаризма, т.е. режима во главе с харизматической фигурой — «фюрером», «дуче», «вождем народа» и «великим кормчим». Это вело массы к культу личности и слепому поклонению властителю, который стремился не только к тотальному переустройству собственного государства, но и мира в целом. Известны развернутые планы такой перекройки мира: «Моя борьба» Гитлера,

 

собрания сочинений Ленина и Сталина, цитатники Мао.

Основные признаки тоталитаризма были выделены Карлом Фридрихом (1901-1984) и Збигневом Бжезинским (род. 1928). Э то — тотальная идеология, однопартийная система, монополия на средства массовой информации, система террористического полицейского контроля, монополия на все виды вооруженной борьбы и организованного насилия, контроль над экономикой. Позднее Фридрих сформулировал последний пункт как «монополия на все организации, включая экономические» и добавил к данному перечню признаков территориальную экспансию.

АВТОРИТАРИЗМ

Политологам хорошо известно афористичное высказывание Джованни Сартори: «Авторитаризм — власть, не признающая свободы» Оно принципиально верно, хотя и заключает в себе очень широкое обобщение: при почти полном сходстве тоталитарных режимов авторитаризм можно считать многоликим.

Линц определяет все разновидности режимов как авторитарные, если им присущи такие отличительные признаки: 1) ограниченный безответственный политический плюрализм; 2) отсутствие руководящей,четко разработанной идеологии; 3) отсутствие в целом политической мобилизации и, соответственно, низкий уровень политического участия; 4) формально обозначенные и предсказуемые границы властилидера/элиты.

Самый показательный элемент авторитаризма —

ограниченный плюрализм. ­

 

Литература:

1. Голосов Г.В. Сравнительная политология 3-е изд., перераб. и доп. — СПб.: Издательство Европ. ун-та в С.-Петербурге, 2001. — 368 с.

2. Политология: Учебное пособие / Под ред. А. С. Тургаева,

 

А. Е. Хренова. — СПб.: Питер, 2005. — 560 е.: ил. — (Серия

 

Учебное пособие»)

3. Хейвуд, Эндрю. ПОЛИТОЛОГИЯ: Учебник для студентов вузов / Пер. с англ. под ред. Г.Г. Водолазова, В.Ю. Вельского. - М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005. - 544 с. - (Серия 'Зарубежный учебник').

Вопросы для обсуждения

• Сохранила ли аристотелевская система классификации государств какое-либо значение для современного мира?

• Существует ли на сегодняшний день то, что можно определить как «третий мир»?

• Полностью ли посткоммунистические режимы преодолели свое коммунистическое прошлое?

• Почему либерально-демократические структуры исторически оказались столь эффективными и успешными?

• Насколько демократичны западные полиархий?

• Представляют ли конфуцианство и ислам в качестве основы для современной политической системы серьезную альтернативу западному либерализму?

Глоссарий

Авторитаризм — это идеология и практика правления, основанного на абсолютном подчинении общества государству; власть при этом осуществляется исключительно «сверху» и действует без какой бы то ни было оглядки на общественное мнение. Являет собой прямую противоположность всем видам власти, основывающимся на отношениях легитимности и в этом смысле осуществляемым «снизу». Авторитаризм, однако, следует отличать от тоталитаризма, которому, как показывает история, присуще стремление совершенно стереть все и всякие грани между государством и обществом. Авторитарные режимы (абсолютные монархии, некоторые диктатуры и военные режимы), как правило, не идут дальше задач подавления оппозиции. В этой связи можно сказать, что авторитаризм допускает ту или иную степень экономических и социальных свобод.

Вестминстерская модель —государственное устройство, в котором исполнительная власть исходит от парламента (собрания) и (теоретически) подотчетна ему.

Либерализация— введение внутренних и внешних ограничений власти правительства и / или движение по направлению к частному предпринимательству и рынку.

Новые демократии — политические режимы, в которых еще не завершены процессы демократической консолидации; при которых «дело не ограничивается демократией».

Политическая система– это совокупность государственных, партийных и общественных органов и организаций, участвующих в политической жизни страны. Она является сложным образованием, обеспечивающим существование общества как единого организма, централизованно управляемого политической властью. В зависимости от времени и места понятие политической системы имеет различное содержание, так как значимость компонентов политической системы меняется соответственно типу политического режима. Кроме того, политическую систему определяют как взаимодействия, посредством которых в обществе авторитетно распределяются материальные и духовные ценности.

Полудемократия— политический режим, при котором демократические и авторитарные тенденции уживаются друг с другом и составляют стабильную основу.

Республиканизм — принцип, согласно которому власть исходит исключительно от общества; теоретическое и практическое отрицание принципов монархии или наследственной власти

Тоталитаризм— форма политического режима, предполагающая полный (тотальный) контроль государства над жизнью общества; чаще всего сопровождается всеобъемлющей идеологической манипуляцией, открытым террором и насилием. Тоталитаризм отличается от автократии (самодержавия) и авторитаризма тем, что устанавливает именно «тотальную власть» режима, политизируя все и всякие стороны жизни общества и индивида. Автократические и авторитарные режимы в этом смысле преследуют куда более скромные цели — обеспечить себе политическую монополию на власть, удерживая массы в стороне от политики, тогда как тоталитаризм предполагает полное уничтожение гражданского общества— всей сферы «частной жизни». В качестве признаков тоталитарных режимов можно использовать так называемый «синдром шести показателей» (Фридрих и Бжезинский, 1963), включающий в себя:

• официальную идеологию

• однопартийное государство с всемогущим лидером

• террор, «полицейское государство»

• государственную монополию на средства массовой информации

• государственную монополию на вооружения

• контроль государства над всеми аспектами экономической жизни

уверенитет- верховная власть, верховенство, господство — независимость государства во внешних и верховенство государственной власти во внутренних делах.

Хунта— буквально, совет; клика (обычно военная), пришедшая к власти в ходе революции или государственного переворота.

Шариат —исламское право, базирующееся, по убеждению мусульман, на божественном откровении и идущее от Корана, учения Мухаммеда и других источников.