проблемы законодательной регламентации

С.А. Силаев

ГОУ ВПО «Кемеровский государственный университет», г. Кемерово

Уголовная ответственность за заражение

венерической болезнью и ВИЧ-инфекцией:

Анализируются положения действующего УК РФ об ответственности за заражение венерической болезнью и ВИЧ-инфекцией в свете международных стандартов и зарубежного опыта борьбы с распространением этих заболеваний; рассматриваются вопросы применимости к таким деяниям положений о множественности преступлений, о конкуренции уголовно-правовых норм, о сложных единичных преступлениях; уделяется внимание социальной обусловленности примечания к ст. 122 УК РФ. С учётом этого предлагаются соответствующие изменения уголовного законодательства.

Ст. 2 действующей Конституции Российской Федерации провозглашает человека, его права и свободы высшей ценностью. Очевидно, что наиболее полная реализация гражданином принадлежащих ему прав и свобод возможна при условии его физического и психического здоровья. Именно поэтому уголовное законодательство стремится гарантировать достойную охрану данного естественного блага, ставя здоровье человека среди правоохраняемых объектов на второе место — сразу же вслед за жизнью. При этом особое внимание законодатель уделяет необходимости обеспечить защиту человека от заражения венерическими болезнями и ВИЧ-инфекцией — по-видимому, исходя из того, что указанные заболевания не только причиняют ущерб физическому здоровью, но и (учитывая господствующее в обществе отнюдь не гуманное отношение к их носителям) разрушают многие социальные связи. Насколько удачно решение законодателя криминализировать такие деяния в рамках отдельных составов — попытаемся рассмотреть в данной статье.

Прежде всего, необходимо определить социально-правовую сущность заражения венерической болезнью и ВИЧ-инфекцией. Ст.ст. 121 и 122 УК РФ находятся в разделе VII, т.е. основным объектом данных деяний, по мнению российского законодателя, является личность и, прежде всего, её здоровье (а в случае заражения ВИЧ-инфекцией, которая влечёт развитие синдрома приобретённого иммунодефицита, неизбежно приводящего к смерти больного, — и жизнь). Аналогичным образом этот вопрос решён в действующих уголовных кодексах Беларуси (ст.ст. 157-158), Украины (ст.ст. 130, 131, 133), Польши (ст. 161), в Уголовном законе Словакии (§ 163-167) и др. Таким образом, следует согласиться с тем, что заражение венерической болезнью (ст. 121 УК РФ) и заражение ВИЧ-инфекцией (ч.ч. 2-4 ст. 122 УК РФ) — это частные случаи (частные формы) причинения вреда здоровью без нанесения телесного повреждения, которые отличаются от иных видов причинения вреда здоровью инфекционным путём особенностями возбудителя инфекции [7, c. 10-11; 9, c. 379; 11, c. 173]. Следовательно, на основании правил конкуренции общих (в данном случае — ст.ст. 111, 112, 115, 118 УК РФ) и специальных (ст.ст. 121-122 УК РФ) норм квалификация содеянного всегда должна осуществляться по специальной норме. Непонятно, почему Л.Л. Кругликов, признавая норму ст. 121 специальной, тем не менее полагает, что ею охватывается лишь причинение лёгкого вреда здоровью, а случаи, когда венерическая болезнь приводит к тяжкому или средней тяжести вреду здоровью, необходимо квалифицировать помимо ст. 121 ещё и по ст. 111 или ст. 112, т.е. по совокупности преступлений [9, c. 379]. Такая рекомендация означает санкционирование двойного учёта одних и тех же обстоятельств, двойной ответственности за причинение одного и того же вреда, что прямо противоречит принципу справедливости (ч. 2 ст. 6 УК РФ). Указанный вариант квалификации был бы правомерным лишь в том случае, если бы заражение венерической болезнью или ВИЧ-инфекцией считалось у нас преступлением против здоровья населения, как, скажем, в уголовных законах Мексики, Швейцарии и югославянских стран [15, c. 66].

Учитывая вышесказанное, нельзя согласиться и с В.П. Степалиным, полагающим, что если при умышленном заражении венерической болезнью потерпевшему был причинен тяжкий или средней тяжести вред здоровью, то ответственность виновного наступает не по ст. 121, а соответственно по ст. 111 или ст. 112 УК РФ [10]. Мотивы такого предложения понятны: санкция ч. 1 ст. 121, не предусматривающая лишения свободы, оказывается слишком мягкой для подобных случаев. Однако неудачная пенализация деяния — ещё не повод пересматривать устоявшиеся в науке и на практике представления о юридическом значении конкуренции уголовно-правовых норм.

Определённые сомнения вызывает и рациональность пенализации заражения ВИЧ-инфекцией. Но, прежде чем изложить свои соображения по этому поводу, рассмотрим вопрос о субъективной стороне данного деяния.

По мнению В.П. Степалина, преступления, предусмотренные ч.ч. 2-4 ст. 122, могут быть совершены только по неосторожности, а при умышленном заражении другого лица ВИЧ-инфекцией виновный должен нести ответственность по ст. 111 УК РФ, т.к. данная болезнь неизлечима и заканчивается смертью [10]. Л.Л. Кругликов считает, что деяния, предусмотренные ч.ч. 2 и 3 ст. 122, могут совершаться умышленно или по неосторожности, а деяние, предусмотренное ч. 4, — только по неосторожности; наличие же прямого или косвенного умысла в этом случае влечёт квалификацию содеянного, в зависимости от фактически наступивших последствий, по ст.ст. 105, 111, 112, 115 УК РФ [9, c. 381-382]. М.И. Галюкова полагает, что такие деяния всегда совершаются умышленно, а единственный случай неосторожного заражения ВИЧ-инфекцией — ненадлежащее исполнение лицом своих профессиональных обязанностей [7, с. 58].

Думается, что последняя точка зрения в наибольшей мере учитывает положения действующего законодательства. Как известно, деяние, совершённое только по неосторожности, признаётся преступлением лишь в случае, когда это специально предусмотрено соответствующей статьёй Особенной части Уголовного кодекса (ч. 2 ст. 24 УК РФ). А это значит, что, коль скоро в ч.ч. 2 и 3 ст. 122 УК РФ прямо не указано на неосторожную форму вины, данные деяния признаются преступными лишь при умышленном их совершении. Впрочем, в последнее время принято такое толкование ст. 24, которое позволяет практически полностью игнорировать её как общее правило о ненаказуемости неосторожных деяний [12, c. 62], а потому становится возможным привлечение к ответственности и за легкомысленное заражение другого лица ВИЧ-инфекцией лицом, знавшим о наличии у него этой болезни. Что касается заражения другого лица ВИЧ-инфекцией вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей, то в этом случае речь идёт, как правило, о преступной небрежности, реже — о преступном легкомыслии, однако мы бы не стали полностью исключать совершение такого преступления с косвенным умыслом, когда медицинский работник, предвидя возможность заражения пациента данным вирусом, не предпринимает никаких мер, чтобы предотвратить такие последствия, полагаясь «на авось». Так или иначе, для ч.ч. 2 и 3 ст. 122 более типична умышленная форма вины, а для ч. 4 — неосторожная.

Сопоставляя с учётом этого санкции ст. 122 и ст. 111, приходим к выводу, что за умышленное заражение ВИЧ-инфекцией законодатель предусматривает менее строгое наказание (иногда в два с лишним раза), чем за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью (т.е. ч.ч. 2 и 3 ст. 122 УК РФ фактически содержат привилегированные составы по отношению к ч.ч. 1-4 ст. 111 УК РФ), а за неосторожное заражение ВИЧ-инфекцией (ч. 4 ст. 122) ответственность, напротив, в пять раз строже, чем за соответствующее ему преступление, предусмотренное общей нормой (ч. 2 ст. 118). Можно, конечно, сослаться на специфику субъекта — ВИЧ-инфицированного лица, для которого пяти-, а тем более восьмилетний срок лишения свободы оказывается фактически пожизненным. Однако почему же неосторожное заражение ВИЧ-инфекцией законодатель посчитал настолько более тяжким преступлением, нежели, скажем, лишение пациента способности самостоятельно передвигаться, видеть, слышать или говорить? Несоответствие это, однако, следует устранять не путём смягчения санкции ч. 4 ст. 122 УК РФ, а путём ужесточения санкции ч. 2 ст. 118 УК РФ. Следует также криминализировать и неосторожное причинение по крайней мере средней тяжести (а может быть и лёгкого) вреда здоровью вследствие ненадлежащего исполнения профессиональных обязанностей, ибо в сегодняшней ситуации как, наверное, никогда ранее актуально требование В.И. Ленина привлекать к самой строгой ответственности «святеньких, но безруких болванов» [полн. собр. соч., т. 54, с. 88]. Применительно к теме статьи отметим лишь, что нынешняя редакция УК РФ не считает преступными действия медицинского работника, который вследствие элементарной безалаберности заразил пациента венерической болезнью. Ясно, что такое положение вещей не может быть признано терпимым: нельзя допускать, чтобы реализация гражданином конституционного права на охрану здоровья оборачивалась причинением ущерба этому самому здоровью, а те, кому поручена важнейшая социальная функция, не несли справедливого наказания за её ненадлежащее исполнение.

Устанавливая в ст.ст. 121-122 УК РФ специальные нормы, законодатель выделил соответствующие деяния из видового состава причинения вреда здоровью сразу по двум признакам — по особенностям последствия и по субъекту. А с этим связаны дополнительные проблемы квалификации.

Мы полностью разделяем точку зрения Н.И. Коржанского, полагающего, что тот, кто сам не страдает венерической болезнью, однако умышленно заражает ею другое лицо, несёт ответственность по фактически наступившим последствиям на основании уголовно-правовых норм об умышленном причинении вреда здоровью [11, с. 173]. Однако со случаями заражения ВИЧ-инфекцией всё гораздо сложнее. УК РФ, в отличие от УК Украины (ч. 4 ст. 130), не содержит состава умышленного заражения другого лица ВИЧ-инфекцией при отсутствии признаков специального субъекта. На первый взгляд, подобное деяние можно квалифицировать по ст. 111 УК РФ по признаку опасности для жизни в момент причинения, однако Медицинские критерии определения степени тяжести вреда, причинённого здоровью человека [4], не позволяют сделать этого, т.к. указания на заражение ВИЧ-инфекцией нет ни в п. 6.1, ни в п. 6.2 данного документа. Конечно, если такое преступление совершено, к примеру, в отношении медицинского или педагогического работника, можно вести речь о полной утрате профессиональной трудоспособности. Но что делать в остальных случаях? Ведь «ВИЧ, строго говоря, сам по себе ещё не является заболеванием и его инкубационный период может протекать без симптомов до десяти и более лет» [15, c. 69]; не исключено, что некоторые из ВИЧ-инфицированных вообще не заболевают СПИДом [14, c. 80-81]. Дождавшись смерти потерпевшего, квалифицировать содеянное как убийство? Но, во-первых, могут истечь сроки давности, а во-вторых, при таком подходе потерпевшему создаются ничем не оправданные препятствия для возмещения вреда, включая затраты на дорогостоящее лечение (не говоря уже о лишении его морального удовлетворения в виде назначения виновному заслуженного наказания).

Выход, по нашему мнению, один — исключение из УК РФ ст. 121 и ч.ч. 2-4 ст. 122 с одновременным дополнением вышеуказанных Медицинских критериев пунктом 6.1.31 «заражение вирусом иммунодефицита человека». Это будет в полной мере соответствовать и опыту Германии и Франции, где ответственность за такие деяния наступает по общим правилам о посягательствах на здоровье и физическую неприкосновенность, и Международным руководящим принципам по поощрению и защите прав человека в связи с ВИЧ / СПИДом (HR/PUB/98/1), одобренным в ходе второй Международной консультации по ВИЧ / СПИДу и правам человека (Женева, 23-25 сентября 1998 года), рекомендующим «не предусматривать специального состава преступления для случаев умышленной и намеренной передачи ВИЧ, а использовать в этих исключительных случаях состав общеуголовных преступлений», что обеспечит «чёткое и законное определение таких элементов, как предвидимость, преднамеренность, причинность и согласие, для обоснования обвинительного приговора и/или более суровых мер наказания» [15, c. 66-67].

Кроме того, необходима последовательная реализация принципа справедливости путём максимально ограничительного толкования такого квалифицирующего признака анализируемых деяний, как совершение их в отношении двух и более лиц. В таких случаях речь должна вестись о едином преступлении, а не об особо оговорённой законодателем совокупности. Ссылки на ч. 1 ст. 17 УК РФ здесь, по нашему мнению, неуместны, т.к. и в ст. 121, и в ст. 122 УК РФ речь идёт именно о заражении двух или более лиц (т.е. об одном действии или бездействии, повлекшем несколько юридически тождественных последствий), а не о двух или более заражениях. Совершенно неприменима к таким деяниям и конструкция продолжаемого преступления. Как известно, обязательным признаком последнего является наличие единого умысла на совершение ряда противоправных поступков, и именно этот единый умысел объединяет несколько поведенческих актов в единое деяние. Поскольку в посягательствах на высшие нематериальные блага, неотделимые от личности потерпевшего, последний является необходимым элементом механизма преступного поведения, обязательно отражаемым в сознании виновного, постольку намерение заразить несколько лиц (даже возникшее одновременно) не может рассматриваться как единый умысел. В перспективе же следует вообще отказаться от подобных квалифицирующих признаков и рассматривать одновременное причинение вреда нескольким тождественным объектам как идеальную совокупность тождественных преступлений, что будет в наибольшей степени учитывать самоценность каждой личности.

Завершая речь о заражении венерической болезнью и ВИЧ-инфекцией, следует остановиться на примечании к ст. 122 УК РФ, введение которого вызвало неоднозначную реакцию среди учёных. Прежде всего, непонятна юридическая природа данной нормы. Одни авторы, исходя из буквального её толкования, говорят об особом основании освобождения от уголовной ответственности в связи с утратой общественной опасности лицом, которое своевременно предупреждает потерпевшего о наличии у него ВИЧ-инфекции и таким образом оставляет ему полную свободу выбора [8, с. 20]. Другие же, не усматривая в таких случаях утраты причинителем вреда общественной опасности, считают, что речь идёт об особом обстоятельстве, исключающем преступность деяния, — согласии потерпевшего [5, c. 5].

Не меньше споров вызывает и сама по себе возможность оставлять безнаказанным заражение ВИЧ-инфекцией. Сторонники такого нововведения полагают, что законодатель тем самым учёл тот «морально-психологический феномен», когда потерпевший находится с больным в настолько тесных и глубоких эмоциональных отношениях, что риск заражения смертельной болезнью не имеет для него существенного значения [14, с. 83], что этот шаг хотя и не сможет сдержать рост заболеваемости ВИЧ-инфекцией, но позволит ВИЧ-инфицированным «вести достойный семейный образ жизни» [7, с. 58]. Другие учёные, считая оправданным расширение диспозитивных начал в уголовном праве, критикуют анализируемую норму за её недостаточную нормативную определённость [13, с. 57]. Мы же разделяем позицию тех, кто считает это примечание не поддающимся объяснению [9, с. 381]. Так как заболевание, вызываемое вирусом иммунодефицита человека (ВИЧ-инфекция), inter alia, «вызывает тяжелые социально-экономические и демографические последствия для Российской Федерации, создает угрозу личной, общественной, государственной безопасности, а также угрозу существованию человечества» [3], заражение ВИЧ-инфекцией не может считаться частным делом тех, кто заразил и кого заразили: ведь речь идёт о возникновении нового очага опасности; каждый носитель ВИЧ может заразить ещё многих людей. Великий польский юрист С.В. Будзинский указывал, что идея «уголовной неправды», которая в отличие от гражданской состоит в том, что «действие, нарушающее права неделимого, нарушает вместе с тем и законный общественный порядок», свидетельствует о высокой степени цивилизации, и (в XIХ веке!) добавлял: «До такого воззрения не в состоянии подняться необразованный народ» [6, c. 5]. Поэтому в XXI веке и подавно нельзя позволять отдельным индивидам распоряжается благополучием общества; каждый волен относиться к своему здоровью так, как считает нужным, но лишь до тех пор, пока это не угрожает здоровью других. Наконец, если уж исходить из либеральных тезисов о том, что «цивилизованное право не ставит болезнь в вину» и что «необходимо делать ставку на профилактическую работу» [5, c. 5], то почему бы не предусмотреть аналогичное примечание к ст. 121 УК РФ? Ведь венерическая болезнь, безусловно, менее тяжкий вред здоровью, чем ВИЧ-инфекция (по крайней мере, первая излечима, а последняя — нет). А там уже недалеко и до легализации эвтаназии…

Подводя итог изложенному, считаем, что ответственность за заражение венерической болезнью и ВИЧ-инфекцией должна наступать на основании общих норм о причинении вреда здоровью; ст. 121 УК РФ должна быть исключена, а в ст. 122 должна быть сохранена лишь ч. 1; одновременно заражение ВИЧ-инфекцией должно быть признано причинением тяжкого вреда здоровью по признаку опасности для жизни в момент причинения.

Список литературы

1. Конституция Российской Федерации. Принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 года. С учётом поправок, внесённых Законами Российской Федерации о поправках к Конституции Российской Федерации от 30 декабря 2008 года № 6-ФКЗ и № 7ФКЗ // Собрание законодательства Российской Федерации, 2009, № 4, ст. 445.

2. Уголовный кодекс Российской Федерации (по состоянию на 15 ноября 2009 года) [Teкcт]. — Новосибирск: Сиб. унив. изд-во, 2009. — 160 с.

3. Федеральный закон от 30 марта 1995 года № 38-ФЗ «О предупреждении распространения в Российской Федерации заболевания, вызываемого вирусом иммунодефицита человека (ВИЧ-инфекции)» // Собрание законодательства Российской Федерации, 1995, № 14, ст. 1212; 1996, № 34, ст. 4027; 1997, № 3, ст. 352; 2000, № 33, ст. 3348; 2004, № 35, ст. 3607; 2007, № 43, ст. 5084; 2008, № 30, ст. 3616.

4. Медицинские критерии определения степени тяжести вреда, причинённого здоровью человека. Утверждены приказом Минздравсоцразвития России от 24 апреля 2008 года № 194н // Российская газета. – 2008. – 5 сентября. – № 188 (4745)

5. Анощенкова, С. Согласие лица на причинение ему вреда в примечании к ст. 122 УК РФ [Teкcт] / С. Анощенкова // Уголовное право. – 2005. – № 3. – С. 4-7.

6. Будзинский, С. Начала уголовного права [Teкcт] / С. Будзинский. — Варшава, 1870. — XII, 362 c.

7. Галюкова, М.И. Преступления против здоровья человека: учебное пособие [Teкcт] / М.И. Галюкова. — Омск: Омская академия МВД России, 2009. — 96 с.

8. Ендольцева, А.В. Освобождение от уголовной ответственности в случае, предусмотренном законодателем в примечании к ст. 122 УК РФ / А.В. Ендольцева // Российский следователь. – 2004. – № 4. – С. 18-20.

9. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации [Teкcт] / отв. ред. А.А. Чекалин; научн. ред. В.В. Томин, В.В. Сверчков. — 4-е изд., перераб. и доп. — М.: Юрайт-Издат, 2007. — 1264 с.

10. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации [Teкcт] / отв. ред. А.И. Рарог. — 2-е изд., перераб. и доп. — М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2004. — 640 с.

11. Коржанський, М.Й. Кваліфікація злочинів: навчальний посібник [Teкcт] / М.Й. Коржанський. — 2-ге вид. — К.: Атіка, 2002. — 640 с.

12. Практикум по уголовному праву. Общая и Особенная части: учебное пособие / А.В. Бриллиантов, А.Н. Караханов, И.А. Клепицкий [и др.]; под ред. А.В. Бриллиантова, И.А. Клепицкого. — М.: Проспект, 2009. — 320 с.

13. Сидоренко, Э. Заражение ВИЧ-инфекцией: вопросы уголовно-правовой оценки [Teкcт] / Э. Сидоренко // Уголовное право. – 2007. – № 1. – С. 55-59.

14. Уголовный закон в практике районного суда: научно-практическое пособие [Teкcт] / под ред. А.В. Галаховой. — М.: Норма, 2007. — 1024 с.

15. Щерба, С. Уголовная ответственность за заражение венерическими заболеваниями и ВИЧ-инфекцией по законодательству России и зарубежных стран [Teкcт] / С. Щерба, В. Додонов // Уголовное право. – 2005. – № 3. – С. 65-69.