то управляет случайностями? 12 страница

— Да я что, за себя нервничаю? Я за тебя боюсь.

— Пойдём.

Мы пошли к нашему столику. Роскошный большой ресторан блистал великолепием изысканных нарядов дам, их, похоже, неподдельными украшениями. Много совсем юных красавиц среди вальяжных мужчин тоже блистали драгоценностями. Гуляли те, кого называют «новые русские».

Но они — тоже Россия. Значит, гуляла Россия, как только она может это делать. С размахом и удалью. И размах ещё непременно покажет себя, а пока всё было с чинным великолепием и роскошью.

Когда мы сели за наш столик, я сразу наполнил до краёв бокалы и сказал: «Предлагаю выпить за удовлетво­рение. Пусть каждый из нас здесь сидящих принесёт хоть миг удовлетворения другому. За удовлетворение».

Мы с Владиславом выпили до дна, женщины по половине. Я пододвинул свой стул вплотную к Лениному стулу, быстро обнял её, положив руку на полуоб­нажённую в декольте грудь, и заговорил тихонько ей на ухо.

— Ты красивая и уютная, Лена, могла бы быть хо­рошей женой и матерью.

Она, сначала как бы смутившись от моего объятия и лежавшей на её груди руки, попыталась отстраниться, но не настойчиво, и тут же наоборот слегка преклонила ко мне голову. Так началась игра по их или её правилам.

И я подыгрывал, как мог, сам ещё не осознавая, зачем это делаю, словно специально в угоду кому-то, каким-то тёмным силам приближая печальную развязку. И она наступила.

От столика, стоящего рядом с эстрадой, поднялся здоровый мужик с бычьей шеей. Он некоторое время, не отрываясь, смотрел в нашу сторону, а как заиграла музыка, застегнул пиджак и уверенно направился к столику, за которым сидела наша компания.

Пройдя половину пути, он вдруг остановился и стал смотреть, так же, не отрываясь, в другую сторону. И многие сидящие в зале стали поворачивать головы. Несколько женщин и мужчин даже привстали со своих мест, словно поражённые чем-то происходящим.

Я тоже посмотрел туда, куда все уставились, и обомлел от неожиданности.

От входной двери к эстраде шла Анастасия. И её свободная, даже вызывающе свободная походка и то, как она была одета, не могло не поражать. Одета!

Всего-то на ней были её старенькая чистенькая кофточка, юбка, да мамин платок, но в этот раз они выглядели так, будто самый известный мировой мастер-модельер в порыве вдохновения изобрёл специально для неё суперансамбль, затмивший все, до сих пор казавшиеся изысканными, модные наряды женщин.

Может, оттого так казалось, что её обычную одежду дополняли необычные украшения или походка, манера держаться?

От мочек ушей Анастасии свисали, как клипсы, две маленькие зелёные веточки с пушистыми иголками. Сплетённая в косичку из каких-то трав повязка, как диадема, обхватывала голову, придерживая густую золотистую копну волос. На лбу в повязку был вплетён горящий, как рубин, маленький цветок.

И накрашена она была, над ресницами тени зелёные. Юбка на ней та же, что и раньше, но с разрезом почти до бедра. На талии пояс, сделанный из платка, завязанный бантом. Немыслимый ансамбль дополняла необычная супер­модная сумка, в которую превратился её холщовый узелок.

Она привязала к концам не очищенной от коры палочки концы ткани, сделала сплетённый из травы ремешок, и получилась хипповая сумка. И во всём этом она ещё как-то так свободно и уверенно шла, как супермодели или манекенщице и не придумать.

Анастасия дошла до площадки, где начинали танцевать несколько пар какой-то быстрый танец, и вдруг весело, в такт музыке несколько раз покру­жилась, извиваясь всем телом.

При этом, её гибкое тело всеми своими частями изобразило красивые движения, потом она вскинула над головой руки, хлопнула в ла­дони и засмеялась, зал разразился мужскими аплодисментами. Она же направилась в сторону нашего столика.

Два подоспевших официанта что-то спросили у неё, она показала рукой в сторону нашего столика, и один из официантов, схватив резной стул, пошёл за ней. Проходя мимо собравшегося подойти к нашему столу Лениного знакомого с бычьей шеей, Анастасия приостановилась, посмотрела ему в глаза и, похоже, подмигнув ему, пошла к нам.

А я сидел обняв Лену, как онемевший, наблюдая происходящее. Да и все за столом не разговаривали — наблюдали.

Анастасия подошла к нашему столу и, как ни в чём ни бывало, будто и должна была прийти, поздоровалась:

— Здравствуйте, приятного Вам вечера. Здравствуй, Владимир. Разрешите... Вы не будете возражать, если я присяду к Вам ненадолго?

— Да, конечно, присаживайся, Анастасия, — заго­ворил я, очнувшись от неожиданного её появления, и встал, чтоб уступить ей своё место, но услужливый официант уже подставил ей принесённый стул. Второй официант отодвинул мою тарелку и, поставив перед Анастасией чистую, предложил меню.

— Спасибо, — поблагодарила Анастасия, — я пока не голодна.

Она запустила в свою хипповую сумку руку, достала оттуда завёрнутые в большой лист ягоды брусники и клюквы, положила их на тарелку и, поставив её на середину стола, сказала, обращаясь к нам:

— Угощайтесь, пожалуйста.

— Как же ты оказалась вдруг здесь, Анастасия? Ты что же по ресторанам ходишь? — спросил я.

— В гости я к тебе приехала, Владимир. Почувство­вала, что ты здесь, вот и решила зайти. Не сильно помешала?

— Совсем не помешала. Только зачем ты нарядилась так необычно, накрасилась?

— Я сначала не наряжалась и не красилась, но когда подошла к двери ресторана и войти в неё хотела, меня стоявший у двери человек не пустил. Других впускал, дверь перед ними открывал, кланялся, а мне сказал: «Отойди, тётка, не для тебя здесь забегаловка».

Я отошла в тень и понаблюдала, почему других пускают. Поняла, они одеты по-другому и держатся внешне не так, как я. Быстро всё поняла. Там две веточки от дерева нашла подходящие, их кончиком ногтей расщепила и прикрепила к ушам украшение. Вот смотри, — по­вернулась Анастасия ко мне боком, показывая своё изобретение, — как, хорошо получилось?

— Хорошо.

— Я и сумку быстро смастерила, и пояс из платка, и накрасилась соком от листика и лепестка, жалко только, юбку пришлось по шву разорвать...

— Не надо было так сильно разрывать, чуть не до бедра. До коленки достаточно было бы.

— Хотела, чтоб всё, как лучше, чтоб пустили.

— А помаду ты, где взяла? Губы у тебя в настоящей помаде.

— Это уже здесь. Когда человек у входа передо мной дверь распахнул, в холле к зеркалу подошла, чтоб посмотреться. Интересно же. Женщины у зеркала стоят, на меня смотрят.

Одна подошла и говорит мне как-то взволнованно: «Ты где это наряд такой урвала? Давай махнёмся всё на всё. Кольцо и побрякушки с себя тоже отдам. Хочешь, зелёными доплачу».

Я ей объяснила, что она такой наряд себе сама может быстро смастерить, веточку-клипсу сначала показы­вала, женщины нас окружили тоже смотрели. Одна всё говорила: «Ну надо же, ну надо же».

Другая допыты­ваться стала, где журнал взять, в котором такие модели, стиль такой разработан. А ещё та, что первая подошла, сказала, что если я здесь путанить буду, то она главная и никаких сутенёров не признаёт, потому что они свободные и она какую угодно крышу загрызёт.

— Анка-путанка это была, — сообщила Света, — отчаянная она, её действительно побаиваются. Она, если кто наезжать станет, такие разборки может устроить, такие интриги, так всех лбами столкнуть, что не возрадуешься.

— Отчаянная... — задумчиво произнесла Анаста­сия, — а глаза грустные, мне её жалко стало. Хотелось сделать для неё хоть что-нибудь.

Когда она меня по­нюхала и про духи стала спрашивать, я ей палочку подарила внутри которой эфирное масло от кедра было, научила, как пользоваться, она сразу надушила и подружек своих, а мне помаду подарила, карандашик, чтоб по краям помаду обвести.

У меня сначала не так получалось, и мы смеялись, потом она мне помогла и сказала: «Если что, обращайся ко мне»... Столик их в зале отдельный предлагала, но я ответила, что пришла только поздороваться со своим... — Анастасия замя­лась, потом подумала и сказала: — чтобы поздороваться с тобой, Владимир и с Вами.

А может, ты сможешь со мной по городу погулять? Ветерок от моря на набе­режной дует, там воздух лучше. Или тебе ещё хочется здесь побыть, Владимир, с друзьями своими? Я подожду, покаты всё закончишь. Или я... я не сильно помешала?

— Да совсем ты не помешала, Анастасия, я очень рад тебя видеть. Просто вначале обалдел от неожидан­ности твоего появления.

— Правда? Так может, мы тогда и пойдём погуляем у моря? Вдвоём или все вместе? Как ты хочешь?

— Пойдём, Анастасия. Вдвоём пойдём.

Но уйти нам так просто не удалось. К столику приближался знакомый Елены. Он, наверное, тоже долго отходил от неожиданного появления Анастасии. «Надо было раньше, сразу уйти», — подумал я, но теперь было уже поздно. Они приступили к своему извращен­ному сценарию.

И Елена, словно внутренне приго­товившись, как-то выпрямилась, глазки свои опустила, волосы стала картинно поправлять. Он подошёл к столику, но не к своей Елене, а к Анастасии. Чуть поклонился и произнёс, никого не замечая, кроме Анастасии. Елена даже рот раскрыла, когда он предложил Анастасии:

— Девушка, разрешите Вас пригласить на танец. Анастасия встала, улыбнулась и ответила:

— Спасибо Вам большое за приглашение. Присядьте, пожалуйста, на моё место. Вас здесь будет не хватать. А я не настроена сейчас танцевать. Мы только что решили с моим... с моим кавалером пойти погулять на свежем воздухе.

Он, повинуясь её словам и не отрывая от Анастасии взгляда, сел на её стул. Мы вдвоём пошли к выходу.

Я решил отойти подальше от ресторана, немного погулять, как хотела Анастасия, а потом взять такси и уехать на квартиру. Было часов десять вечера. С тенистой аллеи мы спустились на каменистый берег моря. Ещё не успели дойти до воды, как я услышал скрип тормозов и повернулся.

От остановившегося наверху, у обочины дороги, джипа в нашу сторону шли пятеро здоровых мужиков. Когда они окружили нас, я увидел среди них и второгодника с бычьей шеей, он остановился чуть поодаль от окружившей нас с Анастасией четверки, но начал разговор именно он:

— Ты бы, мужик, вернулся в кабак. Дама там без тебя скучает.

Я не ответил ему, и он снова заговорил:

— Ты глухой, что ли, тебе говорят вернуться надо к даме своей. А ты перепутал даму с другой и ушёл. Мы тебе вернуться счас поможем.

Ближайший ко мне накачанный мужик сделал шаг в мою сторону, и я решил... Крикнул: «Беги, Ана­стасия», — и решил первым вмазать ему и биться до последнего, чтоб успела Анастасия убежать.

Я первым попытался нанести удар подошедшему ко мне, но он перехватил мою руку, ударил меня в солнечное сплетение, потом по лицу. Я падал на камни. Наверное, ударился бы о них головой, но Анастасия подставила ладонь и самортизировала падение. Голова кружилась, и трудно было дышать.

Я лежал и видел, как прибли­жаются к лицу ноги накачанного, обутые в полуботинки с металлической окантовкой. «Ногами сейчас будет действовать», — мелькнула мысль. Приблизившись, он размахнулся ногой, и тут Анастасия сделала то, что в подобной ситуации присуще большинству женщин... она закричала. Но её крик!..

Он только в первое мгновение был нормальным. А затем крик этот дико резанул по перепонкам, крик беззвучный, понятный, что это крик только по модуляции её губ. Я видел, как роняют из рук какие-то предметы и хватаются за уши окружившие нас. Трое упали и стали корчиться на коленях.

А она, ладонями своими зажав мои уши, набирала в легкие воздух и снова кричала. Её крик, очевидно похож был на ультразвук, заставлял уже всех подошедших к нам корчиться на коленях. Они не понимали, что происходит, откуда исходит этот невыносимо режущий звук.

И я сквозь её ладони ощущал его режущее воздействие, может быть, не так сильно, как другие, но всё равно было больно. Потом увидел, как сверху от дороги бежит к нам группа женщин. Анастасия перестала кричать, разжала руки, я сел на камень.

Бежавшие к нам женщины были вооружены: кто бутылкой, кто монтировкой от машины, одна бежала с милицейской дубинкой, другая — с массивным подсвечником. Впереди всех Анка-путана, она держала в руках горлышко разбитой бутылки из-под шампанского.

От двух «жигулёнков», стоявших у джипа, на которых они приехали, медленно шла ещё одна толстушка в халате, видно прямо с постели, одеться как следует не успела. Каким-то образом предводи­тельница путан, как по тревоге, собрала всех подруг по бизнесу.

Отчаянная, взлохмоченная Анка остановилась мет­рах в пяти от нашей, приходящей в себя, живописно сидящей и лежащей на камнях группе. Стояла только одна Анастасия, к ней и обратилась Анка:

—Что-то ты, подруга, много мужиков за собой увела, не надоели тебе они?

— С одним я захотела поговорить, — спокойно ответила Анастасия.

— А остальные чего ж тогда тут делают?

— Подошли зачем-то. Не знаю, чего они хотели?

— Ты не знаешь? А я знаю, чего эти гады хотят, — ответила Анка и разразилась бранью в сторону Лениного знакомого. — Сколько ж раз тебе, остолопу, говорить, чтоб не трогал ты, скотина кровопийная, моих девчонок.

— Она не твоя, — глухо ответил бывший второ­годник.

— Все мои, кто захочу, понял, переросток. Я тебе и твоим холуям морды поискромсаю, если хоть на одну ещё мою подругу позарится твоя морда сутенёрская. Запомни это.

Не потерплю я ни одного сутенёра на своей территории, ни одного гада не потерплю. Тебе мало с предпринимателей кровь пить? Ты ещё нами торговать хочешь?!

— Совсем обнаглела. Она не твоя. Новенькая она. Я с ней только сам пообщаться хотел. А ты, Анка, все границы переходишь. Чего встряла. Чего тебе до неё?

— Подруга она моя. Понял. А общения тебе со своей садисткой хватит.

— Совсем ты дуреешь, тебе все бабы скоро подруж­ками будут, так что ли?

Голос вожака уже не был приглушённо испуганным. И я понял почему: пока разговаривала с ним Анка, его пружки пришли в себя, и вставший рядом с вожаком невысокий парень держал в руках пистолет, направляя его на Анку.

Второй уже держал под прицелом своего пистолета группу путан, стоявших за Анкой. Группа молодых женщин, вооружённых как попало, стояла под дулами бандитских пистолетов. Разборка явно закан­чивалась далеко не в их пользу.

Было абсолютно ясно: ещё мгновение, и они будут сломлены морально, изувечены физически, не говоря уже о том, что потеряют свою свободу или заработок. Очень захо­телось хоть как-то повлиять на ситуацию, не допустить страшного исхода.

Я дёрнул за руку стоявшую рядом Анастасию, пристально наблюдавшую за ситуацией, закрыл свои уши руками и быстро сказал:

— Кричи, Анастасия. Быстрее кричи. Она опустила мою руку и спросила:

— Зачем кричать, Владимир?

— Ты что, не видишь, разборка это. Этих женщин сейчас искромсают, искалечат. Они проиграли. Для них всех это финиш.

— Не для всех. Дух троих из них ещё борется.

— Да что толку от духа под пистолетами, они по­беждены.

— Они не побеждены ещё, Владимир. Пока борется их дух, никто не должен вмешиваться. Постороннее вмешательство может исправить данную ситуацию, но вселит в них неуверенность в себя, и множество других ситуаций в этой жизни окажутся не в их пользу. Они станут надеяться на помощь извне.

— Да плюнь ты на свою философию хоть сейчас. Говорю же ситуация ясна... — Я замолчал, было ясно, что убедить Анастасию невозможно. И с сожалением подумал: «Эх, мог бы я так кричать».

Увидев готовность своих дружков, ухмыльнулся Ленин ухажёр и сутенёр и уже с чувством превосход­ства над ситуацией заговорил:

— Говорил же тебе, Анка-путанка, ты совсем оборзела. Но в этот раз наша взяла. А ну бросайте свои ухваты, тёлки. Бросайте и раздевайтесь, мы вас сейчас всех по очереди трахать будем.

Анка обвела взглядом стоявших и залёгших с пистолетами бандитов и ответила со вздохом:

— Может, не надо всех, может, одной меня хватит?

— Ага, стерва. По-другому заговорила, — под смех дружков своих ответил вожак. — Не хватит нам тебя, мы всех вас тут проучим — теперь на нас будете работать, сучки.

— Да откуда же силушки мужской на всех нас у вас возьмётся? На одну хотя бы хватило, — рассмеявшись ответила Анка.

— Заткнись, стерва. Всех перетрахаем.

— А я сомневаюсь, думаю, вам и с одной не справиться.

— Всех до утра и будем трахать.

— Ух, и надоел ты мне, касатик, со своими обеща­ниями, не верю я в них, в ваше мужское достоинство, не верю.

— Сейчас поверишь, сука. Я тебе морду расква­шу, — уже разъярённый прохрипел вожак и шагнул к Анке, надевая на руку кастет.

Аня сделала шаг назад и крикнула своим:

— В сторонку отойдите, девчонки.

Группа путан сделала несколько шагов назад, только хмурая толстушка в халате осталась стоять в стороне как вкопанная, а когда верзила ещё сделал шаг в сторону Анки, молчаливая толстушка вдруг вяло произнесла:

— Ань, а Ань, ну чего ты... Начинать что ли?

— Опять тебе не терпится, Машка, — ответила отступающая Анка. — Ну, начинай, коли не терпится.

Толстушка спокойно и женственно рванула полы своего халатика, разлетелись пуговицы. Оголилась её грудь и совсем узенькие плавки, и ещё обнажился... Под халатиком толстушки был автомат Калашникова с глушителем и оптическим прицелом ночного видения.

Она передёрнула затвор, прижала приклад автомата к плечу, прижалась к прикладу щекой, уставившись в прицел:

— Только ты, Маша, не очередью. Здесь тебе не горячая точка. Ты одиночными. Сама знаешь. Каждая пуля денег стоит, — посоветовала Анка.

— Угу, — ответила, не отрываясь от прицела, толстушка, — и тут же сделала, наверное, с интервалом в секунду, пять одиночных выстрелов. Но каких! Первая пуля оторвала каблук у вожака, а может, и поранила ногу. Он отскочил в сторону моря, прихрамывая. Че­тыре другие пули легли рядом с каждым из бандитов. Они тут же стали прятаться за камни, а у кого не было поблизости камня, ничком ложились на землю.

— Ань, скажи, пусть к воде ползут. А то рикошет их поизувечит, — проговорила толстушка, не опуская автомат.

— Вы слышали, касатики. В воду вам надо. За пульки, рикошетом летящие, Машенька отвечать ещё не научилась, — ласково сообщила Анка уже и так ползущим к воде накачанным рэкетирам-бандитам.

Через минуту они все, вместе со своим главарём, стояли по пояс в морской воде.

Аня подошла к Анастасии, и они некоторое время молча смотрели друг на друга. Стоят и смотрят, ничего не говорят. Потом Аня тихо и с какой-то грустью сказала:

— Ты, подружка, хотела погулять здесь со своим другом. Так погуляй. Вечер прекрасный, тихий и тёплый.

— Да. Воздух хороший на город дует, — ответила Анастасия и добавила: — Ты устала, Аня, может быть, в саду твоём тебе отдохнуть?

— Может быть... но девчонок жалко, и злость меня на этих... мужиков раздирает. А ты из деревни приехала?

— Да.

— Хорошо в деревне твоей?

— Хорошо. Но не всегда спокойно, когда в других местах не всем хорошо, как здесь сейчас.

— Не обращай внимания. Приезжай. А я пошла, работать надо. Вы тут гуляйте спокойно.

Аня пошла к машинам, за ней её компания. Когда проходили мимо сидящей на камне толстушки, на голых коленях которой лежал автомат, Аня сказала:

— Ты тут поотдыхай пока, Машенька. Мы потом за тобой машину пришлём.

— Меня клиент ждёт, я ж прямо от клиента. А он уже оплатил.

— Обслужим мы твоего клиента. Скажем: у тебя живот заболел. Шампанское, мол, некачественное было.

— Я водку пила. И всего полстакана.

— Ну съела, скажем, чего-нибудь...

— Я не ела. Я одной конфеткой закусила да пирожинками.

— Вот-вот пирожные, значит, были несвежими. Ты их сколько съела?

— Не помню.

— Да не ест она меньше четырёх сразу, — сказала одна из девушек. — Правда, Маша?

— Может, и правда. Сигарету тогда оставьте. А то скучно тут.

Аня положила рядом с толстушкой пачку сигарет, зажигалку, и девушки пошли.

— Эй, — раздался из воды голос, — вы что свою эту на камне оставляете?

— Оставляем, касатики, оставляем, — ответила Аня, — я ж сразу говорила вам, только одной и до­статочно будет. Вы всех просили. А с вами и одной-то скучно оказалось.

— Мужики, если про ваши зверства узнают... Если узнают... Да с вами после этого никто ж не ляжет. Не ляжет, даже если сами приплачивать будете.

Пять глухих хлопков с ровными короткими интер­валами раздались от камня. Пять всплесков возникло в воде, по одному около каждого из стоявших, заставив их ещё дальше попятиться в море. Аня повернулась и предупредила:

— Вы тут, мальчики, только Машеньку не нерви­руйте. А с кем надо, мы ласковые будем, нежные. Верные, как собачки, будем. С кем надо, поняли? Да с кем бы... — и вдруг звонким и отчаянным голосом, карабкаясь в гору к дороге, Аня запела:

Позарастали стёжки-дорожки,
Где проходили милого ножки.

И в тон её голосу с интонациями отчаяния и грусти подхватили карабкавшиеся в гору молодые путаны:

Позарастали мохом, травою,
Видно, гуляет милый с другою.
Где, ж милый ходит, где пропадает:
Бедное сердце плачет, страдает.

И уезжали они с песней о стёжках-дорожках, уезжали на свою работу.

Твои желания

Мы вместе с Анастасией добрались до моей квар­тиры почти к полуночи. Вставляя ключ в замочную скважину, я почувствовал, как сильно устал за этот насыщенный событиями день. Увидев кровать, сказал Анастасии, что сильно хочется спать и сразу пошёл принимать душ. Когда вышел, Анастасия сообщила:

— Я постелила тебе постель, а сама на балконе лягу.

«Наверное, душно ей в квартире панельного дома», — подумал я и пошёл посмотреть, как она себе на балконе постель устроила. На полу балкона она постелила ковровую дорожку, на неё — бумагу белую, что хозяева для оклейки стен под обои приготовили. Вместо подушки кофточку свою свернула и маленькую веточку у изголовья положила.

— Как же тут выспаться можно, жёстко, холодно будет. Ты, Анастасия, хотя бы одеяло возьми.

— Не беспокойся, Владимир, здесь хорошо. Воздух свежий, звёзды видны. Какое небо звёздное сегодня, посмотри! И ветерок дует ласковый, тёплый — не замёрзну. Ты ложись, Владимир, я рядом чуточку посижу с тобой на краешке кровати твоей, а уснёшь, тоже лягу.

Я лёг на постеленную Анастасией кровать и думал, что сразу усну от усталости, но не тут-то было. Мысль или осознание того, что человек, люди все — просто игрушки в руках каких-то случайностей, словно жгла всё внутри, не давала покоя.

Потом и раздражение стало нарастать на тех, кто случайности эти выстраи­вает, и на Анастасию. Потому и на Анастасию, что, как я считал, она тоже вполне может быть причастной к формированию этих случайностей, по крайней мере, в моей жизни.

— Тебя что-то беспокоит, Владимир? — тихо спросила Анастасия, и я даже привстал.

— И ты ещё спрашиваешь? Я поверил тебе... Мне хотелось верить... Особенно в то, что человек, каждый человек жизнь свою сам способен счастливой пост­роить. Особенно про поселения поверил экологические, в которых люди обеспеченными за счёт родовой земли будут жить.

Детей своих счастливыми воспитают. Школы там будут хорошие для детей. Я поверил тебе, что каждый человек — любимое дитя Бога. «Чело­век — вершина творения», — ты так говорила? Го­ворила?

— Да, Владимир, я говорила тебе это.

— Ещё бы не говорила. И как убедительно доказала мне всё. Я не просто поверил тебе, я действовать стал, поселение организовывать. Бумаги уже в разные органы пошли. Заявки от людей собирают в Фонде.

Проект заказан, планировка садов и вообще насаж­дений разных. Ладно бы, поверил тебе и всё, но я же действовать с радостью стал. Ты знала! Ты знала, что я буду действовать!

— Да, Владимир, я знала. Ты же предприниматель. Ты всегда готов к реальным действиям, к воплощению...

— Всегда готов? Как просто всё. Конечно. Тут провидцем быть не надо. Каждый предприниматель, если поверит во что-то, действовать начнёт. И я, как дурак, начал.

Я больше не мог лежать, вскочил с постели, подошел к окну и форточку открыл, потому что в комнате или внутри меня жарко стало.

— Почему же ты глупыми посчитал свои действия, Владимир? — спокойно спросила Анастасия.

И её спокойствие, притворство, как я тогда посчитал, ещё больше разозлили меня.

— И ты вот так спокойно говоришь? Спокойно! Будто бы и не знаешь, что человек, на самом деле, винтик в чьих-то руках. Управляют человеком через разные обстоятельства. С лёгкостью какие-то силы могут управлять каждым человеком.

Захотят — в войну полчеловечества ввергнут. Ввергнут и смотрят, откуда-то сверху или сбоку, как убивают люди друг друга. А захотят — религию какую-нибудь подсунут и опять наблюдают, как люди разных религий за свою веру воюют.

Захотят — могут с одним человеком поиграть. Я убедился в этом. Убедился благодаря людям, спо­собным анализировать происходящее, умным людям.

— И каким же способом удалось умным людям так убедить тебя, что человек лишь игрушка в руках каких-то сил?

— Доклад один прослушал. Там обо мне речь шла. Заинтересовались люди умные происходящим в обществе от книг. Тобой заинтересовались и мной. Проследили они каждый день моего пребывания на Кипре, когда я книжку четвёртую писал. Всё зафикси­ровали, а потом проанализировали.

И я, представь, не в обиде на них за слежку. Я им даже благодарен за то, что глаза наконец-то раскрыли. Показали, как с человеком играют. Случайностей не бывает, их подстраивают, я в этом убедился на собственном опыте.

— На каком опыте, разве ты проводил опыты, Вла­димир?

— Не я проводил, со мной проводили. Когда на Кипре был, про рыбу речную сказал — и появилась рыба. Про кедры сказал — и кедры появились. В церковь ночью захотел — и церковь появилась, и двери церковные ночью раскрылись, много ещё чего делалось, лишь бы писал, наверное, то, что им надо.

Но главное — внучка богини Афродиты появилась. Я говорил некоторым людям на Кипре, что хочу встретиться с внучкой, потому что достали они меня своей Афродитой. Пла­каты везде про её купальню развешаны, говорят о ней с гонором. В общем, сказал я им, что встречусь с внучкой богини Афродиты.

Сказал — а через несколько дней и является девушка с горящими глазами, ну в общем, так обстоятельства сложились, что все реши­ли, — послала Афродита свою внучку, чудеса через девушку эту творились, и сама она преобразилась. А кто эти обстоятельства так выстраивал одно за другим? Кто?

Я ничего не выстраивал. Если бы только одно случайно претворилось, а тут всё, а всё не случайность, а за­кономерность. К такому выводу учёные пришли. В правильности такого вывода и я убеждён. И ты теперь не сможешь этого отрицать.

— Но я и не собираюсь отрицать закономерность происходящего, Владимир, — спокойно заметила Ана­стасия.

Всё похолодело внутри меня, напала мгновенно какая-то небывалая апатия после последних слов Анастасии. А я надеялся, слабо, но надеялся, что она сможет развеять утвердившееся во мне осознание полной ничтожности человека и всего человечества, но она этого не сделала.

Да и как, кто сможет отрицать слишком очевидное? Безучастный ко всему, я стоял у окна в освещаемой лишь луной комнате, смотрел на звёзды.

Где-то там, может быть, на одной из этих звёзд живут правящие нами, играющие с нами. Они живут! А разве можно назвать жизнью наше существование? Послуш­ная чьей-то воле игрушка не может самостоятельно жить, а значит — мы и не живём. Нам многое «всё равно».

Снова заговорила тихим и спокойным голосом Ана­стасия. Но её голос не вызвал во мне вообще никаких эмоций, он звучал, как некий несущественный звук.

— Владимир, ты и люди, приславшие тебе аудио­кассету с докладом, правильно определили: дейст­вительно существуют энергии, способные, варьируя временем, соединять в единую цепь разные события или, как случилось с тобой, выстроить цепь обстоя­тельств, необходимых для достижения определённой цели.

Чистых случайностей не бывает, это ясно уже многим. Случайности, даже самые, казалось бы, невероятные, программируются. Программируется всё, происходящее с каждым человеком.

И то, что было с тобой на Кипре, стало наглядным примером для исследователей и тебя, естественно, тоже запрограм­мировано, а потом воплощено в реальность. Скажи мне, пожалуйста, Владимир, не хотел бы ты узнать, где сейчас находится программист непосредственно твоих случайностей?

— Какая разница, где он находится. Мне всё равно. На Марсе, Луне... Хорошо ему или плохо.

— Он находится в этой комнате, Владимир.

— Значит, это ты? Если это так, то тоже ничего не меняется. Я даже не удивлён и не зол. Мне всё равно. Мы управляемы, в этом трагичная безысходность всех людей.

— Я совсем не главный программист твоих случай­ностей, Владимир. Я только чуточку могу повлиять.

— Кто же главный? Нас только двое в комнате. Или есть третий, невидимый программист?

— Владимир, этот программист в тебе самом, это твои желания.

— Как это?

— Только желания, стремления человека могут включить ту или иную программу действий. Таков закон Создателя. Никто и никогда, никакие энергии вселен­ские этот закон не могут нарушить. Ибо, человек — властелин всех энергий вселенских! Человек!

— Но я ничего на Кипре не включал, Анастасия. Всё происходило само, случайно, без меня.

— Незначительные, но являющиеся составной частью более существенного, ведущего к выполнению основного, происходили без тебя. Но основным событиям предшествовали твои желания. Разве это не ты пожелал встречи с внучкой богини Афродиты? Ты даже выразил своё желание при свидетелях и неодно­кратно повторил его.