Ha I, II и IV стр. обложки и на стр. 36 и 89 рисунки Ю. МАКАРОВА. 8 страница

Борт фрегата блеснул красным кинжальным огнем — уку­тался синеватым дымом. Со звоном и шипом рассекая воздух, пологой дугой понеслась пристрельная бомба. Зеленоватое пла­мя рвануло перед задранным носом галеры, с грохотом взмет­нулись доски и сухая суглинистая земля. Залопотали по кро­нам осколки. Получился недолет.

Солдаты по приказу Вейде бросились в лес, залегли. Змаевич и Бакаев зашли за толстую сосну. Бригадир, глядя на клубы дыма, раздираемые ветром у борта фрегата, спросил с расту­щим беспокойством:

— А где этот, твой приятель Розенкранц? Второй день его
не вижу...

Змаевич ожег его колючим взглядом, сипло рявкнул:

— Ты мне эту вошь за пазуху не пускай! У него перед госу­
дарем заслуги — не передо мной! — дышал хрипло и отрыви­
сто. — Упустили соглядатая — это точно! Он к Ватрангу сбе­
жал. А еще раньше лоцмап-финн куда-то делся. Искали в де­
ревне, не нашли...

С моря допесся гулкий раскат пушечного залпа, разъярен­ное эхо звонко хлестнуло тишину. Высоко через головы со сто­нущим свистом полетели бомбы, встали пунцово-черные стол­бы разрывов. На галере с грохотом рухнули мачты, разлете­лись в ощепья надстройки, судно заволокло огнем и дымом. Последняя бомба пробила развороченную палубу и попала в пороховой погреб. Содрогнулся мыс, натужисто охнуло море, грохочущим взрывом встрясло воздух,..

Черной тучей подошел Петр, на потном лбу вздулась толстая жила.

Вейде вытянулся и, стараясь побороть в голосе дрожь, за­лепетал побелевшими губами:

— Ваше величество!..

Петр остановил его поднятой рукой и вскинул подзорную трубу.

— Восемнадцатипугдечный бомбардирский гребной фрегат
«Элефант» и девять шхерных судов...

Две пули свистнули над головой царя — даже не шевель­нулся. Третья пуля полоснула у ног Петра, ошкребками брыз­нул седоватый камень. И тут же еще одна пуля сочно чмок­нула в сосновую мякоть ствола.

Вейде позеленел и тенористо выкрикнул:

— Ваше величество! Вы под прицельным огнем! Вы хорошо
видны с фрегата в подзорную трубу!

Генерал рывком бросился к царю, охваченному каким-то столбняком, и ошалело потащил его с просеки. В гущине ле­са отпустил, отошел по уставу на два шага, вытянулся — ни жив ни мертв — руки плясали мелкой дрожью.

Снова плеснул залп, со стоном высоко над головами поплы­ли бомбы.

Петр судорожно вздохнул. Белея, вскрикнул, словно плеснул кипятком в лицо генерала:

— Предательство?!.

Близилось утро. В адмиральской палатке пластался едкий табачный дым. Выбивая трубку об отсыревший ботфорт, Петр буравил Апраксина суженными глазами.

— А что, Матвеич, побаловались с переволокой — и хва­
тит. К тому же Ватранг уже попался на нее, как щука па
крючок. Думаю, чтобы научиться флоту как следует плавать,
придется ему теперь лезть в воду...

Адмирал согласно закивал.

— Да, надобно прорываться морем, дабы захлопнуть Эрен-
шильда в ловушку. И безветрие тому способствует. Но поз­
воль, государь, работы на бревноспуске продолжить, не то не­
приятель возомнит, что там доло стало.

Петр встал, улыбаясь стиснутым ртом, в глазах блики озор­ных мыслей.

— Ежели переволока тебя веселит, играйся со шведами до
появления наших галер в Рилакс-фиорде.

Авангардный отряд под командой Змаевича получил при­каз: используя штиль, прорваться мористее, обойти эскадру Ватранга вне досягаемости пушечного огня и запереть в фи­орде корабли Эреншильда.

Рассвело. Широко шагая по грохочущей гальке, царь подо­шел к зеркально-неподвижному урезу воды. К нему, покрях­тывая, приблизился адмирал Апраксин. Оба вскинули подзор­ные трубы.

В пенных бороздах, резко отдаляясь от берега, в море ухо­дили двадцать галер. Издали они были похожи на черных во­дяных жуков, взмахивающих белыми ножками.

С флагманского шведского фрегата паучьими щупальцами протянулись высокие дымные дуги. Полоснули красноватые клинки разрывов, взметнулись шапки плотных дымов — ка­нониры взяли большой прицел. Серое округлое туловище фро-гата шевельнулось и снова выметнуло тающие щупальца. Тяжко и крикливо охнул простор, поднялись пенные высокие столбы — получился недолет. Фрегат затрясся и скрылся за вскипевшими дымовыми клубами. Бескровные полосы, круто забирая в небо, понеслись к суетливым галерам.

Шведская эскадра, используя легкий ветер, подняла паруса и, вытягиваясь за отрядом Змаевича, отдалилась от Гангута. Однако прорыв русского авангарда удался успешно. Вслед за Змаевичем, еще мористее, так как неприятель подошел на выстрел, был послан отряд бригадира Лефорта — пятнадцать скампавей. Скоро и они обогнули линию шведских кораблей.

Слабый ветер постепенно стихал. Волны на море улеглись, словно разглаженные тяжелым туманом. Наступал полный штиль.

Поставив на якорь эскадру, шаутбейнахт Эреншильд пре­бывал в приподнятом расположении духа. Еще бы! Он почти воочию представлял себе, как лепивой пушечной пальбой по­хоронит замысел русских.

Сладкое течение мыслей нарушил какой-то шум на палубе. К полуюту бежал вахтенный матрос.

На ходу, пропуская уставное обращение, перепуганный мат­рос выпалил:

— Русские галеры! Смотрите на корму!

Эреншильд недовольно, но с королевским достоинством по­вернулся спиной к переволоке.

Из-за кромки полуострова, заслоняя плотным строем устье фиорда, выплывали галеры. Гнулись длинные весла. Матросы гребли отменно — это сразу отметил шаутбейнахт. Подзорная труба дрогнула в холеной руке. Эреншильд машинально про­тер глаза и, чувствуя предательский озноб, снова вжал мед­ный окуляр в глазницу. Сомнений не было — на переднем суд­не плескался андреевский флаг.

Число галер все росло и росло. Длинные тени от судов ло­жились на воду и медленпо шевелились на мертвой зыби. Захо­дящее солпце окрашивало концы теней в мрачный темно-кро­вавый цвет.

И хотя Ниле Эреншильд, много раз глядевший смерти в гла­за, ничем не выдал своего волнения, — сердце его зачастило и тошнотворный страх подступил к горлу.

Вахтенный офицер — высокий, бравый, громыхая ботфорта­ми, помчался к капитану «Элефанта» с приказом поднять па­руса. Поднятые по тревоге матросы бросились на ванты, беше-ио закрутили шпиль, выбирая якорь-цепь.

Слабый ветер слегка наполнил большие паруса фрегата. На бизань-мачте взвился сигнал эскадре: «Курс — норд-вест! Следовать за мной!»

Капитан «Элефанта» Андрис Сунд резко развернул корабль, намереваясь по шхерному фарватеру выйти в море у рыбац­кого поселка Хасткар.

Очнувшись от забытья, Эреншильд заметил, что перепуган­ный Сунд, забирая севернее, попал в Нитлакс-фиорд, который в струистом мареве высокого берега заканчивался глухим ту­пиком...

Молчаливому бешенству гяаутбеннахта не было границ. Темные воды фиорда набухали густым туманом. Галер вско­ре не стало видно. В негодующем утешении Эреншильд тер по­белевшую щеку. «При такой видимости русские не смогут на­чать боя — значит, впереди целая ночь. Можно будет что-то и решить...»

Черные воды Нитлакс-фиорда сливались с пятнистыми ска­лами и тремя белесовато проступающими островками. С зарос­шей вершины Гангута были видны в тумане лишь верхушки мачт шведской эскадры. Ветер доносил сырость и терпкий

йодистый дух гнилых водорослей. На фок-мачте «Элефанта» красновато-распухшим светом мигнул сторожевой фонарь.

Короткая ночь быстро наливалась пурпуром молодой зари. Перед рассветом в палатке Апраксина заканчивался военный совет. Вокруг ящика из-под сухарей на свежих пахучих пнях сидели Петр, Голицын, Вейде и генерал-майоры Головин и Бутурлин.

Увидев вошедшего в палатку Ягужинского, Петр оживился и перебил степенно-витиеватую речь Апраксина.

Генерал-адъютант вытащил из-за o6nuiaia конверт из Ре­веля, прошитый ниткой, запечатанный воском. Поклонился, по­дал Петру, отступил. Петр зубами перекусил нитку, ногтем сколупнул печать, глянул в письмо в двух-трех местах и, тем­нея, отложил.

— Прамы да карбасы для провиапту требуют... И опять про травленую солонину... Ладно, потом....

Апраксин откашлялся и закончил речь скороговоркой — де после долгого и зрелого размышления он пришел к тому же выводу, что и государь: резонно чинить прорыв всем галерным флотом, используя штиль. На сей раз двигаться следует вдоль самого берега, от которого Ватранг неосторожно отдалился...

Генералы без лишних слов одобрили план.

Сразу же все направились к Тверминской бухте.

На кормовом флагштоке адмиральской галеры полетел вверх сигнальный флаг — приказ приступить на судах к молебну.

Громогласно загудели дьяконы. Жидкобородый, хилый попик па Николиной галере молча плакал, упав на колени и воздев ладони к небу. За ним плотной толщей медленно опустились на колени капитан, матросы и десантные солдаты.

На соседнем судне огромный огненно-рыжий поп, багровея я надувая жилы на шее, возгласил «Победы-ы-ы!», перекрыл тягучий монотонный гул молебна.

Жидкобородый попик зачастил лбом о палубу перед черны­ми ликами святителей в золоченых окладах. Никола, путаясь перстами в бородище, отрешенно зашевелил губами, истово кладя поклоны. Молебен был короток.

Петр нетерпеливо махнул рукой Апраксину, и тот подал сиг­нал к отплытию. Музыканты ударили в литавры и барабаны, заиграли трубы. Капитаны и поручики повернули головы в сторону флагманской галеры. Сигнальный флаг медленно сполз вниз, и на его месте взвился желтый: всей эскадре сле­довать в кильватерной колонне!

Офицеры почти в один голос подали команды. Гребцы на­валились на весла — и все шестьдесят четыре галеры, вытя­гиваясь в линию за головной, двинулись из бухты, поворачивая вдоль полуострова на север.

Петр задумчиво стоял на носу адмиральской галеры, плотно уминал крошки табака в короткой трубке и не отрывался гла­зами от черты между морем и небом, где застыли в штиле шведские корабли. Крепкие нервные руки чуть подрагивали, правая снова и снова опускалась в карман — никак не мог отыскать трута с кресалом.

Вереница галер, взбивая высокую волну, опасливой змеей вплотную оползала Гангут.

Шведские корабли открыли бешеную беспорядочную стрель­бу. С плачущим стоном полетели ядра. С русской стороны ба­совито загудели орудия. Начали дробный перестук мушкеты.

Гребцы взмахивали веслами изо всех сил — гудели руки и спины, глаза застилал пот. Но опасный путь, как в тяжелом удушливом сне, казался нескодчаемо длинным. Наплывали и удалялись людские голоса, роились невнятные выкрики команд.

Прижимаясь чрезмерно к берегу, галера «Святой Николай» напоролась на подводный камень. Круто задирая нос, судно быстро погрузилось кормой. Огненно зевнула пушка и в по­следний раз раскатилась грохотом, послав высокое бесполез­ное ядро в сторону шведских дымов. Ответная бомба, с шипе­нием отжимая воздух, взметнула у борта малиновый смерч — гулко хлопнули сорванные паруса, разлетелись в ощепья по­ручни, рухнула мачта.

Петр оглянулся, губы закусил добела, хотел закричать, при­казать повесить капитана — и не смог; лишь так глянул, что Апраксин растопырил руки и отшатнулся в сторону. Генерал-адмирал — сердце простецкое — сроду ни на кого не серчал, тревожно-растерянный, передал по колонне приказ: проходя­щим судам снимать людей с тонущей галеры. Петр отвернулся, на спине судорожно сходились я расходились лопатки.

...Адмирал Ватранг оторвал молитвенный взгляд от света по­следней звезды. Отрешенно загляделся на пепельно-сизый, уже трижды проклятый Ганге-удд, бугрившийся летучим туманом. Клял адмирал и удравшего в Стокгольм Дженкинса, сейчас бы он поговорил с ним шпагой! Злобно думал о его шпионе Ро-зенкранце, почему-то не прибывшем вторично с мыса, что не­сколько спутало все планы... Однако надо было действовать, но ясности не было ни в чем. К тому же кровь необычно би­ла в голову, пугающей темнотой заволакивало глаза. Нервно схватясь за черный галстук на горле, он вяло приказал за­стывшему рядом офицеру:

— Передать по эскадре! Обстрел продолжать и буксировать корабли к месту прорыва! — Помолчал и добавил: — При­несите на мостик из моей каюты кресло... Офицер, округлив глаза, загремел ботфортами по трапу. Адмирал оторвал от поручней затекшие пальцы и безучастно закрыл глаза. «Ничего, ничего... Короля Карла под Полтавой несли в бой на носилках...» Под Полтавой? От горячего, как ожог, слова потемнело в глазах и зноем налился рот. Ужас сковал все тело. Внезапно — параличом — нахлынуло обмо­рочное удушье. Ватранг уже начал падать, но вернувшийся офицер бережно его поддержал и усадил в кресло.

В кресло на мостике! Адмирал падает в обморок во время боя! От этого стало бы не по себе даже изуверски невозмути­мому Карлу XII! Кажется, такой морской баталии не знала история... Но обманывать себя становилось все труднее. И не с опытом Ватранга было ясно, что это — поражение.

Разноголосо скрипели блоки — плюхались в воду тяжелые баркасы. Истошно кричали капитаны, рулевые, гребцы. Зали­вались свистками боцманы.

Бесполезная пушечная стрельба продолжалась, но русский флот, потеряв лишь одну галеру, уже огибал северную око­нечность Гангута.

Ночь отступала. Быстро прошли предутренние сумерки. Лу­на отбросила на залив узкую голубоватую тень. Поднимаясь, багровое солнце легло на воду алым отсветом. Встали два светила — дневное и ночное, скрестили между эскадрами ги­гантские мечи.

Закончив развертывание эскадры, Петр послал Ягужииского с ультиматумом к Эреншильду. Царь предлагал сдаться без боя, дабы не проливать напрасно крови.

Пока малая скампавея под белым флагом пересекала зер­кальную гладь залива, Петр разглядывал шведские корабли в подзорную трубу.

Шаутбейнахт расположил свою эскадру полумесяцем, внут­ренним прогибом к противнику. На флангах полукружьями выдавались вперед по три шхербота, в центре — фрегат. По­зади него тоже три шхербота — разошлись полуподковой. Во­круг шведских кораблей хорошо просматривались высокие скальные острова.

— Диспозиция пе из лучших. В бой можно ввести чуть более
половины пушек. Задние шхерботы смогут стрелять разве что
при абордировании от наших, — заметил Петр.

Апраксин, жмурясь от солнца, воспаленно блеснул запавши­ми глазами.

— Верно, государь: Из ста двух пушек неприятеля нас пона­
чалу встретят только шестьдесят. Но и то превысит огонь на­
шего авангарда втрое...

— Да, фиорд узок, негож нашему количеству галер. Однако
из него добрый каменный мешок вышел, — глухо ответил
Петр.

Быстро летело утро.

Скампавея генерал-адъютанта лихо пришвартовалась к не­приятельскому флагману. В подзорную трубу было хорошо видно, как Ягужинский в повседневном мундире, но со стро­гим достоинством поднялся на борт «Элефанта».

Эреншильд, разряженный, как на параде, каменно застыл на палубе, прижав к зеркально начищенному ботфорту подзор­ную трубу.

Русский генерал, приблизясь твердой походкой, остановился. Поклонился кивком головы и спокойным голосом прочитал ультиматум.

Невысокий офицер в форме капитана королевского флота, чеканя шаг, приблизился к Эреншильду. Сухо и бесстрастно перевел ультиматум.

Гордый шаутбейнахт замерцал глазами, губы сошлись в тон­кую нить. Ответил напряженно-ровно, хищно оголяя в угрожа­ющей улыбке крепкие зубы.

— Я всю жизнь служил с неизменной верностью своему
королю и отечеству. И как до сих пор жил, так и умирать
собираюсь. Царю от меня нечего искать, кроме сильного от­
пора. И ежели он решился нас заполонить, я с ним поспорю
шаг за шагом до последнего дыхания!

Пока юркий капитан переводил, Ягужинский напряженно к нему приглядывался. Генерал-адъютанту показалось, что он где-то видел этого человека. Тот смущенно вытащил большой полосатый платок. Вытер пухлые губы, затем' широкое лицо с нависшим носом и ответил русскому генералу змеино-зверо-ватым усмехом. Ягужинский внутренне вскрикпул: да ведь это сбежавший переводчик! Тренированная память сразу подска­зала — датчанин, герр Розенкранц!

Нахватавшись новых манвр у нового хозяина, Розенкранц смотрел горделиво и неприступно. Когда флагман замолчал, он вызывающе заметил:

— Шаутбейнахт его величества шведского короля продол­
жает вас слушать, господин генерал!

— Скажите господину шаутбейнахту, что я отдаю должное его воинской доблеети, и спросите его — могу ли я задать приватный вопрос лично вам?

Посеревшие щеки Розенкранца передернуло судорогой, но просьбу перевел точно: кое-кто из команды фрегата немного знал русский — могла выйти неприятность... Эреншильд ве­ликодушно кивнул.

— Лаэрт Розенкранц! Ты давно стал слугой двух господ?!
Предатель ответил с жалкой бодростью:

— Я... вы что-то путаете, господин парламентер! Я верно­
подданный и морской офицер его величества шведского короля
Карла Двенадцатого!

— Верноподданный, пока какой-нибудь Георг Тринадцатый
не предложит больше!

Генерал-адъютант щелкнул каблуками и резко направился к трапу...

Доклад Ягужинского Петр слушать не стал — все понял по его лицу. Заметно бледнея, глянул с суровой жалостью л махнул Апраксину. На флагманской галере полетел вверх си­ний флаг — сигнал к атаке. Нетерпеливо подбежав к пушке, царь выхватил у канонира тлеющий фитиль и. выстрелил по фрегату.

Под скалами торжественно прокатился серебристо-чистый гул. У форштевня «Элефанта» взметнулся высокий пенно-гри­вастый столб.

И разом заговорили орудия обеих эскадр. Скрежет и стону­щий звон ядер выросли до предела и слились в единый гул. Русский галерный арьергард, стреляя на ходу, ринулся вперед в гудящую круговерть смерти.

Петр взлетел на капитанский мостик. Его глаза залучились безумным блеском, лицо сияло трепетной радостью.

Пропустив галеры поближе, по сигнальному выстрелу с флагмана шведы встретили атакующих плотным перекрест­ным огнем.

Протяжный залп белыми дымами лизнул громаду воды и со страшным грохотом расколол небо. В бурлящем гуле жалко повнсли частые мушкетные хлопки. Тяжелый пороховой дым сразу заволок узкий фиорд. Среди непроглядной зависи блед­ными взблесками замигали отдельные пушечные выстрелы.

Злее закричали матросы, мушкеты затрещали чаще. Галеры, оставляя за собой кривые пенные следы, одна за одной исче­зали в грохочущем дыму.

Ядра густо накатывались одно за другим, крутились на па­лубах, взрывались. Разлетались в ощепья надстройки, трещала парусина, лопались пеньковые канаты. Тихо вскрикивали люди.

Когда дым немного поредел и рванул оглушительный залп с «Элефанта», Петр, холодея, понял — что-то случилось. Пуш­кари забухали реже, мушкетная трескотня поубавилась. В та­ющем дыму галеры повернули назад.

Царь потемнел. Кровь бросилась в голову, затмила все пе­ред глазами, и он ватными руками схватился за перила мо­стика...

На расходившихся красноватых волнах с криками барахта­лись люди. Несколько галер виднелись над водой лишь задран­ной кормой или форштевнем. Одно "судно уже полностью по­грузилось, в воду косо уходил с мачтой андреевский флаг. Петр яростно закричал в рупор: — Вперед! За отечество! Вперед!

Заслышав в паузах пушечного грохота знакомый голос, уце­левшие гребцы зло налегли на весла. Огибая тонущие суда и покачиваясь от оседающих взметов воды, в атаку пошли дру­гие галеры. Вслед за ними Апраксин бросил вперед плотный строй кордебаталии.

Вода закипела от весел. Над фиордом покатился негодую­щий гул. Шведы всполошились, закричали; бомбы, пастильно снижаясь синими дугами, понеслись гуще и гуще.

Шальная бомба со свистом ударила в бухты канатов. Петр кинулся, оттолкнул неуклюжего офицера — бомба вместе с бухтой каната полетела за борт. Рванул взрыв. Обдало жа­ром, дымом, холодными брызгами.

Многие галеры кордебаталии от тесноты бились бортами, ме­шали друг другу и замедляли атаку. Трещали весла, ухали мушкетные залпы. Вспыхивая красной копотью, прыгали но­совые пушки.

Но вскоре напряженный гул боя снова начал спадать и пе­ремежаться паузами. Поняв, что и вторая атака будет отбита, Петр на малой скампавее отбыл в глубь эскадры.

В наступившем затишье выстроились поредевшие ряды галер и скампавей. На носах лихо стояли офицеры — руки на отве­денных в сторону шпагах, левый ботфорт вперед. Петр оглядывал багрово-масленые изможденные лица.

— У кого жалобы, ребята? — Глаза Петра, разбитого уста­
лостью, казалось, были со слезой.

Капитаны и прапорщики яростно повернулись к рядам.

— Нет жалоб! — пошло нестройно.

— То добро! Работы будет много, ребята. Надо одолеть
Эреншильда. Сейчас пойдем в третий раз. Не одолеть никак

нельзя. Сия баталия — почитай, Полтавская — только на во­де! Понятно?

— Как не понять? — солдаты приободрились. — Дадим
Эреншильке огоньку! Возьмем на абордаж!

Петр загляделся, блеснул улыбкой, сужая глаза.

— Господа капитаны! Извольте выдать людям по тройной
чарке водки! Хвалю за службу, ребята!

— Рады стараться, господин первый бом-бар-дир! — гаркну­
ли бодро, все разом.

Заводя руки за спину, Петр поднял лицо, смотрел немигаю­ще, тепло и строго.

На галерах долго стояли не шелохнувшись, устали не ды­шать. Сбоку подошла лодка, на носу Апраксин. Петр повер­нулся, взглянул пустыми, словно незрячими глазами. Спросил не то сердито, не то участливо:

— Пошто флот бросил?

Генерал-адмирал щурил на царя слезящиеся от солнца и старости глаза.

— Знаю! В лоб пе возьмем! — Петр повернулся к солнцу
сверкнувшими яростью глазами.

— Петр Алексеич, надобно приналечь на фланги... Они те­
перь сильно выдались вперед. Перекрестный огонь неприятеля
собьем вдвое — по своим стрелять не станет. Да и отклады­
вать дело не следует — швед вымотан до предела.

...Третья атака началась люто. Начальники отрядов и отделе­ний обнажили шпаги и стояли на носах кораблей под градом ружейного огня. У пушек грозно изготовились усатые грена­деры — терпеливо поджидали дистанцию. Чадно дымили фити­ли. Сплошная масса галер медленно раскололась надвое и яро­стно пошла на фланги шведской эскадры.

Передние суда неслись все быстрей и быстрей, Петр это ви­дел по тому, как чаще и чаще вскидывались весла; по тому, как резко стала истаивать зеркальная полоска воды между фронтом кордебаталии и нестройным полумесяцем шведских кораблей.

На «Элефанте» стали отводить стволы пушек с первых га­лер: ядра могли поразить свои фланги, которые еще теснее со­мкнулись вокруг фрегата. Царь посветлел. На миг оторвал глаз от подзорной трубы, словно смакуя увиденное, — и снова вжал медный окуляр в глазницу.

В это время пушки прорвавшихся галер сначала справа, а потом слева полыхнули плотными синеватыми клубами. Не­слышно блеснули мушкетные залпы — пули рванули вокруг шхерботов серебряную чешую воды.

Под заслонами порохового дыма на правом фланге сразу был окружен шхербот «Флюндра». Пушкарей деловито и быстро отогнали и перебили мушкетным огнем. Забросив с галер план-ширы, гренадеры густо полезли на высокий борт, ругаясь и рубя шпагами. Оставшуюся команду перекололи молча, зло; раненых безжалостно побросали за борт. Шведский прапор­щик — суетливый и маленький — был зарублен тут же, у борта, — он хотел броситься в лодку к матросам. Потопили и лодку, грохнув по ней в упор из предельно наклоненной не­приятельской пушки.

Шведы почти прекратили стрельбу: в дыму невозможно было отличить своих от русских. Огрызался лишь флагман. Бомбы летели через головы, Эреншильд стрелял наугад по тылам ата­кующих галер. Каждый шхербот-. брался лютым абордажным боем.

Петр, широко раздувая ноздри, шумно втягивал пороховую гарь. Распахнутыми глазами — шире нельзя — уже видел близкую победу. Кричать, командовать бросил: матросы и гре­надеры разошлись до крайности, ни своим повелеть, ни шве-» дам остановить. Апраксин деловито и спокойно слал на лод­ках одного вестового за другим: что-то видел в дыму, что-то поправлял, приказывал. От копоти резало глаза, густо посви­стывали пули, изредка с высоким шорохом пролетало над го­ловой одинокое ядро.

Перед Петром блеснуло, грохнуло, в лицо ударил горячий обжигающий дух. Но он устоял, увидел в подзорную трубу широкие спины ингерманландцев, расторопно работающих баг-нетами на палубах еще трех шхерботов. Солдаты широко кре­стили воздух саблями — рубили с левого и правого плеча. Крепче, крепче покатился крик. Яростнее стало нарастать хрипловатое страшное «ура-а-а!».

Слух Петра резанул нечеловечески страшный крик: «Алек­сей!» Матросы бросились к падающему командору, стоявшему возле царя.

От ослепительного удара солнца перед глазами Петра на минуту заполоскалась черная тишина. Он вцепился в поруч­ни мостика, забыл обо всем, ничего не слышал. «Алексей воз­жаждал престола через иноземную помощь!..» Как искра, на миг вспыхнуло чувство испуга, сменившееся бессильным гне­вом. Словно за стеклом или водой услышал липкий голос сы­на, огненный змей сразу обвил сердце, ядовито ожег — задох­нулся...

Когда Петр очнулся, поведя налитыми кровью глазами, к командору еще не успели добежать. Где-то вдали сверкну­ли синие, одетые холодом искры, и вода обнажила свою сереб­ряную грудь... Вернулся слух — ликующими вскриками доле­тели из дыма голоса.

«Элефант» уже густо облепили галеры. Тонкими струйками поблескивали мушкетные выстрелы. По закинутым лестницам гренадеры с разных сторон лезли на фрегат. Одна шведская пушка громыхнула в упор, разметала в ощепья подходившую малую скампавею.

Под ружейным огнем Змаевич одним, из первых пробился на палубу. Крутясь чертом, начал отбиваться шпагой сразу «от трех шведов. Перед глазами замелькали красные щетинистые усы, потное восковое лицо. Изловчился, присел и достал мгно­венным уколом красные усы. Набежали гренадеры, стало лег­че. Припадая, сделал обманный выпад влево. Швед на миг растерялся, и Змаевич неожиданным ударом полоснул его. Швед мешковато осел. Отшвырнув сломанную шпагу, командор бросился за убегавшим королевским капитаном. Догнал и тол­кнул в спину. Капитан растянулся на палубе, вскочил с ди­ковинным проворством и, выхватив нож, бросился на коман­дора.

На какой-то миг затмило от ярости глаза, Змаевич узнал Ро-зенкранца. Вишнево пунцовея, люто крикнул в черные оска­ленные зубы:

— Вот ты где, оборотень! Я тебя давно ищу!

Поймав руку Розенкранца, Змаевич ловко выбил нож и со страшной силой кинул предателя себе на плечо; нагнулся, пе­ребрасывая датчашша назад, рванул руку вниз, ощущая по хрустящему звуку, как ломаются в локте суставы. В исступле­ний долго бил его ботфортами. Дико вращая бешеными гла­зами, остановил трех солдат, новелел связать бесчувственного Розенкранца и срочно отправить его к Апраксину.

К Петру обессиленно пробился с каким-то докладом Ягу.жин-ский — лицо смугло-синее, как из олова, но запавшие глаза с проступившей радостью. Генерал-адъютант одной рукой рас­тирал по щекам полосы копоти, другой подавал прошитый конверт.

Царь неожиданно легко повернулся всей своей массивной фигурой. Сияя глазами, выгнутой вверх гибкой ладонью оста­новил руку Ягужинского, сказал просветленный:

— Павлуша, пе на то надобно время сейчас тратить. Напер­
во пиши реляцию для всех наших посланников в Европе о до­
толе не бывшей у нас виктории па море...

Битва стихала. Серебряные дымы тянулись к солнцу. На шхерботе, плохо видимом из-за чадящей громады фрегата, взметнулось ослепительно-молочное зарево взрыва. Глухим сто­нущим громом зарокотала вода. Рев орудий замер, и в реде­ющей пороховой дымке последний раз брызнула лучистая кар­течь.

В обильности спокойного солнца до самого неба встала зве­нящая тишина. Скалистые опаловые острова, зеленое пламя леса, весь огромный тысячеверстный простор неба медленно и величаво озарился жгучими лучами. Над плавающими обрыв­ками снастей, над крошевом досок и разбитых бочек, над чер­ными точками голов, чистыми голосами заплакали чайки.

Петр не по-царски суетно сбежал с мостика и размеренным шагом пошел по палубе — спешил пересесть на быстроходную лодку, чтобы уплыть туда, где уже родилась победа.

Геннадий МАКСИМОВИЧ

СЕКРЕТ

МОЛОДОСТИ

Фантастический рассказ

Р

ано утром в полицейское управление сообщили, что ночью сгорела вилла профессора Реймона. Заняться этим делом комиссар Брюо поручил инспектору Тек-сье. Пожары — вещь нередкая, единственно, что сму­щало и комиссара и инспектора, — это то, что на месте пожарища обнаружено два трупа, хотя, по сло­вам полицейского, обслуживающего этот район, на вилле находился один профессор.

Тексье побывал в шестом квартале и осмотрел виллу, а точнее, то, что от нее осталось, — обгоревший остов неког­да красивого трехэтажного здания.

— Что, сильно обгорела? — спросил подошедший пожи­лой полицейский. — Но вы не удивляйтесь. Этот самый

Реймон был химиком. И, судя по рассказам соседей и пле­мянника, наверху у него была лаборатория. А уж там-то наверняка было чему взорваться или вспыхнуть..

Побродив еще какое-то время по дышащим гарью остат­кам виллы, инспектор понял, что ему больше здесь делать нечего — все было залито водой и затоптано пожарными. Остается надеяться на беседы с людьми и на собственную интуицию.

— А когда приблизительно начался пожар? — спросил
Тексье у полицейского, доставая трубку и закуривая.