одной из секций тюремного блока «С» 5:55 вечера. 8 страница

- По правде сказать, я женат. - Вижу, как бледнеет лицо Джорджа, и его руки сжимаются в кулаки. - Со дня на день бумаги о моем разводе будет подписаны. Мой брат, который также мой адвокат, усердно работал над тем, чтобы закончить все как можно скорее, и мне все еще нужно подождать, чтобы дело вышло на стадию завершения, но даже такой влиятельный адвокат как он, не может ускорить это.

Джордж отступает на шаг назад, расслабляя кулаки. Он отворачивается и глядит на маленький, яркий садик и опирается на забор, делая большой вдох.

- Сэр, я могу быть с вами откровенен? - Я делаю шаг в его сторону и повторяю его позу.

- Разумеется.

- Эйлин, самый важный человек в моей жизни. Не могу даже представить свою жизнь без нее. Я буду защищать ее, содержать и помогу излечиться. Я знаю, что никогда не найду кого-то, кто тронет мое сердце так же, как это делает Эйлин.

- Но ее шрамы… - начинает ее отец.

- Несущественны. Я их даже не замечаю, никогда не замечал, - отвечаю я.

- А разница в возрасте…

- Она будет иметь значение только для завистников. Но, к сожалению, они повсюду. Я не обращаю на них внимание, их мнение ничего не значит для меня. Для меня важно только мнение Эйлин. Если она позволит, я останусь с ней до последнего вздоха.

Долгая тишина повисает между нами. Джордж, вероятно, обдумывает сказанное мною. От напряжения происходящего, биение моего сердца эхом разносится у меня в ушах, пока отец женщины, которую я люблю, раздумывает над искренностью моих слов.

- Знаешь что, Доминик? - он ждет, пока я отвечу.

- Нет, сэр, что?

- Думаю, тебе стоит называть меня Джорджем.

 

 

лава 23

- Угадай, что? - говорит Доминик, после разговора со своим братом.

- Что?

- Вообще-то, мне надо рассказать тебе даже пару вещей. Во-первых, зеркало доставят сегодня после полудня. - Он глядит на часы, висящие над телевизором и потом опять на меня. - Уже через час оно будет здесь.

Блин. Я замираю и чувствую, как в меня медленно проникает страх, а в животе поднимается волна тошноты.

- Окей, это хорошо. Наверно. - Я не обманываю Доминика. Он знает, как я нервничаю.

- И только что произошла вторая вещь. - Он перестает говорить и через четыре большущих шага заключает меня в медвежьи объятия. - Мой бракоразводный процесс завершен, - бормочет он, целуя меня в лоб.

- Доминик, я так рада за тебя. - Я прижимаюсь к нему поближе, пытаясь в этой близости найти силы.

Тело Доминика вибрирует от восторга, и я чувствую, как его хорошее настроение проникает в мою душу. У нас столько всего впереди. У меня теперь будет зеркало, его развод улажен.

Несмотря на страх, ничего не могу с собой поделать, ощущая ликование от всего происходящего. С нами. Со мной.

Каких-то два месяца назад, я спала с ножом под подушкой и не могла пройти дальше, чем три ступени вниз по лестнице, не держась за свою тревожную кнопку. Я была полностью окутана облаком ужаса и страха.

Сегодня тот нож лежит в кухонном ящике. Тревожная кнопка валяется в столе в коридоре, и я даже оставляю деревянную дверь открытой, чтобы свежий воздух наполнял мой дом.

Стоя в объятиях Доминика, я думаю, что все это стало возможным только благодаря усилиям удивительного мужчины, которого я люблю.

- Доминик?

- Ум, - мычит он, пока его руки мягко скользят вверх-вниз вдоль моего позвоночника.

- Я люблю тебя, - шепчу я, чуть слышно. И становлюсь пунцовой, когда понимаю, в чем сейчас призналась.

Руки Доминика прекращают свое чувственное движение. Он немного отодвигается так, что может поцеловать мой нос, а потом прикасается лбом к моему.

- Скажи это снова, - требует он, - но ты должна сказать это громче.

- Я люблю тебя. - Желудок все еще вкручивает в узелок, и я не знаю, правильно ли выбрала момент, чтобы все это ему сказать. Но мне все равно. Я повидала на своем веку много всякого дерьма, поэтому мне необходимо, чтобы он знал, что я чувствую. Он единственный для меня - мне наплевать правильное время или нет.

Доминик берет мое лицо в ладони и поднимает его вверх, я смотрю в его завораживающие глаза - пылающие орбиты.

- Мое сердце - твое. Моя душа принадлежит тебе, потому что я люблю тебя всем своим существом, - шепчет он.

Любовь в моем сердце растет с каждым произнесенным губами Доминика словом, и слезы свободно льются из глаз.

Он любит меня.

- Это слезы счастья? - Доминик вытирает мои щеки подушечками больших пальцев. - Даже в слезах, ты остаешься красивейшей женщиной, которую я когда-либо встречал.

С каждым произносимым Домиником звуком мои эмоции зашкаливают.

- Детка? - Я смотрю вверх на Доминика. Он хмурится в беспокойстве, вероятнее всего потому, что я не в состоянии ничего сказать.

Улыбка играет у меня на губах, пока я ищу правильные слова для Доминика. Но я не знаю, что это должны быть за слова.

- Спасибо за то, что ты любишь меня. Я не думала, что кто-то когда-нибудь сможет меня полюбить.

Уголки его губ поднимаются, и взгляд становится мягче. Его руки лежат у меня на пояснице.

- Я люблю тебя, - повторяет Доминик.

Мы стоим вместе, довольно сдержанно обнимая друг друга.

Не проходит много времени, как раздается стук в дверь, и мы оба знаем, что это привезли зеркало.

Я моментально застываю и инстинктивно сопротивляюсь позволению постороннему войти в мой дом. Доминик, должно быть, чувствует мой трепет, ближе прижимая меня к себе.

- Хочешь подождать в кухне? - спрашивает он.

Не говоря ни слова, я просто киваю.

- Ладно, тогда, может быть, ты приготовишь нам обоим кофе? Как только они уйдут, я тут же приду.

Мое сердце бьется так быстро, что я чувствую, как вот-вот начнется паническая атака.

Ты справишься, Эйлин.

Я иду в кухню и включаю кофеварку. Жду, пока загорится зеленый огонек, указывающий на готовность к использованию. Но все, о чем я могу думать, это шаги незнакомца на лестнице.

- Извините, дамочка. Мне бы в ванну, с вашего разрешения?

Резко развернувшись, я вижу дородного мужика в возрасте, одетого в голубую униформу, стоящего в дверях кухни.

Мое сердце останавливается.

Дыхание сбивается.

Черные точки танцуют перед глазами.

Все мое тело покрывают мурашки.

Желудок завязывается узлом.

- Ты в порядке, милочка? Выглядишь не очень-то хорошо, - говорит толстяк, направляясь ко мне и протягивая руку.

Мои глаза опускаются на его ноги, пока он делает еще один шаг.

Чувствую, как всю трясет, а рот широко открывается в попытке глотнуть воздух.

Я хватаюсь за край столешницы, и мои ноги отказываются держать меня. Я оседаю на пол.

- Уходите! Немедленно уходите! - слышу я, как Доминик орет на мужчину.

- Да я ничего не сделал. Мне жаль, мне так жаль, - говорит толстяк, выставляя в защитном жесте свои руки, и пятится назад.

- Пошел вон! - все еще орет ему Доминик.

- Мне так жаль, дамочка, - говорит он снова и уходит.

Я слышу, как входная дверь со стуком закрывается и быстрые тяжелые шаги Доминика, бегом возвращающегося обратно, после того, как он закрыл дверь.

- Они ушли. Мне жаль. Один внес зеркало наверх, и я не видел второго. Мне так жаль, Эйлин. - Он помогает мне подняться с пола и крепко прижимает к себе.

- С-с-сигнализация, - я пытаюсь произнести, но больше похоже на неслышное бормотание.

- Что тебе надо?

- Сигнализация, включи ее, - умоляю я, глядя на Доминика. Проходит минута, прежде чем он понимает, о чем идет речь.

Он отпускает меня и делает несколько шагов. Набрав код на панели, немедленно возвращается обнять меня.

- Давай-ка, пойдем приляжем. - Он аккуратно ведет меня по лестнице, и я следую за ним.

Дойдя до спальни, я вижу зеркало, стоящее во всю стену в углу моей спальни; часть его прикрыта бежевой бумагой, поэтому мне не видно мое отражение.

Доминик подтягивает назад бумагу и усаживает меня на кровать. Я ложусь, и он наклоняется снять с меня туфли, а потом укладывается рядом со мной.

Он протягивает руку, и я прижимаюсь ближе к нему. Его рука скользит по моим волосам, пока я слушаю сильный стук его сердца. Доминик вдыхает и выдыхает. Я считаю его вдохи и выдохи и синхронизирую его дыхание с моим. Его дыхание успокаивается, и я начинаю осознавать ту тревогу, за которую так сильно держусь.

- Что произошло? - спокойно спрашивает он.

Я закрываю глаза и сокращаю то небольшое расстояние между нами, прижимаясь к нему плотнее. Становлюсь с Домиником одним целым.

- Он спросил разрешения воспользоваться ванной, - Мое лицо горит от стыда, от того, насколько глупо происшедшее.

- Что-нибудь еще?

- Нет, больше ничего. Он был очень вежлив, спросил, в порядке ли я. Но в ту минуту, как он сделал шаг ко мне, мои мозги будто покрылись коркой льда от страха, и все тело замерло.

И мы снова погружаемся в тишину. Я замечаю изменение в дыхании Доминика. Оно становится более быстрым, заставляя мое тело соответствовать тому же ритму.

- Ты не рассказал, что же вчера все-таки произошло с моим отцом.

- Мы теперь понимаем друг друга. Он беспокоился, что все закончится тем, что я причиню тебе боль. Мы долго обсуждали несколько вещей, и теперь он знает, что я никуда не собираюсь уходить.

Я двигаюсь и кладу свою ногу на бедро Доминика.

Доминик пытается сдержать рычание, но я чувствую вибрации его груди и от этого хихикаю.

- Я заметила, что ты называл моего отца по имени, после того вы вернулись в дом. Для папы это довольно большой шаг. Обычно он позволяет людям называть его Сэр или Мистер Соммерс, ты, должно быть, сказал что-то правильное.

- Он спросил, почему я все еще не обзавелся семьей с детьми. - Я замираю. Знаю, дети - это то, чего хочет Доминик, но я не могу ему этого дать. - И я ему сказал, что мой развод завершен, но не рассказал почему. Его это не касается. Это только между мной, Челси, и теперь тобой.

Это слово все еще давит на меня. Дети.

- Насколько сильно тебя волнует то, что я не могу дать тебе, чего ты хочешь?

- Что ты имеешь в виду?

- Детей.

- Эйлин, присядь, пожалуйста.

Мы оба сидим на кровати и смотрим друг другу в глаза. Я не в состоянии отвести от него взгляда. Он выглядит разозленным или, может быть, расстроенным.

- Я люблю тебя сильнее, чем кого-либо в своей жизни. Если бы я знал, что ты существуешь где-то в этой Вселенной, то уже давно искал бы тебя. Да, мне хотелось бы иметь ребенка, а ребенок от тебя - это было бы совсем замечательно. Но я предпочел бы знать, что ты любишь меня, чем иметь полный дом детей.

- Мне жаль, что я не могу дать тебе и то и другое, - говорю я, опуская взгляд и нервно теребя подол своей футболки.

- Ты подарила мне свое сердце, а это больше, чем я надеялся получить.

Его губы находят мой рот, и он проводит ладонью по моей голой руке, побуждая успокоиться и перестать зацикливаться на негативе.

Язык Доминика медленно проникает внутрь, осторожно исследует мою верхнюю губу, перед тем как все меняется на поцелуй с закрытым ртом.

В нетерпении, я наклоняюсь вперед в попытке опять соединить наши губы. И я вознаграждена за старания, когда он притягивает меня к себе для обжигающего поцелуя. Я запускаю пальцы в его волосы и тяну их на затылке, пока залажу ему на колени.

- О, Господи, - выдыхает Доминик у моих губ.

Я трусь губами о теплый рот Доминика, пробуя его на вкус и позволяя себе смело исследовать его. Боготворя своим языком линиям его рта, я останавливаюсь и покусываю его нижнюю губу, прежде чем продолжить двигаться по его коже.

- Тебе надо остановиться, Эйлин. - Но в противовес сказанному, он крепко сжимает руками мои бедра, удерживая на месте.

Доминик откидывает назад голову, и теперь его шея полностью открыта для меня. Ее покрывает легкий налет щетины, и его адамово яблоко тяжело движется, пока он пытается сглотнуть.

Медленно провожу кончиками пальцев по линии его челюсти к подбородку. Дыхание Доминика сбивается, и его пальцы сильнее впиваются в мои бедра.

Я следую по идеальной линии от его подбородка, вниз по шее, к вырезу его футболки. Я провожу рукой по груди Доминика и останавливаюсь на его сердце.

- Эйлин, твои прикосновения как рай. Но я хочу, чтобы ты остановилась, пожалуйста, прямо сейчас. - Он отпускает мои ноги и пересаживает меня с колен.

Я ложусь спиной к Доминику, свернувшись в клубок, стыдясь того, что пыталась зайти дальше, и он отверг меня.

- Детка, у меня внутри все огнем горит, я очень сильно хочу тебя. - Он поворачивается ко мне и кладет руку на мое бедро, но больше нигде меня ничем не касаясь. - Но когда мы займемся с тобой любовью, я хочу, чтобы это было потому, что мы хотим насладиться телами и душами друг друга. Я не хочу, чтобы это было механизмом совладания каждый раз, когда кто-то из нас сталкивается с раздражителем.

Это то, что я сейчас делала?

У меня почти началась паническая атака, и закончилось все попыткой вывести наши отношения на другой уровень.

Блин, он прав. Я пыталась использовать занятие любовью с Домиником, чтобы преодолеть трудности.

- Я понимаю, - вздыхаю я, поворачиваясь взглянуть Доминику в лицо.

- Я знал, что ты поймешь. - Он встает с постели и протягивает мне руку. Чувствую, что, задаваясь значением его предложенной руки, я хмурюсь. - Давай спустимся вниз и приготовим ужин. И, когда ты будешь готова, мы распакуем это зеркало.

- Не сегодня, - говорю я, глядя на закрытое зеркало. - Но очень-очень скоро.

Скоро я соберусь со всеми силами, чтобы заглянуть в зеркало, и надеюсь, что смогу удержаться от ненависти к той ужасной части себя.

 

 

лава 24

- Детка, последние десять дней ты приходишь сюда, садишься на кровать и только и делаешь, что глядишь на зеркало. Тебе не кажется, что пришло время снять бумагу и передвинуть его к окну? - говорит Доминик позади меня, пока я все еще смотрю на завернутое в бумагу зеркало, будто это злокачественная опухоль, которую необходимо удалить, чтобы болезнь не прогрессировала.

- Я все еще не уверена, - вздыхаю я, поворачиваясь посмотреть на Доминика, стоящего в дверях.

- Чем дольше ты будешь тянуть с этим, тем труднее будет становиться ситуация. Ты проделала уже такой длинный путь, Эйлин. Думаю, для тебя будет правильнее снять бумагу и взглянуть на свое отражение. Зеркало покажет тебе прекраснейшую из всех женщин, которых я знал. - Его лицо расплывается в широкой, ободряющей улыбке.

- А если мне не понравится то, что я увижу?

- Ну, тогда придется поработать и над этим. Я хочу, чтобы тебе не просто нравилось твое отражение. Я хочу, чтобы ты полюбила его.

Я отворачиваюсь взглянуть на невинный кусок стекла и дерева и могу представить, что однажды увижу в нем себя.

Мне необходимо это сделать. Но задумываясь о подобном, я разрываюсь на части оттого, насколько это трудно - увидеть свое отражение. При мысли встретиться лицом к лицу с моим увечным, отвратительным телом, мой страх зашкаливает, и теперь я понятия не имею, как вернуть прежнее самообладание.

- Мы сделаем это вместе, после обеда. - Говорю я, поворачиваясь к Доминику, и молча уговаривая себя.

- Замечательно, потому что обед уже готов, - говорит Доминик счастливым голосом. - Пойдем, я как раз собирался накрывать на стол. - Он направляется вниз, оставляя меня нахмуриться на зеркало, обвиняя его в моих смешанных чувствах.

- К черту это, - ору я на зеркало.

Дурацкое зеркало, стоящее в углу, насмехается надо мной, подначивает открыть его и наконец-то посмотреть на себя.

Дурацкое зеркало.

Дурацкая я.

- Эйлин, - кричит снизу Доминик.

- Спускаюсь. - Пока встаю с кровати, продолжаю пялиться на зеркало, не отрывая глаз от этой чертовой штуковины. Чувствую небольшой прилив храбрости.

Я могу сделать это.

Я уже через многое прошла. Это всего лишь еще одно препятствие, с которым мне надо справиться.

Плевать на него.

Ничтожная преграда.

Я выпрямляю спину и отворачиваюсь, не давая зеркалу разрушить мою жизнь. Я не позволю, чтобы оно управляло мной.

Десять дней я смотрела на него с ужасом, но теперь оно меня больше не беспокоит.

Я в восторге спускаюсь вниз, веселым шагом направляясь к Доминику. Он стоит перед духовкой, надев рукавицы, и достает противень.

Я иду прямо к нему, и как только он ставит противень на столешницу, я не задумываясь, целую его.

- Как только пообедаем, та бежевая тряпка будет в помойке. - Говорю я, прежде чем опять поцеловать его. - Могу я помочь тебе с ужином?

- Я уже все закончил, тебе нужно только сесть и наслаждаться. - Доминик подбородком указывает мне на место за кухонным столом.

- Так, что тут у нас?

- Жаркое и домашний лимонад.

Я тут же вспомнила его последнюю попытку приготовления лимонада и, похоже, это отразилось у меня на лице, потому что он глядит на меня ошеломленным взглядом. - На этот раз я не забыл про сахар. Незачем корчить такую физиономию, - дразнит меня он, усмехаясь.

Я хихикаю в ответ на его игривый тон. Доминик ставит блюдо передо мной и достает из холодильника кувшин с лимонадом. Осторожно разливает по стаканам.

- Спасибо, - говорю я. - Выглядит вкусно. - Делаю глоток лимонада. - Пикантный и ароматный, с правильным количеством сахара.

Доминик выдыхает и сам пробует лимонад.

- Ууммм, действительно неплохо, - говорит он, довольный результатом своего труда.

Он садится, и мы оба пребывая в отличном настроении, начинаем есть.

- Ты готова в воскресенье встретиться с моей семьей?

- В общем-то, да. Но я в гораздо большем восторге оттого, что смогу отпраздновать с тобой твой День Рождения.

- Уф, даже не напоминай мне. - Весело отвечает он мне и берет еще один кусочек жаркого.

- Хм, тридцать девять. Что же мне тебе подарить?

- Мне ничего кроме тебя не надо.

На моих губах маленькая улыбка, но я молчу, пока мы продолжаем есть наш вкусный ужин.

 

 

- Пришло время сделать это, - тихо настаивает Доминик, когда я стою перед зеркалом. Он стоит рядом со мной.

Дрожащими руками, отрываю клейкую ленту в верхнем правом углу, приклеивающую бежевую бумагу к деревянной раме.

Мое дыхание сбивается, и досадные бабочки, порхающие в животе, пытаются вырваться на свободу.

Я покусываю внутреннюю поверхность щеки, споря сама с собой о том, снимать или не снимать бумагу.

Выбросить ее раз и навсегда.

Избавиться от бежевого в своей жизни.

Доминик скользит своей рукой по моему бедру.

- Ты хотя бы представляешь насколько ты красивая?

- Мне страшно, Доминик.

- Я люблю твою улыбку. - Он проводит губами на стыке моего плеча и шеи.

- У меня тонкие губы.

- Я обожаю твои выразительные, волнующие глаза. - Его губы движутся все дальше по моей шее.

- Веко моего левого глаза провисает, и я толком не могу им видеть.

Рука Доминика перемещается на мой живот, и он широко расставляет пальцы, привлекая меня на свою крепкую грудь.

- Каждый раз, когда ты целуешь меня, я знаю, что благословлен свыше. - Его губы задерживаются прямо под моим ухом, не дотрагиваясь до меня. Его теплое дыхание, словно электрический ток, опаляет кожу, заставляя сильнее разгораться огоньки похоти.

- Благодаря тебе я вижу все больше разных цветов, - выдыхаю я, когда моя голова покоится у него на груди.

- Срывай этот бежевый и посмотри на прекрасную женщину, стоящую передо мной.

Открыв глаза, я берусь на скотч. Без промедления, одним плавным движением руки, отдираю треть бумаги.

Мельком вижу сломленную девушку, делающую то же, что и я. Я тут же останавливаюсь посмотреть на нее.

- Не останавливайся, Эйлин, снимай остаток бумаги, - подбадривает меня Доминик.

Делаю глубокий вдох, и со стоящим позади меня Домиником, широко распахнув глаза, отрываю последний, чертовый бежевый кусок бумаги.

Доминик убирает бумагу подальше. Я стою перед зеркалом, изучая бледную, печальную девочку, смотрящую на меня.

Все остальное в комнате исчезает в пустоте, в то время, как я гляжу на девушку со светлыми волосами.

Похоже, мое сердце перестает биться. Кровь в венах леденеет.

- Я даже не представляла, насколько я мерзкая. - Дотрагиваюсь до губ, смотря на отражение бедного глаза.

- Я вижу тут красоту. - Рука Доминика ложится мне на сердце. - И смелость. - Он поглаживает мои волосы свободной рукой. - Ты излучаешь силу, Эйлин. - Он целует мою щеку и продолжает смотреть на меня.

- Я столько лет вообще не смотрела на себя, что сейчас в ужасе оттого, как выгляжу.

- Ты видишь пугающую женщину, я - женщину, которую люблю.

Я поворачиваюсь взглянуть на Доминика.

- Как ты можешь такое говорить. Что любишь меня? Я даже близко не привлекательная.

- Твое тело может быть пугающим, твоя душа настрадавшейся, но я вижу блестящий свет, идущий из глубины. Неужели ты не видишь? Это не потому, что я люблю тебя, а потому, что ты любишь меня. Ты вернула меня к жизни, Эйлин. Ты подарила мне дыхание тогда, когда я уже и не надеялся найти снова эту искру. Но я нашел ее, с тобой.

Я обернулась и теперь стою лицом к лицу с Домиником.

Он слегка качает головой и поворачивает меня опять к зеркалу.

- Тебе необходимо увидеть себя, Эйлин. Тебе нужно разглядеть ту потрясающую женщину, которую вижу я.

Доминик отходит от зеркала. Может, он ушел вниз, может быть, ждет в холле, за дверью спальни. Я не знаю. Все, что я знаю: сейчас я одна на один со своим отражением.

Мои глаза снова находят мое отражение в зеркале. Монстры в голове смеются надо мной. Они рассказывают, как я уродлива.

Орут, кричат злыми голосами, как я вульгарна и отвратительна. Говорят, как они видят меня, как мир воспринимает меня. Как я смотрю на себя.

Мои плечи сутулые и голова немного опущена. Я выгляжу побежденной, мне нечем гордиться в себе. Мое лицо такое измученное. Потрепанное и в ранах, с провисшим глазом и шрамами, на которых автоматически фокусируется мой взгляд. Я поднимаю свои волосы и наклоняю голову, глядя туда, где откушена верхушка моего правого уха.

Я выгляжу искалеченной.

- Ты шокирующе помечена, - кричат они мне. - Никто тебя не захочет, - подначивают меня они. - Твое тело уродливо. Посмотри на свою шею.

Я наклоняю голову и гляжу на шрам от ножа, пересекающий горло. Поднимаю руку и легонько провожу пальцами по всей его длине. Зловещий красный знак ощущается грубым, но вместе с тем таким мягким.

- Почему ты так злишься на меня? - спрашиваю я женщину, смотрящую на меня, говорящую с чудовищами, которые пришли с ней. - Я не выбирала такую жизнь. Я не просила, чтобы меня похищали, насиловали и резали ножом. Так почему же ты глядишь на меня с такой ненавистью?

Женщина ничего не говорит в ответ. Я слышу, как чудовища смеются.

- Почему ты злишься? Ты не можешь смотреть на меня без этого адского огня, горящего в глазах. Они сделали это, они похитили меня и причинили боль. Я не вызывалась добровольцем, чтобы надо мной надругались и унижали, они сделали это. - Я указываю на дверь.

- Это не я! - ору я, ударяя себя в грудь. - Это все они! - кричу я женщине в зеркале. - Не надо ненавидеть меня за то, что они сделали со мной

Вот только глаза женщины, смотрящей на меня, полны жалости и злобы.

- Они сотворили это. Не я, - шепчу я ей. Слезы катятся по щекам, и она утирает их своими пальцами, но ее печальные глаза не отрываются от меня.

Я знаю, она пытается мне что-то сказать, но я пока не понимаю ее.

- Расскажи мне, - говорю я, садясь на пол. Женщина в зеркале делает то же самое.

- Мне надо знать, почему ты так сильно ненавидишь меня.

Она продолжает смотреть на меня с таким всепоглощающим горем, и это разбивает мне сердце.

- Пожалуйста, мне надо понять, что тебя так возмущает во мне. Разве я относилась к чему-то, как само собой разумеющемуся, и не понимала этого? Я каким-то образом предала тебя?

Она не двигается. Она просто выглядит полностью потерянной.

Я зарываю лицо в ладони и пытаюсь через боль дышать.

Обняв коленки руками, опять смотрю на женщину. Она копирует меня, так же обхватив руками свои колени. Опускаю подбородок на колени и смотрю на своего двойника.

- Моя жизнь не будет стоить ничего, если ты не объяснишь, почему ты так держишься за свою ненависть ко мне. Мне необходимо знать почему, чтобы продолжать жить. - Я отвожу взгляд от ее измученных глаз.

- Я обижена на тебя, - отвечает она тихо, почти неслышно.

Наши глаза встречаются и неотрывно следят друг за другом.

- Почему ты обижена на меня? - спрашиваю я, чистое отчаяние сквозит в моем голосе. Но она продолжает смотреть на меня все с тем же горестным выражением, с того самого момента как я сняла бумагу с зеркала.

Она продолжает молчать.

Закрыв глаза, позволяю голове упасть на колени.

- Я обижена на тебя, потому что ты выбрала остаться сломленной, - говорит она немного громче. Я не смею поднять голову, боясь, что она снова перестанет говорить. - Когда это случилось, ты так отчаянно боролась, чтобы остаться в живых, но потом так же сильно боролась, чтобы больше не жить. И я зла на тебя за то, что ты не позволяешь жить нам обеим .

Это то, что я делаю?

Не живу?

Я поднимаю голову и вижу, что она смотрит на меня с надеждой в глазах. Она сделала очень важное замечание, которое заставило меня заново переоценить себя.

- Ты хочешь, чтобы я забыла, что они сделали? Притворилась, что ничего не произошло? Вела себя так, что это не произойдет снова? - спрашиваю я. Но она молчит. - Я не могу забыть. Я никогда не смогу. - Я смотрю в окно и вижу синюю сойку, сидящую на подоконнике.

- Нет, не забывай. Не притворяйся. Просто живи. Ради себя, ради меня и ради тех, кто любит тебя, - тихо шепчет она.

И в эту самую минуту, синяя сойка расправляет свои крылья и, совершив прыжок на доверие, доверяет своим крыльям нести себя.

- Эйлин, - нежно окликает меня Доминик.

Я встаю и поворачиваюсь посмотреть на него. Впервые за три года, чувствую себя почти свободной.

- Ты в порядке? Ты сидишь здесь уже больше часа.

Почти беззаботно, я шагаю в его объятия и прижимаюсь к его груди, пока он крепко держит меня в своем тепле.

- Я лучше, чем просто в порядке, - говорю я, улыбаясь у него на груди.

Я освободила свой разум, и надеюсь, что тоже смогу прыгнуть на доверие, позволив своим крыльям нести меня к свободе.

 

 

лава 25

Мы с Домиником сидим на диване, и он переключается с канала на канал в поисках фильма для совместного просмотра.

Я закатываю глаза, когда он останавливается на «Вольной борьбе». Мужчина и борьба - да что с вами такое?

Глядя в сторону, прячу ухмылку, а когда Доминик поворачивается ко мне, изображаю зевок и отвожу глаза.

- Тебе это неинтересно? - спрашивает он.

- Хмм, похоже, ты становишься Шерлоком Холмсом, - улыбаясь, дразню его я.

- Ты только что на меня наехала? - он придвигается ко мне ближе.

- Не совсем. Я не наезжала, а только лишь закатила глаза и зевнула. Это две совершенно разные вещи, доктор Шрайвер.

Я рискнула посмотреть на него и увидела, что Доминик глядел на меня с поднятой бровью, хотя совершенно точно понимал, что это была шутка, потому что уголки его губ приподнимались в улыбке.

- А еще ты только что назвала меня Доктор Шрайвер, хотя помнится, я говорил тебе, что от этого похож на занудную, старую задницу.

- Ну, тебе и правда через три дня исполнится тридцать девять. Единственное, что я пыталась сказать, так это то, что на воре и шапка… - я не смотрю на него, изо всех сил пытаясь подавить хихиканье, которое так и вырывается наружу.

Доминик быстро пересаживается ко мне и теперь сидит гораздо ближе. Глаза грозно поблескивают. Что-то глубоко внутри подсказывает мне, что он собирается меня щекотать.

Со скоростью нападающей змеи, он выбрасывает руку, хватает меня за предплечье и тянет на себя. Единственное место, где мне действительно щекотно - стопы ног. Если мне удастся держать их крепко прижатыми к полу, ему ни за что не догадаться об этом.

В попытке пощекотать меня, Доминик впивается мне в талию пальцами.

- Правда? Думаешь, мне щекотно? - я пытаюсь отрицать правду, молясь, чтобы он не добрался до моих ног.

- Что, нет? Тогда, попробуем под мышками.

Я вытягиваю руки над головой, смотря на него с вызовом.

- Хм, под подбородком? - спрашивает он, пытаясь пощекотать меня там.

Я хихикаю, пытаясь отбить атаку, но его глаза сужаются, а лицо озаряет огромная улыбка.

О нет, доигралась.

Он хватает мою голень и одним плавным движением подняв мою ногу от пола, легчайшими касаниями, начинает щекотать мою ступню.

В тщетной попытке вырваться из его захвата, я извиваюсь на диване и в то же время безудержно хохочу, да так сильно, что у меня сбивается дыхание.

- Хв… - пытаюсь сказать я, но теперь в его большущей руке обе мои ноги, и он очень сосредоточенно щекочет их.