ак любовь может обернуться ненавистью?

енавижу, но люблю!» — это болезнь?

Любые неуправляемые (и тем более — неприятные и неуправляемы) эмоции — это нарушение порядка в душе. Это – не болезнь в прямом смысле слова. Это – скорее некая душевная грязь. Но исправить эту душевную грязь стоит.

Когда люди говорят «ненавижу, но люблю», как правило, они говорят о больной привязанности, которая у них появилась по отношению к конкретному человеку. Больная привязанность — это когда «без него/нее — не могу, мне плохо». К сожалению, именно такой вид привязанности рекламируется в нашей массовой культуре как «любовь настоящая», из-за чего люди порой и не думают от этой фигни избавляться (а, наоборот, стараются такую болячку себе побыстрее заполучить, чтобы от других «влюбленных» не отставать).

А что делать? — Умнеть! Срочно! Всегда для себя стоит помнить: Любовь не содержит в себе негатива. Любовь — это забота о другом человеке и стремление сделать счастливым и его тоже. Заметьте — «и его тоже». Это подразумевает, что перед тем, как любить, вы сначала научаетесь любить себя и давать себе максимум тепла, чтобы не нужно было тянуть одеяло с другого человека, моля его с жалобным взглядом «ну, пожалуйста, ну, дай мне любви, а то я пропаду!». И когда вы научите себя любить — себя и других — правильно, больная привязанность у вас возникать не будет.

Наверняка вы часто наблюдали, когда разговор касается понятия «любовь» у собеседников меняется выражение лица. Каждого из нас это слово возвращает в воспоминания о своем опыте… очень разном, но всегда сильно эмоционально окрашенном. Именно поэтому, пожалуй, пушкинское «Любви все возрасты покорны…» стало крылатым. С другой стороны, „от любви до ненависти один шаг“ — не менее популярное выражение. Так можно ли тогда сказать, что ненависти, как и любви покорны „все возрасты“? Пожалуй не стоит проводить такую параллель.

Не смотря на то, что представления о любви очень индивидуальны, мы все же можем, пожалуй, разделить их на две большие группы (опираясь в том числе, на работы М. Балинта, Дж. Винера, П. Куттера, Ш. Ференци).

Первая, самая большая, к сожалению, группа представлений связана с переживанием, так называемой архаичной любви — любви, не опирающейся на реальность, любви всепоглощающей, часто идеализирующей другого человека. Человек, испытывающий такую любовь к своему партнеру, бессознательно стремится заменить его интересы своими, полагая, что они идентичны: «Мы так похожи!», «Он такой же, как я!», «Я всегда знаю, какое у него/неё настроение и чего он/она хочет» — или, считая, что между его собственными желаниями и желаниями другого не может быть противоречий. Иногда фраза «мы так похожи» звучит как «он/она полная моя противоположность», отчего суть её, как вы понимаете, не меняется, она все равно предполагает, что есть некое априори, известное о партнере, есть ожидания определенного поведения, удовлетворяющего потребности говорящего. Такая любовь похожа скорее на переживание чувства голода, чем на участие в отношениях. Она часто выражается в стремлении обнять партнера до хруста в костях или оказаться в таких объятиях, в стремлении «тискать» или «зацеловать до смерти». По сути — это стремление поглотить или быть поглощенным, то есть сделать партнера частью себя или стать его частью.

Можно ещё любить в человеке все то лучшее, что хочется видеть в себе, удовлетворяя таким образом свою потребность в любви и самоуважении за счет партнера. В этом случае появляется необходимость в постоянном присутствии и участии партнера. Чтобы добиться неослабевающего внимания и постоянного проявления чувств, на возлюбленного оказываются все формы давления, позволяющие, тем не менее, оставаться в пассивной (безответственной, потребительской) позиции относительно него.

Корни такой любви могут уходить во времена глубокого младенчества, когда мать и материнская грудь являются в восприятии младенца его продолжением и существуют только для удовлетворения его желаний, или в период формирования потребности получать внимание и быть любимым, когда потребность в любви и уважении превышает и заслоняет собой человека, способного их удовлетворить (мать).

Личность объекта любви в этом случае имеет, как видим, совсем несущественное значение. Как индивидуальность объект безразличен, он должен доставить удовлетворение и может исчезнуть. Таким потенциалом может обладать только мать. Собственно, именно от неё во многом зависит, насколько успешно в кризисные периоды у ребенка формируются психические новообразования, позволяющие впоследствии устанавливать с партнером отношения зрелой любви.

Хотя, на самом деле, об этой самой «зрелой», другими словами «взрослой» любви мало что известно, возможно потому, что её изучение осложнено тем, что встречается она крайне редко. Предполагается, что участники таких зрелых отношений любви не проявляют в поведении противоречий, способны к глубокому доверию, умеют «постоянно сохранять соразмерную и надежную проверку реальности», сохраняют достаточную дистанцию по отношению к партнеру, чтобы не ограничивать его свободу, могут быть нежным, даже если нет сексуального желания, проявлять к партнеру признательность, уважение и благодарность и … относиться к интересам, желаниям, чувствам, болезненным местам и слабостям партнера почти точно так же, как к своим собственным». В таких отношениях удовлетворение желаний партнера приносит удовольствие, а неудовлетворение партнером части собственных желаний воспринимается не слишком трагично.

езусловно, чтобы быть способным к зрелой любви, необходимо обладать сильным внутренним стержнем, сильным Я, поскольку создание таких отношений, особенно на ранних этапах — это сложная серьезная работа, предполагающая высокую психическую нагрузку, и совершаться она может только здоровым зрелым Я (ego).

Надо ли говорить, что в таких отношениях нет места ненависти, хотя вполне возможно проявление других агрессивных чувств — гнева и злости — как реакции на неприятные внешние события или реальную агрессию. Обычно эти чувства проходят, как только ситуация меняется к лучшему.