ИНОСТРАНЦЫ СРЕДИ ВЫЯВЛЕННЫХ СООБЩНИКОВ ДЖЕЙМСА МОРИАРТИ 1 страница

 

Он отошел с ней к столу, сел и принялся листать исписанные аккуратным почерком страницы, вглядываясь в каждую запись так, словно она могла таить в себе некое озарение.

В папке лежало десятка два или три досье, в том числе и на личностей немецкого происхождения: скупщика краденого по фамилии Мюллер, имеющего закладную лавку в Лудгейте; другого скупщика, Израеля Кребица; их коллегу Солли Абрахамса и некого Руттера. Имелись также пометки Таннера и касательно братьев Джейкобс.

Самое большое досье содержало информацию о Вильгельме Шлайфштайне. Место рождения: Берлин. Там его знали хорошо: ограбления, банковские махинации, содержание борделей – он все попробовал на вкус и ко всему приложил руку. И он же определенно был среди тех, с кем в 1894-м встречался Мориарти. Обычно Шлайфштайн появлялся повсюду в сопровождении некоего Франца Бухольца, человека также весьма известного и опасного и отличающегося огромной физической силой.

«Завтра, – решил Кроу, – испрошу у комиссара разрешения телеграфировать в Берлин и узнать, известно ли там что-либо о нынешнем местонахождении герра Шлайфштайна и его сообщника Бухольца».

Сильвия еще не спала и ждала мужа в постели с толстеньким сборником Шарлотты М. Йондж «Леди Эстер и Дэнверские записки».^[30] Рядом лежала фунтовая коробка конфет «Кэдбери Особые с ванильным кремом».

– Энгус, – начала она, отложив книгу. – Энгус, у меня появилась чудесная идея.

– Вот и хорошо, милая. Вот и хорошо.

Мысли еще крутились вокруг Эмбера и возможного присутствия в Лондоне опытного немецкого взломщика. Сильвия делилась с ним своими планами, и ее слова, вливаясь в одно ухо, выливались в другое, словно журчащий по камешкам ручеек. Пожалуй, было бы неплохо допросить самого Эмбера.

Завтра же нужно разослать по всем дивизионам его словесный портрет и… Цепочка мыслей прервалась – ухо уловило сорвавшееся с пухлых губ супруги знакомое имя… имя комиссара.

– Извини, моя курочка, я не расслышал…

– Энгус, тебе следует быть внимательнее к тому, что я говорю. Я выразила надежду, что ты не наметил никаких планов на вечер двадцать первого.

– Двадцать первого? А что это за день, дорогая?

– Суббота.

– Планов у меня нет, если только не появится что-то срочное. – Если только Эмбер не продаст нам этого немца, и в городе не начнется общий переполох. Или если немец, воспользовавшись инструментом Тома Болтона, не проникнет в Банк Англии, и полиция обратится ко мне за помощью. Если только… – И что у нас намечено на двадцать первое, моя сладкая?

– Я послала приглашение от нашего имени комиссару и его супруге с просьбой оказать честь и отобедать у нас…

Крик ярости и гнева долетел должно быть даже до мансарды, где проживала Лотти.

– Ты… что ты сделала? Пригласила… комиссара? Моего комиссара? – Кроу в отчаянии и с перекошенным лицом рухнул в кресло. – Сильвия, ты воистину глупая женщина. Боже мой. Ты спятила, Сильвия. Инспектору не полагается приглашать комиссара к обеду. Тем более к обеду в исполнении твоей искусницы Лотти. Господи помилуй, женщина, он еще подумает, что я чего-то от него хочу.

Энгус Кроу закрыл лицо руками. Ему вдруг пришло в голову, что вечером двадцать первого он вполне может оказаться в другом месте. Например, в тюремной камере, где будет томиться в ожидании суда по обвинению в убийстве своей супруги, дражайшей Сильвии.

 

– Останешься здесь, пока не придет время отправляться в Эдмонтон, – сказал Эмберу Профессор. – Место есть на чердаке, в комнате Гарри Алена. Он все равно не понадобится мне до середины декабря.

От информаторов в последние дни приходили тревожные сообщения. Накануне Слепой Фред рассказал, что слышал от одного парня, Плешивого Дина, будто полицейские разыскивают Эмбера. На розыски Эмбера тут же отправили бегунка, паренька, просившего иногда милостыню на Риджент-стрит. Паренек – звали его Саксби – нашел Эмбера в Бермондси, где тот прогуливался с братьями Джейкобс. Получив известие, все трое поспешили вернуться на Альберт-сквер. Позднее Берт Спир подтвердил, что пилеры действительно ведут поиски Эмбера и что у них есть приказ задержать его.

– Ты не трепался, где не следует? – спросил Мориарти.

– Вы же меня не первый день знаете, Профессор. Нигде ни слова лишнего. Все разговоры только с пруссаком и его командой да и то без откровений. Другое дело, что они, может, Уэллборна выпустили, а тот и проболтался.

– Вильгельм Уэллборна будет держать при себе. Если речь идет о крупной добыче, он рисковать не станет и скорее десять раз перестрахуется. А что Болтон, у которого ты инструмент брал? Он не мог?

– Болтон ничего не знает.

– Кроме того, что тебе понадобился инструмент.

– Болтон не стал бы…

– Надеюсь, что нет. И все же будет лучше поберечься. Ли Чоу ему горло перережет, если он сдаст тебя полиции. – Мориарти сделал паузу, но Эмбер только покачал головой – он не мог поверить, что старик Болтон якшается с полицейскими. – Ну и как? Обо всем договорились?

– Мне понадобится один бегунок – на случай, если не дадут пойти туда самому. Пруссаку я сказал, что кэб должен быть наготове с трех ночи и дальше.

– Это можно устроить. У тебя там люди есть? За магазином наблюдают?

– Люди есть. Лучшие. Спир нашел удобное место, как раз напротив, а Боб Шишка держит связь с рабочими, от которых мы все и узнали.

– Насчет сигналов договорились?

– Бен Таффнел по-прежнему в Эдмонтоне. Если учует опасность, прикинется пьяным и запоет. Он уже и песню выбрал. Затянет «Косаря».

Мориарти кивнул, давая понять, что разговор окончен, но когда Эмбер уже взялся за ручку двери, остановил его.

– Прими ванну, раз уж ты здесь. Не хочу, чтобы в доме воняло тухлой капустой да прошлогодней рыбой.

По-видимому, Профессор отдал и дальнейшие указания, поскольку, когда Эмбер добрался наконец до комнаты, отведенной Гарри Алену, его уже поджидала Марта Пирсон, которая сообщила, что ванна приготовлена, и что миссис Спир принесла туда свежие полотенца, кусочек мыла «санлайт» и щетку.

На следующее утро из Парижа пришло письмо, адресованное профессору Карлу Николу, ученому джентльмену-американцу, проживающему в доме номер пять, Альберт-сквер.

 

Дорогой сэр,

Устроились мы здесь хорошо. Пьер по-прежнему пьет как рыба, но ежедневно посвящает работе четыре часа. Постоянно пытается изыскать какие-то причины, чтобы увильнуть от дела, и жалуется на свет – мол, здесь он не такой, как нужно, – но я ему спуску не даю, и дело продвигается. Наблюдать, как он работает, одно удовольствие, и в отношении результата у меня сомнений нет. Доска была помечена в соответствии с вашими инструкциями.

Я также слежу за тем, чтобы он не смылся за границу. Сопровождаю его каждый раз, когда он идет посмотреть на оригинал. Можете быть спокойны – все будет так, как вы приказали.

Остаюсь, сэр, Вашим покорным слугой,

Г. Аллен

 

 

Глава 5 ДЕЛО СО ВЗЛОМОМ

 

Лондон:

понедельник, 16 ноября – понедельник, 23 ноября 1896

 

Нужное место братья Джейкобс нашли в Бермондси. Какое-то время помещения здесь использовались частично под склад и частично под офисы для занимавшейся бакалеей торговой сети, которая обанкротилась около года назад.

Несколько месяцев зданием никто не интересовался – в первую очередь по причине неудачного расположения, поскольку участок оказался сырым и выглядел бесперспективным с точки зрения расширения. Впрочем, выбор его под бакалейный склад тоже представлялся не слишком удачным – сзади к нему подступала свалка. И тем не менее место имело свои достоинства: находилось в стороне от коттеджей, имело небольшой двор и конюшню, а решетки и замки на дверях и окнах сохранились в целости.

Немного поторговавшись, Бертрам Джейкобс уплатил двести фунтов стерлингов профессорских денег, и сделка была оформлена в самое короткое время. Затем Ли Чоу привез откуда-то с дюжину своих желтолицых братьев, которые за несколько дней выдраили все помещения до блеска, добавив кое-где свежий мазок краски, а Харкнесс, профессорский возница, доставил двумя заездами кое-какую дешевую мебель.

В течение недели, предшествовавшей возвращению Эмбера в Эдмонтон, Спир лично проследил за тем, чтобы «черная мария», сборка которой велась в ближайшей конюшне, была доставлена во двор, после чего в субботу уже сам Профессор явился в Бермондси с инспекторской проверкой и вынес заключение: все неплохо при условии, что те, кто здесь останется, смогут выдержать вонь, распространяемую находящимися поблизости дубильнями и сыромятнями.

К этому времени Терремант уже привлек к делу еще нескольких экзекуторов, а здание оборудовали кухней и всем необходимым для готовки, в том числе и продуктами.

Наблюдение за ювелирным магазином на Корнхилле продолжалось с неослабным вниманием, а Спиру даже удалось раздобыть несколько комплектов полицейской формы.

В ночь на понедельник, 16-е, Эмбер взял саквояж с позаимствованным у Болтона инструментом, доехал на кэбе до Энджел-стрит и прошел пешком остаток пути до убежища Шлайфштайна. По пути он успел заметить Хромого; Сим Чучело тоже был на месте, предлагал припозднившимся прохожим свои болячки; неподалеку несли вахту Слепой Фред и Бен Таффнел. Если не считать их, Эмбер остался один и мог полагаться только на себя. Потянув за грязный шнурок звонка, он еще успел подумать о Боб Шишке и всех тех, кто образовывал невидимую паутину, по которой должен был пройти сигнал опасности. И еще ему вспомнились последние, напутственные слова Мориарти, сказанные перед тем, как он вышел из дома на Альберт-сквер.

– Приведешь мне Шлайфштайна и никогда больше не будешь нуждаться в деньгах. Подведешь – и они тебе больше не понадобятся.

Дверь открыл Франц.

– Значит, на этой неделе?

– В пятницу ночью, – ответил Эмбер, закрывая за собой дверь.

 

В пятницу, 20 ноября, весь день шел дождь. Не изморось, обычная для Лондона в это время года, но настоящий ливень, обрушивший на город водные потоки, раскатившийся по главным улицам и затопивший узкие переулки. Ручейки превратились в речушки и водопады, низвергавшиеся с крыш, переполнявшие сточные канавы и создававшие настоящий хаос там, где дороги оставались немощеными.

Транспорт почти остановился из-за пробок в так называемых бутылочных горлышках; пешеходы же прокладывали путь по улицам с решительностью солдат, бросающихся на неприятельские штыки.

Ближе к вечеру стихия немного ослабила натиск, но к этому времени все, кто имел несчастье оказаться на улице, промокли до нитки. Все, но не Боб Шишка.

Разные люди знали его под разными имена – Роберт Лэм, Роберт Беттертон и Роберт Ричардс лишь некоторые из них, – но среди своих, в криминальной семье Мориарти, он был Боб Шишка. Верткий, проворный, рано поседевший, Боб считался завсегдатаем во многих пивных и тавернах столицы, но ни в одном его не называли «местным». Выпивая, например, в Брикстоне, он мог толковать о своих делах в Бетнал-Грин, а собутыльники в какой-нибудь кэмдентаунской пивнушке частенько слышали о том, что у него собственное гнездышко в Вулриче.

Боб Шишка обладал отменной памятью и чутьем на богатую добычу. В барах Сити его считали веселым, жизнерадостным малым, ведущим небольшой бизнес где-то в районе Клапама. На самом деле он жил в двухкомнатной квартирке над лавкой мясника возле Клэр-Маркет, откуда и отправлялся каждое утро собирать разбросанные по злачным местам крохи информации. Ловкий, смышленый, аккуратный, почти денди, по натуре спокойный и уравновешенный. В ту пятницу он чуть ли не весь день пролежал в постели, слушая, как дождь барабанит по окну и декоративному фасаду мясной лавки.

Именно Боб Шишка был первым, кто разузнал о соблазнительных возможностях ювелирного магазина Фриланда. Сегодняшнее задание сложностью не отличалось: пропустить пару стаканчиков в пабе «Грязный Дик», устроенном над старым винным подвалом в Бишопсгейте. Туда заглядывали после работы искусные мастера-ювелиры, и с двумя из них он обещал встретиться в восемь вечера. В случае если что-то пойдет не так, ему полагалось послать предупреждение через мальчишку-бегунка, юного Саксби, который ждал распоряжений у притона в Уайтчепеле.

Публики в баре, когда он добрался туда, набралось немало, в большинстве своем конторский люд, не спешившего после работы домой. У многих суббота была выходным днем, и Боб знал, что далеко не все принесут жене хотя бы половину недельного заработка.

К половине девятого никто из ювелиров еще не появился, и он начал беспокоиться. Девять – и по-прежнему никого. Лишь полчаса спустя все четверо ввалились в бар, уставшие, промокшие и злые.

Боб Шишка встретил их добродушной улыбкой, не забыв и попенять за опоздание. Мастера объяснили, что их задержал Фриланд. Работа по заказу, назначенному к исполнению до понедельника, оказалась не выполненной, а потому суббота была объявлена полным рабочим днем.

Дабы не вызывать подозрений, Боб Шишка посидел еще немного, но в начале одиннадцатого двинулся к выходу, перебросившись парой слов со встретившимся у двери старым знакомым. Дождь зарядил снова, пусть не так сильно, как днем, но все же достаточно, чтобы плечи пальто быстро промокли. Ветер бил в лицо, капли повисали на ресницах, заставляя моргать и утираться. Опустив голову, глубоко засунув руки в карманы, механически передвигая ноги, Боб шел в направлении Корнхилл и Лиденхолл-стрит, чтобы передать Саксби сообщение для Эмбера: завтра в мастерской будут работать. Задание – проще не бывает. Он уже представлял, как вернется домой, может быть, прихватив по пути одну из тех шлюшек, что постоянно болтаются возле Клэр-Маркет.

Боб Шишка переходил Олдгейт, когда его сбил экипаж.

Отвратительная погода да элементарное невезение – вот и вся причина. В первую очередь, конечно, погода, потому что из-за хлещущего по щекам дождя кэбмен ехал, опустив голову, и слишком поздно увидел возникшую впереди темную фигуру. Он еще успел дернуть поводья, отвернув лошадь вправо, благодаря чему пешеход не попал под копыта, но избежать столкновения не удалось. Колесо ударило в плечо, и сбитый с ног Боб прокатился по мокрой дороге, ударился о бордюр и застыл, распластавшись неподвижно, будто мертвый.

 

Как и распорядился Эмбер, все были в темной одежде. Собравшись в тесной столовой, все пятеро – хмурый Ивэнс, Франц, аккуратный Петер и его растрепанный приятель Клаус, а также Эмбер – в последний раз повторяли назначенные роли. Больше других говорить, разумеется, пришлось Эмберу.

Уэллборна и мальчишку со спутанными, сальными волосами отослали в другую комнату, а Шлайфштайн уже отправился спать. План был прост: в час ночи за ними заезжает тарантас. Он же заберет их позже. Завтра, когда они вскроют сейф, возница оставит кэб в полной готовности для Ивэнса. Он садится с добычей и побыстрее уезжает. Все предусмотрено.

Задача Ивэнса – вести наблюдение и обеспечить кэб. Вся тяжелая работа на Петере и Клаусе. Франц играет роль связного между Эмбером и Ивэнсом и наоборот.

– Спешка ни к чему, – в двадцатый раз за последние три дня повторил Эмбер. – Вся красота в том, что мы делаем дело за две ночи. Наша цель сегодня – осмотреться, разобраться, понять, что к чему и пройти в магазин. Сейф вскрываем завтра.

На улице было, как всегда, тихо; никаких посторонних звуков Эмбер не услышал, и это обстоятельство добавило уверенности. Спир и Терремант уже наверняка вели наблюдение из пустующей лавки напротив, а на то, чтобы проделать дыру в полу, понадобится не больше двух часов. Скорее, даже меньше. Из Эдмонтона команда выезжает в час. Возвращается к пяти. Все делается, пока темно.

Эмбер нащупал в кармане фляжку, вытащил, сделал глоток бренди. Еще раз проверил инструмент старика Болтона – все на месте, все аккуратно сложено, каждый предмет обернут тряпицей – чтоб ничего не звякало. Стамески и зубила, четыре ломика, американское сверло, гаечный ключ, ножовка и несколько полотнищ, отмычки, щипцы, резак, кусачки, веревка и винтовой домкрат. И, вдобавок, темный фонарь, который будет для них единственным источником света.

Вознице заплатили заранее. Так поступали всегда: воровская честь не допускала обмана в денежных вопросах. Возница, конечно, не знал, что и где произойдет. Не знал, да и не хотел знать. Его дело – доставить людей в Бишопсгейт и в половине пятого вернуться за ними. Первым он увезет Эмбера с инструментами, потом, двумя ездками, остальных – двоих в Хундсдитч и вторую пару на Минорис-стрит. Потом, кружным маршрутом, в Эдмонтон.

Спускаясь по ступенькам, Эмбер бросил мимолетный взгляд через дорогу и даже различил в темноте – а может, это только показалось – бледное на фоне темной стены лицо Бена Таффнела. Никаких сигналов. Все в порядке. Все спокойно. Напоследок он вытащил из кармашка старые серебряные часы с крышкой – они показывали ровно час ночи.

 

Сначала Боб Шишка почувствовал холод, сырость и боль. Потом услышал голоса. Его стали поднимать, и боль прошлась волной по всему телу. Погрузили на какую-то подводу. Впрочем, возвращение длилось недолго – тьма снова поглотила его.

Через какое-то время боль вернулась – казалось, кто-то ломает, выворачивает плечо. Время значения не имело – может, в этом жутком, бредовом сне пролетела вечность. Он то приходил в себя, смутно сознавая, что происходит, то снова погружался в кошмар. Потом – свет… едкий запах мыла. Что-то схватило и не отпускало правую руку и плечо. Света стало больше. Он открыл глаза и не понял, куда попал. Какое-то незнакомое место и… ангелы? Белые, парящие ангелы.

– Ну, вот вы и очнулись, – сказал один из них, склоняясь на Бобом. – Все в порядке.

– Что?.. – Во рту пересохло, к горлу подступала тошнота.

– Несчастный случай. Вас доставили сюда полицейские.

При упоминании полиции Боб мгновенно насторожился и торопливо огляделся. Он находился в просторной комнате, на стенах – белая плитка. Под ним – кожаная кушетка. Ангелы были женщинами. Медсестрами.

– Вы в больнице Святого Варфоломея, – сообщила одна из них. – У вас сломано плечо, но врач уже сделал все, что нужно. Так что жить будете и с возницами еще посчитаетесь.

Память вернулась, и Боб шевельнулся и попытался встать, но боль ударила его раскаленным наконечником копья.

– Который сейчас час? – спросил он, когда она отступила. – Это очень важно.

– Да, конечно. Сейчас чуть за полночь. Вы довольно долго оставались без сознания.

Его снова затрясло. Боль вернулась, но теперь уже мелкими уколами.

– Мне нельзя здесь оставаться, – прохрипел Боб. – Не могу. У меня нет денег на больницу.

– Не беспокойтесь. Об этом с вами поговорят утром. Вы действительно сильно пострадали.

У нее были строгие, резкие черты и накрахмаленный халат. Она вся была как будто накрахмаленная. А с чего бы иначе?

– Мне надо передать сообщение. – Он с трудом перевел дыхание.

– Жене.

– Да, – соврал с облегчением Боб – сам бы он до такого объяснения не додумался.

– Хорошо. Мне еще нужно будет записать ваши данные, а потом посмотрим, что можно сделать. В любом случае вам придется побыть здесь какое-то время – полицейские хотят узнать, как это случилось. Даже не представляю… Вы у нас уже четвертый за эту ночь. Возницы носятся как угорелые, а на улицах столько людей. Город совершенно не готов к такому движению. – Она легко коснулась пальцами его лба – проверила, не лихорадит ли. – Так что отдыхайте пока. Я скоро вернусь.

Она вышла из комнаты, прошуршав накрахмаленным халатом – деловитая, строгая, властная.

Болело сильно, но Бобу удалось кое-как подняться. Комната закружилась и остановилась. Новый приступ тошноты. Рядом с кушеткой, на стуле, лежало промокшее насквозь пальто, но Боб даже не стал пытаться надеть его. Неважно. Он взял пальто левой рукой, стиснул зубы, сопротивляясь яростной боли, атаковавшей его при каждом шаге, и двинулся к двери. За ней обнаружился длинный белый коридор и несколько стеклянных дверей. В конце коридора раздались громкие голоса, торопливые шаги – еще двух пострадавших несли на носилках. Его медсестра помогала каким-то мужчинам. Выход был свободен. Боб прибавил шагу, толкнул стеклянную дверь и перешагнул порог. Дождь еще не утих. От глотка воздуха на мгновение прояснилось в голове. В следующую секунду тошнота вернулась. Боль тоже не заставила себя долго ждать.

Только в начале второго Боб добрался до пивной в Чепеле. Народу было немного – с полдюжины бродяг да пара типов, похвалявшихся «удачным дельцем» в Вест-Энде. Саксби спал на скамье в углу. Боб передал ему сообщение. Мальчишка побледнел, и под глазами у него проступили темные круги – путь до Эдмонтона был неблизкий.

Боб проводил бегунка взглядом, потом его вырвало, и один из завсегдатаев отвел бедолагу в угол и дал выпить бренди.

 

К задней двери магазина Фриланда подошли со стороны Бишопсгейт, прокравшись по узкому переулку, который вывел их в тесный задний дворик. Дверь, как и следовало ожидать, оказалась довольно прочной и обитой к тому же железными пластинами. Однако в нескольких ярдах правее нашлась другая, подвальная, укрепить которую никто не озаботился.

Сам дворик был захламлен мусором, старыми ящиками, коробками и служил, похоже, свалкой для всего квартала.

Патрульный скрылся из виду, и они спокойно разгрузили кэб, после чего Эмбер шепотом отдал вознице необходимые распоряжения, и все прошли во двор. Операция заняла не больше двух минут. Ивэнс остался в самом конце Бишопсгейт, выбрав для наблюдения укромный, неосвещенный уголок, представлявший собой идеальный наблюдательный пункт. По расчетам Эмбера, у них оставалось десять минут, чтобы проникнуть внутрь до очередного появления полицейского.

Потайной фонарь высвечивал лишь крохотный кружок, но этого вполне хватило, чтобы взломать простенький замок с помощью ломика. Слабое место есть всегда, размышлял Эмбер. Некоторые ставят сейфы с мощной дверцей, но забывают укрепить заднюю стенку. Другие надежно защищают главную дверь, но выпускают из виду подвальную или верхнюю. Замок поддался легко, как женщина, сопротивляющаяся только для виду, и Эмбер толкнул дверь, которая устало заскрипела ржавыми петлями. Внутри стоял запах пыли, плесени и векового запустения.

Он посветил фонарем, осматривая помещение, – глаза быстро привыкли к темноте. Как и во дворе, здесь было полно хлама: пара больших упаковочных ящиков, пирамида деревянных коробок, груда картона, облезлая вывеска (ЗОЛОЧЕНИЕ, СЕРЕБРЕНИЕ И ГРАВИРОВКА В КРАТЧАЙШИЕ СРОКИ. СРОЧНЫЙ РЕМОНТ В ИСПОЛНЕНИИ КВАЛИФИЦИРОВАННЫХ МАСТЕРОВ), часть железной оконной решетки, которую сменили стальные ставни.

– Стань у двери, – шепнул Эмбер Францу. – И слушай хорошенько.

Жестом подозвав Петера и Клауса, он стал осторожно спускаться в подвал. Похожий на золотой соверен кружок света прыгал по балкам и перекрытиям.

Подвал был длинный и узкий. Едва сделав четыре шага, Эмбер обнаружил над головой то, что искал. В данном случае четыре крепких, образующих квадрат болта, указывающих на расположение железного основания, на котором стоял сейф. Один из немцев пододвинул ящик, и Эмбер, встав на него, открыл саквояж, достал самое большое сверло, передал фонарь Петеру и приступил к работе. Сверху посыпались опилки и щепки.

Цель его заключалась в том, чтобы просверлить в четырех местах семь отверстий, расположенных под прямым углом на расстоянии в три фута друг от друга. Он просверлил две, когда услышал сигнал – на улице дважды тявкнула собака. В следующий раз Ивэнс должен был свистнуть, потом чирикнуть по-птичьи и затем тявкнуть.

Франц осторожно притворил дверь и оперся на нее плечом. Эмбер опустил сверло и замер. Петер и Клаус присели на корточки, заслонив фонарь. Находившийся снаружи Ивэнс должен был отступить в тень и укрыться за кучей мусора.

Каждое появление патрульного отнимало пять минут, если только он не заглядывал во двор, что случалось один раз за всю ночь. В этот раз полицейский прошел мимо. Выждав положенную паузу, все продолжили работу.

Деревянные доски потолка поддавались легко, сверло проходило через них, как иголка сквозь ткань. Некоторые трудности создавал укрытый линолеумом пол. За три обхода патрульного Эмбер просверлил все требуемые дырки.

Полицейский зашел во двор при четвертом обходе. Они хорошо слышали его четкие шаги по мостовой. По грязному, затянутому паутиной окошку скользнул луч света. Патрульный проверил заднюю дверь и подошел к ступенькам. Сердце у Эмбера громыхало, как паровой молот. Но спускаться страж порядка не стал, и все облегченно выдохнули, когда его шаги стихли за углом.

– Ивэнс вернулся, – прошептал Франц, и Эмбер, наклонившись к саквояжу, достал самое большое долото, чтобы прорубить дерево между просверленными отверстиями и таким образом проделать четыре узких щели.

Потом он извлек из саквояжа ножовку, затянул барашковые гайки и протянул ее толстяку Клаусу. Тяжелая работа – пропилить дерево – отводилась немцам. Им предстояло проделать в полу магазина квадратное отверстие.

На это ушло чуть больше часа – с еще четырьмя пятиминутными паузами, – но и за время Клаус и Петер успели сделать только три пропила. Четвертую сторону немцы просто оторвали. Дерево при этом издало треск, способный пробудить и мертвеца. Замкнутое пространство только усилило впечатление. Все застыли, вслушиваясь в наступившую тишину и со страхом ожидая услышать топот бегущих ног.

В потолке зияла дыра, и через нее подвал заливал яркий свет газовых ламп.

Лишь теперь Эмбер понял, что перед уходом им обязательно нужно каким-то образом закрыть дыру, а иначе патрульный, войдя еще раз во двор, обязательно обратит внимание на необычный свет в окне подвала.

– Я наверх. Погляжу, что и как, – прошептал Эмбер, подзывая на помощь Петера и Клауса.

Сработали они, как надо. Отверстие находилось непосредственно перед металлическим основанием, на котором, горделиво поблескивая, стоял сейф. Чтобы понять главное, хватило одного взгляда: как бы ни сверкала свежая белая краска, самому сейфу было лет сорок. Осторожно обойдя его, Эмбер присел на корточки перед дверцей со стороны петель и, присмотревшись, улыбнулся. Щелей между дверцей и корпусом было вполне достаточно, чтобы загнать несколько клиньев.

Он выпрямился и еще вынул из кармашка часы. Без четверти четыре. Времени предостаточно. Даже с учетом того, что еще нужно поставить на место доски, к пяти они спокойно вернутся в Эдмонтон.

Эмбер огляделся. Чистенько и аккуратно. Все прибрано. Вдоль стены – длинный рабочий стол; рядом стулья для ювелиров; инструменты разложены на деревянных полочках – четыре набора. В другой, внешней половине магазина были видны пустые стеклянные витрины. В какой-то момент Эмберу даже захотелось пройти туда, приникнуть к ставне и подать сигнал Спиру, который несомненно наблюдал за магазином из укрытия на противоположной стороне улицы.

Должно быть, он позабыл о времени, потому что снизу долетел вдруг громкий шепот Франца, предупреждавшего о приближении полицейского.

– Замрите, – прошипел в ответ Эмбер, отступая от сейфа, чтобы его не было видно через оконце с улицы. Размеренные шаги прозвучали совсем близко и отчетливо на фоне обычных ночных шорохов. Эмбер задержал дыхание и опустил голову. Рядом с его рукой, на рабочем столе лежал листок, придавленный для верности какой-то железкой. В левом верхнем углу красовалась фирменная шапка магазина Фриланда. Под ней – несколько строчек. И дата – пятница, 20 ноября 1896.

 

Экстон. Касательно нашего разговора сегодня вечером. Весьма вероятно, что я немного задержусь утром и не успею открыть сейф. Досадно, принимая во внимание срочность работы. Предлагаю не терять времени и заверить людей, что они получат солидную компенсацию за сверхурочную работу с заказом леди С. и ее светлости. От его своевременного выполнения зависит репутация фирмы.

Остаюсь ваш, и т. д.

Джон Фриланд.

 

Несколько секунд Эмбер смотрел на записку, пока не осознал полного его смысла. Шаги патрульного удалялись, а он не мог сдвинуться с места, мысленно выстраивая ход дальнейших событий. Мастера придут уже через несколько часов. В восемь или даже в половине восьмого. Чтобы все удалось, сейф нужно вскрыть сегодня. Прямо сейчас. Но как это сделать, если мимо магазина каждые пятнадцать минут проходит парень в синем? Слишком много шума, да и взломанную дверь не спрячешь. В плане был пункт, о существовании которого не догадывался Шлайфштайн. Успех операции зависел от замены патрульного одним из людей Терреманта.

И даже если им повезет здесь, главная интрига, то, ради чего затевалась игра, будет сорвана. «Черная мария», переодетые полицейскими экзекуторы, налет на убежище Шлайфштайна, финальное снятие масок – все это будет сорвано. Мориарти не достигнет поставленной цели, не сможет продемонстрировать немцу свое неоспоримое превосходство. Хуже того, Профессор обвинит в неудаче его, Эмбера. Может быть, даже решит, что здесь попахивает предательством. А если так, то итог один.

Шаги стихли, и Эмбер понял, что ему предстоит принять самое важное за всю свою жизнь решение.

 

Бегунок, Саксби, добрался до Эдмонтона в начале третьего ночи. Бен Таффнел сидел на своем обычном месте, в подворотне напротив дома Шлайфштайна, и, похоже, дремал с открытыми глазами. Когда Саксби тронул его за плечо, он встряхнулся и растерянно тряхнул головой.

– Им нельзя идти.

– Кто сказал?

– Боб Шишка. Его сбил кэб. Но им нельзя идти.

– Черт возьми, сынок, они уже ушли. Час назад.