Эффективное число партий в России, 1993 - 2008 гг.
Введение: изменения российской партийной политики
17 декабря 2007 г. в Москве состоялся очередной съезд партии "Единая Россия" (ЕР), которая двумя неделями ранее получила 64.3% голосов на выборах в Государственную Думу, обеспечив себе 315 из 450 мест в нижней палате российского парламента. Съезд выдвинул кандидатов партии на три ведущих поста в иерархии государственных должностей в стране: президента (Дмитрий Медведев), премьер-министра (Владимир Путин, на тот момент занимавший пост президента), и председателя Думы (Борис Грызлов). Помимо этого, 65 из 85 глав исполнительной власти регионов входили в возглавляемый Путиным список ЕР на думских выборах, а в состав правительства входило четыре министра, принадлежавших к этой партии. Еще один ведущий пост, председателя Совета Федерации, занимал Сергей Миронов, лидер другой прокремлевской партии, "Справедливая Россия", по списку которой баллотировался еще один министр. Это служило убедительным свидетельством повышения значимости политических партий в российской политике 2000-х годов по сравнению с периодом 1990-х годов.
Российская партийная система 1990-х годов демонстрировала несколько отличительных особенностей по сравнению с посткоммунистическими партийными системами в странах Восточной Европы. Во-первых, партийная система в России была высоко фрагментирована в силу повышенного предложения во всех сегментах российского электорального рынка. Во-вторых, крайне высокий уровень электоральной неустойчивости демонстрировал большую эластичность спроса на этом рынке со стороны избирателей. В-третьих, непартийные политики, обладавшие иными ресурсами, нежели партийная поддержка (главным образом, опиравшиеся на региональные и/или отраслевые группы интересов) играли ключевую роль в общенациональной и особенно субнациональной электоральной политике [Голосов 2006; Hale 2006]. Российская партийная система в этот период справедливо рассматривалась как неконсолидированная. В 2000-е годы тенденции в российской партийной политике оказались прямо противоположными. Партии стали единственными легитимными акторами на электоральной и на парламентской аренах национального и регионального уровней; непартийные политики более были не способны конкурировать с ними. Хаотическую конкуренцию десятков партий и блоков сменило парламентское представительство четырех партий, удерживавших места в нижней палате на протяжении двух созывов (2003 - 2007 и 2007 - 2011 гг.) и в ходе думских выборов 2007 г. получивших в совокупности 92% голосов. Наконец, чиновники исполнительной власти федерального и
ГЕЛЬМАН Владимир Яковлевич, кандидат политических наук, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге (gelman@eu.spb.ru). Статья подготовлена на основе выступления в рамках "Публичных лекций Полит.ру" (Москва, 6 марта 2008 г.).
стр. 135
регионального уровня, в 1990-е годы стоявшие вне партийной политики, к концу 2000-х годов в массовом порядке превратились в партийных лоялистов. В известной мере, динамика партийной политики в постсоветской России была подобна колебаниям маятника [Гельман 2006: 48]. После нарушения недемократического равновесия в ходе распада советской однопартийной системы маятник российской партийной политики в 1990-е годы сместился в направлении гиперфрагментации, а в 2000-е годы вновь двинулся в сторону гипофрагментации на фоне тенденции к монополии доминирующей партии. Согласно данным, приведенным в таблице, эффективное число парламентских партий в Государственной Думе после 2003 г. снизилось до 1.97 и затем до 1.92; иначе говоря, все иные партии, кроме ЕР, даже вместе взятые не обладали потенциалом для того, чтобы представлять ей значимую альтернативу. Таким образом, российская партийная политика в 2000-е годы развивалась под влиянием двух взаимосвязанных тенденций: нарастающего доминирования "партии власти" в Центре и регионах и продолжающегося упадка (если не полного вымирания) оппозиции всех направлений. В отличие от посткоммунистических партийных систем в странах Восточной Европы, Украине и Молдове, маятник российской партийной системы, проскочив точку демократического равновесия (т.е. умеренной фрагментации партийной системы), подошел к состоянию нового недемократического равновесия. Снижение партийной фрагментации повлекло за собой и упадок партийной конкуренции - необходимого (хотя, разумеется, и не достаточного) условия демократии.
Таблица
Эффективное число партий в России, 1993 - 2008 гг.
| Годы | Электоральные партии | Парламентские партии |
| 7,6 | ||
| 1994 - 1995 | 8,53 | |
| 10,7 | ||
| 1996 - 1999 | 5,7 | |
| 6,8 | ||
| 2000 - 2001 | 7,8 | |
| 2001 - 2003 | 4,71 | |
| 5,34 | ||
| 2003 - 2007 | 1,97 | |
| 2,25 | ||
| 2007 - 2011 | 1,92 |
Примечание. Эффективное число партий рассчитано как: 
, где 'v' - доля голосов (или мест)
для каждой из партий. Эффективное число электоральных партий рассчитано по итогам выборов в Государственную Думу (по пропорциональной части избирательной системы), а эффективное число парламентских партий - на основе данных о составе думских фракций и депутатских групп в соответствующий период [см. Гельман 2006: 47].
1 После создания "Единой России" четыре фракции/депутатские группы ("Единство", "Отечество - Вся Россия", "Регионы России" и "Народный депутат") рассматриваются как единая фракция.
стр. 136
После триумфальных парламентских выборов 2007 г., ЕР окончательно закрепила за собой положение доминирующей партии2. Многочисленные эксперты расценивали российские выборы как несправедливые: их одностороннее освещение в СМИ, административное давление на избирателей, и, наконец, подозрения в фальсификации итогов голосования стали рутиной в российской электоральной политике. В целом ее следует охарактеризовать как "электоральный авторитаризм" [Голосов 2008], получивший распространение во многих странах мира [Schedler 2006]. Можно говорить о том, что в то время как российский политический режим в 1990-е годы был конкурентным, но по преимуществу непартийным, в 2000-е годы он становится все более и более партийным и все менее и менее конкурентным. Хотя политологи говорят о "необходимости" политических партий для демократии [Lipset 2000], тот же самый аргумент может быть уместен и для некоторых недемократических режимов, о чем свидетельствует и российский опыт советского и постсоветского периодов.
Почему и как в России произошел этот поворот в партийной политике? Почему политические партии в целом и ЕР, в частности, стали основными инструментами правящей группы? И каковы в России перспективы авторитаризма на основе доминирующей партии? Поиску ответов на эти вопросы посвящена настоящая статья. Прежде всего, я рассмотрю варианты строительства авторитарных режимов в постсоветских странах и проанализирую стратегии и шаги российских лидеров в этом контексте. Затем, я представлю обзор динамики партийной политики в России в 2000-е годы, уделив внимание характеристикам новой партийной системы и роли политических институциональных факторов в ее становлении. Также, я проведу ряд параллелей между авторитарным режимом с доминирующей партией в Мексике эпохи PRI и сегодняшней Россией, уделив внимание сходствам и различиям этих двух случаев. В заключении будет обсуждена взаимосвязь характеристик партийной политики и динамики российского политического режима.