Адаптироваться / адаптация / адаптационный процесс 10 страница

Дети, ориентированные на ровесников, беззащитны при общении с нетактичными сверстниками

Точно так же, как ребенок, ориентированный на взрослых, становит­ся более уязвимым в отношениях с родителями и учителями, дети, ориентированные на ровесников, уязвимее в отношениях друг с дру­гом. Потеряв защиту привязанности к родителям, они становятся очень чувствительными в общении с другими детьми. Проблема со­стоит в том, что естественное общение между детьми сложно назвать осторожным, обдуманным и цивилизованным. Если ровесники за­мещают родителей, безответственное и неосмотрительное общение между детьми получает такую значимость, какой никогда не должно было бы иметь. Дети чувствительны и эмоциональны, их легко оби­деть. Сложно даже представить, как мы, взрослые, могли бы жить и добиваться чего-то, если бы мы и наши друзья оказались в условиях такого же общения, какое обычно для детей: мелкие предательства, бойкоты, оскорбления, полное отсутствие надежности. Неудиви­тельно, что дети, ориентированные на ровесников, закрываются, пы­таются стать неуязвимыми.

Литература, описывающая влияние на детей отвержения ровесни­ками, на основе масштабных исследований очень четко определяет отрицательные последствия этого, называя их «разрушительными», «деформирующими», «опустошающими», «подавляющими»¹. Коли­чество суицидов среди детей неуклонно растет, и источники указы­вают на то, что причиной все чаще становится отвержение ровесниками. Я не понаслышке знаю, как отношение ровесников покалечило жизни многих взрослых и детей. Первый же клиент в моей психологической практике уже во взрослом возрасте все еще страдал от пережитых в детстве проблем со сверстниками. По каким-то ему самому непонятным причинам, он стал козлом отпущения для нескольких обозленных ребят, которые беспрестанно издевались над ним. У него выработались такие навязчивые состояния и идеи, с которыми в нормальной жизни он уже не способен был справиться. Например, для него невыносимо было любое упоминание числа 57, потому что 1957 год был самым сложным для него годом, когда он вытерпел самые жестокие издевательства ровесников. При «заражении» этим числом он должен был проводить сложные ритуалы очищения, которые не давали ему нормально жить. Исключение из группы ровесников и издевательства разрушили жизнь многих таких «козлов отпущения» (Недавние исследования свидетельствуют о том, что распространен­ность этого явления стремительно растет за счет ориентации на ро­весников. Эти исследования мы подробнее рассмотрим в главах 10 и 11, рассказывающих об агрессии и издевательствах в среде детей).

Первопричиной этого считают отвержение ровесниками: бойко­ты, исключение из группы, насмешки и издевательство. Некоторые эксперты пришли к выводу, что одобрение ровесников абсолютно необходимо для эмоционального здоровья и благополучия ребенка, и что ничего не может быть хуже, чем нелюбовь ровесников. Счи­тается, что отвержение ровесниками - автоматический пожизнен­ный приговор к комплексу неполноценности. Многие современные родители опасаются, что у их детей не будет друзей, что ровесники не будут ценить их. Такой образ мыслей не учитывает двух осново­полагающих вопросов: «Что делает ребенка уязвимым?», «Почему уязвимость растет?»

Дети, действительно, унижают, игнорируют, подавляют, изде­ваются и высмеивают друг друга. Дети всегда это делали, стоило воспитателям отвернуться. Но уязвимость создают вовсе не слова ровесников и не их поведение, а привязанность. Современная кон­цепция значимости отвержения или признания ровесниками совер­шенно упускает из виду роль привязанности. Если ребенок привязан в первую очередь к родителям, жизненно важным для его эмоцио­нального здоровья и благополучия становится признание родите­лей, а недостаток родительской любви нанесет сокрушительный удар по его самооценке. Жестокость и даже бесчеловечность детей. вероятно, не усилились, но, как показывают исследования, травмы, которые наносят друг другу наши дети, становятся все глубже. Если в наши дни многие дети травмированы безразличием других детей, то не потому, что современные дети стали более жестокими, а пото­му, что ориентация на ровесников сделала их более чувствительны­ми к насмешкам и эмоциональным оскорблениям сверстников. Мы не смогли сохранить привязанность наших детей к нам и к другим взрослым воспитателям, и это не только разрушило их защиту, но и вложило оружие в руки их сверстников. Когда ровесники замещают родителей, дети теряют необходимую защиту от необдуманных слов и действий других. В таких обстоятельствах ребенка легко ранить. Многие дети просто не в силах перенести такую боль.

Результаты исследований однозначно показывают, что лучшей за­шитой для ребенка, даже в подростковом возрасте, является сильная привязанность к взрослому. В самом впечатляющем из таких иссле­дований в репрезентативную выборку вошли девяносто тысяч подростков из восьмидесяти американских городов. Обнаружилось, что у подростков, имевших сильную эмоциональную связь с родителя­ми, гораздо реже возникали проблемы с алкоголем или наркотиками, они реже предпринимали попытки суицида, проявляли жестокость или рано начинали половую жизнь² . Иными словами, эти подростки значительно меньше подвержены проблемам, связанным с защитой от уязвимости. Сильная привязанность к родителям ограждала их от стресса и защищала их эмоциональное здоровье и развитие. К это­му же выводу пришел и именитый американский психолог Джулиус Сегал, блестящий основоположник исследований темы способности детей к восстановлению после травм. Объединив результаты иссле­дований по всему миру, он заключил, что важнейшим фактором за­щиты детей от вредного воздействия стресса является «присутствие в их жизни харизматичного взрослого - человека, с которым они отождествляют свои интересы и у которого черпают силы»³. Как го­ворит профессор Сегал, «ничто не поможет, если нет этой неруши­мой связи между родителем и ребенком».

Ровесники не должны были стать настолько значимыми, и уж, во всяком случае, не более значимыми, чем родители, учителя и другие взрослые объекты привязанности. Насмешки и отторжение ровесниками, безусловно, ранят, но они не должны поражать в самое сердце, не должны быть настолько разрушительны. Глубокая подавленность ребёнка, исключенного из группы сверстников, свидетельствует, скорее, о серьезной проблеме привязанности, чем о проблеме отвержения ровесниками.

В ответ на усиливающуюся жестокость детей по отношению друг к другу, в школах по всему континенту поспешно вводят программы, чтобы привить молодежи социальную ответственность. Пытаясь возложить ответственность за детей на других детей, мы становимся на ложный путь. Я считаю абсурдным предполагать, что таким образом мы сможем истребить конфликты, бойкоты или оскорбления среди ровесников. Вместо этого, нам следует работать над восстановлением власти взрослых для защиты детей от них самих и друг от друга.

Ровесники высмеивают проявления уязвимости и пользуются ими

Итак, психика молодых людей, ориентированных на ровесников, подвергается сразу двум рискам, достаточным, чтобы сделать чув­ство уязвимости невыносимым и заставить их мозг включить за­щитные механизмы: потери щита привязанности к родителям и появления мощного орудия привязанности в руках беспечных и безответственных детей. Третий удар по способности глубоко и от­крыто чувствовать - и третья причина для эмоциональной изоляции ребенка, ориентированного на ровесников - заключается в том, что стоит ребенку проявить хотя бы тень уязвимости, как другие дети, уже закрывшиеся от уязвимости, набросятся на него.

Приведем пример из крайней части спектра: одной из моих глав­ных целей при работе с юными преступниками было растопить их защиту от уязвимости, чтобы они снова могли почувствовать свои раны. Если сессия была успешной, и мне удавалось провести их сквозь их собственные защитные механизмы к скрытой внутри боли, их лица и голоса смягчались, а на глазах выступали слезы. Для большинства этих детей, это были первые слезы за многие годы. А если человек редко плачет, слезы оставят яркие красные следы на его лице. В самом начале своей работы я был настолько наивен, что сразу после сессий отправлял этих детей обратно в тюремный двор. Не трудно догадаться, что там происходило. Уязвимость все ещё была написана на лицах этих детей, и это привлекало внимание дру­гих ребят. Защищенные от уязвимости подростки чувствовали необходимость атаковать. Они нападали на уязвимость, как на врага. Вскоре я научился справляться с этим и помогать своим пациентам маскировать следы уязвимости. К счастью, рядом с моим кабинетом в тюрьме была умывальная комната. Бывало, дети целый час поли­вали лицо холодной водой, чтобы смыть улики, которые могли выдать их эмоции. Даже если их защитные механизмы немного ослабевали, им все равно приходилось носить маску неуязвимости, чтобы им не причинили еще больше боли. Часть моей работы состояла в том, чтобы объяснить им разницу между маской неуязвимости, которую им нужно было носить в таком месте как колония, чтобы не стать жертвой, и внутренними механизмами защиты от уязвимости, которые мешали им чувствовать глубоко и по-настоящему.

Та же динамика, хотя, очевидно, не в таком крайнем проявлении, действует в мире, которым управляют дети, ориентированные на ро­весников. Проявления уязвимости подвергаются нападкам, только нападающие действуют не кулаками, а насмешками. Многие дети быстро учатся прикрывать любые признаки слабости, чувствитель­ности и хрупкости, а также тревогу, страх, заинтересованность, по­требность в чем-то и даже любопытство. И самое главное: они никог­да не должны признаваться в том, что насмешка попала в цель.

Карл Юнг писал, что в других людях мы чаще преследуем то, что нам не нравится в самих себе. Если уязвимость - враг, то каждый раз, обнаружив ее даже в лучшем друге, ее нужно атаковать. За про­явления тревоги могут обозвать «трусишкой» или «слизняком». Если ребенок заплачет - его поднимут на смех. Выражение инте­реса встретят закатыванием глаз, назовут сверстника чудиком или занудой. Над проявлениями нежности не устанут подтрунивать. Признаться в чем-то, что доставляет тебе боль или является очень важным, в присутствии людей, испытывающих дискомфорт от ощу­щения свой уязвимости, может быть рискованно. В компании детей, подавляющих чувствительность, любое проявление эмоциональной открытости, скорее всего, сделает ребенка мишенью. Отношения ровесников непрочны по своей сути

Есть и четвертая, более глубокая причина, заставляющая детей, ориентированных на ровесников, спасаться от повышенной чувствительности к эмоциональным травмам.

Уязвимость, порожденная ориентацией на ровесников, может быть всеобъемлющей, даже если дети не пытаются причинить вред друг другу. Такая уязвимость основана на непрочности отношений ровесников. Уязвимость связана не только с тем, что происходит, но и с тем, что могло бы произойти - с неизбежной непрочностью при­вязанности. Мы можем потерять то, что имеем, и чем ценнее то, что мы имеем, тем тяжелее возможная потеря. Мы в состоянии добиться близости в отношениях, но мы не можем зафиксировать отношения, обезопасить их, как можно привязать веревкой лодку или обеспе­чить финансовую стабильность, купив государственные облигации. Мы почти не можем контролировать отношения, не можем быть уве­рены, что завтра нас будут все так же любить и ждать.

Риск потери присутствует в любых отношениях, но родители всег­да пытаются дать своим детям то, чего дети не могут дать друг другу: связь, не зависящую от их попыток угодить, нашего чувства уверен­ности в их присутствии или от чего-то еще. Иными словами, мы даем нашим детям то, чего не хватает им в отношениях с ровесниками: безусловное принятие.

Люди интуитивно понимают, когда уязвимость становится невы­носимой. Уязвимость, обусловленная страхом потери, естественна для отношений с ровесниками. В отношениях ровесников нет той зрелости, на которую возможно было бы опереться, нет обязательств. на которые можно положиться, и нет чувства ответственности за другого человека. Ребенок остается один на один с суровой реально­стью небезопасной привязанности: «А что если мне не удастся нала­дить отношения с ровесниками? Что если ничего не получится? Что если мне не понравится то, что нравится моим друзьям, если мама меня не отпустит, или если моей подружке развлечения будут важ­нее меня?» Вот что постоянно беспокоит детей, ориентированных на ровесников. Эти мысли не покидают их, их невозможно заглушить. Дети, ориентированные на ровесников, одержимы вопросами: кто кому нравится, кто кого предпочитает, кто с кем хочет быть. Здесь нельзя допустить оплошности, нельзя, чтобы тебя уличили в пре­дательстве, несогласии, отличии или несоответствии. Потребность поддерживать отношения любой ценой разрушает истинную инди­видуальность. И все же, как бы ни старался ребенок, если ровесники заменяют родителей, чувство неуверенности может расти до тех пор, пока не станет совершенно невыносимым. Часто здесь вступают в игру потеря чувствительности и защитное эмоциональное отчужде­ние, и дети перестают казаться уязвимыми. Они замораживают чувства, из-за потребности защититься от боли потери еще до того как такая потеря действительно произойдет. Похожая динамика наблюдается и в сексуальных «любовных» отношениях у подростков постарше (подробнее в главе 12).

В «Расставании», второй части своей великой трилогии о привя­занности, Джон Боулби рассказывает, что произошло, когда десять детей воссоединились со своими мамами после того, как провели без них в интернате от двух недель до пяти месяцев. В каждом случае та­кое расставание было вызвано семейными обстоятельствами - боль­ше детей оставить было не с кем - но абсолютно не с намерением родителей бросить ребенка.

В первые дни после отъезда матерей дети были обеспокоены и повсюду их искали. Затем следовал этап внешнего смирения, даже депрессии у ребенка, которая сменялась чем-то похожим на воз­вращение к нормальному состоянию. Дети вновь начинали играть, общались с воспитателями, принимали пищу. Истинная эмоцио­нальная цена травмы потери стала очевидной только по возвраще­нии матери. Встретив маму впервые после дней или недель разлуки, каждый из десяти детей повел себя очень отстраненно. Двое словно не узнали маму. Остальные восемь отвернулись или даже отошли. Большинство из них заплакали или были готовы расплакаться; не­сколько детей то казались безучастными, то, вдруг, бросались в сле­зы. Динамику разлучения Джон Боулби назвал «отчуждением»⁴. Та­кое отчуждение имеет защитные задачи и значит лишь одно; «Твое отсутствие было для меня так болезненно, и чтобы не испытать этого снова, я закроюсь в скорлупу подавленных эмоций, перестану воспринимать любовь - а значит, и боль. Я больше никому не позволю делать мне так больно».

Боулби также отметил, что родители физически могут присутствовать, но эмоционально быть далекими от своих детей из-за стресса, беспокойства, депрессии или занятости. С точки зрения ребенка, это и не важно. Его запрограммированные реакции останутся теми же, потому что для него важно не столько физическое присутствие родителей, сколько их эмоциональная доступность. Дети, которые страдают от неуверенности в отношениях с родителями, примут в качестве модели поведения защитную отстраненность неуязвимости. Если действительная привязанность ребенка направлена на родителей, их любовь и чувство ответственности обычно помогают спасти ребенка от необходимости прибегать к таким отчаянным мерам. Ровесники не обладают таким пониманием, у них нет чувства ответственности и угрызений совести по поводу других детей. Угроза быть брошенными всегда присутствует во взаимоотношениях детей, ориентированных на ровесников, и дети автоматически реагируют на нее эмоциональ­ной отстраненностью.

Не удивительно, что «крутизна» - это главный принцип культуры ровесников, ее основное достоинство. И хотя у слова «крутой» мо­жет быть много значений, в первую очередь оно несет смысл неуяз­вимости. Если ориентированность на ровесников сильна, никаких признаков уязвимости в разговоре, походке, манере одеваться или привычках детей мы не заметим.

Прежде чем стать врачом, мой соавтор был школьным учителем. Габор вспоминает, что когда он со своими учениками-десятикласс­никами читал «О мышах и людях» Джона Стейнбека, ученики ни капли не сочувствовали двум нищим простым работягам - главным героям книги. «Они же тупые, - говорили многие из этих учеников. - поделом им». Подростки не осознали трагедию, и не выказали ни­какого уважения к мужеству людей, вытерпевших боль.

Можно обвинить телевидение, кино или рэп- музыку в том, что наши дети стали безразличны к страданиям, насилию и даже к смер­ти. И все же, фундаментальная неуязвимость происходит не из коммерциализованной культуры, сколь бы она ни потворствовала и не использовала эмоциональное ожесточение и незрелость детей. Не­уязвимость детей, ориентированных на ровесников, питается изну­три. Даже не будь кино и телевидения, которые формируют выра­жение этой неуязвимости, она все равно расцвела бы внезапно как modus operandi (образ действий), ориентированной на ровесников молодежи. Дети, ориентированные на ровесников, могут жить в лю­бой части света и принадлежать к различным субкультурам, но тема неуязвимости в молодежной культуре универсальна. Мода прихо­дит и уходит, музыка меняет форму, мы можем говорить на разных языках, но холодная отстраненность и эмоциональная закрытость проникают везде. Проницаемость этой культуры является мощным свидетельством отчаянного бегства ее членов от уязвимости.

Еще одно подтверждение невыносимой природы уязвимости, с которой сталкиваются дети, ориентированные на ровесников - употребление наркотиков для того, чтобы заглушить чувство уязвимости. Дети, ориентированные на ровесников, сделают все, лишь быизбежать чувства одиночества, страдания и боли, закрыться от обид. незащищенности, тревоги, неуверенности, неадекватности или смущения. Чем старше и чем больше ориентированы на ровесников дети, тем чаще наркотики становятся необходимой частью их жизни. Ориентация на ровесников создает жажду ко всему, что может сни­зить уязвимость. Наркотики - это эмоциональные обезболивающие. Определенным образом они помогают молодым людям избежать оцепенения, в которое их вводит их защитная эмоциональная от­страненность. С подавлением эмоций приходит скука и безразличие. Наркотики обеспечивают искусственное возбуждение для эмоцио­нально измученных детей. Они усиливают ощущения и дают ложное чувство вовлеченности, без риска настоящей открытости. На самом деле, один и тот же наркотик на разных людей может оказывать раз­ное воздействие. Например, алкоголь и марихуана могут вызывать оцепенение или, наоборот, освобождать мозг и ум от различных со­циальных запретов. Другие наркотики стимулируют - кокаин, ам­фетамины и экстази; само название последнего многое говорит о том, чего не хватает в психической жизни наших эмоционально обес­силенных молодых людей. Психологическое действие, которое оказывают наркотики, часто остается без внимания исполненных благих намерений взрослых,

которые считают, что проблема возникает извне под давлением приятелей и обычаев молодежной культуры. Дело не только в том, чтобы научить детей говорить «нет». Проблема значительно глубже. Пока мы не можем противостоять ориентации на ровесников и предотвратить ее появление у наших детей, она будет провоцировать неутолимую жажду к наркотикам. Потребность в наркотиках, подавляющих уязвимость, зарождается глубоко внутри души, пытающейся защититься. Только мы сами можем дать нашим детям уверенность в эмоциональной безопасности; тогда им не придется прятаться от своих чувств и прибегать к анестезии в виде наркотиков. Их потребность чувствовать себя живыми и радоваться может и должна возникать внутри них самих, из их собственной безграничной способности принять этот мир.

Это напоминает нам о том, что природа привязанности, по сути иерархична. Чем более необходима привязанность ребенку для того, чтобы жить, тем важнее ему быть привязанным к взрослым, которые за него отвечают. Только в этом случае ребенок сможет выдержать уязвимость, которая неотделима от эмоциональной привязанности Дети не испытывают необходимости в друзьях, им нужны родители бабушки и дедушки, взрослые, готовые принять ответственность и не отпускать их. Чем более ребенок привязан к взрослым, которые заботятся о нем, тем легче ему общаться с ровесниками, не страдая при этом от подавляющего чувства уязвимости. Чем меньшее зна­чение имеют ровесники, тем проще переносить уязвимость взаимо­отношений с ними. Именно те дети, для которых друзья не имеют первостепенного значения, могут дружить с ровесниками, не теряя при этом способности глубоко и искренне чувствовать.

Но зачем нужно, чтобы дети оставались открытыми к своей уяз­вимости? Что произойдет, если защитное отчуждение заморозит эмоции, защищая ребенка? Интуитивно все мы понимаем, что чув­ствовать - лучше, чем не чувствовать. Наши эмоции - не роскошь, а необходимая составляющая нашей природы. Они даны нам не толь­ко как дополнительная опция; они необходимы для выживания. Они ориентируют нас, интерпретируя окружающий мир, дают нам необ­ходимую информацию, без которой мы не смогли бы прожить. Они подсказывают, что опасно, а что полезно, что угрожает нашему су­ществованию, а что поможет нам развиваться. Представьте, насколь­ко сложнее нам было бы, если бы мы не могли видеть, слышать или ощущать вкус, тепло, холод или физическую боль. Выключить эмо­ции - значит потерять необходимую часть нашей системы чувств и. более того, необходимую часть нас самих. Эмоции дают смысл жизни, делают ее интересной, яркой, важной. Они помогают нам иссле­довать мир, побуждают к открытиям, дают силы развиваться. Даже на клеточном уровне, человеческие существа могут жить в режиме защиты или в режиме развития, но эти два состояния невозможны одновременно. Становясь неуязвимыми, дети больше не замечают бесчисленное количество возможностей в жизни, безграничный по­тенциал в себе самих, и мир перестает быть для них гостеприимной и благоприятной площадкой для самовыражения. Heyязвимость, насаждаемая ориентацией на ровесников, заключает детей в собственных страхов и ограничений. Неудивительно, что в наши дни многие ребята страдают от депрессии, тревожности и прочих от­клонений. Любовь, внимание и ощущение надежности, которое могут дать только взрослые, освобождают детей от необходимости становиться неуязвимыми и позволяют им вновь обрести яркость впечатлений и жизнь, которой они не получат, даже увлекшись самыми рискован­ными занятиями, экстремальными видами спорта или наркотиками. Без этого ощущения надежности и безопасности, нашим детям при­ходится жертвовать своими способностями к развитию и к достиже­нию психологической зрелости, к серьезным отношениям, к реали­зации своих глубоких и сильных потребностей в самовыражении. В конечном итоге, бегство от уязвимости - это бегство от себя. Если мы не будем близки со своими детьми, они не смогут стать самими собой.

7 Застрявшие в незрелости

 

"С меня хватит, - сказала мама Сары, расстроенная непоследовательностью и непредсказуемостью дочери. - Она ничего не доводит до конца, как бы мы ни старались ей помочь". Родителей Сары особенно беспокоила одна проблема, возникавшая снова и снова. Они прикладывали все силы, чтобы осуществить очередную мечту своей дочери, но каждый раз девочка отступалась от задуман­ного, столкнувшись с первыми трудностями. Например, родители долго откладывали деньги на обучение дочери фигурному катанию Перестроили свой распорядок дня так, чтобы успевать отвозить ее занятия, но она бросила их уже после второго урока. Сара была импульсивна, нетерпелива, легко выходила из себя. Она все время обещала вести себя хорошо, но часто не сдерживала обещания. Родители Питера также беспокоились за сына. Он был хронически нетерпелив и раздражителен, скверно вел себя с родителями и с сестрой. "Он как будто, не понимает, - сказал мне его отец, - что его слова могутиспортить настроение всей семье». Питер постоянно со всеми спорил и ни с чем не соглашался. У него не было долгосрочных планов и стремлений. Он ничем не увлекался, кроме Nintendo и компьютерных игр. Понятие «труд» для него совершенно ничего не значило, касалось ли это школьных занятий, домашней работы или домашних обязанностей. «Больше всего меня беспокоит то, сказал его отец, - что Питера вообще ничего не беспокоит». Мальчика ни сколько не смущало отсутствие перспектив и хоть каких-то значи­мых целей.

С некоторыми отличиями, Сара и Питер демонстрировали одина­ковый набор личностных черт. Оба они были импульсивны. Оба, ка­залось, понимали, как нужно себя вести, но никогда этого не делали Оба не были склонны к размышлениям, действовали необдуманно под влиянием момента. Родители обоих детей хотели знать, пора ли бить тревогу. Мой ответ родителям Сары был: «Пожалуй, нет», Саре тогда было всего четыре года, и такие характеристики соответство­вали ее возрасту. При нормальном развитии, установки и поведение Сары должны были измениться в последующие годы. А вот родите­лям Питера беспокоиться стоило. Ему исполнилось четырнадцать, и, по крайней мере, в этом отношении, его личность не развивалась с тех пор, как он был дошкольником.

И Сара, и Питер проявляли симптомы того, что я называю «синдромом дошкольника» - поведения, характерного для детей дошкольного возраста. На этом этапе развития некоторые психи­ческие функции у детей пока еще не интегрированы; отсутствие интегративного функционирования - верный признак психологи­ческой незрелости. Конечно, «право» вести себя, как дошкольники. имеют только дошкольники. У детей постарше и у взрослых отсут­ствие интеграции указывает на незрелость, несоответствующую возрасту.

Физический рост и физиологическая зрелость не дополняются психологическим и эмоциональным взрослением автоматически. В своей книге The Sibling Society Роберт Блай доказывает, что незре­лость свойственна всему нашему обществу. «Люди забывают взрослеть, все мы - рыбки в аквариуме полувзрослых людей»¹, - пишет
он. В современном мире синдром дошкольника поражает многих де­тей, давно вышедших из возраста детского сада; его можно встретить у подростков и даже у взрослых. Многие взрослые не достигли зре­лости: не научились быть независимыми, целеустремленными лич­ностями, способными удовлетворять собственные эмоциональные
потребности и уважать потребности других людей.

Есть несколько причин, по которым зрелость сегодня встречает­ся все реже, и основная из них, по нашему мнению – ориентация ровесников. Чем раньше ребенок начинает ориентироваться на ровесников, и чем значимее они для него будут, тем выше его шансы на «вечное детство».

Питер был очень сильно ориентирован на ровесников. Непонятно, что возникло раньше. То ли незрелость сделала его таким, то ли ранняя ориентация на ровесников привела к задержке развития. Перво­причиной может быть и то, и другое, но, однажды возникнув, ори­ентация на ровесников «консервирует» проблему. В любом случае, дети, ориентированные на ровесников, не могут повзрослеть.

Что значит «незрелость»

По мере того как мы взрослеем, наш мозг вырабатывает способность сочетать, одновременно испытывать различные впечатления, чув­ства, мысли, ощущения и импульсы, не путаясь в них и сохраняя способность действовать. Именно эту способность я назвал интегративным функционированием, говоря о синдроме дошкольника. До­стижение этой точки развития оказывает огромное преобразующее и воспитательное воздействие на личность и поведение. Признаки «детскости», например, импульсивность и эгоцентризм, исчезают, и начинается формирование сбалансированной личности. Научить этому мозг невозможно; способность к интеграции может развить­ся только сама, до нее нужно дорасти. У древних римлян было спе­циальное слово для этого: «tempero» («умерять, уравновешивать»). Сейчас мы используем слово «уравновешивать» в значении «регулировать», «сдерживать», но первоначально оно относилось к смешиванию различных компонентов для получения глины. И Сара, и Питер были «неуравновешенны» в своем опыте и выражении чувств, уравновешенность - неспособность вынести смешения чувств в один момент времени - признак незрелости. К примеру, Сара была очень привязана к родителям, но, как большинство детей, время от времени она расстраивалась. В такие моменты, раздражаясь, она могла сказать матери, что ненавидит ее. Подобные вспышки у Сары, на ее уровне развития, не были сбалансированы любовью к родителям, так же, как желание заниматься фигурным катанием не компенсировало разочарования от падений на льду. Отсюда и ее импульсивность. Питер, раздражаясь, начи­нал оскорблять близких и обзываться. Хотя он регулярно попадал из-за этого в неприятности, сильные негативные эмоции, которые он испытывал в такие моменты, заставляли его забыть о вероятных последствиях подобных «взрывов». И снова: он просто не был спо­собен испытывать несколько чувств одновременно. Оба ребенка в прямом смысле, теряли самообладание и равновесие, и в результате их реакции были резкими, дерзкими и острыми.

Аналогичным образом, Питер не мог усвоить идею труда, потому что эта концепция также требует смешения чувств. Часто труд ка­жется тяжелым, но, обычно, мы способны трудиться, поскольку вну­три нас сочетаются наше сопротивление и понимание важности или долгосрочной цели. Питер был слишком незрелым, чтобы стремить­ся к чему-либо, кроме удовлетворения сиюминутных потребностей, и трудился, только когда ему этого хотелось, а такое бывало нечасто. В этом смысле, он ничем не отличался от дошкольников. Ориента­ция на ровесников сделала его неспособным выносить противореча­щие друг другу мысли, чувства и цели.

 

Развитие человека по замыслу природы

 

В постоянном стремлении придумать, что делать по тому или иному поводу, мы часто забываем, что в первую очередь нужно «осмо­треться», поразмыслить, понять. В современном хаотическом мире мы пропускаем этот этап и при воспитании детей. Мы должны выяс­нить, что к чему, и понять, что может пойти не так - это необходимо, чтобы избежать ошибок или исправить их. Далее мы опишем общую схему взросления - процесса, понимать закономерности которого
важно для родителей и педагогов. Многие найдут здесь лишь под­тверждение того, что они уже знают интуитивно.