Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 8 страница
Мне кажется, я сказала все правильно, потому что Ник расслабляется и говорит:
— Наверное, ты права. Хорошо. Пойдем? — И мы уходим.
Мы идем домой и занимаемся любовью — любовью, а не просто сексом, потому что делаем это невероятно нежно и все время смотрим друг другу в глаза. Пару раз мне даже кажется, что глаза Ника наполняются слезами, и думаю: как он мог попрощаться со мной, когда нам было так хорошо?
Мы засыпаем, обнявшись. Обычно я отворачиваюсь минут через двадцать, потому что не люблю спать, так близко прижавшись к кому-то, мне нужно пространство, чтобы нормально выспаться. Но когда открываю глаза, он все еще крепко сжимает меня в объятиях; а на часах уже без десяти восемь. Я целую его, и мне кажется, что вчерашний вечер был всего лишь дурным сном.
Мы вместе спускаемся в метро и оба чувствуем, что что-то изменилось, хотя мы ни слова не говорим о прошлом вечере. Поцеловав меня на прощание, Ник спрашивает:
— У тебя все в порядке?
Я киваю.
— А у тебя? — спрашиваю я.
— Я все еще не знаю, что делать, — говорит он. — Теперь совсем не знаю. — Он обнимает меня.
И я не уверена, что мне нравится, как он это делает: слишком сильно, слишком крепко, будто в последний раз. Мы стоим так целую вечность. В конце концов я отстраняюсь и он говорит:
— Я тебе позвоню.
И я не понимаю, какого черта здесь происходит, ведь никто из нас не сказал, что все кончено. Так, может, ничего и не кончено? Но тогда почему же мне так плохо?
Глава 12
Я весь день чувствую себя отвратно. Не плачу, но такое ощущение, что вот-вот разрыдаюсь, — это похоже на обострение предменструального синдрома, когда любая мелочь способна вывести из себя и ты буквально на волоске от истерики.
Естественно, стоит мне войти в офис, первым делом я звоню Джулс. Она тихо слушает, пока я излагаю события вчерашнего вечера, и в конце концов говорит:
— Дело плохо.
— Я и сама знаю, что дело плохо! Но что происходит?
— А как ты думаешь?
— Я не думаю. Я знаю. Все кончено.
— Скорее всего ты права, пока все действительно кончено, но что-то подсказывает мне, что будет продолжение.
— Что ты имеешь в виду?
— Мне кажется, он на самом деле запутался и тебе надо предоставить ему свободу; может, я и ошибаюсь, но мне кажется, он вернется.
— Но я не хочу предоставлять ему свободу, я хочу видеть его, быть с ним, убедить его в том, что я ему подхожу.
— Не забывай, что ты сама всегда говорила, — мягко продолжает она, пытаясь смягчить боль. — Ты никогда не думала, что он — Любовь Всей Твоей Жизни, поэтому, может, это и к лучшему.
— Я знаю, — вздыхаю я. — Но, может, я ошибалась. Я знаю, все началось как невинное увлечение, но ты не можешь регулярно спать с кем-то, кто тебе нравится, и не испытывать никаких эмоций.
Джулс смеется.
— Не это ли я тебе с самого начала говорила?
— Но я-то думала, у меня получится, — хнычу я, — раньше получалось, почему же сейчас не могу?
— Потому что, когда тебе двадцать, ты смотришь на мир по-другому. Помимо всего прочего, ты можешь себе это позволить, у тебя есть время, но, как я уже говорила, после двадцати пяти тебя начинают заботить другие вещи и каждого мужчину, которого встречаешь, ты рассматриваешь как потенциального кандидата в мужья, хочешь ты этого или нет.
— Ты права, права. Я знаю, что ты права. Но мне от этого не легче.
— Знаю, дорогая. И тебе будет больно еще какое-то время, но нужно жить дальше. Что ты делаешь сегодня вечером?
— Ничего.
— Отлично. Я заеду за тобой в восемь и хочу, чтобы ты надела свои лучшие дизайнерские шмотки. Мы пойдем в «Меццо».
— У меня нет настроения, Джулс.
— Мне все равно. Мы пойдем, напьемся и будем веселиться.
— Может, в другой раз?
— Нет уж. Нечего слоняться по дому в одиночестве. Ты сама на себя не похожа. Три месяца назад ты бы прыгала от радости, будь у тебя шанс разрядиться в пух и прах и познакомиться с богатыми мужчинами.
Но мне больше не нужны богатые мужчины, думаю я. Мне нужен Ник. Однако от Джулс так легко не отделаешься, поэтому я соглашаюсь и с несчастным видом опускаю трубку. Но через две секунды телефон снова звонит.
— Либби! Это Сэл.
— Привет! Как поживаешь?
Именно с ней мне и нужно поговорить, потому что она знает Ника и лучше разберется в том, что происходит.
— Ник мне только что звонил, — говорит она. — Ты в порядке?
Дерьмо. Значит, он сказал ей, что все кончено.
— Он сказал тебе, что все кончено?
— Нет, не совсем. Он просто сказал, что запутался и не думает, что будет справедливо по отношению к тебе продолжать все это. Я не понимаю.
— Я тоже.
— Ведь он сказал, что ты ему действительно нравишься, и, если это так, почему бы ему не разобраться со своим дерьмом?
— Вот именно.
— Боже, он меня иногда просто убивает. Он уже очень много раз так делал.
— Что?
— Каждый раз, когда отношения становятся хоть капельку серьезными, у него включается режим паники и он убегает.
— То есть это уже не в первый раз?
— Либби, — мягко говорит она, — не то чтобы Ник принял обет безбрачия, но, говорю тебе, лучше с ним не связывайся. Он обаятельный парень, но полный ублюдок, если дело доходит до обязательств. Ты заслуживаешь лучшего. Как и все мы.
Не могу поверить, что я выслушиваю все это. Я не обвиняю Сэл в том, что она мне рассказывает, но кто же знал? Наверное, я никогда не переставала думать, что он может так поступать с кем угодно, но не со мной. Ник сам сказал, что у него могли бы быть серьезные отношения с несколькими женщинами, но он не захотел этого. Но кто бы мог подумать, что он страдает хронической боязнью ответственности? Или он просто бабник, раз уж на то пошло. Меня начинает тошнить.
Я не могу поверить, что это снова произошло со мной. Что меня опять бесцеремонно кинули в тот самый момент, когда я думала, что все у меня под контролем, что я держу все в руках, что мне никто не может причинить боль. Что со мной не так? Я же хороший человек, с добром отношусь к людям, животным и стараюсь всех уважать. Что же случается? Каждый раз меня бросают. Снова и снова.
— Либби? — Сэл явно беспокоится, потому что я настолько занята своими мыслями, что молчу уже целый час.
— Извини, — бормочу я, — просто с меня уже хватит, Сэл.
— Либби, это не твоя проблема, а его.
— Да, да, мне всегда так говорят.
— Я серьезно, Либби.
— Либби? — Джо кричит с ресепшн.
— Подожди секунду, — говорю я Сэл. — Что?
— Ник на линии.
— О черт. Сэл, это Ник. Мне нужно идти.
— Хорошо, и слушай внимательно: что бы ни случилось, я всегда выслушаю тебя.
Боже, освободи телефон.
— Привет, — здороваюсь я с Ником, и в моем голосе чувствуется напряжение.
— Привет. Я просто звоню проверить, все ли у тебя в порядке.
— Все в порядке. Только что звонила Сэл.
— Ничего, что я ей все рассказал?
— Да нет. Значит, все кончено?
Ник вздыхает.
— Я не знаю. Но послушай, дело не в тебе. Дело во мне. — Может, мне сходить к психологу?
— Хорошая мысль.
Может, черт возьми, мне сделать то же самое? Может, если мне обратиться к специалисту, он подскажет, почему я постоянно притягиваю к себе ублюдков. Это не значит, что Ник ублюдок, просто никто из тех, с кем я встречалась, не был доступен для меня. Они были или физически недоступны, то есть я им не нравилась, или эмоционально недоступны, как Ник.
— Я бы очень хотел, чтобы мы остались друзьями, — говорит он. — Ты очень важна для меня, Либби.
Вот, значит, как? Неужели нельзя просто сказать: «Я тебя бросаю», у него не хватает смелости на это?
— У меня есть друзья, — отвечаю я. — Спасибо.
Его голос звучит печально.
— Можно мне как-нибудь позвонить?
— Как хочешь. — Теперь моя очередь быть жесткой.
— Послушай, береги себя.
— Да. Пока. — Я кладу трубку и срываюсь — начинаю плакать.
Черт, мне все равно, что я на работе и что все смотрят на меня. Мои плечи дрожат, я не могу сдержать комок в горле и минуту спустя плачу, как ребенок. Встаю и бегу в туалет, запираюсь в кабинке и даю волю слезам.
Слышу, как открывается дверь, но не прекращаю рыдать — не в силах остановиться.
— Либби! Ты в порядке? — Это Джо.
Я пытаюсь ответить, но слова не выговариваются, получаются только всхлипывания и икота.
— Это ты из-за Ника? Впусти меня. — Она начинает ломиться в кабинку.
Я встаю и отпираю дверь, потом сажусь обратно на крышку унитаза.
— Все мужики — козлы! — в сердцах говорит Джо. — Он не стоит твоих слез. — Она ждет минутку, пока я пытаюсь немного прийти в себя, что довольно сложно, когда ты вся в соплях, а глаза потекли так, что напоминают грим Дракулы.
— Я знаю, что это я во всем виновата. — Икаю и хлюпаю после каждого слова.
— Ничего. — Она обнимает меня и гладит по спине.
Я снова начинаю рыдать.
— Все хорошо, — приговаривает она тихим голосом, — все хорошо...
Но нет, все плохо. Все плохо, потому что я привыкла, что Ник рядом, мне нравится, когда он рядом. Впервые за столько лет я наконец-то перестала быть жалкой одинокой женщиной, которая просиживала дома субботними вечерами или ходила в бар с подружками за неимением более интересного занятия.
Все плохо, потому что мне очень, очень нравилось заниматься с ним сексом. Потому что нет ничего лучше, чем просыпаться, поворачиваться и видеть, что ты не одна в своей постели.
Все плохо, потому что мне с ним весело. Мне не надо притворяться, я могла оставаться собой, когда я с ним. Я не верю в то, что у каждого человека есть вторая половина, но верю, что нужно искать кого-то, рядом с кем ты становишься лучше, кто меняет тебя. Нужно найти человека, рядом с которым тебе хочется расти и совершенствоваться. Я-то думала, Ник и есть тот самый человек.
Даже если я только сейчас это поняла.
Может, я слишком все драматизирую, делаю из мухи слона, мне просто жаль себя? Но почему бы и нет? Почему я не могу так себя чувствовать, ведь сейчас мне кажется, что мы предназначены друг для друга. И поэтому мне так плохо.
О боже, я никогда больше не проснусь рядом с ним, Я никогда больше не буду смотреть ему в глаза, когда мы занимаемся любовью, и он будет заниматься этим с кем-то еще, и, возможно, очень скоро, а я? Я останусь одна до конца своей никчемной жизни... Я снова начинаю всхлипывать.
В дверь стучат. Это Лиза, наша сотрудница, которая сидит за соседним столом. Джо открывает дверь, и я слышу, как Лиза шепчет:
— С Либби все в порядке?
— Да, — отвечает Джо, хотя это явно не так.
— Я могу помочь? — спрашивает Лиза.
Я знаю, что это значит. Она умереть готова, лишь бы узнать, что происходит и разнести по всему офису. Не сомневаюсь, они уже делают ставки, из-за кого это я рыдаю, и, наверное, думают, что меня уволили.
Я ненавижу себя за то, что разрыдалась на работе. Если ты создаешь себе репутацию сильной, независимой женщины, которая строит свою карьеру и всегда контролирует ситуацию, то все вокруг начинают нервничать, когда оказывается, что это не так. Они не знают, как реагировать.
Через полчаса, взяв себя в руки (в основном благодаря Джо, каплям для глаз «Мурин» и водостойкой туши), я возвращаюсь к столу, с высоко поднятой головой, и все вдруг замолкают и делают вид, что очень заняты.
Через несколько минут подходит Лиза и приносит чашку чая, что очень мило с ее стороны. Потом она обеспокоенно смотрит на меня большими глазами и спрашивает:
— У тебя все хорошо?
Я киваю.
— Хочешь поговорить? — спрашивает она.
Я встречаюсь глазами с Джо, и она корчит рожицу. Я едва сдерживаю улыбку, потому что прекрасно знаю, что Лиза просто с ума сходит от любопытства.
— Спасибо, Лиза. Но говорить не о чем.
— О! — Разочарование прямо-таки написано на ее лице; она заговорщицки наклоняется вперед. — Это же не из-за работы?
— Нет, — говорю я, мило улыбаясь, — на работе все в порядке.
Она видит, что больше из меня ни слова не вытянешь, поэтому уходит.
Каким-то образом мне удается работать, хотя голос срывается на середине телефонных разговоров с журналистами и приходится притворяться, что я сильно простужена и поэтому у меня заложен нос.
В конце концов я отправляюсь домой и к тому времени, как покидаю офис, действительно начинаю чувствовать себя намного лучше.
Когда приходит Джулс, я читаю. Первое, что мы делаем, налив себе по стаканчику вина, — садимся и составляем список. Да, тот самый список, который вы видели в самом начале.
И знаете, стоит взглянуть на него, и мне становится намного лучше. Да, может быть, Ник и милый и он хорошо ко мне относился, но как я только могла вообразить, что у меня будет роман с таким, как он? И от одной лишь мысли о том, что мне придется провести вечер с его гнусными друзьями в гнусном пабе, меня начинает тошнить, — боже упаси.
Джулс остается сидеть в гостиной, а я иду и одеваюсь. Пошло все к черту: сегодня я собираюсь вырядиться в пух и прах. Я вытаскиваю из шкафа прошлогоднее платье от «Джозеф» и надеваю его в паре с потрясающими туфлями «Прада», накладываю тонны макияжа, а волосы взбиваю наподобие осиного гнезда. Когда я вхожу в комнату, Джулс начинает протяжно свистеть, как волк из мультфильма, и хлопать в ладоши.
— Ура! — кричит она, подпрыгивает и обнимает меня, пританцовывая по комнате. — К нам вернулась старая Либби! Либби, которую мы все знаем и любим!
— Я что, действительно была так ужасна?
— Хуже! — смеется она. — Где твои вонючие старые кроссовки? — Она оглядывает комнату.
— Они не вонючие. А что?
— Они отправляются в помойку.
— Нет, — возражаю я в панике, потому что эти старые кроссовки напоминают мне о Нике, а я не совсем еще готова отказаться даже от воспоминаний. — Я в них буду на работу ходить. Я не хочу покамест их выбрасывать.
Она в ужасе смотрит на меня.
— Ты серьезно?
Я киваю.
— Ну как хочешь. — Она пожимает плечами. — Но ты выглядишь прекрасно, Либби, совсем как раньше.
Благослови ее бог. Она не говорит, что мои глаза, несмотря на тонны туши и умело нанесенные тени для век, похожи на крошечные щелочки.
Мы идем в «Меццо», где полно мальчиков из Сити и шикарных девушек. Через пять минут компания мужчин присылает на наш столик бутылку шампанского, и хотя они не в моем вкусе, но все же мне приятно снова окунуться в эту атмосферу. Казалось, что я ни капельки не скучаю по всему этому, но на самом деле я скучала.
— Почему у такой замечательной девушки нет кавалера? — говорит Эд.
Он мне определенно не нравится: высокий, плотный, с усами, а я терпеть не могу усы. Нет, на самом деле меня прямо-таки тошнит от усов; к тому же он какой-то слишком серьезный.
Скорее всего, у него куча денег. Конечно же, я ищу богатого мужа, но не хочу, чтобы он был скучным. Он должен с удовольствием ходить и в оперу, и на рок-концерт, а таких мужчин поискать. По правде, вполне может быть, что Джулс отхватила последний экземпляр этого вымирающего вида, но ведь надежда еще остается, не так ли?
Этот Эд выглядел бы вполне нормально без усов, но, даже если бы он побрился, все равно староват для меня. Хотя какого черта — я слегка взбиваю волосы, скромно улыбаюсь и говорю:
— Откуда вы знаете, что у меня нет кавалера?
— О, вы не одна?
Это он заинтересовался или что? Я качаю головой и внезапно чувствую невероятную тоску. Джулс замечает это и хватает меня за руку.
— Извините, мальчики, вернемся через секунду.
Мы уходим, а они недоумевают, почему женщины всегда ходят в туалет парами. Джулс спрашивает меня, в порядке ли я.
— Да. Правда. Я отлично провожу время. Не знаю. Просто я скучаю по Нику.
— А Эд?
— Что Эд?
— Может, стоит обратить на него внимание? Он явно тобой интересуется.
— Нет, — говорю я. — Совершенно не в моем вкусе. Слишком серьезный.
— Откуда ты знаешь? Иногда люди преподносят сюрпризы.
— Ну ладно. Сейчас сама увидишь. — И мы возвращаемся к компании Эда.
— Так, — говорю я ему. — Давно ты был на какой-нибудь веселой тусовке?
— «Тусовке»? — Похоже, он просто остолбенел. — Хмм, тусовка... О да! — И он начинает смеяться. — Уморительно, — повторяет он снова и снова.
Я смотрю на Джулс и выразительно поднимаю бровь.
— Ты очень забавная, Либби, — говорит он. — Я хотел бы пригласить тебя на ужин.
— О'кей, — я пожимаю плечами, — не поняла юмора; мне до лампочки, чего он хочет.
— Разреши узнать твой номер телефона?
Боже, этот парень что, на похоронах, что ли? Я роюсь в сумочке в поисках ручки, но, как обычно, сегодня я взяла свою волшебную сумку, которая проглатывает ручки, ключи и помаду. Эд берет ручку у проходящей мимо официантки и аккуратно записывает мой номер в какую-то маленькую кожаную книжечку типа бумажника, дорогущую на вид, в которой лежат маленькие листки белой бумаги.
— Я непременно позвоню тебе, — говорит он. — И мы вместе отужинаем в изысканном ресторане.
Я в буквальном смысле сдерживаю себя, чтобы опять не пожать плечами и не ляпнуть что-то вроде: «Да ради бога». Вместо этого я улыбаюсь и говорю:
— Очень мило.
Вскоре мы собираемся уходить, потому что напряжение сегодняшнего утра начинает сказываться и я чувствую себя разбитой. Эд пожимает мне руку и говорит:
— Было очень приятно познакомиться. Я позвоню, чтобы договориться об ужине.
И все. Мы забираемся в такси и едем домой.
— Не могу поверить, что ты подцепила мужика, — говорит Джулс. — В первый же вечер!
— Да ладно, Джулс, я бы не сказала, что он хорошая добыча.
— Ты что, ослепла? Он прелесть, и ты явно поразила его в самое сердце. Поужинаешь с ним?
— Не знаю.
— Ладно, по крайней мере теперь ты знаешь, что на свете есть другие мужчины и жизнь не кончена.
Я знаю, что она права, просто мне сейчас не нужны никакие другие мужчины, мне нужен Ник.
— И он, наверное, поведет тебя в шикарное место, у него явно куча денег, — продолжает Джулс.
— Откуда ты знаешь?
Она в изумлении уставилась на меня.
— Либби, я всему научилась у тебя. Не говори мне, что не заметила «ролекс».
Я качаю головой.
— Галстук от «Эрме»?
Качаю головой.
— Ключи от «порше»?
Качаю головой.
— Может быть, я и поужинаю с ним, — говорю я, потому что мне внезапно захотелось покататься на «порше». — Просто поужинаю, и все.
Джулс сидит рядом и улыбается. Я корчу ей рожу.
— Я так хорошо тебя знаю, — хохочет она, и я не могу удержаться и тоже начинаю смеяться.
Глава 13
Настроение меняется, стоит мне добраться до квартиры. Я открываю дверь, включаю свет, снимаю туфли и начинаю бродить по комнате, борясь с воспоминаниями о Нике, которые преследуют меня повсюду.
Диван, на котором я сидела, свернувшись калачиком, в самый первый вечер, когда мы вернулись от Сэл. Ванная, в которой он сидел в нелепой купальной шапочке. Кровать. О боже мой, кровать.
Я опускаюсь на пол, подтягиваю колени к груди и начинаю плакать, как ребенок.
Почему это случилось именно со мной? Почему у меня ничего не получается? Я пытаюсь вспомнить, как объяснил Ник, почему все кончилось, и ничего не понимаю. Разве можно порвать отношения с кем-то, кто нравится, действительно нравится? Он сказал, что все могло бы получиться, если бы мы встретились через несколько месяцев, — так, может быть, и сейчас получится. Может быть, я смогу заставить его передумать?
Мой мозг отказывается работать. Я должна его увидеть. Это единственное, что может мне сейчас помочь. Поговорить с ним. Заставить его понять, что у нас все получится, что мне наплевать на то, что у него нет работы, денег, потому что вдруг мне действительно стало наплевать. Все, что сейчас для меня имеет значение, — быть с ним рядом, все уладить, и единственный способ сделать это — поехать к нему.
Я забираюсь в машину, полная решимости спасти наши отношения. Сосредоточиваюсь на лондонском движении и наконец подъезжаю к дому Ника в Хайгейте.
Какое-то время сижу в машине, и внезапно меня охватывает сомнение: а стоит ли звонить в дверь? Стоит ли вообще с ним встречаться? Но поздно идти на попятную. Я не верю, что у нас все кончено, и не поверю в это, пока не поговорю с ним лицом к лицу, а если он поймет, какую боль причиняет мне, то передумает. Обязательно передумает.
Ник долго не открывает дверь. В какой-то момент я готова повернуться и уйти, мне становится плохо от того, что я делаю, обдумываю все заново, но только разворачиваюсь, как слышу тихий звук шагов вниз по лестнице.
Он появляется на пороге и явно пребывает в шоке оттого, что я здесь. Волосы спутаны, а полусонные глаза смотрят ошалело.
Я пытаюсь подобрать слова, которые заставили бы его вернуться, но ничего не выходит и остается только моргать, чтобы прогнать слезу, которая появляется в уголке правого глаза.
— Либби, — шепчет он и обнимает меня.
Я больше не могу сдерживаться — срываюсь, начинаю рыдать изо всех сил, а он стоит и обнимает меня, нежно поглаживая по спине. Я знаю, что все бесполезно, что я выгляжу как полная дура, что он уже не передумает.
— Пойдем лучше наверх, — наконец говорит он, мягко отстраняясь от меня, и ведет меня за руку вверх по лестнице, пока я пытаюсь вытереть лицо.
Мы какое-то время сидим в тишине, я в кресле, а Ник на футоне, и мне хочется только залезть на футон и обнять его, чтобы все вдруг стало хорошо, повернуть часы вспять и вернуть вчерашний вечер. Не верится, что все изменилось так быстро. Мне уже нельзя приближаться к нему, потому что между нами все кончено, и стоит подумать об этом, как слезы снова начинают катиться по щекам.
— Боже, Либби! — шепчет Ник. — Мне так жаль. Я не хотел причинить тебе боль.
— Я не понимаю! — взрываюсь я. — Ты сказал, что, если бы мы встретились через несколько месяцев, все было бы в порядке, так почему же сейчас нельзя?
Ник молчит.
— Мне наплевать на деньги, — хлюпаю я и повышаю голос, будто он лучше поймет меня, если хорошенько крикнуть. — Мне все равно, что у тебя нет работы. Нам так хорошо вместе, Ник, почему ты так со мной поступаешь? Почему мы не можем дальше встречаться?
— Потому что мы не должны были эмоционально привязываться друг к другу, — мягко говорит он. — Я никогда не хотел причинять тебе боль, и мне невыносимо сейчас смотреть на тебя.
— Так почему же ты делаешь мне так больно? — Я смотрю на него, и мне все равно, что слезы уже катятся по лицу ручьями.
— Либби, — говорит он, подходит и садится на корточки, так что его лицо оказывается на одном уровне с моим. — Я сказал тебе с самого начала, что не готов к серьезным отношениям. Я знал, что ты привязываешься ко мне, но пытался не замечать этого, потому что понимал, что не могу дать тебе то, что ты хочешь. Я просто не готов. Мне очень жаль.
— Хорошо, — всхлипываю я, слегка приходя в себя. — Ты не можешь дать мне то, что я хочу. И что? Теперь я это понимаю. Но давай все равно продолжать встречаться. Ты не можешь сделать мне больнее, чем сейчас, теперь я точно знаю, на что мне рассчитывать. Нам же так хорошо вместе, мы так хорошо ладим!
Я пытаюсь сблизиться с ним, вовлечь его в разговор, но, кажется, чем больше говорю, тем больше он отдаляется от меня.
— Нет, Либби. — Он печально качает головой. — Я хочу видеть тебя, но не могу снова заставлять тебя страдать, а это случится, потому что я не готов впустить кого-то в свою жизнь прямо сейчас. И пусть ты говоришь, что это не имеет значения, я знаю, что именно этого ты хочешь. Но ничего не получится. Поверь мне, — он нежно прикасается к моей щеке. — Если бы я решил связать с кем-то свою жизнь, это была бы ты, но я просто не готов.
Слезы высыхают, и я понимаю, что мне его не убедить. Он уже решил. Теперь нет сомнений, это конец. Я встаю и иду к двери, пытаясь сохранить остатки уважения к себе, хотя теперь уже слишком поздно.
— Я тебе позвоню, — обещает Ник, провожая меня вниз по лестнице.
Я направляюсь к парадной двери, и мне кажется, что это ужасный, кошмарный сон.
— Что ты на этот раз натворила?
Моя мать, как обычно, во всем винит меня. Она никогда и не подумала бы, что это мужчины виноваты, — нет, нет! Это я их отталкиваю. Я готова вскочить и заорать на нее.
— Ты была слишком настойчива? — говорит она.
Больше всего на свете я жалею, что вообще что-то ей сказала. Я и не собиралась ничего говорить, правда не собиралась, но у моей матери есть это особое шестое чувство и она сразу поняла: что-то неладно. И прежде чем я успела сообразить, у меня уже само вырвалось: да, с Ником все кончено. Слава богу, ту часть истории, где я появляюсь у него в квартире, догадалась опустить. Это мне самой бы хотелось забыть.
Конечно, я жалею о том, что сделала. Жалею, потому что позволила ему увидеть себя абсолютно незащищенной. Выложила все карты на стол, а он смахнул их одним движением руки. В течение нескольких дней после того, как это произошло, я старалась ни о чем не вспоминать, потому что единственное, что вызывают такие воспоминания, — чувство стыда. Мне ужасно, глубоко стыдно.
— Нет, — злобно отвечаю я, — я не была слишком настойчива. Просто он не хотел серьезных отношений.
— Что это значит — не хотел серьезных отношений? А когда это, скажи мне, мужчины хотели серьезных отношений? — Она заходится смехом от своей шутки.
А я смотрю на нее и думаю: когда это моя мать стала таким экспертом в любовных делах? У нее же никогда никого не было, кроме папы. Да и кто еще станет ее терпеть!
— Ты же знаешь, что нельзя быть слишком доступной, Либби. Нельзя прыгать в постель на первом же свидании и появляться по первому же их зову.
Откуда она узнала?
— Ох уж эти женщины девяностых, — она качает головой. — Вы думаете, что у всех теперь равные права, но в сердечных делах все по-другому. Мужчины не меняются: им нравится преследовать добычу, а если ты преподносишь себя на тарелочке, они теряют интерес. Очень просто.
— Ничего подобного, мам, — возражаю я сквозь зубы. — Ты ничего не понимаешь.
— Знаю, знаю, ты думаешь, что я всего лишь твоя мама, но, между прочим, я смотрю шоу Опры, и Ванессы, и Рики, и все вы, современные девушки, делаете одну и ту же ошибку, и ответ ясен как божий день. Нужно быть недоступной, это решение всех проблем.
— Мам, да ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Думаешь, пару раз посмотрела дневные ток-шоу и стала экспертом в отношениях между мужчиной и женщиной?
— Думай что хочешь, — твердо говорит она, — и вообще, я себя экспертом не считаю, а просто говорю, что ты сделала неправильно.
Ну все. С меня хватит. Опять то же самое.
— Почему всегда я что-то делаю неправильно? — Я почти кричу. — Тебе никогда не приходило в голову, что, возможно, проблемы у мужчин? Да нет, какая же я глупая, конечно же, я во всем виновата. Я всегда вляпываюсь в дерьмо.
— Не ругайся, — говорит она. — Но ты никогда не задумывалась, почему тебе уже двадцать семь, а ты еще не замужем?
— Ради бога, «уже двадцать семь»! Мне же не сорок, в самом деле, у меня еще куча времени.
Моя мать печально качает головой.
— Нет, Либби, у тебя не осталось времени, если ты планируешь выйти замуж и иметь детей, и, по-моему, тебе пора остановиться и хорошенько подумать, что ты делаешь не так и как ведешь себя со своими приятелями.
— Ты просто поражаешь меня. — Я не могу поверить своим ушам. — Большинство женщин моего возраста умереть готовы, чтобы жить как я. У меня квартира, потрясающая работа, машина и твердый доход. У меня насыщенная светская жизнь, куча друзей, и я каждый день встречаюсь со знаменитостями.
— Хорошо, — соглашается мать. — Хорошо. Но что-то никто из этих знаменитостей пока не сделал тебе предложения.
— Неужели ты не понимаешь, что в наше время не так уж важно, есть ли у тебя мужчина? Мне гораздо больше нравится быть... одиночкой.
— Кем?
— Я вполне счастлива сама по себе, не имея никаких обязательств.
— Либби, дорогая, — в ее голосе звучит материнская забота, — мы обе знаем, что это неправда.
Боже, ну почему за ней всегда остается последнее слово? И более того, она права. Мне действительно не нравится быть одинокой. Но даже если это и так, я ни за что ей в этом не признаюсь.
— Мам, мне пора, — говорю я и направляюсь к выходу.
— О, ты не можешь уйти, — говорит она. — Ты же только что пришла. И я беспокоюсь о тебе. Либби, по-моему, ты потолстела.
Господи Иисусе. Вот уж кто знает, как затронуть самое больное место. Ну и что, что я немного поправилась, я же на бегемота не похожа. Конечно, мне следует похудеть килограмма на четыре, и она верно заметила; те несколько дней после происшествия в квартире у Ника я ела все подряд, как свинья. Но сегодня утром твердо решила покончить с этим. Раз и навсегда.
— Я не потолстела, — говорю я, хотя сама знаю, что набрала два килограмма — сегодня взвешивалась.
— Ладно, ладно, — вздыхает она. — Я просто не хочу, чтобы ты стала толстой, это для твоего же блага.
— Послушай, я ухожу.
— Подожди. — Она встает. — Знаешь, у меня есть твои любимые карамельные пирожные, покушаешь?
— Ты же говоришь, что я толстая!
— От одного пирожного ничего не будет. — И она начинает суетиться.