Ведение военных действий при помощи неадекватного вооружения 7 страница

Следующий участок немецкого фронта занимала 78-я резервная дивизия. Она не попала под такой прямой натиск танков, как другие, но ее северный фланг становился угрожающе уязвим, и она тоже вынуждена была отойти, потеряв при отходе несколько своих батарей.

Группа Винклера получила значительные подкрепления в виде 51-й резервной дивизии, которая уже в 7.20 получила приказ двинуться походным порядком к северо-западу из района Бевара. Вскоре после этого, в 11.00, первые подразделения дошли до Армантьер-сюр-Урк, что юго-восточнее Уши-ле-Шато, в 11 километрах от установившейся на тот момент линии фронта. И точно так же, как произошло севернее, обороняющиеся в течение нескольких часов успешно подтянули мощные резервы, что именно и показывает, как мало времени имелось у атакующих сил для достижения подлинного прорыва, даже после того, как его удалось начать с полнейшей [159]неожиданностью. И это было еще тогда, в далеком 1918 году, когда немцам приходилось подтягивать большую часть резервов пешим ходом! 18 июля единственным немецким соединением, обеспеченным грузовиками, была 10-я егерская дивизия, которую транспортировали из Бевара в Наптей-су-Мюре, Мюре-э-Круте и Друази и тем же вечером бросили в бой. Сейчас, имея моторизованные и аэромобильные резервы, мы должны придавать еще большее значение повышению темпа атаки.

Остается только упомянуть корпусную группу Шёлера, которая была развернута между Сен-Женгульфом и Марной под Шато-Тьерри. Наступление задело только самый правый ее край, где она потеряла населенный пункт Курша.

К вечеру 18 июля французы успешно вклинились на участке около сорока километров, то есть по всей ширине фронта атаки. Многие немецкие дивизии были на грани дезорганизации, а другие жестоко потрепаны.

Как получилось, что это вклинение не переросло в настоящий прорыв? Объяснить это необходимо для использования этого опыта в будущем и, следовательно, для организации бронетанковых войск. Среди прочего наш анализ должен коснуться следующих вопросов:

а) как войска, и особенно танки, были введены в атаку;

б) насколько тактика танкового сражения соответствовала ситуации;

в) какова была структура резервов и как они использовались.

Мы будем рассматривать эти пункты по очереди.

А. Французское высшее командование справедливо рассудило, что немецкие силы в Марнском [160] выступе, пусть и более многочисленные, плохо расположены, не в последнюю очередь за счет уязвимости основных линий коммуникации, проходящих через Суассон. По этой причине главный удар намечалось нанести с запада из леса под Виллер-Котре, и эта задача была возложена на 10-ю армию. Затем высшее командование решило отступить от своей прежней практики и построить внезапное наступление по образцу Камбре, применяя танки en masse. Определившись с направлением удара со стороны Виллер-Котре, французы должны были затем сосредоточить всю имеющуюся в их распоряжении наступательную мощь, под которой мы понимаем в первую очередь их танки и авиацию, на упомянутой оси наступления. Более того, 5-я, 9-я и 6-я армии должны были действовать без танков, чтобы усилить бронетанковые части 10-й. Нехватка пространства не составляла проблемы — не такое уж огромное число танков было у французов, чтобы 10-я армия не смогла найти для них места, особенно если бы французы сосредоточили только такое количество вооружений обычного типа, какое было необходимо для эффективной атаки в обстоятельствах позиционной войны. К тому же уровень сложности местности как к северу, так и к югу от Урка был одинаков, и особой причины делить танки между двумя армиями не было. Имеет смысл проанализировать, как могли быть использованы танки, если все части были бы переданы 10-й армии, другими словами, введены в бой севернее Урка. Здесь мы должны обратить особое внимание на глубоко прорезанные ущелья, которые располагаются к югу от Эны, а именно Пернан, Саконен-э-Брей и долина Криз с ее ответвлениями. Большую часть танков следовало [161] пустить южнее первых двух узких ущелий, в генеральном направлении на Гран-Розой и Артене.

Б. Из опыта своих прежних танковых акций французы сделали вывод, что только при условии теснейшего взаимодействия с пехотой атака бронетехники может дать реальное преимущество, способствуя успеху сражения в целом. Соответственно танки были приданы каждой пехотной цепи, и только 3 отряда самых современных и самых быстроходных танков придерживались в качестве армейского резерва. Точно так же, согласно образу мышления французов, можно было предпринять успешную атаку без предварительного артобстрела, но не без текущей артиллерийской поддержки, которую мог обеспечить только ползущий огневой вал. Когда стена огня достигала своего предела дальности, нужно было сделать только одно — переместить батареи вперед. Но на перемещение большой массы артиллерии требовалось несколько часов, особенно в пору, когда орудия тащили лошади, а пока это происходило, атакующие силы — пехота и танки — должны были останавливаться и ждать именно тогда, когда они только разогнались. Это случалось, как правило, на открытой местности, где люди и машины оказывались на виду у обороняющихся и попадали под огонь противника, который все усиливался и приводил к большим жертвам. И в результате атакующие добивались внезапности только для того, чтобы затем растратить ее впустую. Имеются также свидетельства, что ползущий огневой вал применялся механически, поскольку он обошел некоторые легко распознаваемые центры сопротивления и опорные пункты, при размещении которых использовались сложности рельефа. Танки не могли с ними справиться, и в результате атакующая [162] пехота подставлялась под огонь с флангов Подобные случаи повторялись всякий раз, когда танковую атаку привязывали к незащищенной пехоте и артиллерии на конной тяге.

Практика подчинения танков каждой линии пехоты сводила на нет также и любую попытку первого эшелона бронетехники развить успех быстро и энергично. Старшие офицеры танковых сил были сняты с места действия и низведены до роли «консультантов» при штабах, где на них была возложена неблагодарная задача. Во время сражения они становились непопулярны — очевидно, потому, что нарушали плавный ход оперативной мысли своими тактическими требованиями и техническими возражениями. Впоследствии они спрашивали себя, где же они допустили ошибку, и погружались в унылое занятие: принимались восстанавливать остатки своего некогда гордого воинства.

В. Резервы 10-й армии, имеющие самое непосредственное отношение к событиям 18 июля, составляли:

4 пехотные дивизии, из которых 2 находились в тылу XX корпуса и 2 — в тылу XXX корпуса;

3 кавалерийские дивизии, из которых 2 (в Тельфонтене) располагались позади XX корпуса и 2 (в Вомуазе) — позади XXX корпуса;

3 батальона моторизованной пехоты в Мортфонтене в тылу XXX корпуса;

3 батальона моторизованной пехоты в Вивьере в тылу XXX корпуса;

3 танковых отряда между Флери и Пюизо в тылу XXX корпуса.

В соответствии с нормами времени французское командование полагало, что должно обеспечить отличное снабжение мобильных и быстроходных резервов. Это было правильно. И тем не [164] менее, похоже, что организация и развертывание резервов вызывали определенные разногласия, как мы сейчас увидим.

Уже в 8.15 командующий армией распорядился подтянуть все дивизии кавалерийского корпуса. Войсковые соединения, как и следовало, отправились в путь, но по дорогам, забитым другими частями, они продвигались очень медленно, и в результате абсолютно на всех подходах образовалась пробка. В 15.00 4-я кавалерийская дивизия добралась до Домьера и Сен-Пьер-Эгль, а 6-я кавалерийская дивизия оказалась к западу от фермы Верт-Фей. И только теперь пехота, погруженная на грузовики, выехала из своих районов сосредоточения в Мортфонтене и Вивьере, расположенных всего лишь в 7 или 8 километрах позади прежней линии фронта французов. Вскоре стало очевидно, что о том, чтобы продвинуться хоть сколько-нибудь дальше верхом на лошадях, и речи быть не может, и французы должны были довольствоваться отправкой нескольких стрелковых отрядов к Вьерзи и в южный район, чтобы присоединить их к пехоте, которая уже вела там бои. О грузовиках с пехотой или 2-й кавалерийской дивизии больше ничего не сообщалось; похоже, они попросту были блокированы на дорогах.

Вернемся к трем отдельным танковым отрядам, которые, как уже упоминалось, состояли из самых современных и быстроходных машин. Сразу после 10.00 они получили приказ направить 2 отряда по пятам XX корпуса, а третий вслед за XXX корпусом, однако с оговоркой, что они будут введены в бой только после того, как первая атакующая линия не сможет сделать дальше ни шагу. В 20.00 первый отряд оказал поддержку в бою 2-й американской дивизии, [165] продвинувшись от Вокастля до рубежа Артен — То, и танки смогли провести за собой пехоту на 3 или 4 километра вперед. В противоположность этому из второго отряда только одна рота вступила в сражение под Лешель; результаты неизвестны. Остальные танки вообще не участвовали в боях.

А ведь вполне можно было объединить все три отряда Chars legers, приданных 501-му полку, в одну часть под командованием командира полка, и одновременно бросить их в атаку по осевому направлению, где продвижение давало бы наилучший результат, то есть на Артене. Нужно было без малейшей задержки отдать соответствующие приказы и как можно меньше подвергать ограничениям командование полка, а также командование низших звеньев, чтобы поощрить проявления инициативы. А при том, как происходили события, даже самое решительное руководство было бы парализовано привязкой атаки к продвижению ползущего огневого вала, а также к скорости, с которой батареи могли менять свои позиции.

Следовательно, танковые резервы необходимо держать непосредственно за передовыми рубежами, а моторизованную пехоту и саперов — непосредственно позади танковых резервов, а в идеале — под их командованием. Мобильная пехота и саперы, в свою очередь, должны продвигаться вслед за танками настолько далеко вперед, насколько позволит огонь противника. Возможно, им удалось бы продвинуться достаточно быстро, поскольку они сохранили свежие силы, в отличие от пехоты передовой, которая была уже измотана боями в течение утра.

О вступлении в дело кавалерии может идти речь только после того, как прорыв успешно завершен, [166]когда перед войсками лежит открытая местность, где нет ни заграждений из колючей проволоки, ни окопов, и прежде всего нет пулеметов, могущих ограничить быстроту и мобильность конных войск.

18 июля из пехотных резервов были взяты 3 дивизии, а на их место отведены единственная дивизия с передовой и кавалерийский корпус. Был отдан приказ к 19-му числу привезти 7 свежих дивизий — большей частью на грузовиках. В целом за первый день наступления французы захватили 12 тысяч пленных и 250 орудий.

События 18 июля стоит рассмотреть в перспективе, поскольку здесь впервые французы объединили массированное применение танков и внезапность.

Немцы потерпели крупное поражение и немедленно занялись подробным исследованием причин. Они согласились в одном: французы добились полной внезапности, застав врасплох не только немецкие войска, но и в значительной мере высшее командование. После того как французская атака 15 июля южнее Суассона не осуществилась, немцы, возможно, склонны были поверить, что их собственное наступление на Эперне связало противника. Это был просчет. Но этот просчет не вызвал бы дальнейших последствий — возможно, французы и в самом деле вообще не пытались бы внезапно атаковать, не будь в их распоряжении могущественного нового оружия — танков. Сражение под Суассоном было первой битвой, в которой танки были применены более или менее в достаточном количестве и с оперативными, а не просто локальными целями. Если в сражении под Камбре участвовало 400 танков, то нынче под Суассоном французы ввели в бой целых 500. Ширина фронта наступления была, правда, меньше, [168] чем под Камбре, и удар, следовательно, не был более тяжелым; но танк — это воплощенная мощь наступления, и если он, как это было в обоих случаях, появляется на сцене внезапно, то обороняющиеся платят ему тяжкую дань кровью и упадком боевого духа.

Возвращаясь к более ранней теме, мы должны с горечью констатировать, что спустя восемь месяцев после Камбре немецкая пехота и артиллерия все еще не имели противотанковых средств; возможно, еще более унизительным оказалось то, что за это время не было разработано никакой мало-мальски пригодной тактики для отражения этой новой угрозы. И еще долгое время немцы продолжали платить дорогую цену кровью, прежде чем определили коренную причину своих поражений и осознали необходимость эффективной защиты от нового оружия, которое появилось в арсенале наступающих. К несчастью, немцы пришли к этой мысли слишком поздно для того, чтоб она хоть как-то повлияла на ход войны, и забыли ее опять, находясь под гнетом ограничений версальского диктата. 18 июля под Суассоном пехота так и не сумела собраться и отреагировать на атаку бронетанковых сил, и только во второй половине дня артиллерия начала давать отпор танкам с новых и более разумно выбранных позиций. Этот эпизод (а он был далеко не последним) должен был вдребезги разбить воображаемый мир тех, кто с пренебрежением отнесся к внезапной атаке танков как к оружию «одноразового употребления».

Кое-кто утверждал, что немецкая оборона потерпела поражение из-за того, что численность пехоты на линии фронта была невелика и бойцы были психологически измотаны. Однако — если вспомнить о том, как именно проходила атака противника, — более мощные боевые силы, [169] возможно, и сумели бы предотвратить катастрофу, но, по всей вероятности, за счет возросших потерь. Вне всякого сомнения, из-за инфлюэнцы и недостаточного питания люди были в плохой физической форме, но в нашей короткой повести раскрываются эпизоды героической стойкости и решительной инициативы, опровергающие любые измышления о деморализации войск. Наше восхищение только возрастет, если мы подробно исследуем боевые летописи отдельных дивизий и полков.

Тщательный анализ битвы 18 июля выявляет три основные важнейшие причины поражения немцев:

а) внезапность, успешно достигнутая французами;

б) ударная мощь французских танков, сделавшая эту внезапность возможной;

в) тот факт, что немецкая артиллерия, а в еще большей степени немецкая пехота не имели ни эффективных боевых средств, ни опыта сражения с танками.

В течение последующих дней поражение немцев приобрело еще большие размеры, выйдя за пределы тактического уровня и расширившись до оперативных масштабов. Причина была в том, что энергичное наступление французов на Суассон представило страшную угрозу для коммуникаций немецкой армии в Марнском выступе, вынудив германское командование освободить только что занятые территории на южном берегу Марны и оттянуть линию фронта за реку Вель. Десять немецких дивизий расформировали по причине того, что много было убитых, раненых и взятых в плен, и высшему командованию пришлось отказаться от намеченного во Фландрии наступления «Хаген». По всему Западному [170] фронту немцы перешли к обороне, и инициатива оказалась в руках противника.

Что же касается перспектив французской стороны, тут мы должны задать вопрос: почему наступающие не прорвали фронт в первый же день и сразу же не отсекли Марнский выступ? Мы уже заметили, что французы могли собрать все наличные танковые части в решающем секторе наступления, а именно на участке фронта 10-й армии — мера, которая дала бы этой армии возможность нанести куда более мощный удар по основной оси на плато южнее Суассона. Но чтобы ускорить темп атаки в целом и чтобы французы могли более эффективно развить свой успех, требовалось нечто большее. Проблема была в том, что скорость атаки бронетанковых сил жестко определялась передвижением других родов войск: пехоты, которая продвигалась вперед медленно, оказываясь под огнем пулеметов, спрятанных в укрытиях, и французской артиллерии с ее методически ползущим огневым валом и сменой позиций — операция, при гужевом транспорте требующая нескольких часов. Тем временем танки должны были ждать, находясь в пределах досягаемости постоянно усиливающегося огня обороняющихся. Пока сохранялось такое положение вещей, французы могли успешно вклиниваться в оборону, но не могли совершить полноценного прорыва, а в то же время обороняющиеся всегда имели возможность закрепиться на новой позиции. Это означало, что французы должны были всякий раз начинать атаку заново, причем не готовясь к ней заранее, и элемент внезапности исчезал совершенно. А при том, как обстояли дела в 1918 году, у танковой поддержки не было и шансов на будущее, поскольку танковые части были измотаны в первый [171] же день сражения. Еще одним следствием такой тесной связи танков и пехотных частей было то, что только часть машин вообще попала в бой; в случае с 10-й армией это касается 223 танков из 343 имеющихся в наличии; 120 машин были прикреплены к самым задним пехотным цепям и резервам и оставались в полнейшем бездействии. Несомненно, французы достигли в сражении 18 июля тактических успехов, но они далеко не использовали весь потенциал нового оружия, слагаемыми которого являются скорость, защитная броня и огневая мощь.

Последующие атаки французов не представляли собой ничего особенно нового. Несмотря на потерю 102 танков, к 19 июля 10-я армия имела 241 танк, но в бою участвовало только 105 машин. 20 июля были введены в бой 32 танка, 21 июля — 100 и 23-го — 82. За период между 18 и 20 июля 10-я армия потеряла общим числом 248 танков, и по крайней мере 112 из них от артиллерийского огня. «Независимо от ее дальнобойности, артиллерия оказалась основным противником танков. Успех в бою существенно зависел от защиты против вражеских орудий» (Dutil. Les Chars d'assaut. Paris, 1919).

Давайте теперь подведем итог событиям августа 1918 года. В начале месяца французские бронетанковые части состояли из 10 батальонов Chars legers и 8 группировок средних танков («шнейдер» и «сен-шамон»).

Немцы, отразив попытку прорыва французов, оттянули участок линии фронта за реку Вель. До того как прибыли туда, они понесли тяжелые потери, храбро сражаясь в арьергардных боях.

Германское высшее командование надеялось, что вражеский альянс исчерпал свою наступательную мощь и что жестоко потрепанным немецким [172] дивизиям будет дарована в ближайшем будущем хотя бы небольшая передышка. Из исторических источников неясно, извлекли ли немцы соответствующие уроки из битвы при Суассоне и распространили ли их, следуя своему обыкновению, без промедления и на другие участки фронта. Точно так же, как и раньше, заградительный огонь подразделялся на «огонь с дальней дистанции», «огонь с ближней дистанции» и «огонь на уничтожение» по установленному или предполагаемому участку сосредоточения сил противника. Но, как уже продемонстрировала битва под Камбре и совсем недавно под Суассоном, такой заградительный огонь оказался совершенно бесполезен против внезапной танковой атаки. Эти два сражения, а также успешная оборонительная битва на Эне показали, что реально уничтожить танки мог только прицельный огонь батарей с открытых позиций — прямой наводкой из тяжелых орудий по ясно видимой цели, выбранной индивидуально. И все-таки в начале августа ни способ размещения орудий, ни метод ведения стрельбы еще не изменились коренным образом.

То же самое происходило во 2-й армии, которая удерживала самый западный участок немецкого фронта под Амьеном. В августе 1918 года все дивизии передовой, несмотря на их ослабленную боевую мощь, были уплотнены в единое, глубоко эшелонированное формирование. Опорные пункты отсутствовали практически полностью, и артиллерия была размещена там, где для противотанковой обороны она была бесполезна. В результате танки противника смогли провести атаку, не столкнувшись со сколько-нибудь серьезными препятствиями в виде оборонительных позиций, искусственных или естественных заграждений или артиллерийского огня. [173]

Мы не должны пи в коей мере упрекать немецкую пехоту за то, что она не укрепила свои позиции после крупномасштабного весеннего наcтупления, завершившегося 24 апреля. С одной стороны, дело было в том, что немцы цеплялись зa надежду рано или поздно возобновить наступление, с другой стороны, это было результатом истощения и недостаточной численности большинства передовых частей 2-й армии. Однако первой и главнейшей причиной был нескончаемый ураган снарядов, который превращал рытье окопов в дело чрезвычайно трудное, требующее больших жертв и разрушал большую часть работы, как только она заканчивалась. Вдобавок обширные участки фронта были потеряны в бесконечных сражениях, так что противник на самом деле еще и получал выгоду от всех стараний, которые немцы вкладывали в строительство опорных пунктов. Виллер-Бретонне и Амель тому примеры.

24 апреля 1918 года Виллер-Бретонне оказался сценой действия первого в мире сражения танков против танков, и к нему мы в данном контексте еще вернемся. Здесь мы только заметим, что появление немецких танков на поле боя дало немедленный эффект, ускорив отправку еще большего количества английских танков во Францию. Англичане исходили из принципа, что даже самые лучшие танки в мире не способны противостоять другим танкам и что единственный способ отразить атаку бронетанковых войск — это самим иметь превосходящее количество танков.

Каждую неделю к англичанам поступало 60 новых танков, и английское наступление на Амель 2 июля предоставило немцам возможность оценить эксплуатационные качества машин противника на данном этапе войны. Речь идет о танках «Маrк V», [174] и по специальной просьбе генерала Эллеса они получили свое боевое крещение в наступлении с ограниченной задачей, а именно при взятии Амеля австралийцами.

Пехотные части, готовящиеся к наступлению, и экипажи новых танков успели познакомиться в процессе совместной подготовки и доверяли друг другу. Полковник Фуллер тщательно разработал тактические детали. Предварительной артподготовки не было, и в 4.10 3 бригады австралийцев пошли в атаку при поддержке 60 танков и под прикрытием ползущего огневого вала из дымовых и фугасных снарядов. Стартовый рубеж танков находился в тысяче метров позади головной пехотной цепи, но машины быстро догнали пеших солдат и устремились к своим целям. Используя преимущество внезапности, атака пробила немецкие линии обороны по всей четырехкилометровой ширине фронта наступления, в результате чего была уничтожена большая часть защитников, 200 пулеметов и захвачено 1500 пленных. Австралийцы потеряли 672 человека, и было ранено 16 человек из числа танковых экипажей; 6 танков получили легкие повреждения. Всего через полчаса после того, как цель была достигнута, 4 танка поддержки, нагруженные 25 тоннами саперного снаряжения, подъехали непосредственно к новой линии фронта. Акция под Амелем сама по себе, возможно, не имела большого значения, но она вдохновила английское командование разработать план новой, гораздо более масштабной танковой битвы. Извлекли ли германские руководители хоть один соответствующий урок из этой обороны? Очевидно, нет.

23 июля 3 французские дивизии при поддержке английского танкового батальона атаковали [175] плацдарм западнее Морейля. Потери в этом случае оказались велики, поскольку, вопреки плану, атака началась только спустя некоторое время после рассвета; 15 из 35 танков получили повреждения, и 45 офицеров и рядовых были убиты или ранены. Тем не менее были захвачены намеченные объекты, а также 1800 пленных, 275 пулеметов и несколько артиллерийских орудий.

Эти успехи укрепили веру британского высшего командования в ударную мощь английских танковых сил, и оно продолжило подготовку нового мощного удара. На протяжении долгого времени англичане единовластно господствовали в воздухе, что давало им теперь подробные знания о положении немецких позиций, а дальнейшая информация, полученная от пленных и из других источников, не оставляла сомнений насчет состояния и размещения войск противника. Таким образом, 9 немецким дивизиям предстояло столкнуться с 8 английскими и 5 французскими дивизиями. 3 английские и 2 французские пехотные дивизии и 1 английская кавалерийская дивизия оставались в резерве; немецких резервных дивизий насчитывалось 5. Все войсковые соединения союзников отдохнули и были полны сил; то же можно сказать лишь о 2 дивизиях немцев.

* * *

И тем не менее, самого по себе значительного численного превосходства английской, австралийской, канадской и французской пехоты, равно как и превосходства в числе орудий и боеприпасов, было еще недостаточно, чтобы гарантировать прорыв германского фронта, если бы союзникам пришлось полагаться только на артиллерийский огонь и наступающую пехоту. Немецкие пехотинцы и [176] пулеметчики всегда отражали такие атаки. Не можем мы отнести пашу неудачу и на счет тумана, затянувшего поле битвы утром 8 августа, — несмотря на то что во время сражений и на Сомме, и при Ипре тоже было туманно, противник не сумел обратить это обстоятельство к своей тактической выгоде! Нет, ни одна из этих причин не объясняет, почему вдруг постиг нас этот ужасный «черный день германской армии». Наша армия была закалена в боях, пусть даже теперь она частично утратила свою боеспособность. Наша пехота была так же, как всегда, полна решимости выстоять; но отчеты того времени говорят не только о невзгодах, но и о духе солдатского неповиновения. Потомки проявят несправедливость к самопожертвованию и храбрости многих тысяч наших солдат, если будут приводить примеры нервных срывов, паники при виде танков или нарушения воинского долга перед лицом врага. Если несколько солдат и оплошали, это не может опорочить героическую — и по этой самой причине трагическую — стойкость подавляющего большинства наших воинов. Именно в этом, истинном, свете мы и будем рассматривать события 8 августа 1918 года.

В третий раз немцам навязали сражение по образцу Камбре, и в третий раз они дали захватить себя врасплох. Противник развернул войска под покровом ночи, непосредственно перед штурмом, передвигаясь в строжайшей тишине и тщательно соблюдая меры предосторожности. Отвлекающие автоколонны, активность транспорта — все служило для того, чтобы скрыть места сосредоточения определенных частей, а именно канадского корпуса (про который было известно, что он предназначен для участия в наступательных действиях) и танкового корпуса. [177]

Распределение танков показано в нашей таблице, которая представляет дислокацию войск с севера на юг.

БРИТАНСКАЯ АРМИЯ

Корпус Дивизии Резерв Танковые формирования Количество танков
1-я лин. 2-я лин. Бриг. Бат. 1-я лин. 2-я лин.
III 12-я
18-я 10-й
58-я  
Австрал. 3-я   5-я  
  4-я 2-й 8-й
2-я   13-й
  5-я 15-й
Канад. 2-я   4-я 14-й
1-я   4-й
  4-я 1-й
3-я   5-й
Кавал. 1-я 3-я 3-й 3-я лин. за канад. корпусом
2-я 6-й
3-я

В ночь с 6 на 7 августа танковый корпус сосредоточился между 3-м и 4-м километрами позади линии фронта и в ночь с 7 на 8 августа передвинулся на свой рубеж атаки, расположенный в одном километре от линии фронта. Исходя из того, как именно танки распределялись между наступающими дивизиями, мы можем установить, что австралийскому и канадскому корпусам отводились основные оси приложения сил. Однако распределение танков внутри дивизий показывает, что точно так же, как это произошло под Камбре и Суассоном, танки опять были тесно привязаны к цепям наступающей пехоты; два самых современных и быстроходных батальона, а именно 3-й и 6-й, укомплектованные танками «уиппет», были приданы в подчинение кавалерийскому корпусу численностью [178] в три дивизии, который был развернут между Каши и Амьеном, чтобы развить успех и завершить прорыв. Атака была назначена на 5.00, и часть артиллерии должна была стрелять дымовыми и фугасными снарядами, образуя ползущий огненный вал перед наступающей пехотой и танками, а другая часть должна была подавить немецкие батареи и вести огонь по другим дальним целям. Подобным же образом в план атаки были включены 500 самолетов, либо для осуществления корректировки огня и боевой разведки, либо для атаки на тыловые объекты.

Первые цели находились на расстоянии от полутора до трех километров от первой линии немецкой обороны, и они должны были быть достигнуты к 7.20, но немецкие батареи, противостоящие английскому III корпусу, оставались полностью за пределами этих исходных объектов; атака австралийцев должна была достичь только самых передовых немецких батарей. Канадцы должны были продвинуться при наступлении значительно дальше, взяв в кольцо большую часть немецких орудийных позиций в своем секторе, но на участке фронта французов опять только несколько батарей оказывались под ударом. Пока большинство немецких батарей оставались невредимыми, продвижение английского III корпуса к северу от Соммы должно было задержаться на час, а удар южнее реки — на два часа, чтобы дать возможность подойти тыловым войскам, которые продолжат атаку, а артиллерии дать время на смену позиций. После перерыва — как уже было сказано, части при этом оставались под дулами немецких орудий! — огневой вал останавливался, и артиллерия должна была поддерживать атаку согласно правилам ведения маневренных боевых действий. [179]