Условия жизни и труда уральцев в 1920-е гг.

Уральский регион отличался от центральных областей более низким уровнем жизни. Средняя зарплата уральских рабочих была в 1,5—2 раза ниже, чем на Украине или в Центральной России. Не случайно в 1926—1927 гг. 74% семей горнозаводских мастеровых имели земельный надел, 83% рабочих держали собственную корову, у 55,4% хо­зяйств имелись в распоряжении лошади. Более 66% ово­щей, 80—90% молочных продуктов, 13% мяса, 4—5% зер­на, потребляемых жителями горнозаводского Урала, про­изводилось в их собственных хозяйствах.

В годы НЭПа с развитием частной торговли и потреби­тельской кооперации ситуация с обеспечением горожан предметами первой необходимости и продуктами питания значительно улучшилась, так как уменьшилась стоимость продуктов, расширилась сеть магазинов. Зарплата сред­него рабочего и младшего служащего колебалась в пределах 25—30 руб. Стипендия студента вуза равнялась 8— 10 руб. Члены потребительских кооперативов имели при покупке 10 %-ную скидку. Помимо государственных су­ществовали кооперативные и частные магази­ны. В частных лавках (в том числе булочных, кондитерских) можно было сделать покупку в часы, когда государственные магазины закры­вались. Частные предприниматели торговали фруктами, кондитерскими изделиями, им при­надлежали уличные киоски с прохладительны­ми напитками, мороженым, сластями.

Продолжительность жизни на Урале в 1920-е гг. составляла в Свердловске — 33 года, по региону — 35 лет. Основными факторами небольшого срока жизни оставались, как и в прошлом столетии, тяжелые, вредные для здо­ровья условия труда на уральских заводах, шахтах и рудниках. Работа горновых домен­ных печей, загружавших кокс и руду, была по-прежнему ручной и требовала физической силы и выносливости, все операции по разливке чугуна в мартеновском производ­стве до 1930-х гг. выполнялись также вручную. Побывав на рудниках Алапаевска, А. Хаммер сказал, что никогда в жизни не видел более примитивного способа добычи руды. О реакции жителей Алапаевска на технические новшества свидетельствует его запись: «Введенная нами механизация и электроосвещение произвели сенсацию — никто из мест­ных жителей никогда до этого не видел электрическую лампочку. Крестьяне приходили за десятки километров посмотреть на рабо­ту машин, но наибольшим успе­хом пользовалась механическая

лесопилка».

Одной из причин низких пока­зателей продолжительности жиз­ни на Урале было и употребление спиртных напитков. Во второй половине 1920-х гг. в розничном товарообороте региона на долю продуктов питания приходилось 55 %, а на долю алкогольных на­питков — 19%. В семейных бюджетах трудящихся затраты на алкоголь значительно превышали сумму затрат на лече­ние, культуру и просвещение. Социологическое обследование учащихся ФЗУ в Перми (1926 г.) показало, что 24 % оп­рошенных пили самостоятельно, а 38 % — только в семьях.

В большинстве уральских городов и заводских посел­ков не было благоустроенного жилья, больниц, школ. Труд­ные условия жизни являлись причиной роста самоубийств среди молодежи: в 1926 г. было зафиксировано 26 таких случаев, в 1927 г. — 109, в 1928 г. — уже 126. Политиче­ское руководство использовало для объяснения этих слу­чаев стремление молодых повторить пример С. Есенина — появился новый идеологический штамп — «есенинщина».

Социально-политическую ситуацию в крае обостря­ла безработица. В 1920 г. безработных было 20 тыс. че­ловек, а в 1927 г. — уже больше 77 тыс. По социально­му составу это были чернорабочие и бывшие советские служащие, работавшие в многочисленных конторах пе­риода «военного коммунизма». Именно эта категория в 1920-е гг. оставалась недовольной НЭПом и желала воз­вращения к распределительной системе, без рынка и хо­зяйственной свободы.

В годы НЭПа в обыденной жизни уральцев удивитель­но сочеталось старое и новое. Хотя многие горожане и сельские жители сохраняли патриархальный образ жизни, заметным стало влияние советских традиций. Инициато­ром обновления быта выступала молодежь — комсомоль­цы и коммунисты. Повсеместно устраивались массовые праздники-инсценировки: политические карнавалы, суды над бракоделами, бесхозяйственностью и над врагами советской власти (поначалу — зарубежными милитариста­ми) и др. Действуя в противовес церкви, комсомольцы при­думали «комсомольские пасхи», «комсомольское рожде­ство», «комсомольские свадьбы». Иногда прямо у входа в церкви в престольные праздники юноши и девушки затева­ли пляски, пели оскорбительные для верующих частушки.

В сельских районах Урала появились избы-читальни и библиотеки. В городах центрами культурной жизни стали клубы и Дворцы культуры. Многие тысячи уральцев в 1920-е гг. были активны­ми участниками разных творческих кружков и объединений. Руководите­ли драматических кружков и рабочих театров —самоучки, увлеченные, влюбленные в свое дело люди, помо­гали самодеятельным артистам со­здавать интересные спектакли. Ре­пертуар этих коллективов составля­ла не только классика (например, «Без вины виноватые» А.Н. Остров­ского), но и новейшие пьесы, в частности, пьеса «Враги» рабочего писателя А. Бондина. Она шла на сценах театров Алапаевска, Нижней Салды, Кушвы и других городов. В течение всех 1920-х гг. огромной популярностью пользовались самодеятельные эстрадно­агитационные театры «Синяя блуза», сочетавшие в своих представлениях оратории, танцы, интермедии, акробати­ку, марши, песни, частушки на самые разные темы.

Широко были распространены литературные кружки, участники которых, студенты и рабочие, представляли свое творчество, дискутировали. Однако характерными чертами жизни уральских го­родов оставались низкий уровень культуры, пьянство, драки среди молодых рабочих.